Женщин он не любил.
Нет, не подумайте ничего дурного, мужчин или кого-то ещё, конечно же, тоже. Скорее, дело было в том, что он вообще никого не любил. Более того, Лорд Волдеморт был так же далёк от чувств, как далеки звёзды на небе в особенно ясную ночь. Вся суть его — жажда бессмертия, силы, знаний! Но плоть — плоть была слаба. Она подводила его уже столько раз. Однажды, когда он пощадил красивую рыжеволосую девушку, это обернулось для него множественными бедами. Что бы там не говорил штат его пропагандистов, не так просто было отличить по первому взгляду чистокровную леди от грязнокровной поросли. Точёная фигурка, большие миндалевидные глаза помогли миссис Поттер пережить тот первый вызов Тёмному Лорду, о котором позже упоминалось в пророчестве.
Ещё была Беллатриса. Она так беззастенчиво, так настойчиво предлагала ему себя, что просто невозможно было противиться зову её молодого прекрасного тела. А ведь это чуть было не поставило на карту преданность Лестрейнджа, деньги его семьи, его связи. Почти полный провал!
В следующий раз бренное тело вновь его подвело, попав под действие Авады, когда он был так могущественен, на самом пике смертоносной силы!
К счастью, это осталось в далёком прошлом. Со смертью Беллы в финальной Битве ушло и влечение, и Лорда Волдеморта не отвлекало совершенно ничего. Единственная слабость, которую он позволял себе — это краткий сон; единственное развлечение — поход на казни и экзекуции за провинности, которыми теперь заменили многие штрафы или краткие заключения в Азкабане. Казни стали зрелищными, долгими, кровавыми, заменив привычный поцелуй дементора на более изощрённые варианты — такие, что ещё будили в нём вкус к жизни.
Но она… Он тяжело и горько вздохнул. Она испортила всё.
Первый день, когда она появилась, он помнил так, словно это было вчера. Ровно два месяца назад, в день, когда он пришёл на слушание пустяковой провинности (то ли попытка продать драконьи яйца, то ли проклятье соседского книззла), он занял привычное почётное место в центре зала. Деревянное кресло, обитое красным бархатом, — почти трон, — стоящее на возвышении. Даже капли крови, летящие из-под искусных ударов министерского палача, могли долетать до Тёмного Лорда. Но в тот день к его любимому железному запаху крови примешался другой, который неистово щекотал ноздри Лорда Волдеморта, заставляя гневно и бессильно сжимать резные ручки своего почти-трона.
Взмах руки сильный и уверенный, ни капли сомнения в тёмных глазах. На прекрасном молодом лице не было положенной маски, огненные волосы короткими жалящими прядями спадали на щёки. Хлыст сверкнул в воздухе и снова опустился на спину несчастного нарушителя. Из-под его смеженных век брызнули слёзы.
О, если ад существовал, как утверждала миссис Коул, то должно быть, это сама хозяйка Преисподней явилась по его изуродованную душу. Она твёрдо стояла на мраморном постаменте, и острия каблуков время от времени скользили по белому камню, издавая скрежещущий звук. От этого звука мурашки бежали по спине и хотелось закрыть уши. Это только больше угнетало осуждённого.
Аромат, доносящийся от постамента, как уже было сказано, перекрывал запах крови. Это был тяжёлый аромат орхидеи, который усыплял всякую нежность, но пробуждал необузданное желание. Волдеморт неосознанно закрыл глаза, погружаясь в эту свистопляску запаха и звука, — словно танец смерти, обрывающей нить жизни обречённого. И как будто этого было мало: девушка прекратила на мгновение экзекуцию и, перекладывая плётку из руки в руку, скинула свою чёрную мантию с ярко-алым подбоем, оставшись лишь в брюках, облегающих стройные ноги, и блузке без рукавов, которая не скрывала соблазнительного изгиба небольшой груди. Это было совершенно недопустимо для приличной ведьмы. И, тем не менее, этот легкомысленный образ словно отпечатался на внутренней поверхности его век, вспыхивая адским огнём и маня. Тёмный Лорд задрожал и, не в силах справиться с этим волнением, стремительно вылетел из зала.
