По ту сторону северного сияния

Они отправились в путь, когда солнце уже преодолело зенит, а длинные, синие тени зубчатых скал протянулись вниз, через всю долину. Температура воздуха немного опустилась, серебристо-голубое небо подёрнулось стайкой перистых облаков, снежинки, опускаясь, крохотными искрами блестели на солнце и легким пухом усаживались на землю. Прямо по курсу лежал укрытый белым пышным полотном склон - перепад высот от вершины до ущелья два километра двести метров, есть, где разогнаться и хапнуть адреналина, ну или в случае Микки, вывихнуть конечности и получить предынфарктное состояние. Собираясь в путь, они еще раз обшарили все багажные полки в «Пайпер Меридиан», собрав все, что может пригодиться в пути. Микки взял охотничий нож, немногочисленные съестные припасы, самонадувающийся матрас, теплую одежду, свои берцы. С помощью срезанных ремней безопасности на спине Иена на манер рюкзака закрепили одеяла и чемоданчик с его лекарствами, добавив туда воду и содержимое аптечки Игги. Главное - преодолеть спуск. Микки мудро рассудил, что внизу им будет значительно легче в плане дыхания и самочувствия, для ночевки там, наверняка, можно найти подходящую пещеру. К тому же у подножья горы - лес, чтобы укрыться от непогоды из веток можно построить шалаш или небольшой навес, разжечь костер, словом разбить лагерь. Их экипировка вполне позволяет переночевать в таких условиях. А там, глядишь, они выйдут на дорогу и рано или поздно встретят снегоход или какую-нибудь машину. - Ну, давай, погнали, - скомандовал Иен и, сделав стартовое движение корпусом, устремился вниз, умело балансируя руками, обдавая снежной пылью все вокруг, делая плавные повороты на девственной, нетронутой целине. Микки двинулся следом. Так они и спускались – пилот осторожно ехал вниз со склона по прямой, а Иен описывал вокруг него широкие дуги, ненавязчиво контролируя новоиспеченного лыжника. Они двигались около часа и уже собирались делать привал, когда Иен боковым зрением заметил, как Микки споткнулся на ровном месте, нелепо взмахнув руками, завалился вперед и начал на карачках сползать вниз – со стороны казалось, будто у него земля в одночасье ушла из-под ног. На самом деле в тот момент под ноги пилоту попался камень, секундная потеря равновесия, снег проскользнул под лыжей, под ним оказалась пустота, Микки не удалось удержаться, и он полетел лицом в сугроб. Лыжная палка заскользила вниз, а вслед за ней, сбирая по пути все выступающие фрагменты ландшафта, кубарем покатился с горы Милкович. Впереди зиял довольно большой провал, почти пропасть, и пилот скользил прямо к краю этой пропасти, он ехал почти по вертикали вниз, каждое мгновение рискуя свернуть шею, и ему не за что было зацепиться на белоснежной целине. Чтобы остановить свободное падение, он отчаянно хватался за наст, ломая ногти и в кровь обдирая ладони и запястья. В какой-то момент рука наткнулась на что-то твердое, и многострадальные пальцы железной хваткой сомкнулись на ледяном выступе. Микки всем весом повис на левой руке, потом кое-как закрепился носками ботинок и ухватился за опору обеими руками, но, казалось, все равно вот-вот сорвется. - Держись, держись крепче! - в ужасе завопил Иен и ринулся на помощь. Но, болтаясь над провалом, Микки и сам понимал, что произойдет, если он разожмет пальцы. «Только бы кусок льда не оторвался», - подумал он. Время словно остановилось. И тут в мертвой, первозданной тишине, царившей на склоне, послышались раскаты далекого грома, пугающе быстро наполнявшие воздух вокруг ревом и свистом. Когда Микки услышал этот угрожающий рокот и приближающееся шипение снежной доски, единственное, что он успел сделать, это предостерегающе заорать Галлагеру: - Уходи! Уходи от лавины в бок!! Это был отлог хребта Уо́сатч длиной в несколько километров, склон средней крутизны, градусов двадцать пять. Именно такие спуски больше всего любят маленькие и большие лавины. Микки знал, что единственный выход в таких случаях - постараться остаться сверху лавины или уйти в сторону - сноубордисту, продолжающему движение, это сделать проще, чем лыжнику из