По ту сторону северного сияния

Они начали спуск аккуратно, со всеми предосторожностями, балансируя руками и стараясь не терять равновесие. Склон был довольно крутой, но благодаря глубокому снегу парни не скользили и не скатывались кубарем вниз. Микки сделал очередной шаг, другой, нахмурился, сделал еще один и тоскливо вздохнул. Передвигаться на своих двоих по заснеженным буеракам было то еще удовольствие: лодыжка еще терпит, а вот злосчастное бедро продолжает нещадно ныть, причиняя при каждом шаге ощутимый дискомфорт. Хотя, в принципе, ковылять можно. - Сильно болит? – чутко уловив вздох, забеспокоился Иен. - Да хер его знает. Пройдет, - пилот махнул рукой. - После такого вывиха полагается две-три недели гипс носить.. Давай, я быстренько смотаюсь назад, заберу лыжу, сделаю лангету из нее и зафиксирую ногу? - Не знаю, что еще за блятская «лангета», но с примотанной к ноге лыжей я, как последний долбаёб, не пойду! - Послушай, болезный, никто к тебе целую лыжу не будет привязывать. Сделаем из нее пластину и туго перемотаем бинтом. Смещение большеберцовой кости относительно бедренной – серьезная травма. После вправления обязательно нужна фиксация и ограничение подвижности! - О, боже, хватит, блять, тут с лекциями выступать, ты не на медицинской конференции! - Давай хотя бы еще один укол сделаю? - Отвали! Недавний переход от скандала к облизыванию друг друга был таким стремительным, что Микки решил не искушать судьбу и от дальнейшей ругани на всякий случай воздержаться. На волне этих воспоминаний он встретился взглядом с рыжим, на автомате опустил взгляд на его губы, увидел вдруг, какие они непривычно яркие, розовые и всё, дышать стало нечем. «Нахуй!» - замотал головой пилот, разгоняя эти непрошеные мысли, от которых предательский организм туманил голову и клешнями сжимал солнечное сплетение. - «Какого хуя, господи? Что, твою мать, вообще происходит? Неужели от одного только вида этого смазливого рыжего сопляка нормальная ориентация сделала мне ручкой?» - мысленно стонал Милкович, - «Да ну нахер! Не может быть! Это всё лавина виновата... и адреналин», - быстро перевел он стрелки, решительно стиснул зубы, отвернулся и зашагал быстрее. В это же самое время губы Микки стояли перед внутренним взором Галлагера как наваждение. Чувственные, мягко очерченные и такие красивые, что любая девчонка позавидует, они как будто были боженькой слеплены специально для поцелуев и минета. Он видел, как Микки машинально слизнул мокрый след от пушистой снежинки со слегка припухшей нижней губы и от этого нехитрого движения у Иена заныло сразу в нескольких местах. С момента поцелуя парню казалось, что он парит над землей, ноги совсем его не слушались, да и не проходящий толком стояк не сказать, что сильно помогал передвижению по горной местности. Их поцелуй был восхитительным. Иен шел на автомате, каждую секунду представляя, каково это было бы: сделать пару шагов вперёд, догнать Микки, схватить его за руку, развернуть и снова стереть дистанцию между ними. Вжаться в него как в мягкую, теплую подушку, потереться носом об оголенную нежную шею, вновь ощутить головокружительный, волнующий запах.. За свою мечтательность он, естественно, совсем скоро поплатился. Шагов через десять, витая в романтических облаках, Галлагер оступился, заскользил, потом взлетел, взмахнув руками, точно подстреленная птица и рухнул на землю ничком, увлекая за собой поднятое облако снега. Секунду он лежал неподвижно, затем перекатился на бок и сел, краем глаза отмечая здоровенный булыжник, торчавший совсем рядом. - Иен, ради всех блятских святых, смотри под ноги!! - нервно заорал подбежавший, сильно припадающий на одну конечность, пилот. - «Он помнит! Он помнит мое имя!» - это простое открытие сделало Иена необыкновенно, просто неприлично счастливым и подарило ему новый прилив сил и энергии. Он виновато улыбнулся, ухватился за протянутую ладонь, уперся пятками в землю, и без видимых усилий поднялся на ноги. Вытер рассаженные ладони о штаны, поправил капюшон, поплотнее застегнул куртку и, как ни в чем не бывало, двинулся дальше вниз. Они шли, шли и шли – путь впереди казался бесконечно длинным, в добавок еще и камни, прячущиеся под снегом, все чаще и чаще рвались из-под ног. Сквозь мутную пелену плотных облаков было видно, как солнечный шар постепенно катится вниз, приобретая холодную розовую окраску. А потом в соответствии с пунктом первым части второй федерального закона подлости их накрыла адская метель. Такого сильного бурана