ААА или Трио Слепых

      На улице выпал первый снег, совсем лёгкий и невесомый, почти незаметный, сразу же расстаял, но сколько радости принёс всем ребятам на сборах! Самым счастливым "ребёнком" был Дзюба, надеявшийся поймать снежинки языком и расстроившийся, когда ему приказали перестать дурачиться. Саша с Федей снова куда-то ушли, поэтому всю свою детскую радость Артём выплёскивал не кому-то одному, а всем вокруг. Если бы Игорь его не остановил, то он понёсся бы кидаться комьями грязи вместо снежков, но Акинфеев уже настолько привык останавливать своего друга от безумно странных идей вроде этой, что прервал Тёму на автомате, как делал это каждый год во время выпадения первого снега. На тренировке воздух колол лёгкие, немного щипало лицо, а холодный воздух неприятно распространялся внутри, согреваясь и возвращаясь наружу молочными облачками пара. Холод бодрил, не позволяя умереть прямо на поле, а ещё веселил всех ярко-красными носами. — Слышь, Лёха, ты на алкаша похож. — Ты что, я же за ЗОЖ!       Смешно было даже тренеру. Он специально гонял несчастных футболистов, чтобы те перестали дрожать от холода, этот план работал, но посреди тренировки вдруг появился трясущийся Кокорин, выглядевший так, будто его только что пинком выпихнули из-под одеяла (так и было, потому что Смолова, как самого активного игрока команды, хватились во время пропускаемой им тренировки и пошли разыскивать, в результате обнаружив в номере спящим вместе с Сашкой в окружении карт и наушников, из которых друзьям пришлось выпутываться около десяти минут. На телефоне Феди продолжала идти прямая трансляция первого канала, по которому восемь часов назад показывали Лигу Наций). Саша, переминающийся с ноги на ногу у края поля, был весь бледный, замёрзший и невыспавшийся, его даже было жаль, но ровно до того момента, как он стал играть. Тут уже можно было только восхищаться его упорством.       Единственным, кто выглядел более-менее серьёзно перед предстоящей игрой, был Акинфеев. Он выглядел даже сосредоточеннее и внимательнее, чем обычно. Лёгкий румянец не делал из него человека в длительном запое — лишь молодил и очаровательно контрастировал с суровым выражением лица вратаря. — Офигеть ты на девушку похож! — ляпнул Дзюба по пути в раздевалку, глядя на Акинфеева из-за шарфа и откровенно любуясь им. Игорь вопросительно поднял бровь, не понимая, комплимент это или оскорбление. — Ну в смысле... Ты весь такой красивый... — смутился Тёма, заметив недоумевающий взгляд Акинфеева и еле сдерживающего смех Кокорина. — Э-э-э... Спасибо? — Игорь нечаянно врезался в дверь, забыв, что надо бы её открыть. Сашу прорвало — бедняга чуть ли не упал от смеха, а потом задохнулся холодным воздухом и начал кашлять, из-за чего обеспокоенные Денис и Марио, шагавшие сзади и увлечённые собственной беседой, остановились и уточнили, всё ли в порядке. — Господи, вы как в тупом романтическом фильме! — между приступами хохота воскликнул Кокорин и, видимо, вспомнив, как их вратарь врезался в дверь, снова засмеялся. На глазах у него выступили слёзы, Дзюба лишь стал ещё краснее, а Игорь махнул на Сашу рукой и вошёл в раздевалку. — Тёма! Тём, стой! — Сашка догнал друга, остановил его и, отдышавшись, посмотрел ему в глаза и серьёзно сказал: — Ты только не бей, но вот именно из-за этого у тебя нет девушки, — Артём уже было в шутку замахнулся, но Саша отбежал назад, снова начиная посмеиваться: — Ты Акинфееву больше комплиментов делаешь, чем любой другой! — Да ну тебя в задницу, Сань, — отмахнулся Дзюба, стягивая шарф и кидая его на скамейку. — Какой-то ты больно весёлый, с чего бы это? — Так завтра ведь против Феди играем, вот я и предвкушаю его злость после того, как мы выиграем!       Артём усмехнулся этому вечному Сашиному "Федя". Он был рад, что Кокорин наконец нашёл того, в ком столько же безбашенного веселья, сколько и в самом Сашке, но сама фамилия "Смолов" уже натёрла уши, причём не только ему, а всей команде. Тренер ещё нагнетал — мол, вот, Фёдор такой, сякой, а Саша только довольно поддакивал, гордясь своими связями. Ничего. Завтра все посмотрят, кто такой этот Федя.