остановки. Значит, у рыжего есть шанс. Позже Микки клялся, что так и не понял, то ли это воздушный поток, идущий перед лавиной, его подхватил, то ли он просто взмахнул крыльями и воспарил над пропастью. На него, набирая скорость, летел огромный вал - целая стена снега. В общем, Милковича понесла по воздуху неведомая сила, а потом сверху опустилось, разинув пасть, белое чудовище и заглотило его в своё страшное нутро. Словно в горной реке, беспомощно барахтающегося парня приподняло, затянуло и завертело волнами снега, расталкивая по всем доступным отверстиям его организма колючую белую пыль. Лавина давила все сильнее и сильнее, Микки ощущал это давление каждым мускулом тела, рот его был забит снегом, глаза вылезли из орбит, носом пошла кровь, ребра трещали, ногу свернуло набок. Было такое ощущение, что внутренности сжимает невидимым прессом. Только одно желание испытывал пилот – сдохнуть как можно скорее. Инстинктивно, в последнем проблеске сознания отметив, что снежная масса начинает замедляться, он предпринял отчаянное усилие, выставил руки у лица и сгруппировался, чтобы не покалечиться в собственных ногах и надетых на них лыжах. Микки уже подумал, что всё кончено, он отмучился в бренном мире. Но лавина тем временем, потихоньку замедлила свой бег, потом вовсе затормозила и невежливо так, словно частный водила-араб, вытолкнула его практически на поверхность: вылезай, мол, приехали! Вместо привычного слепящего света и сияния снега, внутри лавины была полнейшая, непроглядная тьма. К тому же давление на грудную клетку и на все внутренние органы не давало вестибулярному аппарату Микки определить его положение в пространстве. В ушах бешено стучала кровь, а сердце колотилось в ребрах раненой птицей. С силой отжав локтями от лица несколько сантиметров давящей массы и медленно прожевав снежный кляп, Микки сделал первый полноценный вдох и мимолетно подумал: "Вот, блять, оказывается почему у погребенных под лавиной рот и нос всегда забиты снегом." Но судя по всему, судьба в очередной раз ввела мораторий на смертную казнь Милковича, потому что, во-первых, благодаря капюшону чужого горнолыжного костюма, его дыхательные пути не были забиты и вокруг лица сохранился небольшой слой воздуха. Во-вторых, сошедший пласт состоял явно из сухого снега, влажный смерзается в считанные мгновения после остановки лавины, превращаясь в жидкий бетон, оставляя человека совершенно неподвижным, спелёнутым младенцем, и кислород такой снег не пропускает. Микки не знал, сколько прошло времени, но грудь опять сдавило железным обручем, что означало, что он вновь начинал серьезно страдать от нехватки воздуха. В ту самую секунду, когда от гулких ударов пульса голова начала раскалываться, а пилот в очередной раз морально подготовился к переходу в иное измерение, он вдруг почувствовал, что путы, сковывающие его ноги, слабеют. Микки усилием втянул в себя жалкие остатки воздуха, игнорируя вспыхнувшие под веками черные круги. «Вот и все. Смерть это не страшно. Жить страшнее». Сквозь темноту к пилоту потянулись божественные лучи – сияющие, слепящие, неземные. Ангельский свет сулил блаженство и свободу от боли, от оглушающего грохота сердца, от удушья, разрывающего легкие. Микки растворился в этом сиянии и полетел. Иен лишь беспомощно, в полном оцепенении наблюдал, как снег в пятидесяти метрах от него вдруг покрылся десятками трещин и плавно поплыл вниз. Белое облако подхватило Микки, кричащего что-то неразличимое в жутком гуле, швырнуло в воздух, вновь подхватило и протащило вниз по склону несколько сотен метров. Как только оползень с весьма ощутимым толчком остановился, Галлагер на всех парах полетел вниз. Сердце билось с перерывами, на Иена волнами накатывал животный ужас, он в панике бегал глазами по остановившейся снежной волне, пытаясь определить место, где находился пилот. Вдруг его взгляд остановился на вертикально торчащем лыжном обрубке, на самом краю затормозившего оползня. Парень в мгновение ока скинул с себя все пожитки и доску, упал на колени и принялся разгребать снег, неистово молясь каким-нибудь, блять, ебанным богам, чтоб