Она же… Она даже не обернулась на тяжёлый, грузный звук его шагов, как раньше не замечала алчущего взгляда. Не услышал он, как с последним ударом зрители разразились невольными аплодисментами, не увидел, как она поклонилась, словно актриса драматического театра, гордо и с достоинством, а потом коренастый Макнейр за шиворот вытолкнул бедолагу-нарушителя из зала суда.
Два месяца он приходил на наказания. Два месяца он был как в бреду, не в силах разрешить внутреннее противоречие. Зависимость от женщины претила ему, и он бы мог просто взять её, не спрашивая разрешения, не опасаясь последствий, но он не хотел. Да, он всегда поощрял в своих слугах любовь к чрезмерным увеселениям, но сам должен был быть выше этого.
И, тем не менее, он шёл по коридору, став практически невидимым, как слепой движется за собакой-поводырем, он следовал за Уизли. Стук её каблуков разносило эхо пустого коридора, и вновь что-то дикое, первобытное поднималось со дна ошмётков его души. Она, словно издеваясь, замедляла шаг, как ночное видение, прогоняемое первыми лучами солнца, но такое осязаемое в ночи. И он больше не мог сдерживаться.
Но вот когда Тёмный Лорд принял видимое обличие и готов был ускорить шаг, чтобы нагнать эту химеру, этого сфинкса с ядовитыми когтями, его окликнули:
— Милорд, я везде ищу вас.
Человек, выросший как будто из-под земли, загородил от него часть коридора, где притаилась рыжая гидра. Он нетерпеливо спросил, пытаясь выглянуть из-за плеча парня:
— Чего тебе, Нотт?
Теодор Нотт носил прозвище Человек без лица. Конечно же, лицо у Нотта было. Правая его часть была мраморно-белой, словно вытесанной рукой опытного скульптора. Светло-зелёный глаз смотрел из-под прямых и длинных, но совершенно бесцветных ресниц и таких же бровей, а пухлые губы имели капризный изгиб. Однако через всю левую часть лица шёл огромный уродливый шрам, край которого, начинаясь у самого подбородка, перерезал уголок губ, пропарывал красной полосой всю щёку и скрывался под чёрной кожаной повязкой, закрывающей отсутствующий левый глаз. Таким образом, образ его представлялся одной, словно ангельской, правой половиной и совершенно демонической, уродливой второй.
Впрочем, прозвище своё Нотт получил не только или даже не столько из-за своего ранения. Человек без лица наводил ужас на всех людей в магической Британии, особенно на министерских чиновников. Он подслушивал и подсматривал, то умело скрываясь за личиной уборщика, то притворяясь стариком на картине, а то и вовсе становясь невидимым. Впрочем, это могли быть лишь досужие слухи суеверных магов. Доподлинно можно было сказать только одно: по-видимому, он обладал потрясающими способностями в легиллименции, ничуть не хуже самого Тёмного Лорда. А ещё он был фанатично ему предан. В день Финальной Битвы, когда даже кентавры вышли из своего надменного нейтралитета, точный удар копья одного из них пробороздил ядовитым наконечником всё лицо Тео и остановился в левой глазнице. Вторым ударом кентавр собирался добить юношу, но был убит мимолётным движением палочки Тёмного Лорда. Нотт не задумывался, что двигало в тот момент Лордом, но всё равно считал себя плотно связанным узами долга с Волдемортом. Если не считать того, что во все времена он был захвачен идеями Тёмного Лорда, как и вся его семья.
— Мой Лорд, вы, должно быть, забыли. Комитет по делам грязнокровных выродков ждёт вашего решения по уменьшению штата, — Нотт сунул прямо под нос Тёмного Лорда какие-то свитки, где, видимо, требовалась его виза.
Лорд попытался было обойти Теодора, проговорив:
— Разберись с этим сам, Тео, — но молодой человек снова заговорил о делах, и Тёмный Лорд, наконец, оторвал свой взгляд от плавного изгиба коридора, в котором совсем затих звук шагов, и, вырвав из рук Нотта пергаменты, отложил свои мысли о девушке, двинувшейся в сторону лифтов.
