По ту сторону северного сияния

Большие, сильные руки ритмично сжимают половинки его задницы. У Микки бегут мурашки и сводит живот от предвкушения и от чужого дыхания, обжигающего ягодицы, а по всему телу носятся колючие электрические импульсы. Горячий рот дразнит то легкими, невесомыми поцелуями, то резкими засосами и укусами. Микки краснеет, тихо стонет и вжимается лбом в подушку, пока его задницу тщательно вылизывают и жарко, бесстыдно лапают во всех местах. Микки уже знает, что это сон, правда на сей раз он не совсем обычный. В этом сне Микки сам, своими руками, разводит ягодицы, приглашающе раздвигает ноги, распластавшись звездой на постели, и в первый раз позволяет сильному, крепкому телу навалиться сверху. Микки трахают сильно, уверенно, вжимая головой в подушку так, что становится нечем дышать. Потом Микки все же отлепляется от подушки и от матраса и насаживается сам, и ему охуенно, так охуенно, что словами не передать и вот он уже подбирается в своем сне к самому крышесносному и сладкому оргазму в своей жизни. Но из сурового мира реальности все громче доносятся голоса и резкие утренние кухонные звуки, намекающие, что домашние уже проснулись и накрывают на стол, и сон мгновенно, грубо и безжалостно выкидывает Микки из страны грез в убогую действительность. И вот он подскакивает на своей старой, расшатанной койке, весь красный и мокрый, со всклоченными, спутанными в диком беспорядке волосами и с каменным стояком в ладони. Ублажавший его мужской образ рассеялся неудовлетворенным призрачным облаком, а Микки остался валяться в своей комнате, немногим просторнее чулана, куском жалкой и потной, но такой же неудовлетворенной, субстанции. Он лежал на спине, пялился на грязно-серый потолок над головой, пытаясь унять бешеный пульс. Эти странные сны преследуют его давно, каждый раз по пробуждении делая паршиво и морально, и физически. Сны. Не то чтобы это были кошмары, но в них был секс. Сны о сексе у Микки не бывают хорошими. А уж утро после такого сна – тем более. Вот и сегодня парень явно не в лучшей форме, причем тошнит его от самого себя, по понятной причине, более обыкновенного. - Вот же стреманина..ебать конем и сверху танком такие эротические сны, - раздраженно вздохнул он. У Микки есть жена, и есть парочка подружек, способных с самым пылким энтузиазмом его удовлетворить, и у них в семье свободные отношения и бывает даже секс втроем, и он может запросто зависнуть где-то на всю ночь, выпить и потрахаться, и бабы сами к нему липнут. Но только бабы. С мужиком у него ни разу не было, и разводить в своей жизни всю эту отвратительную, пугающую и позорную гомосятину он не собирается. От этой мысли Микки как будто обрел немного уверенности и спокойствия. «Я не какой-то там пидор, – уговаривал он себя, недовольно прислушиваясь к беспокойному стуку своего сердца, – можно гордиться собой, папаша бы гордился мной.. я не пидор… я не такой… а какой?» Но мысль ускользнула, а чей-то бодрый голосок и вовсе прогнал ее прочь. – Доброе утро, папочка. Микки сфокусировал взгляд на дверном проеме. В полумраке коридора мелькнули глаза, поразительно напоминающие ему другие, мамины, сияющие и яркие, как лазурная краска на фарфоровых чашках. У Микки и самого голубые глаза, это их, Милковичей, фамильная черта, но в отличие от глаз сына, собственные давно уже утратили блеск и сияние. Мальчишка тем временем осторожно вошел в комнату, коленками забрался на кровать, наклоняясь к уху Микки: – Папочка, скорее вставай, мамочка уже позарила блинчики, а я трансформера тебе нарисовал, – пролепетал он ласково и тихо, озорно улыбаясь, обхватывая его за плечи ручонками, чтобы шутливо потащить прочь из постели. - Ах ты, маленькая козявка, - преувеличено бодро воскликнул Микки, в ответ обхватывая мальчишку поперек тельца, перекатываясь вместе с ним на бок, щекоча подмышки, между делом стараясь спрятать в ворохе одеял свою, все еще не опавшую, эрекцию. И тут же подумал: «Неплохая вещь - уединенность и своя комната. А запирая ее изнутри, можно было бы считать себя в безопасности от внезапных посещений». Женя вырвался и с хохотом и визгом унесся прочь, а Микки вспомнил другую свою комнату, где нечего и мечтать было об уединенности. Вспомнил, как отец, с трудом продирая глаза после пары ведер дешевого пивного пойла, тащился в единственный туалет, путь в который проходил через комнатушку Микки. И тут же неосознанно вспомнил, как тот пинал его ногами, сопровождая удары грязными обидными ругательствами, когда случайно застал Микки дрочащим в этой коморке на картинку в мужском журнале. Блять, лучше бы он вспомнил мать. Но маму он потерял в шесть лет, когда Терри, упившись до белой горячки, забил ее до смерти прямо посреди их гостиной, пока дети были в школе. Поэтому никаких особых воспоминаний о ней, кроме яркого цвета глаз у Микки не осталось. Но судьбу нельзя обмануть, и каким-то чудом избежавший тюрьмы за убийство жены, через восемь лет Терри все же попался на уголовке, после чего тоже навсегда сгинул в одной из жестоких тюремных драк. Полгода после этого Микки и Менди болтались, как говно в проруби, по приемным семьям, помойкам и грязным улицам южного Чикаго и, наверняка продолжили бы семейную династию уголовников, попавшись на мелком воровстве, но та же умница-судьба неожиданно решила распорядиться их жизнями иначе. В один, ничем не примечательный голодный и мрачный февральский день, в их жизни появился Эндрю, Андрей, родной дядька по матери. Он с семьей обитал в Денвере, владел небольшой частной