Самая глупая девочка

Как только мы заходим в квартиру, я скидываю обувь и падаю на диван. У меня дрожат колени, руки и пальцы, кажется, я вот-вот развалюсь от резонанса. Ну либо разрыдаюсь, что непозволительно: Сашины друзья помогают ему загрузить все подарки в гостиную, а плакать при них не входит в мои планы. Когда последний пьяненкий футболист покидает квартиру, целуя меня в щеку на прощание, я ухожу в ванную изо всех сил хлопая дверью. Максимально даунский поступок. Ведь только так Саша поймет, что я на него обиделась, ага. В душе меня пробивает на слезы, так что я просто опускаюсь задницей на керамическое дно кабинки и плачу. Очень хочется начать себя жалеть, но, черт, я же изначально должна была понимать, чем все это может закончиться. Хэппи-энда не будет — это же было понятно еще тогда, когда мы очутились в этой квартире впервые. И он, и я хотим от жизни одного и того же - крутой карьеры. И если мы оба при этом хотим отношений друг с другом, то кому-то одному придется жертвовать своим успехом. Мы оба к этому не готовы. А ещё я не готова выходить из этой ванны, разговаривать с Головиным, спать с ним в одной постели и проснуться рядом утром. Даша отписалась в вк, что она уже в общаге, так что возможно мне стоит вернуться туда же и как минимум успокоиться. Я не уверена, что это не бегство от проблемы, но если мы оба останемся здесь, то разнесем всю квартиру. Когда я выхожу из душа, Саша уже лежит в кровати и судя по отблескам на потолке залипает в телефон. Молча собираюсь в попытках производить как можно меньше шума. Объяснить все Саше я хочу уже тогда, когда буду обутая стоять в дверях, чтобы иметь возможность сразу же выйти. Да, это определенно бегство. - Саш, я поеду ночевать в общагу, - мой голос звучит вопросительно, как будто я у мамы отпрашиваюсь на ночевку к подруге. Уф, ненавижу себя за это. — Это из-за того, что я сказал, что единственный выход - расставание? А он зрит в корень. Я прочищаю горло и мямлю что-то вроде "нет, не совсем, я просто запуталась". Слышу, как Саша слезает с кровати и идет ко мне. В этот момент я начинаю паниковать, открываю дверь и выбегаю в подъезд. Браво, Даша, твой самый взрослый поступок. Кто бы мог подумать, что ты умеешь действовать так зрело и продуманно в столь сложные моменты. - Да стой ты, блять, - Головин спускается следом за мной. Он хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе. Саша запутался и не понимает, что происходит в моей не самой умной женской голове. Да я и сама не могу разобраться. - Ты можешь объяснить, что не так? Родной мой, да все не так! С того самого момента как я забыла в вашей раздевалке сумку с косметикой все, блять, не так. Я хочу карьеру, баблишка и собственный салон, но посылаю все к чертям и тянусь только к тебе. Жду ответного отношения, но ты этого не понимаешь. Вместо этого ты принимаешь мое самопожертвование и выстраиваешь на нем, как на фундаменте, нашу будущую жизнь. Только это не самая крепкая основа для счастья, ведь я когда-нибудь пожалею и уйду. В идеальном варианте - прямо сейчас. - Саш, я не готова разговаривать, правда, - я делаю шаг назад, и Головин выпускает мою руку. - Давай мы оба остынем, а потом всё обсудим, чтоб не наломать дров. - То есть ты уходишь от меня в мой день рождения? - Хмыкает Саша. Он скрещивает руки на груди и в упор смотрит. - Я не ухожу... - Ты стоишь на лестничном пролете, одетая и с вещами — это называется уходить. - Так, во-первых, не перебивай меня, во-вторых, я вернусь завтра, тогда и поговорим. В третьих, не манипулируй своим днем рождения, пожалуйста. - Хорошо, тогда до завтра, - говорит Саша и, не дожидаясь, пока я спущусь, возвращается в квартиру и захлопывает дверь. Я успеваю спуститься на ещё один пролет вниз, прежде чем сесть на ледяные ступени и снова расплакаться. Все 31 мая я просто валяюсь на кровати и смотрю в потолок. Ни смотреть что-то, ни читать, ни даже видеться с друзьями мне не хочется. Даша все понимает и потому просто не трогает меня. Вечером я нахожу в себе силы кривовато накраситься, одеться