* * *
Сегодня состоялась первая казнь. Первая казнь с тех пор, как Макнейр назначил Джинни испытательный срок. Топор казался девушке непосильной ношей, хоть они и проводили тренировки в зале практически каждый день. Руки мокли и соскальзывали с рукояти, образ, который она так тщательно выверяла день за днём, казалось, трещал по швам. Вместе с ним по швам трещала сама душа Джинни. Она понимала, что ещё одна неделя, один день, одна минута, и она соскользнёт в пучину безумия. Или это случится в следующее мгновение. Она заставляла себя не слышать крики несчастных, многократно усиленные Большим и Малыми судебными залами. Тогда, два месяца назад, занося над головой осуждённого свою плеть, она утешала себя мыслью, что этот вор, контрабандист должен был радоваться каждому дню, который проживала его паршивая шкура с тех пор, как кончилась война. Война, которая унесла так много тех, кого любила Джин. С наслаждением она наказывала его за то, что он, жалкий червь, остался жить для совершения своих мелких, никчемных делишек, а те, кто действительно был достоин вдыхать сладкий воздух свободы, был мёртв. И она осыпала его ударами, всё больше и больше входя в раж. Пока спина осуждённого не превратилась в одно кровавое полотно.
Уже после первого удара она поймала на себе жадный взгляд красных, пробирающих до дрожи глаз. Девушка удивилась. Несмотря на то, что в последней битве ей довелось воочию наблюдать Волдеморта, внутри себя Джинни всегда представляла его тем самым «Реддлом из дневника». Но красавца-Тома больше не существовало. Джинни вновь и вновь опускала на спину преступника плётку, чувствуя, как нежная кожа ладоней начинает гореть от непривычного усилия. Вместе с тем взгляд Тёмного Лорда тоже, казалось, оставлял на её теле горящие следы.
Действуя по наитию, взявшись за единственную работу, в коей вряд ли нашлись бы конкуренты, и между тем сразу оказавшись на виду, Джинни вскоре поняла, что сорвала куш. Намереваясь любым способом проникнуть в Министерство, она сделала даже больше — сразу поймала на крючок ту самую большую рыбу.
Но надо было приложить последнее усилие, усыпить неустанный взгляд этих змей, возглавляемых их царём — василиском. Одним резким движением она опустила наточенное лезвие на шею приговорённого, едва не выворачивая кисти под тяжестью топора. Словно не слыша глухого удара головы о пол, которая откатилась аккурат к самым мыскам шёлковых с серебряным шитьём туфель Тёмного Лорда. Купаясь в овациях, заглушивших звук катящейся головы, она раскинула руки в приглашающем жесте. Да, она была виновницей этого балагана, странного шоу, в котором, если бы ад, в который верили некоторые магглы, и существовал, то она бы обязательно горела в нём.
Но в этот день она подняла голову так высоко, как никогда не осмеливалась до этого, и посмотрела прямо в глаза её самого страшного ночного кошмара. И он, он смотрел на неё, жадно вбирая каждое движение, каждый поворот головы. Джин отбросила назад разметавшиеся и чуть отросшие волосы, разрывая зрительный контакт — первое правило любого менталиста. В конце концов, она была уверена, что он последует за ней.
Протерев в подсобном помещении за залом суда топор от крови, она повесила его на обычное место. Уолден остался ей очень и очень доволен. Буркнув под нос, чтобы зашла в кадровый отдел оформиться на постоянную работу, он только скривился. Но всё было понятно и без поясняющих слов.
…Она уже слышала хрипло вырывающееся дыхание, видела тень, скользящую за ней в неверном свете факелов, когда неспешной походкой пробиралась по уровню девять к лифтам. «Ну же, ближе», — молилась она, до боли впиваясь ногтями в ладони. Она не боится. Она оставила за дверьми министерства свою жизнь, и ей нечего терять.