крепления выдержали и Микки находился там, где находятся его лыжи. Милкович неожиданно для себя вернулся с небес в свой мрачный сугроб. Он сделал несколько судорожных вдохов, звон в ушах заметно ослабел, и он даже нашел возможность пошевелиться. «Проклятье!» Галлагеровские душераздирающие вопли раздражали, но говорить Микки не мог, не было сил, хотя ужасно хотелось высказаться о рыжем, а также о его матушке и о всех далеких предках. Иен, видимо, интуитивно уловив эту молчаливую критику, закрыл рот и стал копать быстрее. Секунда, другая, сильный рывок и пилот внезапно снова оказался на поверхности, в лучах послеполуденного горного солнца. – Микки, Микки ты живой?! – немилосердно навалившись на него всем телом, задыхался от ужаса рыжий. Ему едва удалось произнести эту короткую фразу, зубы непроизвольно выбивали безостановочную дробь. – Дха-а, – прохрипел тот, пытаясь втянуть в себя сразу чудовищную порцию воздуха, - Слезь, блять, с меня! Микки резко сел, выплюнул изо рта остатки снега и, хлопая глазами, еще раз глубоко, свистяще вдохнул, после чего опять ничком упал на снег. Галлагер, быстро отстегнул уцелевшее крепление на одном ботинке Микки и в изнеможении повалился рядом, украдкой смахивая слезы от внезапно нахлынувшего облегчения. Они лежали под оранжевыми лучами остывающего солнца, устремив в темнеющее небо невидящие взгляды, подрагивали от напряжения и молча прислушивались к оглушающему биению двух сердец. Мало-помалу парни успокоились. Прошел и озноб, и нервная дрожь, бившая Иена, но перед его глазами все еще стоял маленький, такой хрупкий Микки, поглощаемый ледяным снежным монстром. Сам же пилот лежал и думал, что как ни крути, вновь родиться на свет всегда приятно, лично он этим обстоятельством сейчас был охуеть как доволен, как и тем, что Галлагер оказался расторопным сукиным сыном, который в итоге и спас ему жизнь. Когда с рефлексией было окончательно покончено, парни решили что нужно привести себя в порядок, перекусить и потом сразу продолжить свой путь, чтоб успеть спуститься до темноты. Теперь уже, увы, пешком – благо основную часть склона им все же удалось преодолеть. Но не тут-то было, едва Микки, кряхтя, попытался встать на ноги, как в лодыжке и в бедре вспыхнула адская, до бела раскаленная боль. - Эй, что? – заметив страдальческую гримасу, испугался рыжий. - Ебанные лыжи! Ушиб или что там. Я, блять, не знаю! - Давай посмотрим, - несмело предложил Иен и махнул рукой на ногу Милковича. - Для этого нужно прилечь, - мягко сказал он, быстро расстелил на снегу одеяло спасателей, улыбнулся и сделал приглашающий жест ладонью, – Больной, прошу. Микки чуть заметно кивнул, но выражение лица у него было крайне скептическое. Беглый осмотр показал, что левая нога у Милковича распухла и уже начала синеть, правая тоже выглядела не лучшим образом. К старым ссадинам и успевшим пожелтеть синякам на теле прибавилось дохрена новых кровоподтеков величиной с хороший кулак и у Иена так и вертелся на языке диагноз - «ушиб всего пилота». Глаз у Микки начал заплывать, под ним красовалась выдающаяся, кровоточащая ссадина, к тому же у парня пострадал палец на правой руке, который казался вывихнутым в суставе. - Эмм, мне кажется, что лодыжка выглядит неплохо, во всяком случае, могло быть гораздо хуже. Вряд ли это перелом или трещина. Наверно действительно ушиб. Ну.. или растяжение. Думаю, все обойдется. Левую же ногу Иен рассматривал без удовольствия – опухшая и изменившая цвет она однозначно намекала на то, что бедро, без сомнения, вывихнуто. Галлагер еще раз внимательно осмотрел конечность, потом ощупал соединение сустава и глубоко вздохнул. Он прекрасно понимал, что придется сейчас сделать. - Ай, аккуратно, больно же, - пожаловался Микки, рефлекторно хватаясь за ляжку. – Ноги не казенные! Галлагер в ответ качнул головой и пробормотал едва слышно: - Придется потерпеть. Вооружившись бинтом и перекисью водорода, Иен для начала стер кровь с лица Микки, осторожно прикладывая тампон к ссадине. А когда тот скривился от боли, инстинктивно наклонился и подул, заработав в ответ полный безграничного изумления