и вызвать такси. Головин точно дома, да и я обещала вернуться. Пока машина объезжает пятибалльные пробки, таксист ругается на идиотов на дороге, а по радио передают тридцатиградусную жару на ближайшую неделю, я пытаюсь понять, что нужно сказать Саше. Логичный ответ - объяснить ему, чего я хочу от жизни и уже от этого строить разговор. В таком случае для начала нужно разобраться в себе, а у меня это пока не получилось. Я не знаю, чего хочу и что мне делать дальше. Пока я залипаю в свои мысли, навигатор тупит и заводит нас в пробку. Черт, ну хотя бы будет время подумать. Откидываюсь на спинку сидения и погромче включаю музыку в наушниках. На соседней полосе рядом с нами стоит симпатичная черная иномарка. Не супер-крутая, но вполне презентабельная машина. За рулем молодая девушка лет двадцати восьми. У неё модная стрижка, тёмный маникюр и, кажется, айфон. Я её, кстати, знаю. Не лично, но весьма многое слышала и пару раз замечала на мероприятиях. У неё свои онлайн курсы мейк-апа и оформленный именитым дизайнером салон в пределах садового кольца. Машину и квартиру она купила себе сама. Впахивала и работала по пятнадцать часов в сутки, но все сама, никому ничего недолжная, ни от кого, кроме себя независящая. Мой идеал женщин - именно такие. Они входят в комнату и заполняют её собой как духи, ни за что не извиняются, ничего не просят - сразу берут у жизни, что нравится. Лагерта из "Викингов", Игритт из "Игры Престолов", Доминик из "Источника" - да у меня даже в сериалах и книжках любимицами становятся только сильные и независимые. Ну да, они там все влюблены в мужчин, более или менее привлекательных, но ни одна из них не поставила мужика на алтарь своей жизни. А я это сделала. Результат - моё будущее распланировано за меня. Да, я люблю Сашу. Сильно, крепко, жадно, невыносимо, без оглядки на других людей, но себя я должна любить больше. Консьерж впускает меня в подъезд, лучезарно улыбаясь. Я вымучиваю ответную улыбку, а потом поднимаюсь на нужный этаж. Мнусь возле входной двери минуты четыре, не решаясь нажать на звонок. Внезапно дверь открывается и меня затаскивают в квартиру сильные руки. - Прости меня, - Головин рвано целует мои щеки, лоб, макушку и впечатывает меня в свою грудь. - Я идиот. Прости, пожалуйста. Стою в ступоре. Его запах по-прежнему выдергивает у меня почву из-под ног. Когда я чувствую его плечи под своими ладонями, то мне физически неприятен слой одежды, разделяющий наши тела. Но теперь я хотя бы могу найти в себе морально-волевые, чтобы противостоять этому. Чтобы сделать шаг назад и отнять его руки от себя. - Саш, так нельзя. - Как?- Он удивленно моргает. - Вот так, как мы оба делаем. - Послушай, пожалуйста, просто выслушай меня, - он берет меня за руку и заводит в гостиную. Неснятые кеды оставляют пыльные следы на чистом ламинате. - Я никогда в жизни не должен был говорить про расставание. Это не выход, мы оба загнемся. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Ты говорила, что не сможешь не работать, поэтому я решил узнать про работу в Монако. А свой салон — это круто, ты сразу найдешь там клиентов. Короче, я не хотел унизить тебя всем этим, правда. Хочешь после диплома на Евро - я буду только рад. Хочешь - езжай на море с Дашкой, я потренируюсь в Монако, потом что-нибудь придумаем. Только давай без расставаний. - Саша, я очень тебя люблю. И в этом вся проблема. Я тебя люблю сильнее, чем себя, а так нельзя. Мне нужно о своем будущем переживать, о работе, понимаешь, мне самой нужно для себя решить, чего я хочу. Не идти на поводу у всех, а строить свою жизнь, свой путь самостоятельно. Я не смогу этого сделать, если буду так зависеть от тебя. - Подожди-подожди. Не надо так говорить, - Головин всерьез переживает. Он делает шаг ко мне, но я снова отхожу в сторону. - Послушай. Завтра я улетаю на тренировки к Евро. Забронируй себе номер в том же отеле, где мы будем, бери билет и приезжай. Хотя бы недолго побудешь со мной до своего диплома. Заодно решишь, хочешь ты всего этого или нет. Да и смена обстановки пойдет тебе