авиакомпанией и сам пилотировал легкомоторную «Цессну», свою «ласточку». Эндрю забрал подростков из Чикагского гетто и, по прибытии в Денвер, решительно поставил Микки перед выбором: закрытое военное училище либо колония для несовершеннолетних. Решетки, правила и распорядок дня в обоих этих заведениях были практически одинаковыми. Но Микки подумал, что жизнь в казарме все же немного лучше, чем в тюремной камере, поэтому выбрал первое. Да, это решение не изменило характер и наклонности Микки, но оно дало ему небольшой шанс на жизнь, на нормальную, обычную жизнь. После окончания училища он прошел курс обучения в центре полетов, получил лицензию коммерческого пилота и вот уже некоторое время работал в частной авиакомпании дяди, унаследовав не только должность пилота, но и саму красавицу-«Цессну». Постаревший Эндрю уже не летал, оставив за собой только общее руководство компанией. Да, для Микки все это было слегка непривычно и даже иногда обременительно. Вести размеренный, семейный образ жизни, работать, вставать рано утром, гулять с ребенком, по ночам спать, а пить и гулять строго по выходным. Вот и сейчас косяк травки, спрятанный в потайном кармашке, искушал, обещая легкомысленное настроение и спасительное забвение. Микки неудержимо хотелось накуриться до беспамятства, но он знал: если не пойдет сегодня на работу, потеряет остатки самоуважения. В результате непродолжительной борьбы с собой, Микки вылез из кровати и побрел в ванную. После таких сновидений он всегда чувствовал себя неимоверно отвратительным и грязным, и хилая струйка горячей воды казалась настоящим спасением. Может быть, когда-нибудь, он и отмоется. После водных процедур и бритья на душе и впрямь стало чуть менее паршиво. Микки бодро натянул мягкие домашние серые штаны и пошлепал на кухню. Там он, никого из домашних не застав, накидал в тарелку блинчиков, налил огромную кружку кофе и со всем этим добром устроился на диване в гостиной. Кухня была штаб-квартирой жены и ее лесбийских подружек, и появление там тупиковой ветви эволюции в лице мужчин никогда особо не приветствовалось. Микки в свою очередь, не понимал этой совершенно идиотской русской привычки жрать и смотреть телевизор на кухне. А еще снимать обувь у порога. Не прошло и минуты, как на диван плюхнулся Женя. - Ну, где твой новый рисунок? - спросил Микки, потрепав сына по макушке, и тот немедленно ускакал в свою спальню, чтобы притащить оттуда ярко-раскрашенный листочек. Весь завтрак прошел в увлекательнейших беседах о войне автоботов и десептиконов. Начинать день с чашки кофе в компании мелкого оказалось намного приятнее бесконечно повторяющегося секс-марафона с незнакомцем. Удивительно, но это утро со стороны выглядело идеально и совершенно по-семейному, в классическом смысле. Даже не верилось, что такое происходит с кем-то по фамилии Милкович. Но Микки, как ни странно, был хорошим отцом и очень любил сына, может потому что глядя в его наивные, бездонные голубые глазенки, он начинал чувствовать себя живым, нужным. Казалось, ему от мальчишки воздушно-капельным путем передается безграничное наивное любопытство, беспечность, любовь к окружающему миру и легкий характер с небольшой склонностью к озорству. Настроение Микки заметно улучшилось, он перестал взирать на себя и на весь мир с отвращением и уже почти был морально готов ехать на работу. У него на сегодня был один заказ – доставка груза охотникам в отдаленный медвежий угол. Это был стандартный и не слишком длительный маршрут, но Микки неплохо доплачивали за срочность. Женя, услышав о планах отца, ужасно обрадовался и потребовал привезти из поездки медведя-гризли, с целью съесть тетю Аню, которая заставляет его читать и ставит в угол. - Евгений! - грозно одернула сына не вовремя появившаяся Светлана и округлила глаза, взглядом рекомендуя немедленно извиниться перед тетей Аней. Микки, однако, просьбой заинтересовался, правда вслух выразил сомнения, что гризли в свою очередь заинтересуется костлявой, вредной лесбиянкой. - Люди с XY хромосомой, что с них взять? – тихо заметила виновница конфликта, с показательной жалостью глядя на Микки. - Ты мне еще поговори тут, курица, – вполне беззлобно осадил ее парень. – Проходной двор какой-то, без понятых в этом доме даже посрать невозможно! - Михайло, какой пример ты подаешь нашему ребенку, твою мать? Не смей так разговаривать с Женщинами! – не выдержала Света. - Ну ты то что, блять, закудахтала, будто золотое яичко снесла? – взвился Микки, не потрудившись, правда, добавить в голос и толики суровости. Светлану он по-своему тоже любил. По сути, она была отличной мамой и вообще неплохой девчонкой. В ответ она послала его по-русски, недалеко, рукой подать, но маршрут Микки все равно не понравился. Последовала немая пауза, во время которой он, одарив жену особым выражением, молча показал средний палец, а Света, осознав, кого послала, прикусила язык. Теоретически, единственный добытчик в семье в любой момент мог перестать отсыпать бабло на ее банковский счет. Но Микки уже был достаточно раздраконен и через секунду скандал по вопросу воспитания ребенка вспыхнул с новой силой. При этом чувствовалось, что скандал этот был далеко не первым. Участники активно жонглировали разнообразными, но довольно безобидными ругательствами, не рискуя, однако, переводить перепалку в более серьезную плоскость. Первым выдохся Микки. – Сучки! – охарактеризовал он женщин в целом, этих двух в частности, и припечатав напоследок обеих парочкой крепких выражений, ретировался в свою комнату.