***
— Прости, — стало первым, что Канко сказал дочери, когда та очнулась. — Прости, что в нужные моменты меня не было рядом и что довел тебя до такого… Пожалуйста, прости, — мужчина виновато поклонился. — Успокойся, паппи, — выдавила Кагура, слегка улыбнувшись и протянув к нему руку, сплошь укутанную в бинты. Канко послушно поднял голову. Увидев на лице отца слезы, Кагура и сама заплакала, бросаясь к нему в объятия. — Прости-и! Я больше так не буду-у, никогда-а! Камуи и Сое узнали обо всем уже по телефону, и, судя по неловкости в голосе первого, в доме директора парню было явно не по себе. — Поправляйся скорее, Кагура-чан, — попросила ее в трубку Сое. Кагура честно ответила «Я постараюсь». — Кстати, — опомнился когдатошний Умибозу, едва разговор Кагуры с братом и подругой завершился, а из палаты вышла последняя медсестра. — К тебе же тут пришел еще посетитель. Вон, ждет все это время в коридоре. Мне впустить его? — Нет. Канко спрятал от дочери печальную улыбку и уверенно толкнул двери. — Шинпачи-кун, заходи. — Паппи! — Это пойдет тебе на пользу, — нравоучительно подметил Канко, закрывая дверь с другой стороны. Кагура с недовольством уставилась на ставшего перед ней Шинпачи. — Уходи, — тут же велела она ему. Ято заранее знала все, что он ей скажет. — Хорошо, — на удивление быстро согласился Шимура. — Но сперва… Он приблизился к ней настолько неожиданно, что Ято растеряла все возмущения. — Почему ты плачешь? — Я не… — Кагура тронула мокрые щеки с неприятным осознанием, что Шинпачи прав. Когда вообще она… Холодный палец Шинпачи скользнул по ее лицу, вытирая слезы. — Не… не трогай меня, — Кагура оттолкнула его руку. — Не приближайся… ко мне… Я… грязная. Отвратительная. Омерзительная… Я… Зачем я те… Недосказанные слова растворились в его поцелуе. Сердце девочки пропустило удар дважды, когда Шинпачи отстранился. Шокированная, она глядела ему вслед, пока не хлопнула дверь. Он и правда ушел, как она и просила. Но почему-то принять это оказалось больно. «Так может, присмотрись? Вроде, он хороший парень». — Ты права, Сое-чан, — сказала Кагура в пустоту. — Шинпачи действительно очень хороший. До невозможности. Шинпачи столько раз бессмысленно гнался за ней, пытаясь достучаться своими чувствами… Слезы накрыли ее по-новой, превращаясь в рыдания. Сердце безумно колотилось в поиске ответа. Ответа, который спустя столько времени она все же нашла. Кагура думала об этом, стоя на подоконнике открытого окна и готовясь к побегу. В этот раз она догонит Шинпачи сама. Догонит и… обязательно выслушает все, что он не сказал. — Кагура, Шинпачи был очень зол, ничего не… случилось? — Канко недоуменно моргнул, созерцая пустую кровать. — Наверно, она снова вышла, — с чавканьем прожурчала ее соседка по палате, отходившая за едой.***
Камуи шел домой с мыслями вроде «неужели это все случилось в самом деле». Сестра в порядке, даже привычно его обругала, а директор и Сое… «Не ожидал, что он даст одобрение, — думал Камуи практически с паникой. — Это же просто нереально, да? Невозможно! Такое бывает вообще? Фантастика». Пока юный Ято силился разобраться в порой бессмысленной логике взрослых и сюрреалистичности происходящего в целом, у ворот их двора виднелся вполне себе реальный человек, имя которого мгновенно испортило Ято настроение, сменив все недавние эмоции на гнев. — Ты че забыл здесь, Окита? Окита не ответил. — Убирайся сейчас же. — Как Кагура? Камуи все четче понимает, что начинает закипать. — Не твое дело, в курсе? — Я бы хотел с ней погов… Камуи вскипел окончательно. И сам не понял, в какой момент зарядил Сого в челюсть, но остался вполне