на пользу. Я не буду на тебя давить, обещаю. Я киваю и разуваюсь. Мы, как можем, пытаемся поддерживать непринужденный разговор. Смотрим мимо друг друга, нервно теребим одежду, как два школьника. Когда я иду заваривать чай, Саша обнимает меня со спины и прижимает к себе. У меня учащается сердцебиение и от предвкушения дрожит все тело. По коже бегут мурашки там, где он касается меня. Обожаю гладить его спину и плечи, когда мы целуемся. Сегодня у нас с ним какая-то особенная нежность. Только вот у этой нежности кислый привкус прощания. Утро первого июня я встречаю в общажной комнате. На счету моей банковской карты лежит солидная сумма - на номер в отель и билет на самолет. В прикроватной тумбе валяется помятая пачка сигарет и премиленькая розовая зажигалка. Я спускаюсь в курилку и включаю самую грустную музыку, которая только есть на моем телефоне. К концу очередной песни я уже приняла решение. В комнате включаю ноутбук, захожу на сайт аэрофлота и беру билеты на сегодняшнюю ночь. Так правильно. В полвосьмого такси везет меня до аэропорта. Вещи собраны, чемодана раздражающе трясется в багажнике. Я сжимаю ключи в руке так сильно, что царапаю кожу. Ненавижу себя за это решение. Выхожу из машины с чемоданом и тяну его за собой. Для меня сейчас, как для ебучей Русалочки, каждый шаг - боль. Возле бокового выхода стоит автобус с национальной командой. Я набираю номер Головина и прошу выйти. Он вылетает из автобуса, сбивая на своем пути чемоданы и добрую половину команды, которая стоит в проходе и о чем-то оживленно треплется. - Ты летишь? - Саша с ошалевшим восторгом смотрит на чемодан. Потом переводит взгляд на мое лицо и, кажется, все понимает. - Саш, прости, но ты был прав, - я протягиваю запасные ключи от его квартиры, которые всегда лежали у меня в сумке на всякий случай. - Это единственный выход. - Ты уверена? - Нет, но сейчас это выглядит правильным. - Получается, мы расстались? - Да, - я киваю. Смотреть ему в глаза сейчас и понимать, сколько боли я причинила - моя собственная пытка похлеще инквизиции. - Удачи на Евро. Через четыре часа маленький самолет несет меня до Ростова. Я уже не плачу, просто смотрю в иллюминатор и чувствую себя опустошенной дальше некуда. Словно бы у меня отобрали право быть собой. Больно, страшно, совершенно по-другому. Жизнь тоскливой кинолентой растянулась в уныло серых цветах. Саша слишком быстро стал для меня всем, а после я опять же слишком быстро попросила его уйти из моей жизни. Это как корочку на заживающей ранке начать ковырять: будет больно, начнет кровить, да ещё и шрам до самой старости останется. Самое худшее - я не знаю, что дальше. Именно в плане отношений. У меня за год было два невероятных мужчины. Расставания с обоими стоили мне стольких слез, сделали мне так больно, что я дышать не могла. Как теперь я вообще смогу кого-то к себе подпустить. Неужели я смогу также влюбиться в третий раз? Чтоб так же наивно, сильно и слепо. Или у меня будут эти классические взрослые отношения, где каждый из партнеров уважает свою половину, но при этом оба прекрасно друг без друга могут обходиться. Даже не знаю, как мне сил хватает думать об этом. О том, что может быть кто-то другой. К концу полета, когда самолет уже приземлился, а все пассажиры, толкаясь, спешат покинуть борт, я прихожу к выводу. Мне надо перестать думать о Саше, как о человеке, которого я люблю. Мы разошлись. Теперь это просто футболист, полузащитник, номер семнадцатый. Я пробыла у родителей около пяти дней. Пожалуй, отчий дом - лучшее мест, чтобы переносить все тягости разбитого сердечка и ставших прахом отношений. Мне давали вдоволь выспаться, поили дорогим вином и кормили вкуснейшим сыром и креветками. А самое главное, родители не лезли в мою жизнь и не бередили раны, которые не то, что зажить, а даже корочкой покрываться не начали. Ну мама, конечно, делала это не по своему желанию, а с подачи папы. Он у меня мудрый и сразу сказал, что я могу рассказать им все тогда, когда буду готова. Пока я морально готовилась к разговору со своим семейством