На цепи

Когда Джин брякает на стол генерала Блейд клинок Дэйгона, сквозь обычную маску ее каменного спокойствия проступает неподдельное изумление. Вытянутое лицо Кенши, также присутствующего при этом знаменательном событии, заставляет лучника довольно ухмыльнуться. Тот осторожно касается чуткими пальцами зачарованного меча, изучает отклик — а после подводит итог:  — Это действительно одна из эденийских реликвий божественных братьев, — и, покачав головой, коротко выдыхает. — Поверить не могу.  — Дэйгона я не убил, так что технически Красный Дракон все еще существует. Хотя нет никаких доказательств, что он выжил в том земляном водовороте.  — Будет неблагоразумно сбрасывать его со счетов раньше времени. Но в остальном — отличная работа, Кунг Джин. Хотя я не подозревала, что ты отправишься в одиночку против столь сильных противников. На дне спокойного голоса Сони дребезжит медная монетка вопроса. Подпрыгивает, звенит недоверием. Вор медлит с ответом, припоминая слова Блэка перед их расставанием у портала во Внешнем Мире — «можешь говорить и умалчивать все, что сочтешь нужным. На моей жизни твоя болтливость никак не отразится». Наверное, ему все же не стоит вываливать все, как есть, но часть правды попросту необходима.  — Мне помог тот, кто учил меня ориентироваться в хождении между мирами. Мы справились вдвоем.  — Ты обратился за помощью в выполнении сверхважной миссии не к своим товарищам, не к старшему составу, а к какому-то чужаку, не состоящему в нашей организации? — тон генерала Блейд не сулит ничего хорошего.  — Ты мог попросить о помощи меня и Такеду, — вторит ей Кенши, хмуря темные брови. «Он же бывший двойной агент из Драконов. Его жена…» — запоздало вспоминает Джин. Но решительно мотает головой:  — Никто из ОСН не ориентируется в Царстве Хаоса, так? Было бы это иначе, я бы с радостью взял с собой Кэсси, Такеду, Джеки — но я не мог тащить их туда без подготовки, а на нее не было времени, вы сами сказали. Там… опасно, — парень вызывает в голове воспоминания о тамошнем небе, горечи воздуха, зверях, танцующей земле и жадных хоботах смерчей на месте бывшего речного русла. Слепой мечник прислушивается к ним, сводя губы в жесткую линию, словно примеривая его ощущения на себя. Кивает.  — Пожалуй, ты прав. Не уверен, что сам был бы способен быстро сориентироваться в подобном месте… — помедлив, он встает перед Джином и, к немалому удивлению лучника, склоняется в коротком воинском поклоне. — Благодарю тебя от лица семьи Такахаши, Кунг Джин. Вор кланяется в ответ, соблюдая ритуал — а потом, подумав, кивает на божественный клинок, покоящийся на столе Сони.  — Этот меч… тот, кто помог мне добыть его, сказал, что догадывается о местоположении его хозяина, некоего Тейвена. Если это поможет, я могу спросить его об этом — может быть, тот спящий поможет вам с Такедой найти Дэйгона.  — Я буду признателен, если ты сделаешь это, — - сдержано кивает Кенши. Генерал Блейд было хмурится, приоткрывает рот, словно желая в чем-то возразить, но после, передумав, отмахивается:  — Свободен, рядовой Джин. Ты на неделю освобожден от боевых операций — постарайся использовать это время с умом и отдохнуть, не влипая в очередные авантюры.  — Есть, мэм, — шутливо козыряет парень и вылетает из кабинета. Благодушием Сони лучше пользоваться сразу же, это он знает на собственном опыте. По дороге к раздевалкам он сталкивается с парочкой Кейджев — отцом и дочерью, судя по всему, только что покинувшим зал для спарринга. Кэсс улыбается ему, извлекая из уха оба наушника: своеобразный жест уважения и приязни к собеседнику. Если тот ей безразличен, она только один достает.  — Слышала, ты надрал задницу Горо.  — Ну да. Теперь вопрос мести за Великого Кунг Лао можно считать закрытым, как думаешь? Джонни с силой хлопает его меж лопаток:  — Твой двоюродный брат будет гордиться тобой, когда мы вытащим его из Преисподней. А пока… как насчет того, чтобы отдохнуть с нами? Твои недавние вопросы про Дикий Запад натолкнули меня на мысль, что будет неплохо устроить киномарафон вестернов, как в старые добрые. Кэсси уже согласилась. А ты что скажешь? Пиво, попкорн, старина Клинт Иствуд…  — Ты быстро переключишься на свои картины, па, — лицо Кассандры принимает подцепленное у матери выражение «только потом не говорите, что я не предупреждала». — И начнутся орды краснокожих, взрывы, угоны дилижансов с толпами визжащих дамочек, именные пули для личных врагов…  — Именные пули? — переспрашивает Джин, изо всех сил разыгрывая легкую заинтересованность, приемлемую для праздного любопытства. В потайном нагрудном кармане его плаща перекатывается маленький металлический снаряд, на котором нацарапано его имя, и он многое отдаст за возможность узнать об этом предмете. А тут разговор сам завернулся, куда надо…  — Ну да, — кивает актер, ероша свою седеющую шевелюру. — Пуля с именем того, кого очень хочешь пристрелить. На Диком Западе верили, что такой апгрейд снаряда позволит ему найти цель при любых обстоятельствах.  — А как-то по-другому такие штуки использовали?  — Ну, эээ… — актер ерошит свою седеющую шевелюру, пока Джин всем видом демонстрирует бесхитростное любопытство. — Вообще да. Если враг оказывался слишком хорош для того, чтобы его пристрелить, то он мог получить такую пулю в подарок. Считалось, что это аннигилировало заговор, делая из снаряда своеобразный талисман… вообще в те времена было много любопытных поверий по поводу оружия: взять хоть козырной огнестрел…  — Ну нет, никаких лекций до второй бутылки, — ворчливо обрывает отца Кассандра и, подхватив обоих мужчин под локти, решительно уволакивает их в сторону раздевалок. Подумав, Кунг Джин решает не сопротивляться напору семейства Кейдж: после всего произошедшего ему и правда нужен отдых, а компания Джонни и Кэсси, пусть и немного утомительная, неплохо способствовала релаксации. Да и взглянуть хоть краешком глаза на то время, в котором родился и вырос Блэк, будет ой как неплохо. Особенно после его своеобразного «подарка», вызывавшего больше вопросов, чем хотелось бы. Пиво из холодильника Джонни оказывается вкусным, ковер в гостиной — пушистым и удобным; вор по восточной привычке игнорирует диван и кресла, с удобством разваливаясь на полу, мысленно вознося хвалу горячему душу и предусмотрительности хозяев, у которых оказываются лишние джинсы и хлопчатая футболка, сменяющие его боевое облачение.  — Тут круто. У твоего отца отличный вкус, — резюмирует он, оглядываясь по сторонам. Кассандра со смешком бросает в него подушку — метко, прямо в голову.  — Ага. Только не у папы, а у его декоратора. Пойдем, поможешь с перекусом… Вестерны вызывают у Джина двоякие чувства. Нет, смотреть фильмы на огромной плазме в полумраке гостиной, уписывая вкусности под легкий алкоголь, определенно причисляется к занятиям под грифом «приятное времяпровождение». Комментарии Кейджев, то и дело перерастающие в короткие перепалки, веселят парня, но одновременно с этим увиденное им… пожалуй, посетившее его чувство можно назвать недоумением. Первое, что поражает Джина — это огромные пространства, называемые прерией. Красно-желтая степь без конца и края, поросшая редким жестким кустарником; красные скалы, больше похожие на древние обветренные колонны исполинского храма, дремлют под заунывную колыбельную нестихаемого ветра. Пыльные дороги под конскими копытами, иссушающее — чуть ли не сквозь экран чувствуется — солнце, палящее с выцветших небес… ощущение простора накрывает лучника. Безграничного и беспощадного простора. Парень даже спрашивает у Кейджев, искренне веселящихся этому вопросу, не декорации ли это — и получает подтверждение в виде фотографий из интернета, убеждающих его в реальности увиденного пейзажа. А второе, что бросается в глаза лучнику с первых же минут каждого из фильмов — смерть. Нет, он уже имел опыт просмотра различных кинокартин — от мелодрам до хорроров — и знает, что режиссеры любят то, что на жаргоне Джонни называется «яркими акцентами», но это… это было слишком даже для бессмысленного ужастика. Убить незнакомца ради призрачной надежды на наживу. Убить семью ради информации. Убить шесть людей, потому что те хотели убить тебя за то, что ты приезжий. Убить всех обитателей странного поселка с вытянутыми вверх домами из шкур и веток — просто так, без внятных причин… самое странное, что это казалось нормальным всем участникам действа. Мало того: это казалось нормальным Джонни и Кэсси. Подумав, Джин решает воздержаться от вопросов, сосредоточившись на просмотре — хотя короткие перестрелки, вызывающие довольные восклицания у обоих Кейджев, не сильно его впечатляют. Сложно восхищаться постановкой, когда совсем недавно наблюдал оригинал. Уже вечером, устраиваясь в гостевой спальне (актер буквально заставил его остаться на ночь, заявив, что никуда не отпустит подвыпившего подростка на ночь глядя, особенно если тот живет на другом конце Земли) и сопоставив фильмы с поведением Блэка, Джин невольно представляет его в увиденной на экране реальности. Надо признать, наемник смотрелся в ней, как влитой — особенно со своей манерой стрельбы, верховой ездой и молчаливым спокойствием. Если подумать, он даже мог потянуть на положительного героя в своей истории: совсем как тот светловолосый парень с голубыми глазами, носящий такую же широкополую шляпу, странную цветастую накидку под названием «пончо» и постоянно курящий сигары. Сходство между ним и Эрроном веселит Кунг Джина настолько, что в свое следующее посещение Внешнего Мира тот даже притаскивает с собой коробку этих табачных изделий.  — Я не курю, — мрачно комментирует Блэк попытку всучить их ему в руки.  — Что, твое заклятие не спасает тебя от рака легких?  — Однажды я в одиночку перестрелял семнадцать обозных охранников-конфедератов. Дело было ночью, но я не промазал ни разу, потому что метил по огонькам их сигарет… привычка может быть вредной по разным причинам, — тихо фыркнув, наемник перекидывает курево обратно в руки вора, а потом замечает. — Хочешь, чтобы я поностальгировал о своей молодости — притащи джин или виски на худой конец. Лучник какое-то время пытается осмыслить услышанное, прежде чем понимает, что наемник говорит о можжевеловой водке. Потом чуть неловко лезет пятерней в разлохмаченную капюшоном шевелюру, путая пряди:  — Как ты догадался, что…  — Не ты один смотрел «Хороший, плохой, злой». Неплохой фильм, кстати. Хоть и не слишком правдивый.  — Слишком много бессмысленной жестокости?  — Наоборот. После их возвращения из Царства Хаоса стрелок становится терпимей к его присутствию, хоть со стороны, наверное, это не слишком заметно. Он так же огрызается на его вопросы и отмалчивается на еще большую их часть; во время обучения может жестко ткнуть носом в ошибку. Но теперь Джин каким-то шестым чувством, без которого не выживает ни один хороший вор, знает — ему больше не грозит выстрел в голову: по крайней мере, по пустяковой причине вроде подначки или слежки, которую парень и не думает бросать. Стрелок даже перестает так рьяно гнать его обратно в Земное Царство по окончанию очередного «урока», позволяет отлеживаться рядом после особо утомительных вылазок. Подремывая у нагретой солнцем стены, вор вполглаза следит за Блэком, добавляя к уже накопленным наблюдениям новые детали. Например, что при смазывании своих револьверов наемник иногда мурлычет под нос какие-то тягучие мелодии, и его хриплый голос звучит удивительно мягко. Что он умеет передвигаться по верхам и крышам, изумительно соблюдая равновесие — не хуже самого Джина — но с какой-то своей угрожающей грацией, что бывает только у свирепых хищников: ровные шаги, мерное дыхание, уверенный разворот плеч… что ненавидит гигантских стрекоз, используемых местными жителями в качестве ездовых животных, хоть и способен поладить и с ними. Что из всех приближенных к Коталь Кану лучше всех ладит с Ермаком: пару раз Джин наблюдает издалека их разговор — пожалуй, его даже можно назвать дружеским, если опустить некую странность поведения сонма душ, собранных воедино Шао Каном. В памяти всплывает упоминание Блэка о некоем долге этого колдовского создания…  — Как Ермак тебе задолжал? — мимоходом спрашивает вор при следующей встрече. Тот дергает плечом, не отвлекаясь от инвентаризации своих песочных бомб:  — Почти сразу после пробуждения Шиннока в нем взбрыкнула одна из кучи душ, закатанных внутрь заклятием. Выползла наружу и принялась пожирать бывших соседей — одну за другой… она поглотила бы его полностью, если бы мне не повезло оказаться рядом. Джин недоверчиво косится на невозмутимого наемника, но тот, кажется, не думает врать.  — Это была душа какого-то… особого воина?  — Куда уж особенней. Это был Шанг Цунг.  — Ты пристрелил душу своего бывшего работодателя? — поражается лучник. Кажется, его собеседник усмехается:  — Ты не поверишь, с каким наслаждением я это сделал. У меня давно пылилась его пуля и я не сомневался, что пущу ее в ход — хоть и не представлял обстоятельства, при которых это случится.  — И это сработало?  — Застрелить можно все, что угодно. Поверь моему опыту. А еще Джин начинает замечать… что-то, чему он не может дать названия. Некая эмоция, едва различимая, мимолетная, сквозняком проносящаяся в его голосе, оседающая инеем на стенках серой радужки. Когда она змеей проскальзывала в тон Эррона, вор сразу вспоминал необжитость его покоев в императорской крепости. И еще почему-то — злой вызов во взгляде, сверкнувший во время его разговора с Дэйгоном. Она не настораживала, не отталкивала, не грозила опасностью. Но ее неопределенность неприятно скребла Джину по нервам. Было в ней что-то… неестественное. Неживое. Блэка не оказывается в З’ункаре. Нигде. Ни на одной из облюбованных им крыш, ни на торжищах, ни на путях его обычных патрулей; ни в одном из мест этого прокаленного насквозь города. Обнаружив эту нехитрую истину, Кунг Джин несколько теряется: сегодня стрелок собирался протащить его по фата-морганам Царства Снов, оценивая готовность вора к первой встрече с Преисподней, и его отсутствие на привычном месте встречи ощутимо выбивает парня из колеи. За прошедшее время он привык, что наемник всегда находится здесь, а если и отлучается, то предупредив заранее или в компании с ним. Правда, осталось необследованным еще одно место, где есть шанс наткнуться на Блэка — пусть тот и не слишком любит его посещать. Да и ему не рекомендуется, слишком опасно. Но… Проникнуть в крепость оказывается не так сложно, как кажется Джину вначале: ему везет на перемену караула, да еще и какая-то суматоха в дверях из-за непонятных разодетых существ с рогами в три ряда помогла. Проскользнув в полутьму широких коридоров, лучник какое-то время соображает, припоминая два не слишком отпечатавшихся в памяти посещения этого места. Вроде два раза налево и вверх, прошмыгнуть мимо двух скучающих на посту охранников, пройти еще немного вперед… ага, кажется, здесь. Амулет для взлома он уже раздобыл, с любым запором на раз-два справится. Колдовская вязь нехотя вспыхивает, все же признавая его право войти. Дверь с тихим скрипом поддается, но входить внутрь Джин не спешит — потому что сквозь скрип он явственно слышит щелчок, могущий принадлежать только взводимому курку. Так… — Если тебе настолько не хочется тащиться сегодня в Царство Снов, мог бы просто сказать мне об этом. Какое-то время пространство за дверью безмолвствует, словно взвешивая услышанное. Парень уже готов в любое мгновение упасть на пол, уходя от возможного нашпиговывания пулями, когда она разряжается скрежещущим «кррак!», сообщая, что спусковой механизм револьвера теряет свою опасность. Больше ничего, но вор немедленно проскальзывает внутрь, угадывая в этом звуке приглашение войти. Обиталище Эррона встречает его все той же необжитостью и полумраком. Сам хозяин помещения обнаруживается откинувшимся на стуле, облокотившись на вычурную спинку и закинув на узорчатую ладонь каменного стола ноги в неизменных пропыленных сапогах. Револьвер, еще недавно направленный в сторону входа, лежит на колене, но это почти не заботит Джина. Гораздо сильнее его внимание тревожит стойкий аромат крепкого алкоголя, витающего в помещении, и несколько бутылок разной степени наполненности, стоящие неподалеку от седалища Блэка. В части из них легко опознается притащенный им джин из Земного Царства, в остальных… ну, как минимум в той плетеной бутыли точно присутствует внешнемирное вино, этот запах ни с чем не спутаешь. — Напился? — зачем-то спрашивает Кунг Джин. Наверное, от растерянности — он просто не знает, что еще сказать этому… уже не совсем чужому, но все еще почти незнакомому ему человеку, с которым его почему-то связала шебутная судьба. — Не больше обычного, — низкий голос Блэка, обычно не выражающий ничего, полон какой-то раздраженной усталости. Он окончательно убирает оружие в кобуру, не глядя подцепляет первую попавшуюся бутылку и прикладывается к ней, дергая кадыком — только сейчас лучник понимает, что впервые видит наемника без его неизменной маски. — А, то есть для тебя это обычное дело? Серые глаза Эррона опасно вспыхивают даже сквозь подернутую пелену опьянения, но он удерживает себя. Кривит губы в холодной усмешке, а потом поднимает взгляд — и чернота его зрачков упирается в Кунг Джина, пугая своей пустотой. Словно два револьверных дула, направленных в голову. — Считай, что это — вопрос выживания. Вор молчит, почти растеряно осознавая услышанное. У него нет ничего, что бы он мог ответить на подобное высказывание, но это, наверное, к лучшему. — Если хочешь, можешь взять любую бутылку и выпить со мной, — голос Блэка обретает привычную отстраненность. — Если нет, то вали прочь. Сейчас я готов терпеть рядом с собой только собутыльника. — У меня такой выбор? — Именно. Джин озадаченно трет переносицу. Ситуацию, в которую он только что