Микки здесь, пожалуй, еще не видел. Промозглый, пробирающий до позвонков ветер, швырял снег не отдельными хлопьями, и даже не пригоршнями, а сразу целыми охапками. С каждым вдохом грудь наполняли мириады ледяных иголок. Эти же иголки лезли повсюду: в глаза, в нос, в рот. Болтать не было ни сил, ни возможности. Уже несколько часов кряду парни врубались ногами в глубокие сугробы, сколько они еще протянут в этих условиях? Страшная усталость накатила на Микки как-то разом, будто сверху на него опустился тяжелый, невидимый груз. Теперь даже малейшее движение причиняло острую боль, нога сверху словно онемела, каждый шаг давался огромным усилием. Еще тяжелее приходилось Иену. Из-за недавней травмы у него ужасно кружилась голова, он еле держался на ногах, в особо трудных местах ему приходилось помогать себе руками и просто сползать. С каждой минутой он чувствовал себя все хуже. Он замерз и смертельно вымотался, все тело ныло, в глазах стояли холодные слезы, но он изо всех сил крепился и упрямо поджимал губы - гордость не позволяла ему ныть. День был почти на исходе. С момента аварии уже третий, нужно заметить, день. Микки плелся в арьергарде и думал о рыжем, упрямо бредущем впереди. О том, как он стойко держится. На его месте, после долгой отключки, после всех падений, ушибов, этого сраного холода, непрекращающейся тошноты, нехватки еды и кислорода большинство бы сдались, ширнулись бы убойной дозой транквилизаторов в надежде тихо сдохнуть под кайфом. А этот идиот ни разу даже не пожаловался.. Но надолго ли его еще хватит? В снежном буране Микки то и дело терял парня из вида, и тогда издерганное всеми перипетиями сердце тревожно замирало, и его словно магнитом тянуло быть как можно ближе к рыжему. А иногда хотелось и вовсе догнать Иена, крепко схватить его за руку, переплетая пальцы и не отпускать до конца пути. Первый раз поймав себя на этом диком и чуждом для себя желании, пилот чуть не сплюнул от стыда и досады. Еще через полчаса снегопад стих также резко как и начался. Небо над головой оказалось жемчужно-серого цвета, пышные облака заслонили закатившийся за скалы солнечный диск, снег падал теперь отдельными мягкими хлопьями, крупными, как комки ваты. Иен пару раз оглянулся, а потом остановился. Вид у него был изможденный, лицо – белее мела, ресницы заиндевели. - Ну что, снегурочка, метров через сто объявляем технический привал? – сам Микки был на волосок от того чтобы сдаться и попросить укол болеутоляющего. Они вскарабкались на небольшой кряж, потом спустились на дно ущелья и дошли до его нижнего края, плоского, похожего на каменный карниз. Парни в страхе отшатнулись – ущелье резко обрывалось, внизу зияла глубокая пропасть. Влево от ущелья отходила природная тропа. Она вилась по склону над пропастью – кое-где на редких клочках голой холодной земли были разбросаны низкие кусты и невзрачные, хилые елки. После того, как они немного отдохнули, использовав для поднятия боевого духа остатки украинского национального напитка, Микки оставил Галлагера сидеть на каменном выступе около небольшого грота, а сам поднялся по тропе с целью поискать обходной путь. И надо сказать, что пейзаж, раскинувшийся теперь перед ним обнадеживал чуть больше. За небольшой грядой, окаймлявшей ущелье к западу от пещеры, открывался вид на широкую долину, простирающуюся на столько, сколько хватало глаз. Там, внизу, поднимались к небу запорошенные снегом серо-голубые верхушки вековых елей, словно в сказочном королевстве, укрытых белым, молочным туманом. Микки внимательно рассматривал долину из-под ладони, прикрываясь от навязчивых снежинок, пока не наткнулся взглядом на серую извивающуюся линию. «Еб твою мать, слава тебе, блять, милостивый господи!» - Не ссы лягуха, болоте наше, – вернувшись к Галлагеру, с наигранным весельем утешил его Микки и даже ободряюще подмигнул, - Внизу лес. И река. А значит где-то неподалеку дорога. Протопать осталось сущую мелочь - один или два километра. Первые три сотни метров после привала дались крайне тяжело. Микки взглядом ласкал буквально каждый камень, находя именно его пригодным для того, чтоб немедленно упасть и провести на нем последние мгновения своей жизни, а попросту - сдохнуть. - Там внизу что-то есть! – вдруг заорал Иен, - Смотри! Там что-то стеклянное, оно отражает свет. В той низине! Не веря своей удаче и пытаясь запомнить хоть какой-нибудь ориентир, парни зашагали бодрее. Тут, у подножья, всё было иначе: могучие стволы высоких, старых сосен и елей стремились в темную, бескрайнюю