и убеждала дедушку, что вернулась не потому, что в Москве плохо, а чисто отдохнуть перед дипломом, мне позвонила начальница. Разговор включал в себя слова " увольнение", " своенравность", " подставить коллектив" и прочую морось, которую никто не любит слушать. - Как я могу загладить свою вину? Вот честно, конкретно сейчас мне вообще похер, что она со мной сделает. Хочет увольнять - вперёд, я готова уйти сама. Сейчас я в самой нерабочей форме за всю свою жизнь, а более кривые стрелки у меня выходили только в пятнадцать лет, когда я училась их рисовать. - А ты не устала сама от этого? Сначала косячить, потом мы с тобой разговариваем, ты пытаешься всё исправить, а потом снова косячить? Потому что если ты не устала, то я очень удивлюсь. У меня твои перемены настроения уже поперёк горла стоят. - Вы меня увольняете? - Не знаю, собиралась ли она, но услышав полнейшее отсутствие интереса в моем голосе, явно захотела. - Да, но не прямо сейчас. Тебе нужно будет приехать на матч сборной, который состоится 21го июня, накрасить моделей для акции и банкета, а также парочку футболистов для пресс-конференции. Она шутит? Мне сейчас во всю эту футбольную жопу погружаться не хочется от слова "совсем". Я оттуда только выбралась. Мне туда нельзя, там будет Головин, будут телки, знающие, что он свободен. Если они будут на него вешаться, то историю закончится тем, что меня посадят. Интересно, если убить свою соотечественницу заграницей, то по законодательству какой страны будут судить? - Так, подожди, перепутала, 21го тебе там уже не надо быть. Прилетишь вечером 19го, улетишь вечером 20го. Нет, она точно шутит. — Это ж мой день рождения! - Дорогая моя, ты уже в том возрасте и в той ситуации, когда всем плевать на твой день рождения. Если тебе интересно, то мы выбрали тебя потому, что тебе можно оплачивать только билеты туда-обратно, пожить ты у своего парня сможешь. - Все это прекрасно, но мы расстались. Мне там точно жить негде. - Даш, ты издеваешься? Значит так, если ты соглашаешься на это, то я продержу тебя у себя до середины июля, чтоб ты смогла найти себе новое место и поднакопить работ, а потом напишу рекомендательное письмо новому работодателю. Если нет, то заберёшь свою трудовую, как только вернёшься в Москву. Вместо рекомендательного тебя будет ждать выписка в личное дело за самовольное нарушение рабочего порядка. Все ясно? - Хорошо, я согласна. На обратном пути я пытаюсь уснуть, но вопли детей, терзающие весь эконом- класс нашего самолетика, мне не дают. Тогда я начинаю заниматься самой бабской расставанческой хренью: включаю грустную музыку и детально вспоминаю, чего лишилась. Погодите секундочку, только включу Rozhden-«без тебя». Все, можно продолжать экзекуцию. Нет ничего дерьмовее, чем вспоминать о самых светлых днях своей жизни в моменты полной безысходности. Потому что без Саши мне все, собственно говоря, и кажется максимально однообразным и бессмысленным, вся жизнь воспринимается как сплошная критическая ситуация. Я дергаюсь в хламе собственных воспоминаний и эмоций, зажатая между ними, как мученица в "кровавой деве", пытаюсь уйти от боли, но делаю только хуже. Помочь мне в таких ситуациях мог только Саша. Он давал это ощущение крепкого мужского плеча, которое возьмёт на себя весь пиздец окружающей жизни. Комично будет, если я позвоню и попрошу помочь сейчас, да? К тому же, я на 99% уверена, что он ненавидит меня за то, что я так ушла. Бросила, блин, перед всей командой. В общем, резюмируя все вышенаписанное, расставания - боль, полеты эконом классом - тоже. В аэропорту меня встречала Дашка. Видимо, предвидя, что я буду голодной, как Сатана, она радостно машет пакетом с пирожками. - Ты как? - Она целует меня в щеку, и я явственно улавливаю парфюм Миранчука. - Честно говоря, никак, - я откусываю половину пирожка. - Ощущение, что у меня тупо нет эмоций. Хотя в самолёте я умудрилась неплохо так загнаться. Почему от тебя пахнет Антоном? - В смысле? - От тебя пахнет одеколоном твоего мужика, который уехал в какое-то хуево-кукуево. - Я в его