распахнутый взгляд. Сердце всполошилось и забилось с перебоями. - Нужно сделать укол обезболивающего, - доставая из аптечки шприц проинформировал Галлагер, пряча смущение за этими элементарными медицинскими манипуляциями. - Может, лучше не надо? – тут же испугался Микки. - Может, лучше заткнешься? Ты вроде говорил, что не боишься уколов. – Я и не боюсь, – хмуро бросил Микки и нехотя подставил бедро. - Вывих придется вправлять. Нужна анестезия. - Чтоо? Какого хуя?! Не дам я тебе ничего вправлять! - Микки, ну же, прекрати! Я работаю на скорой! Травм, переломов и вывихов повидал достаточно! Но я не умею лечить их заклинаниями! - Ладно-ладно..Чего разорался? Не драматизируй.. Нога Микки тем временем опухала все сильнее, а он, Иен, просто спятил, раз сидел тут с ним и цацкался вместо того, чтобы вкатить тройную дозу транквилизаторов и тем самым унять несговорчивого больного. - Микки, ты что, никогда не лечился? - Нет!! Потому что до нашей встречи я никогда не болел!! - Ладно, вправляй, блять, если сумеешь.. Пиздец как всё распухло.. - Я аккуратно, - зачем-то предупредил Иен извиняющимся тоном, хотя прекрасно знал: аккуратно и без боли никак не получится. Под крайне недовольный взгляд пилота он обвязал пострадавшую ногу ремнем безопасности и приготовился. Микки лежал неудобно, согнувшись, инстинктивно прикрывая место будущей экзекуции руками, и это существенно усложняло манипуляции. - Слушай, ляг прямо, а? Расслабься, я не могу проводить операцию, когда ты весь скукожился. - Да я вообще в твоих медицинских талантах сомневаюсь! – не выдержал Микки, - По телеку только и говорят о врачебных ошибках! Коновалы! - Пошел нахуй, – ласково ответил Иен и одновременно резко рванул за раненую ногу , одним толчком вправляя сустав. Послышался глухой хлопок - кость встала на место, а Галлагер инстинктивно всем телом навалился на Микки, прижимая его земле: - Всё, всё уже. Когда юное медицинское дарование дернуло за ремни, в глазах у Милковича закружился адский огонь, казалось, кто-то с размаху засадил в его ногу раскаленное копье. Исключительно из врожденного чувства собственного достоинства, Микки удалось сдержать позорный вопль. Белый туман завертелся в голове, обещая отключить сознание и избавить от агонии. Неимоверным усилием воли Милкович заставил себя не хлопнуться в обморок. Откуда-то издалека до него донесся заботливый голос: - Дыши, дыши глубже. - Пошёл ты, - со всхлипом огрызнулся Микки и строптиво трепыхнулся в чужих руках. – Пусти! Иен послушно слез с парня, осторожно и ловко ощупал конечность жертвы неудачного слалома. Похоже, все кости там, где им и место. - «Получилось!» - обрадовался рыжий и облегченно улыбнулся. - Как ты? Нормально? Пациенту пришлось несколько раз медленно моргнуть, пока в глазах не перестало двоиться. С каждой секундой резкая боль в ноге отступала. - Нормально, Айболит, - хрипло отозвался он. Рыжий улыбнулся подрагивающими губами: - Теперь палец. - Ага, хуёв тебе как дров! - пилота всё ещё потряхивало. - Микки! - попытался его призвать к порядку Галлагер. Они еще малость поскандалили, сидя рядом друг с другом на одеяле, пока пилот не отвернулся, заявив: - Отвали, слушать тебя не хочу! – и стал тренировать глухоту. -Упертый дурак! - Чтоо? - То! Я вообще не тебе говорю, ты ведь меня не слушаешь! - Бедный мальчик, у него болит пальчик, - издевательски- сочувственно пропел Иен и пока Микки не повернулся, легонько треснул ребром ладони по лежащей на одеяле распухшей конечности. За этим действом последовал полный праведного возмущения вопль, после которого Микки остался сидеть на подстилке, с выражением крайнего недоумения рассматривая свой вправленный палец, а Галлагер вскочил и отошел от греха подальше, опасаясь неминуемой расправы. - Круто! - оценил Милкович, вставая и продолжая удивленно разглядывать руку, не ощущавшую больше боли, - Но все равно ты охуевший долбоёб! - Да какого хера?! - не выдержал Иен. Он всё ещё видел в своей голове, как летит с этого проклятого обрыва пилот, как жутко смотрится посреди сошедшей лавины одиноко-торчащая лыжа, помнил как медленно голыми руками разгребается снег, - Ты просто неблагодарный придурок! - Сам ты придурок! - мгновенно ощетинился Микки. - Ты мне даже спасибо ни разу не сказал! А я тебе жизнь спас! Парни в бешенстве смотрели друг на друга, и Иен взволнованной скороговоркой добавил: - Ты тоже мне жизнь спас, я помню. Ты посадил самолет там, где это было попросту не возможно сделать. И я благодарен тебе! И я говорил это уже и еще сто раз скажу: Спасибо! - Теперь твоя очередь. - Мм..