загремел, сложно назвать безопасной. Выместись отсюда в лапы страже или кому-то из «советников» солнцеликого Императора — или остаться здесь в компании матерого наемного убийцы и алкоголя; довольно сомнительный выбор, как не поверни. Пожалуй, еще пару недель назад вор попытал бы удачи с полутьмой крепостных коридоров, но сейчас…  — Я буду пить, — решительно заявляет Кунг Джин. Стягивает с плеча колчан с луком, подумав, ослабляет пряжку плаща, опускает капюшон, являя свету растрепанный хвост — и, с напускной развязностью опустившись на пол напротив Блэка, цапает плетеную бутыль. Возможная крепость пойла не слишком пугает: с ученичеством у Бо’Рай Чо ему не впервой иметь дело с выпивкой. Эррон смеряет его взглядом, усмехается, обнажая белоснежные зубы. У него потресканные губы, обветренные сухим внешнемирным ветром, с жесткой складкой; широкий подбородок покрыт светлой щетиной, заползающей на впалые щеки, нос немного искривлен — наверное, когда-то был сломан… грубоватое, хищное лицо, но по-своему притягательное. Пользуясь моментом и отсутствием неизменного плаща, парень обшаривает наемника взглядом, разглядывает зеленую вязь татуировки на правом плече и следы шрамов, покрывающие тело, про себя оценивая их количество.  — Протянешь с мое — обзаведешься такими же, — хмыкает Блэк, замечая интерес лучника. Тот пожимает плечами:  — Есть уже несколько — между лопаток, от плетей. По малолетству за воровство получил, повезло: был бы чуть старше, мог вообще без кисти остаться. У нас за это руки рубят. Серые глаза наемника обретают знакомую оценивающую тяжесть, скользнув по беспечно устроившемуся на полу лучнику.  — Воруешь с детства? — спрашивает он, качнув бутыль в руке. Джин отпивает первую порцию — все верно, внешнемирное вино — и с вызовом уставляется на собеседника:  — А ты с детства по людям стреляешь? — отвечает он вопросом на вопрос. Выпитое плещется в глотке, обжигает изнутри теплом: наверное, если бы не этот глоток, он был бы чуть осторожнее и прикусил язык. Но сейчас, в этом полумраке покоев с холодом необжитости, с играющими на бутылках огнями светильников, с будоражащим ощущением нахождения на чужой территории, он не удерживается — нагло вскидывает голову, с вызовом щурит темные глаза. — Давай так: история моей жизни взамен на твою, иначе я рта не раскрою. Он ждет обычного отмалчивания, хриплого смешка, может даже раздраженного рыка. Но мужчина, дернув плечом, коротко бросает:  — Идет. Джин в некотором смятении отнимает горлышко бутыли от губ. Задумывается. Дело даже не в легком согласии Блэка — просто… когда он в последний раз рассказывал о себе хоть кому-то; рассказывал открыто, без утайки и ничего не значащих отшучиваний от чужих расспросов? С наемником не слукавишь, не отмолчишься. Заметит. Наверняка не скажет ничего, но отмолчится в ответ сам, не скажет ничего важного — будет глупо растрачивать эту щекотливую ситуацию на глупости вроде пустых разговоров ни о чем. Так что…  — Первую кражу я совершил в семь, — подает голос лучник, собравшись с мыслями. — Горячие рисовые лепешки, только из печи — как сейчас помню их запах и как они жгли кожу под рубахой, куда я их упрятал. Это было два года спустя после пробуждения Шиннока, и я помирал от голода на улочках Бутана; тогда меня не поймали, и я наелся до отвала и еще пару уличных оборвышей накормил. Второй раз отловили и отделали так, что два дня с тюфяка с гнилой соломой подняться не мог — чудом не сдох. Мать тогда уже год как умерла, сгорела от пневмонии. Отец еще раньше погиб, во время пробуждения Шиннока, когда демоны второй раз Шаолинь сожгли… я его и не запомнил, мне всего года два тогда было.  — Жил один? — спрашивает Блэк. Без раздражающих ноток понимания, просто спрашивает — спокойно и серьезно. Это подкупало, побуждая на откровенность.  — До одиннадцати, — кивает Джин. — Потом меня каким-то чудом разыскал мой дядя, отец Кунг Лао, буквально с помойки вытащил. Приволок к себе домой за шиворот, к дармовой еде, в тепло… я долго был уверен, что это на время и меня сегодня-завтра обратно на улицу вышвырнут. Кому нужен вороватый оборвыш, пусть даже и носящий твою фамилию? Но время шло, меня не выгоняли, дядя в итоге даже учить боевым искусствам меня стал, подарил лук на четырнадцатилетие. Через два года я сам ушел из его дома: не мог отплатить ему позором за все, что он сделал для меня. — Я слишком мало знаю о вашем менталитете, чтобы понять тебя на этом месте, — замечает стрелок, прихлебывая. Джин невесело смеется, лезет пальцами в хвост, чувствуя, как слабеет шнурок и пряди выбиваются на свободу, лохматя и без того неопрятную прическу.  — Мне нравятся мужчины. Сейчас на подобные пристрастия в большей части Земного Царства смотрят сквозь пальцы — вроде как каждому виднее — но у нас это хуже клейма на лбу. Тебе скорей простят вырезанную приграничную деревню чем то, что под парня лег… передавить себя я не мог, но и расплачиваться единственному близкому мне человеку за свою грязь позволять не стал. Вот и ушел. Так всем проще было. Вернувшись на улицу, я обнаружил, что уроки дяди годятся не только для битвы, но и для воровства: ловкости и скорости мне было не занимать, скрытность вернулась почти сразу же по моему возвращению на улицы, а умение постоять за себя как в стычках со стражей, так и во время конфликтов с нанимателями… в общем, моя карьера быстро пошла в гору. Да и жизнь без обязательств оказалась именно тем, что мне было нужно. Знаешь, ворам никто не говорит, как им жить, что им делать, с кем проводить ночи — я почувствовал себя свободным от рамок, привыкнув полагаться только на себя.  — Не скучаешь по этому ощущению сейчас? — интересуется Блэк. Подается вперед, наклоняясь к Джину — аромат крепкого алкоголя и пороха касается ноздрей, пряно оттеняя его ничуть не смягченный выпивкой взгляд.  — Иногда — да, — признает Джин, не отводя глаз. — Но со временем я понял, что иметь возможность положиться на кого-то лучше, чем быть одному, пусть даже это накладывает некоторые обязательства. Вот ты, к примеру — если бы не твоя помощь, гнил бы я в крепостных застенках за кражу или валялся растерзанным на клочки в Царстве Хаоса.  — Если бы не твоя связь с товарищами по вашей защитной команде, тебе бы не пришлось туда тащиться.  — Если бы не эта дружба, я б не стал даже строить планы по спасению Лао, — парирует парень. Стрелок странно кривит губы:  — Семья… ну, с таким довеском ты можешь быть прав, ища поддержки, пусть и сковывающей твою жизнь. Мне не с чем сравнивать твой опыт в этом вопросе.  — У тебя никогда не было кого-то близкого? — искренне удивляется Джин. Должно быть, эта эмоция слишком явно проскальзывает наружу: алкоголь потихоньку берет свое. Блэк не отвечает, откидывается назад, невидящим взглядом уставясь на пляшущие по стенам тени; парень ждет его ответа, не отводя внимательного взгляда от его закаменевшего лица. Он честно ответил на его вопросы, не лукавил, не юлил — честность в ответ на честность, такова была сделка. И наемник отвечает. Все так же отстраненно, с каким-то странным спокойствием наблюдая за теневой рябью на стенах. Хриплый голос спокойно роняет слова в тишину покоев, топит их камнями в глубине воды-памяти — словно стрелок говорит о ком-то третьем.  — Я родился в Восточном Техасе на позабытом Богом ранчо. Мать из метисов, отец постоянно в разъездах — я мало знал о его жизни. Иногда он учил меня стрелять да ездить на нашей старой кляче… когда мне стукнуло тринадцать, к нам в дом пришли семь вооруженных людей, убили родителей, а меня избили до полусмерти и, решив, что я не оклемаюсь, бросили во дворе на поживу шакалам. Так я узнал, что отец раньше грабил дилижансы, но сдал своих подельников ради мирной жизни на полученные за это деньги. Мне повезло: сумел оклематься к утру, кое-как добрался до дома и зализал раны. Потом завалил камнями тела родителей, взял старую винтовку, патронов, отцовскую шляпу, наскреб припасов из тех, что не утащили налетчики и, оседлав лошадь, навсегда покинул то место. Джин едва находит в себе силы снова приложиться к бутылочному горлышку, устаканивая услышанное в голове. Его детство было сложно назвать счастливым, он тоже потерял родителей, но не так! А слова Блэка, да еще и брошенные столь спокойным тоном… Старшие Боги, разве можно вот так безразлично рассказывать о смерти тех, кто растил и любил тебя, их погребении тринадцатилетним мальчишкой, то и дело утирающим кровь с разбитых губ? Особенно если этот мальчишка — ты сам?.. — В пустыне я едва не сдох, — как ни в чем не бывало продолжает стрелок, словно не замечая реакции вора. — Подросток, никогда не забиравшийся далеко в прерии, не умевший не то что за себя постоять — просто выживать за пределами дома. Конь пал подо мной на четвертый день из-за нехватки воды: я отклонился от маршрута и забрел прямо в пустошь, пропустив город, в который изначально направлялся. В пустыне легко заплутать без шанса на выживание, особенно если ты остался без скакуна. К концу суток у меня были солнечные ожоги, песок в глотке, тепловой удар… на последнем издыхании я наткнулся на какого-то всадника, неторопливо рысившего через пустошь. На просьбу позволить добраться с ним до города, придерживаясь за его стремя, меня попытались пнуть сапогом в лицо, но я сумел извернуться и, отломив шпору, воткнул ее в ногу обидчику. За что получил прикладом по затылку и отключился. Привели меня в чувство под вечер — оплеухой, а потом подсунули мех с водой под губы. Утолив жажду, я обнаружил, что меня отпаивает встреченный накануне всадник, с которым мы повздорили, и меня, судя по всему, увезли на лошадиной холке куда-то на север от места нашей стычки. Как сейчас помню его пожелтевшие от табачного дыма пальцы, густые бакенбарды и смеющиеся темные глаза — черные, словно уголь, с искрами как в паровозной топке. «Занятный ты парень» — сказал он мне. — «Самоубийца, раз потащился в одиночку через пустыню, но решимости тебе не занимать. Мне нравится, да. Откуда ты такой только вылез?» Терять мне было нечего, так что я кратко рассказал ему свою историю. Тот посмеялся, пообещал, что поможет добраться мне до Брайса, а дальше я сам по себе. Но на следующий день мы наткнулись на отряд апачей и увидев, как я уложил двоих из восьми из своей винтовки, тот мужчина переменил свое решение по поводу моего будущего. Его звали Джонатан Дэвис. Он был бывшим капитаном, ветераном мексиканской войны и чертовски хорошим ганслингером. Ему показалось, что из меня может получиться толк, и он решил заняться моим обучением.  — Как ты — моим? — не удерживается от подначки Джин.  — Поверь, парень, по сравнению с Дэвисом я сама кротость, — наемник не просто усмехается — хрипло смеется, затапливает низким голосом полумрак покоев. В белозубой улыбке почти не чувствуется горечи, порожденной мертвечиной прошлого. — Зуботычины, удары, тычки, выматывающая усталость, дни напролет в седле, побудки посреди ночи — ведь проблемы не будут ждать, пока ты выспишься, que huevon, надо быть готовым ко всему. И вечные насмешки на испанском, как я мог забыть… я пытался убить его с десяток раз. Не сбежать, ни разу такая мысль в голову не приходила — именно убить, расквитаться за унижения. Он выбивал у меня нож, один раз прострелил руку с револьвером, и каждый раз смеялся, выводя из себя еще сильнее. Но учил на совесть: выживанию, стрельбе, джигитовке… даже ближнему бою на ножах Боуи и сейбрах — стрелки в то время редко владели холодным оружием, предпочитая огнестрелы. Через семь лет, когда мы уже окончательно разбежались, это спасло ему жизнь в перестрелке, когда у обоих сторон закончились патроны. В одиночку одиннадцать душ на небеса отправил, зарезав четверых из них. А спустя полтора года ему выбили мозги в салунной перестрелке. Так что — да, я всю жизнь один, с небольшими перерывами на случайные знакомства.  — И что? Как можно жить вот так, в полном одиночестве, без ожидания встречи хоть с кем-то родным?  — В этом и есть смысл, парень. Ехать из ниоткуда в никуда, не задерживаясь на месте более пары-тройки дней. Пустыня, обветренные скалы, городишки в семь домов вдоль дорог, стрельба и свист пуль над ухом, торжество победы — только пулю в кишки не схолопочи или не загнись после нее — страх в глазах заказчика, когда кидаешь ему под ноги скальп очередной добычи, дым салунов, вкус виски на языке, глаза девчонки, согревающей твою постель на одну ночь… у тебя есть якоря, за которые ты способен удержаться на одном месте, а я всю жизнь был перекати-полем. Это такая же неотъемлемая часть меня, как руки или револьверы. Другой жизни мне не надо.  — Но сейчас ты… — Джин замолкает, не договаривая фразу. В согретом алкоголем разуме ярко встает картинка: Блэк напротив Дэйгона под сумеречным хаоситским небом, напряженный, словно тетива лука под пальцами — и четко гремит его яростное «Я хочу свою свободу обратно». И та же самая холодная горечь во взгляде, рожденная знанием — этот договор не будет выполнен. Так вот откуда этот холод в глазах… Усмешка покидает губы Эррона, становясь оскалом, прежде чем окончательно пропасть в жестко сомкнутой линии губ. Он выдыхает — резко, почти выплевывая воздух из легких. Недопитая бутылка летит в угол, брызгая во все стороны шрапнелью пряно пахнущих осколков. Вор вздрагивает от звона бьющегося стекла, но наемник берет себя в руки, снова становясь собой.  — На любого койота найдется свой капкан. Рано или поздно я сбегу и отсюда — неважно, каким способом. Пуля готова уже давно… — голос ровный и совершенно обыденный. Досадливо цыкнув, стрелок довольно уверенно поднимается на ноги, скептично оглядывает смотрящего на него снизу вверх Кунг Джина. Подводит итог. — Похоже, придется снова потерпеть тебя до утра — тебя сейчас стража по одному запаху в любом закутке обнаружит. Где кровать, ты уже знаешь. Парень не отвечает, продолжая неотрывно вглядываться в его лицо. Может быть, все дело в алкоголе или в подстегнутой им взаимной откровенности — а может, в том и в другом — но слова Блэка о капкане и пуле что-то неприятно дергают внутри. Оказавшиеся в западне люди держатся за воспоминания о том, ради чего или ради кого сунулись в это пекло, куют из этого свой внутренний стержень. У него, Джина, это всегда был Кунг Лао. С недавних пор к нему еще прибавились Джеки, Такеда и Кэсси — друзья, пусть и не всегда торчащие рядом, но готовые прийти на помощь, если потребуется. А у Блэка нет ничего. В его плену нет ни цели, ни человека, ради которого он терпит это вынужденное заточение — только яростное упрямство, не позволяющее просто сдохнуть на радость врагам. Но сколько можно продержаться на одном упрямстве?..  — Когда вытащу брата, с меня будет должок, — медленно произносит Джин, заставляя себя не говорить на мандаринском диалекте и не отводить глаз от упертого в него взгляда. Это позволяет заметить коротко сжавшиеся губы, на миг сузившиеся в жестком прищуре глаза собеседника.  — Не давай лишних клятв, парень, — как-то устало выдыхает Блэк. И опускается перед ним на корточки, лицом к лицу. Так близко, что вор чувствует его сдержанное дыхание, оседающее на коже и путающееся в его растрепанной шевелюре. — Не куй себе новых цепей. Никакие обещания не стоят свободы, поверь. В лучнике ярко поднимается злость — удивительно, как воздух вокруг не вспыхивает, рассыпаясь бордовыми искрами. Будь на стрелке плащ, он бы ухватил своего собеседника за ворот, подтягивая к себе, но так приходится обойтись раздраженным шипением:  — Со своим выбором и его последствиями я уж как-нибудь сам разберусь, — зло чеканит он ему в лицо. Блэк молчит, не предпринимая попыток отстраниться — но парень чувствует, что он… удивлен этим порывом. Это чувствуется почти физически, примешивается к ровному теплу его кожи. Ощущение приятное, захватывает внимание, словно приглашает окунуться в него с головой… Осознав, что его мысли начали принимать какой-то неправильный оборот, Кунг Джин нехотя поднимается на ноги и, подхватив с пола валяющееся оружие, направляется в сторону лежанки. Голову слегка ведет от выпитого и свалившихся откровений, но к утру он должен оклематься. Пауза, и из-за спины слышится совершенно спокойное:  — Договорились. Вор не видит усмешки Блэка, но это и не нужно. Она чувствуется в тоне — чуть кривая, неуловимая, побуждающая на ответное хмыканье. Непонятно почему, но от нее родившаяся было в разговоре неясная тревога отпускает, и Джину становится легче. Возможно, древнее, как миры, заблуждение, что для дружбы мужчинам необходимо вместе выпить и подраться, на деле оказывается не таким уж и глупым. Правда, драка у них с Блэком состоялась раньше попойки года на два, но на итоговый результат это не повлияло. По крайней мере, поутру, получив вместе с насмешливым фырканьем какое-то проясняющее голову зелье, Джин не взвивается на ноги в боевой стойке, а не глядя выпивает флакон и, ругнувшись на маньчжурском, понимает — все, привет, доверие. Обоюдное доверие: об этом красноречиво свидетельствуют револьверы, небрежно брошенные наемником на столе. Пару месяцев назад лучник и подумать не мог о том, что он будет иметь хоть какое-то дело с этим головорезом; месяц назад возможность спокойно поворачиваться к Блэку спиной казалась ему кощунственной — а теперь… Смешная штука судьба. Может и так людей повернуть, и этак. Как бы это удивительно не звучало, но Кунг Джину начинает нравиться компания наемника — нравиться даже сильнее, чем общение с ребятами из ОСН или шаолиньскими братьями по учению. Эррон не осуждает его нелегальные увлечения, не читает лекции о нравах и долге, не закатывает глаза, заслышав какую-либо авантюрную идею: только хмыкает в маску и отзывается на услышанное колкостью или дельным комментарием. Он перестает обращать внимание на мелкие проступки вроде небольших краж: лишь подтрунивает над вором, грозясь