толстовке — это раз. Два - он сейчас в одном из крупнейший городов мира, в хуево-кукуево у нас только ты уезжала - Не стеби меня, у меня сердечко разбито. Мы хорошие подруги, Даша все поняла и начала стебать меня ещё сильнее. Наверное, это помогло мне той ночью не выйти из окна. Когда тебе очень плохо и кажется, что планета вот-вот остановится и тебя с неё скинут, очень важно найти хоть какую-то причину смеяться. Пусть это будет что-то глупое, пусть над собой и своими проблемами, но без этого нельзя. Иначе начнёшь воспринимать горе как единственную эмоцию, на которую ты способен. Такие истории обычно заканчиваются суицидов или психушкой, а ещё поседевшей мамой и дружным гомоном всех знакомых, мол, как же так, такая хорошая девочка была. Ночью меня догоняют самолетные депрессняки. А ещё мысли о том, что Саша был со мною здесь, вот прямо в этой комнате. Он лежал на моей кровати, пил из огромной кружки зелёный чай, сушил носки на батареи возле моего письменного стола. Надо же, его пальцы касались дверной ручки точно так же, как это сейчас делают мои. Чтобы не свихнуться окончательно, решаю прибраться и навести порядок. Моё маленькое " пошла нахуй" депрессии - один из её признаков это как раз неряшливость и беспорядок в доме. В прачечной, когда я закидываю вещи в машинку, замечаю на самом дне пакета с грязным бельём, футболку. Она валяется здесь с середины мая. В этой футболке я пару раз ночевала у Головина, потом скинула её сюда и все забывала постирать. Ткань ещё хранит запах Саши, его тела, нашего с ним одного на двоих завтрака и остывшего кофе в белых кружках с логотипом ЦСКА. Так себе я отвлеклась, конечно. Знаете, наверное, я несла здесь фигню: про смех, уборку, грустную музыку. Мне хуево. Мне так плохо, что в русском языке нет достаточно емкого слова, чтобы это состояние описать. Я рассталась с человеком, которого любила. Я тайно примеряла себе его фамилию и думала о нашем совместном будущем. Ничего совместного у нас, кроме воспоминаний, больше не будет, да и его фамилия не так уж сочетается с моим именем. Видимо, нет на свете лекарства от боли при расставании, это просто нужно пережить. Катастрофа уже случилась, я не смягчу последствий и не облегчу свою участь. Моя задача сейчас - как-то преодолеть этот период, а потом слепить себе новое счастье, пусть даже из говна и палок. Брею ногу и тут меня настигает финальная унылая мысль: с середины июля я уволюсь с работы своей мечты. Тем не менее следующим утром я все ещё числюсь в штате визажистов салона, так что мне вполне закономерно поручают быстрый макияж для фотосъемки, а потом ко мне же записывают пару выпускниц на самый конец июня. Бегу с работы на консультацию по диплому, попутно набирая сообщение Антону. "Привет, можно переночевать на полу в твоём номере в ночь с 19го на 20е. С Дашей поговорила, она не против" Через пару минут он звонит мне по вотсапу. Какая прелесть. За две минуты крайне информативного разговора я узнаю, что переночевать можно, тренировки у сборной проходят неплохо, Миранчук соскучился по Даше. - И если тебе вдруг интересно, то Головин ходит с лицом человека, у которого вселенский траур. - Неинтересно, - вру. Помимо интересности, эта новость мне ещё и самооценку поднимает. - Ладно, в любом случае, мне пора на тренировку, пока Саламыч меня не убил. Пока- пока. Разговор с Антоном меня, конечно, приободряет, но буквально на пару минут. После этого я начинаю париться, что все испортила, теперь Саше грустно ну и так далее. Знаете, моё самобичевание продлилось недолго, буквально до вечера. Весь день мне приходили какие-то странные оповещения в Инстаграме, то неизвестные ребята отмечают меня под каким-то постом, то приятельницы скидывают другие постики в Директ. Я не удосуживаюсь все это проверить, так что когда вечером я обнаруживаю у себя 67 уведомлений от инсты, то невольно вздрагиваю. Первый же открытый мною пост все проясняет. "Полузащитник сборной России по футболу, Александр Головин, кажется, расстался со своей пассией ( тут ссылка на мой аккаунт). Вчера ночью