***

— Тош, пойдём ужинать? — откладывая телефон, позвал Алексей, поворачивая голову к брату. Тот свернулся клубочком под одеялом и тихонько сопел — только волосы торчали и одеяло поднималось и опускалось в такт дыханию младшего. — Тош? — Передай, что я спать лёг, я сейчас не встану, — полушёпотом попросил Антон, заворачиваясь ещё глубже в одеяло. Голос был какой-то сиплый, не нравилось это старшему. Он полминуты наблюдал за своим близнецом, пытаясь вспомнить, насколько тепло тот был одет на тренировке, а одеяло на соседней кровати внезапно затряслось, и младший хлюпнул носом и снова замер. — Ты заболел? — обеспокоенно вскочил Лёша и сел на край кровати брата, прикладывая ладонь к его лбу. Температуры не было, близнец лишь спрятал лицо в подушку и пробурчал: — Просто устал, а завтра важная игра... — Понял, ухожу, — со вздохом Алексей отошёл от кровати, на прощание слегка проведя по плечу брата, и, еле переставляя ноги, которые так и просили остаться рядом с Тошей, лечь по соседству и наблюдать за тем, как он спокойно спит, подошёл к двери. Но надо же было идти и отмазать младшего, чтобы никто не заходил в их комнату и не задавал неприятных вопросов, лишний раз тревожа. — Притащить что-нибудь с ужина? — уже у выхода спросил старший, обернувшись на Антона. Что-то внутри повисло странной тяжестью и держало в комнате, не выпуская за порог. — Нет, спасибо.       Вопреки предчувствиям, Лёша вышел из номера и спустился в столовую, пытаясь избавиться от чувства тревоги за брата, но тщетно: что-то случилось, и старший это чувствовал. Чувство необъяснимой печали накрыло с головой, Миранчуку стоило больших трудов не упасть на стул, а аккуратно сесть на него. Аппетита не было вообще, хотя каждый приём пищи был самым долгожданным событием, а тут... Еда была отвратительна. Даже мысли о ней рассеивались в тумане страха, окутавшем всё вокруг. Непонятно откуда взявшиеся слёзы встали комом в горле, не позволяя вдыхать и выдыхать. — Ты себя нормально чувствуешь, Лёш? — Акинфеев положил руку на плечо, пытаясь заглянуть в полные слёз глаза. — Где Антон? — Он уже отрубился, попросил его не будить, — сиплым голосом ответил старший, пряча взгляд и утыкаясь в тарелку. Нахлынывала паника. Он понятия не имел, что произошло и почему так плохо, но было просто ужасно. Страшно и непонятно, хотелось обнять колени и смотреть в пустоту, позволяя себе утонуть в боли и отчаянии, а на душе кошки скребли, при этом жалобно мяукая свои режущие слух песни. Алексей слышал стук собственного сердца, остро чувствовал своё дыхание и почти не обращал внимания на продолжающий жить мир. К еде за весь вечер Лёша так и не прикоснулся — взял что-то Антону со стола, даже не понимая, что именно, пожелал ошарашенным ребятам спокойной ночи и вернулся в комнату. Ему необходимо сейчас побыть рядом с братом. Видимо, это просто страх перед игрой, ничего особенного, вот только раньше такого не было... Впрочем, неважно, можно просто лечь рядом с Тошей, обнять его, глубоко вдохнуть, выдохнуть и заснуть. С ним спокойно. С ним комфортно. Уютно. С ним можно спрятаться под одеялом и верить в то, что это самая надёжная защита из всех существующих. Лёша тихо открыл дверь, быстро вошёл внутрь и так же тихо закрыл комнату, боясь лишним щелчком разбудить брата. Аккуратно стянув с себя обувь, старший осторожно, стараясь не потревожить спящего, сел на край кровати и рукой обхватил то место, где полчаса назад лежал Антон. Под одеялом было пусто. Алексей остался в их номере один.