доволен. Возможно, поэтому он продолжил бить этого придурка снова и снова, фактически избивать. Ведь особый азарт придавало то, что Сого не сопротивлялся. Этот олух не пытался ни ударить в ответ, ни хотя бы защититься. Он просто стоял. Стоял, пока в Ято не угас гнев, а кулакам наскучило бить не трепыхающуюся жертву. Но Окита просто не узнает, что на самом деле Ято остановил потухший свет его стеклянных глаз. — Ты все такой же тугодум, каким был раньше, — выдохнул Камуи, выпуская чужой воротник. Костяшки, так и не отошедшие от всех прожитых драк, изнывали от боли и сочащейся крови. — Нахрена ты приперся? Я же… — Извиниться. Всего одно слово, и Камуи готов вмазать вновь. Этот ублюдок? Извиниться? Не смешите. — Правда… Прости, что уничтожил твою семью, — Окита говорил, невзирая на кровь изо рта и подкосившиеся колени. — Я хотел отомстить… — когда стоять стало совсем невозможно, он сел. — За то, что твоя семья отняла мою. — Я уже в курсе, — холодно отозвался Ято. — Но в той аварии погибла не только твоя сестра, знаешь ли. — Я уже тоже в курсе, — Окита и правда знал. Потому сейчас и сидел здесь. — Если ты пришел, только чтобы извиниться за то, что якобы уничтожил мою семью, — произнес Ято, отряхивая кулаки от собственной и чужой крови, — то просто свали. Семью я мог потерять в тот день, когда произошла та авария. Сого печально улыбнулся. — Ты говоришь так, чтобы я поскорее ушел. — Я и правда так думаю, — возразил Камуи. — Или ты реально считал, что твои детские выходки могли как-то разрушить семью Ято? «Хоть у тебя это и почти получилось». Сого моргнул. — Это значит… — Это значит, что извиняться тебе надо не передо мной, — Камуи развернулся к дому. — Но не ручаюсь, что она тебя простит. — Как и я, — Сого выдавил подобие улыбки. — Но знаешь… Перед тобой я хотел извиниться тоже. Кондо-сенсей как-то сказал мне, что можно исправить любые отношения, если будут стараться обе стороны. Мы старались с тобой по-своему. И я действительно рад, что ты был моим другом. — …Чтобы я тебя здесь больше не видел, — равнодушно изрек Ято, скрываясь за калиткой. Равнодушно лишь снаружи и лишь для Окиты, потому что он тоже рад, что когда-то они считались друзьями. Вероятно, Кондо-сан прав. Как права и Сое. Ведь что-либо изменить невозможно и правда лишь в том случае, если человек уже мертв. «Она просила не ставить крест на нашей с ним дружбе… Боюсь, прямо сейчас это действительно невозможно». Камуи вошел в дом, думая о том, что, возможно, когда-нибудь они сумеют общаться без желания дать друг другу по морде. Сого остался сидеть перед воротами, молча сплевывая кровь и думая о том, что самое главное он так и не спросил. Чтобы поговорить с ней, ему нужен хотя бы адрес… Отвернувшись от ворот, Сого увидел знакомые белые одежды и развевающиеся на ноябрьском ветру темные волосы. — Снова ты видишь меня побитым, — констатировал он очевидное с усмешкой на окровавленных устах. — Снова тебя побили, — констатировала и девушка, стоявшая у дороги. — Но этот раз отличается, — обратила она внимание. — Почему ты позволил ему себя избить? — Потому что мы были друзьями, — Окита грустно улыбнулся, подняв голову к небу, уже сиявшему бледной луной. И удивленно замерев, когда загадочная незнакомка подошла к нему и вновь протянула пластырь. Ее красивые глаза в темноте наставшей ночи казались еще притягательней. — Я повторю свой вопрос, — вспомнил Сого их неоконченный диалог. — Как тебя все-таки зовут? Он не ждал ответа, привычно готовясь к ее молчаливому уходу, но девушка вдруг сказала: — Имаи Нобумэ. Поговорим в следующий раз, Окита Сого-кун, класс 2-С, потому что сейчас я здесь по делу моего дяди. Окита не был глупым, чтобы не сложить два плюс два. Похоже, это и есть та самая таинственная племянница полицейского, учащаяся их школы, по слухам тайно подрабатывавшая на дядю внештатным сотрудником. «Она пришла к дому Кагуры, значит… на тех семпаев все же завели дело?» — Имаи-чан, — Окита в спешке схватил ее за длинный белый пиджак. — В какой больнице Ято Кагура? Нобумэ покосилась на него и, немного подумав, назвала адрес. Через секунду перед воротами дома Ято стояла лишь Нобумэ.***