футболист был замечен в отеле с фотомоделью. Девушка выходила из номера спортсмена в одном халатике...." " Незадачливый изменщик Головин запечатлён с новой возлюбленной прямо у своего номера. Интересно, в курсе ли его девушка?" Когда автобус, в котором я еду и читаю все это дерьмо, трогается на светофоре, я едва не падаю ничком. Серьезно? Вот настолько ему больно и херово? Все наши "люблю" не стоили выеденного яйца. Нельзя же так быстро пережить расставание с теми, кого реально любил. Мне сейчас неприятно даже если просто знакомые парни нарушают личные границы и слишком крепко обнимают. Ему, очевидно, приятно. Получается все эти "ты только приезжай" были от скуки? Для разнообразия времяпрепровождения? Верить в это не хочется, но не верить не получается. Саша на фотографии держит под локоть до отвращения идеальную модель. Я никогда не буду такой стройной, как она. Даже одна моя нога толще, чем две её. Я во время секса, наверное, менее эротичная, чем она в повседневной жизни. Все эти сравнения делают мне только хуже, но как возможно остановиться, если человек, признававшийся в любви ко мне, вдруг переключается на девушку, которая даже не в курсе, что такое целлюлит и где он бывает у простых смертных. Мне хочется напиться, прям вот чтобы утром разрывалась голова и рвало. Чтобы проснуться ещё пьяной и даже самый жирный бургер из Макдака не помогал снять это похмелье. Пить, пить и пить, теряя счёт градусам и стаканам, плюясь от приторного сока. Потом забить болт на мирно спящие этажи общаги и орать Дубцову с Гагариной "Кому?Зачем?" потому что именно так я себя сейчас чувствую. Устроить полнейший селф- дестрой. Знаете вот эти классические сожаления пиздострадалиц? Когда хорошо от того, как плохо. Прямо вот жалеть себя. Смотрите все, какая я несчастная и как мне хуево. Эй ты, да ты! А ну-ка отвлекись от своих дел, я тут между прочим страдаю, вырази своё уважение к моему долбоебизму. Присоединяйся, жалей меня. Вот примерно так мне хочется сделать. Я даже прохожу мимо общаги и делаю пару шагов в сторону "Магнита", чтобы купить запивки. Иду с томным ебалом, потому что мне же плохо. Когда бутылка с водкой и пачка сока, слегка побулькивая, возвращаются со мной домой, ебало становится ещё более томным. Мне плохо, и я собираюсь страдать. Все заметили, да? Я захожу в комнату, громко хлопая дверью. - Даш, всё хорошо? Зачем так дверьми стучать? - Спрашивает одна из соседок. "Пошла нахуй, тупая сука",-мысленно отвечаю ей я. Уже почти готовая к грустному бухичу, я залезаю в тумбочку, чтобы достать новую мицеллярку и все таки смыть макияж. Пока я перерываю все и вся в поисках своей любимой Bioderma* на глаза попадается летуалевская тоналка. "Нюанс"**, подобранный под модель, на которой я в начале июня должна была проводить мастер-класс по смоки. МК проводила другая девочка-визажист, так что тональный крем так и остался стоять запакованным в моей тумбе среди вороха другой косметики. Господи, я же проебала мастер- класс, из-за того, что страдала по Саше. Я даже не подумала, какую возможность упускаю, когда улетала домой. - Даш, очень срочно, ты мне нужна, - я вылетаю на кухню, и хватаю Дашку за руку. Она несколько удивлена, мягко говоря. - Что случилось? - Она оборачивается на меня, продолжая механически помешивать гору картошечки, шипящей на сковороде. - Нужно срочно записать обучалку для инсты. - Что, ты о чем? - Я хочу записать обучающее видео для инстаграмма. Короче, избавляю вас от ненужных подробностей нашего разговора и препираний. Но через двадцать минут я, настроив свет и камеру на телефоне, чуть-чуть стесняясь, потому что это первое моё видео не в студии, сказала: - Всем доброго времени суток. Я решила продолжить цикл коротких обучающих видео по мэйк-апу, но теперь уже не в студии, а у себя дома. Итак, сегодня мы будем разбирать смоки-айс. Это довольна несложная техника, которая при небольшом разборе получается абсолютно у всех... На кухонном столе нас ждала остывающая картошечка. Где-то на свете за меня радовалась одна сильная и независимая женщина.