повесить его на одной из зункарских виселиц — за ногу. Джину все еще требуются некоторые усилия, чтобы разговорить стрелка, но слова уже не тянутся из него клещами. Особенно ругательства. Во время их первого «нырка» в Царство Снов, когда лучник чуть не попадает под иллюзорный, но крайне опасный обвал, Блэк разражается такой многоэтажной конструкцией вперемешку из испанской и английской брани, что даже у слыхавшего всякое парня от удивления брови лезут на лоб. — Ты что, раньше сдерживался? — ухитряется спросить он, когда они оба оказываются в относительно безопасном месте, переживая горячий камнепад. — Ага, — переведя дух, рычит Блэк, продолжая озираться в поисках более удобного укрытия. — От выстрела в твою патлатую голову. А сейчас, когда ты раздражаешь меня меньше, можно не терпеть — сквернословие не убивает, в отличие от пули. — Ну спасибо, — отфыркивается Джин. — Пожалуй, я тоже не буду теперь сдерживаться. Тем более что ты вряд ли знаешь хоть один из языков моего… — Хiǎobī zǎizi*. Лучник ошарашено уставляется на наемника. - Zhèshìshénme jība dōngxī?! ** — Тебя только это волнует, клептоман? Шевелись давай, пока не завалило! — крепкий толчок в плечо выметает парня из-под зыбкого убежища. — Раскомандовался, — фыркает он под нос, уворачиваясь от летящих осколков. Из чего они вообще сделаны — дымчатые и тяжелые, словно сухой лед, только вот температура не та. — Я по статусу имею право тобой командовать, — парирует Блэк, оказываясь рядом. Облюбованный им уступ совсем близко — только вскарабкайся, и можно спокойно переживать пляску этой чертовой плавучей реальности. — Ты у меня учишься. К тому же у воров, по которым виселица плачет, прав на возражения нет. — Вот только выберемся… — бормочет Джин под нос, подтягиваясь и первым забираясь в безопасное место. — И что ты сделаешь? — Эррон чуть натужно хмыкает, ухватываясь за край уступа, чтобы последовать следом. — Стрелу в задницу воткну, — чем он еще мог пригрозить этому засранцу? Блэк чуть дернулся; лучник услышал сдержанный, но все равно уловимый смех, фыркает сам — и едва успевает отреагировать на то, как неудачно ухватившаяся рука стрелка соскальзывает с уступа. Один короткий миг над беснующейся бездной миражей, в который Кунг Джин не на шутку пугается за наемника, прежде чем соображает перевеситься через край и, ухватившись за плащ, затащить его на выступ. Проклятье, его треп отвлек Блэка, и из-за этого он чуть не сорвался, едва не угробив себя. Да и его заодно, вряд ли он сам из этой цветной круговерти выберется… — Я идиот, — признает он, закусывая губу. — Все, больше не звука. Извини. Эррон садится, опираясь на грязно-алый каменный скол. Смотрит на Джина, медленно стягивает маску с лица — его губы кривятся, широкие плечи вздрагивают, и вот он уже смеется, открыто, низко, немного хрипло. Вор недоуменно моргает, глядя на него, а потом его тоже пробирает смех; спустя секунду они оба хохочут посреди чертового Царства Снов и его иллюзорного катаклизма над их нелепой перепалкой и еще более нелепой не случившейся смертью. В этом мире, еще более подвижном и зыбком, чем Царство Хаоса, Блэк неуловимо меняется, становясь… наверное, тем, кем был до своего вынужденного побега во Внешний Мир без права вернуться. В цепком взгляде зарождается стальной блеск сродни обнаженному клинку, в движения и решения входит едва уловимая легкость, рожденная авантюрной уверенностью. Порой Джину хочется помянуть всю восьмерку святых даосов, глядя на него. Особенно когда из очередного зигзага изменяющейся на глазах реальности на них выбираются ее обитатели. Нет, конечно, он внимательно выслушал объяснения наемника об обретающих плоть плодах человеческой фантазии и даже покивал в ответ на предупреждение о возможных встречах с ними — но какая история сравнится с кровожадным треском бензопилы и мучнисто-белым лицом из содранной кожи над заляпанным кровью фартуком, которые ты видел на экране, не рассчитывая столкнуться с их обладателем… — Приятно встретить собрата-техасца, — хмыкает Блэк, выступая вперед и закрывая невольно потянувшегося за луком Джина. Сойер глухо рычит в ответ сквозь личину, но, подумав, отступает обратно в молочно-густой туман, быстро поглощающий все звуки. — Он тебя знает? — негромко спрашивает вор у наемника, когда скрежет бензопилы стихает окончательно. — Не думаю, — пожимает плечами тот. — В нашу последнюю встречу мне пришлось вышибить ему мозги — вряд ли после такой встряски в нем затесалось хоть одно воспоминание. — Тогда какого?!.. Стрелок чуть раздраженно фыркает: — Помнишь, как я назвал это место, когда рассказывал тебе о нем? — Ну… вроде как очень густым и реалистичным кошмаром. — Вот именно. Но и логика этого мира схожа со сном в лихорадочном бреду. Поэтому не стоит хвататься за оружие всякий раз, когда видишь хоть кого-то из здешних тварей — лучше прибереги это поведение до Преисподней. — А там что? — не удерживается от вопроса Джин. — Ад, как он есть… увидишь еще. Привыкни сначала к этой дыре. Помимо первых вылазок в Царство Снов на вора сваливаются еще и периодические командировки в другие миры — генерал Блейд на всю катушку пользуется обнаруженным у подчиненного умением. Блэк сопровождает его лишь однажды, когда Соня отправляет его на переговоры с Дарриусом; его мрачная немногословная фигура помогает достигнуть некоего взаимопонимания с лидером повстанцев Сейдо. Пару раз с ним выбираются Джеки, Такеда и Кэсси в качестве боевой поддержки, и Джин с некоторым неудовольствием отмечает, что, в отличие от наемника, он не может похвастаться достаточной выдержкой: ему частенько приходится бороться с желанием перехватить лук поудобнее и огреть отвлекающихся на все подряд друзей тяжелым набалдашником. Жизнь вошла в новую колею: горная тишина Шаолиня, хрусткая от утренней прохлады, задания Отряда Специального Назначения, перепалки с друзьями, прогулки по другим мирам и негромкое посвистывание Блэка