Но тут из пустоты вынырнул Теодор Нотт и отвлёк Тёмного Лорда. Зашипев разъярённой кошкой, Джинни скрылась за очередным поворотом и выглянула из-за него. Нотт что-то втолковывал Лорду, крутя перед его лицом длинные свитки. Волдеморт, какое-то время пытавшийся от него отделаться, вскоре прекратил попытки и дальше уже пошёл вместе с Теодором. Чтобы не столкнуться с мужчинами в коридоре, Джинни пришлось ускорить шаг, и вскоре она скрылась в лифте. По наитию она вышла на том же этаже, где находился приёмная Тёмного Лорда и шагнула в затенённую нишу, спрятавшись за статуей Улика Гампа — первого Министра Магии. Волдеморт и Нотт, поднявшиеся на этаж вслед за Джинни, прошли мимо. Девушка затаила дыхание и вскоре услышала, как хлопнула дверь где-то в глубине уровня. Она осталась стоять в нише, и минут через двадцать её ожидание увенчалось успехом. Человек без лица практически бесшумно прошёл мимо неё, так же бесшумно шагнула следом и Джинни.
— Экспеллиармус! — палочка, по обыкновению бывшая в руках Человека без лица, с лёгкостью попала в руки к Джинни. Нотт быстро шагнул следом, словно дракон, бесшумно взмахнувший своими крыльями.
Но, когда он увидел перед собой Уизли, то заметно растерялся, хотя обычно выглядел до неприличия спокойным. Благо, долгие годы у него перед глазами был пример слизеринского декана.
— Чего тебе надо, Нотт? — Джин было плевать на Человека без лица. До недавнего времени она вообще не подозревала о его существовании.
Она подступила совсем близко, ткнув своей волшебной палочкой прямо ему под ребра.
— Это ты держишь меня на острие, Уизли, — он явно начал брать себя в руки и нагло улыбнулся своей ангельской частью лица, отчего по второй половине прошла недовольная судорога.
Заворожённая этими отвратительными метаморфозами, Джин не сразу нашлась, что ответить.
— Какого драккла ты трёшься всё время возле меня? — раздражённо продолжила она допрос.
Он напрягся, хмуря свои белёсые брови. Видно, что-то явно не укладывалось у него в голове.
— Что ты хочешь этим сказать? — холодно спросил он, и его зелёный глаз зловеще полыхнул.
— Если я ещё раз увижу, как ты становишься между мной и Тёмным Лордом, то ты пожалеешь, — прошипела она ему в район подбородка.
На его худой шее дёрнулся кадык, и он сделал шаг вперёд, морщась от боли, причиняемой палочкой, которая впилась в кожу живота.
— Так ты специально его провоцируешь? — изумлённо спросил он. — Но зачем?
Так часто наблюдая желанную картину: Тёмного Лорда, словно загипнотизированного, движущегося к ней по коридору, она столь же часто наблюдала и фигуру Нотта, появлявшегося с важными делами словно по волшебству.
— Какое тебе дело? — грубо спросила она, всё ещё не спуская его с «прицела».
— Я думал, он… — Нотт хотел что-то сказать, потом сам одёрнул себя: — А, впрочем, не важно, я больше ему не помешаю.
Сказав это, Человек без лица резким, как вспышка молнии, движением выдернул палочку из рук Джинни и, развернувшись так, что киноварный шёлк его мантии обвил длинные ноги, не оборачиваясь, зашагал к лифтам.
* * *
— В конце концов, что вам надо? Вам ведь было сказано, что учеников я не принимаю, — плотный приземистый старикан качнул головой, наряженной в феску.
— Но Альбуса Дамблдора вы же взяли.
Фламель расхохотался.
— Альбус Дамблдор — необыкновенный волшебник. Талантливый. Один из самых талантливых, каких я только знал. А кроме того, это было давным-давно.
— Альбуса Дамблдора больше нет, — горячо воскликнула Джинни. — И вы должны помочь мне.
— Знаете, мне тоже осталось не так много, и я не собираюсь тут тратить время с вами. И ещё: ничего я вам не должен, — сказав это, старик скрылся в доме, из трубы которого валил лиловый дым.