Кагура неслась по больничному двору с одной-единственной мыслью: скорее догнать Шинпачи. Этот странный недотепа-сосед всегда был рядом именно тогда, когда она меньше всего хотела чьего-то внимания, но больше всего в нем нуждалась. И даже в те мгновения, когда брат отвернулся, отец скрылся за работой, а парень внезапно начал изменять, Шинпачи оставался рядом. Упрямый, нелепый, невзрачный и слишком добрый… Кагура, честно, не представляла его в своей жизни. И гнала его прочь, специально казалась кошмарно грубой. Так почему же, когда он наконец ушел, ей так паршиво? Настолько, что прямо сейчас она бежит по ночному городу неизвестно куда и сквозь слезы молит всех существующих и придуманных богов, чтобы он вернулся? В миг, когда Ято в кого-то врезалась, она подумала, что ее молитвы были все же услышаны. Но, вероятно, неправильно, потому что руки, ее обнявшие, и запах, ее окутавший, девочка знала слишком хорошо. — Со…го, — растерянно сорвалось с замерзших губ. Этот человек… Почему именно он? Почему именно сейчас? — Прости меня, — прошептал он ей в волосы, сжимая крепче. — Прости, пожалуйста, если сможешь. Я… — Почему именно сейчас? — повторила Кагура свой вопрос уже вслух, срываясь на всхлипы. Как было бы хорошо, если бы все в этой жизни происходило вовремя. Тогда сейчас ей бы, возможно, не пришлось бежать в никуда за ушедшим Шинпачи. Тогда, возможно, они бы с Сого не расставались. Тогда, возможно, бежать за Шинпачи бы не было смысла. — Потому что дурак, — ответил Окита на ее вопрос. Беда в том, что Ято уже не помнила, что о чем-то спрашивала. — Когда я узнал, что ты в больнице… то наконец понял, каким придурком был. О, ее парень был невообразимым придурком. — Я испугался… что больше тебя не увижу. И что уже никогда не смогу попросить у тебя прощения. — Ты… искал меня только для этого? — едва слышно спросила Кагура. — Да, — сказал Сого. — Потому что и правда тебя любил. Жаль, что понял не сразу. — Я тоже. Жаль, что я сразу все поняла. Кагура все-таки заревела. Сого обнял ее крепче. Здесь и сейчас они отпускали свою первую настоящую любовь ради счастья друг друга. Потому что Ято понимала: даже если все вернуть, прежних радости и тепла у них не получится. И потому что Окита помнил, сколько боли ей причинил и как ей на самом деле было весело с тем соседом Шимурой. Брат Таэ-чан смог дать ей то, чего никак не выходило у него из-за слепой одержимости местью. Тот парень сделал бы Кагуру по-настоящему счастливой, если бы только она дала ему шанс. — Прости меня, — попросил Окита еще раз. — Давно простила, — ответила Ято. Он ее отпустил. Навстречу будущему, в котором они больше не причинят боли друг другу. Сого смотрел вслед своей убегающей первой любви с печально-жалкой улыбкой. Уже не зная, что под черным небом, обрамленным темными облаками и блеклым светом луны, Кагура все-таки догнала Шинпачи и, крепко-крепко обняв его, долго что-то говорила. — Кондо-сенсей, Вы были правы, — Сого взглянул на то же черное небо. — Я и правда ее люблю. Ноябрь обдал его лицо ледяным вздохом и умчался к ночным огням города.