спасибо? – Микки неожиданно растерялся от такого напора и этой пламенной речи. - Этого мало. - Чтоо? В смысле мало?? - Я хочу поцелуй. - Чтооо? - у Микки, очевидно, заело пластинку. - Поцелуй меня за то, что я тебя спас, - тихо и четко велел рыжий. Милкович невольно бросил взгляд на обветренные, бледные губы и тут же отвёл глаза - вылетевшая из этого бесстыдного рта фраза совершенно неожиданно прошила током от макушки до многострадального копчика, щеки заполыхали. Хромая, он подошел к рыжему, собрался силами и посмотрел на него в упор, вскинув брови, будто собираясь сказать что-то крайне ехидное. «Скажи ему, что ты не пидор!» - лепетало подсознание. «Что ты не целуешься с мужиками!». «Ты вообще терпеть не можешь чужие слюни!» Но абсолютно все его ментальные установки дали сбой. И вот он облизывает свои потрескавшиеся губы, подтягивается на носочках, хватая ошалевшего Галлагера за воротник, сминая пальцами чужую одежду, и целует его в холодный, приоткрытый рот. Язык скользит по губам, не пытаясь, правда проникнуть вовнутрь. Дыхание мгновенно сбивается, внутри что-то дергается, проваливается, а потом пускается в безудержный галоп. Грудная клетка вздымается как паруса на реях, Микки не в силах держать глаза закрытыми, распахивает их, но когда видит напротив другие, зеленые, его вновь прошибает электричеством. Это все кажется какой-то фантасмагорией. Микки прекрасно осознает, что целуется не с девушкой, а с идиотом Галлагером. Но он никак не может перестать облизывать губы, так трепетно и нежно прильнувшие к его губам. Микки приходится неимоверным усилием воли отстраниться от этого мягкого прохладного рта, чтобы вернуть утраченную связь со здравым смыслом и больше ее не терять... Хотя последнее ему совершенно точно не удается. Потому что Иен уже достаточно пришел в себя и, не давая Микки опомниться, схватил его рукой за подбородок и поцеловал сам. Вторая рука рыжего взлетела вверх, и с силой ухватила пилота за затылок, не давая тому ни единого шанса вырваться. Настойчивый язык проскальзывает по губам, раздвигая их, преодолевая преграду зубов, и вот они уже целуются по-настоящему, по-взрослому – нежно и сильно одновременно. Ноги у Иена подгибаются, чужой вкус и чужое тело ощущаются отчетливо, а вот реальность - весьма расплывчато. Губы горят, чужой язык тоже горячий и чуть горьковатый от никотина. Голова в тумане. Под ребрами нарастает приятное напряжение, скручивается в животе в тугой клубок, потом поднимается в легкие, обрывая дыхание, кружа голову и растекаясь по телу покалывающим током. Время останавливается. И вот они стоят, обдуваемые всеми ветрами, два маленьких человека, затерянных посреди безграничной холодной пустыни и не могут оторваться друг от друга. Спустя вечность Иен нехотя отпустил из своего плена губы пилота и, сделав судорожный вздох, мимолетно потерся носом о прохладную шею. По венам тут же расползлось приятное тепло и он сделал очередное радостное открытие - ему очень-очень нравится запах Микки. Он такой удивительный, такой родной и знакомый, что волна тепла укутывает уже всего Галлагера с головой. Он, кажется, что-то слышал про феромоны, про биологическую совместимость на уровне таких вот неосознанных реакций на чужой запах, но сам никогда с этим не сталкивался. Вот так, оказывается, всё бывает. - Ты такой ахуенный, Михайло Милкович! Когда Микки вынырнул из горячего омута поцелуя наружу, в холодный белый свет, связных слов у него вообще не осталось. Он бросил на Галлагера тяжелый, непривычно темный из-за расширившихся зрачков взгляд и охрипшим, свистящим шепотом приказал: - Никогда больше так не делай, или я вырву нахуй твой язык!