синеву неба. Чистый, немного влажный лесной воздух был наполнен острыми ароматами смолы и хвои, так, что хотелось дышать полной грудью. Легкий ветерок сдувал с деревьев вечерний молочный туман. Только царившая вокруг таинственная тишина и надвигающиеся сумерки не способствовали бодрому настроению. Спустя долгие сорок минут, путники вышли прямо к горной реке, вернее к небольшому водопаду. Вода каскадами сбегала с горки, состоящей из огромных зазубренных каменных глыб, у берегов замерзала, а посередине, там, где течение было быстрее, бежала свинцово-серыми крутыми волнами. Камни на берегах реки были покрыты белыми шапками снега, от некоторых вдоль поверхности воды ложились прозрачные толстые пластины льда, под которыми весело переливались рябью стальные барашки. Дальше парни пошли вдоль каменистой отмели, по течению, до тех пор пока далеко впереди не показалось нечто, слепленное изо льда, снега и бревен, тесно зажатое между неподвижной сталью реки, разбросанными тут и там камнями и могучими вечнозелеными великанами. Затаив дыхание и бормоча бессвязные жаркие молитвы, Иен тащился по мокрым скользким камням за Микки, след в след, пока они не добрались, наконец, до места назначения. Выглянув из-за спины пилота, Галлагер так и охнул. Открывающийся вид настойчиво просился на рождественскую открытку. На крошечной полянке, окруженной огромными, величественными елями, примостилась аккуратная, словно игрушечная хижина, деревянная, с бревенчатыми стенами, небольшим окошком и крошечной террасой. Дом выглядел заброшенным и необитаемым: крыша и крыльцо окутаны снегом, точно саваном, у стен непроходимые сугробы. Микки присвистнул и не смог сдержать удивленного возгласа: - Ебать конем и сверху танком! Что это за пряничный домик? - Не знаю, но человек, его построивший, явно очень ценит природу и уединение… Иен бросил подозрительный взгляд на свинцовую гладь реки, пытаясь навскидку определить ее глубину. - Галлагер! Долго ты еще собираешься там стоять как памятник отцам-основателям? – Микки, в отличие от него, не мешкал и уже брел по щиколотку в ледяной воде. Через минуту парни буквально ввалились на заваленную снегом открытую площадку террасы. Внутренняя входная дверь была заперта. Микки надавил на ручку посильнее. Без особого успеха, естественно. - Что будем делать? – почти по пояс мокрый Галлагер лязгал зубами от невыносимого холода, кожу ног покалывало ледяными иголками. - А ты как думаешь? - насмешливо взглянув на него, ответил вопросом на вопрос Микки. Он немного отодвинулся, весь подобрался и резким движением корпуса вынес закрытую дверь. Плечо, пережившее за последние дни немало бед и лишений, обиженно заныло. Хижина оказалась немного больше, чем могло показаться снаружи. Внутри царил полумрак, свет не пробивался сквозь закрытые ставни, только из распахнутой двери. Миновав небольшой тамбур, парни оказались в ещё более темном помещении. Комната, судя по всему была довольно большая, но обставлена скромно: кровать (деревянная, с ворохом маленьких подушек), впритык к ней – шкаф. Вдоль противоположной стены книжная полка, большое плетёное кресло. Дальняя часть комнаты была отведена под кухню: раковина, газовая плитка, чугунная печка, стол из дерева и несколько стульев с резными спинками. На полу Микки заметил огромную шкуру медведя. Судя по всему, гризли. Иен задержался только для того, чтобы прикрыть дверь, потом он догнал Микки, бросил на пол самодельный рюкзак, следом рухнул рядом сам. Милкович последовал его примеру, скинул свою ношу и растянулся с удобствами - на кровати. Несколько минут они лежали молча и неподвижно, тишину нарушало только их шумное дыхание. Но холод всё-таки оказался сильнее усталости. Микки нехотя поднялся, открыл шкаф и, к своей великой радости, обнаружил целый ворох одежды, постельное бельё и пледы. Теплые тряпки были очень кстати - дом промерз насквозь. Настолько, что окна не только снаружи, но и кое-где изнутри покрылись морозным узором. Парни переоделись, демонстрируя такую потрясающую скорость и сноровку, которой и в армии многие бы позавидовали. Милкович хотел обшарить и кухонный шкафчик на предмет продовольственных запасов, но изматывающая дорога, страшное нервное напряжение и холод сделали свое дело. Оказавшись в непосредственной близости от заправленной пуховыми одеялами кровати, обе стороны без свойственных им дискуссий и всяческих проволочек решили, что хороший, крепкий сон и теплая постель им сейчас гораздо важнее, чем еда и моральные принципы.