под вечерним внешнемирным небом. Вор лениво разглядывает звезды незнакомых созвездий, загорающиеся над его головой, и раздумывает над сложившейся ситуацией. Недавно наемник мимоходом заметил, что он уже почти готов для первого путешествия в мир мертвых — а это значит, что уже скоро его клятва освободить двоюродного брата будет выполнена и у него больше не будет причин пропадать в этом забытом богами месте… Странно. Почему-то эта мысль больше не приносит ему привычного удовлетворения. Она рождает смутное беспокойство. Как часто бывает, это устоявшееся за пару месяцев положение вещей пошатывает одна деталь, одна едва различимая случайность, взмах крыльев бабочки, порождающий бурю — и пути отступления тонут в обвалах, лишая возможности вернуться назад. Для Кунг Джина этим «взмахом» оказывается ранение Блэка. Стрелок подставляется под удар в Царстве Снов: в грезе каких-то хищных лавовых земель они встречают самого взаправдашнего Чужого, словно только что сбежавшего с земной съемочной площадки. Лучник уже спокойнее реагирует на здешних обитателей и не сразу поднимает оружие, но сейчас эта беспечность становится ошибкой. Черная тварь стрекочуще визжит и прыгает на него, целя лезвиями в грудь… Блэк чудом успевает сбить его пинком в сторону, но сам попадает под удар — увенчанный жалом хвост почти на пядь входит в его предплечье. К счастью, тварь тут же получает увесистую порцию свинца в двойные челюсти и наемник, зашипев, сбрасывает монстра с себя; пришедший в себя вор споро нашпиговывает его стрелами и в дополнение окатывает огнем из резной драконьей пасти, расправляясь с тварью практически в одиночку. — Ну и зверюга, — потрясенно выдыхает он, опуская оружие. — Давно я таких не видел, — вторит ему Эррон, пнув вытянутую голову монстра носком сапога. Джин переводит взгляд на его плащ, постепенно тяжелеющий от пропитывающей его жидкости, на испачканную алым перчатку, зажимающую рану… в сумраке Царства Снов его кровь кажется черной. — Ты в порядке? — вопрос сам срывается с языка. Блэк морщится: — Бывало и хуже. Но сегодняшнюю прогулку придется свернуть — не хочу вступать в свару со здешними тварями, слетающимися на горячую кровь. Кстати, на твоем месте я бы прихватил какую-нибудь часть твоей добычи. Она стоит того, чтобы сделать из нее трофей. — Да, конечно, — немного рассеянно кивает парень, заставляя себя перевести взгляд обратно на монстра. Почти машинально тянет чакрам из-за пояса, примериваясь к гибкому черному хвосту — громоздкую голову он точно не утащит, слишком тяжелая. Краем глаза видит, как стрелок прикрывает глаза, сильнее стискивая плечо. Потом явно костенеющими пальцами ослабляет ворот плаща, стаскивая плотную ткань…  — Давай я, — решительно заявляет Джин, забыв о распластанной черной туше. Блэк прожигает его тяжелым взглядом, но, подумав, нехотя убирает руку от раны, позволяя прикоснуться к себе; коротко шипит сквозь зубы, когда вор касается толстой кожи наплечников, сдвигает кожаные ремни, усеянные блестящим частоколом патронов… удается рассмотреть рану: глубокая и рваная, но кровотечение гораздо слабее, чем должно быть. Да и края словно начали подергиваться запекшейся коркой, как при заживлении. Может быть, одно из заклятий Шанг Цунга?  — Придется потерпеть, — заключает парень и, ловко отхватив от плаща приличный лоскут, начинает перетягивать рану. Ткань груба, но впитывает кровь и хорошо обхватывает плечо, укрывая смуглую кожу, покрытую застарелыми шрамами. «Соцветия», оставленные пулями, изящные полосы клинковых отметин, рваные рубцы — наверное, последствия встреч с дикими зверьми… слева от солнечного сплетения расползлось пятно, явно некогда бывшее ожогом. Пожар или пытка? Едва заметно вздрагивает, когда вор словно невзначай задевает след ловкими пальцами, а еще — расслабляюще теплое… Стрелок судорожно и резко вдыхает воздух, но не дергается. Выругавшись про себя, Джин сосредотачивается на перевязке, спокойно укладывает ткань, контролируя каждое свое движение. Не хватало еще раз причинить ему боль. Еще раз услышать тихий выдох, в котором кроется стон, снова мазнуть пальцами по этой испещренной шрамами коже, обвести их пальцами, а потом прижать это сильное и непокорное тело к себе… Проклятье! Парень с силой вонзает зубы в податливую мякоть щеки, и отрезвляющая боль помогает, выгоняя из головы лишние мысли. Удается без задержек закончить перевязку, отрубить внушительный хитиновый хвост и беспрекословно последовать за слегка побледневшим от потери крови Блэком обратно к порталу в З’ункару с ее залитой солнцем шумной обыденностью. Лучник скомкано прощается с наемником, ныряет в первый попавшийся разрыв, ведущий в Земное Царство, даже не оглянувшись вокруг, набирает на коммуникаторе номер Джеки, вот уже полгода занимающейся их кооперацией…  — Мистер Кунг, как вас занесло на Аляску? — звучит в ухе ее невозмутимый голос, вызывая невольную улыбку.  — Не поверите, мисс Бриггс, я только что выбрался из одного крайне негостеприимного местечка, где мне пришлось схватиться с Чужим.  — Ты серьезно, Джин?! — ахает динамик, передавая изумление черной девушки по ту сторону связи.  — Вот так и знал, что мне не поверят! — деланно обижается вор. — К счастью, я решил прихватить его хвост себе на память — покажу, если пообещаешь не дарить его сумасшедшим генетикам, повернутым на клонировании.  — Легко. Ладно, жди, вертолет уже вылетел, — прежде, чем связь оборвалась, парень слышит ее крик «Такеда, ты не представляешь…», и это заставляет его самодовольно ухмыльнуться. Опустившись на замшелый древесный ствол, с которого открывается просто потрясающий вид на живописную излучину реки, он небрежно бросает свою добычу под ноги, зачем-то смотрит на свои перчатки, все еще залитые кровью. Его кровью. Шиннокова плешь, как он не заметил… Он привык к Блэку, как привыкают к алкоголю, легкому наркотику или бурлению адреналина в крови. Да, стрелок до сих пор напрягается от излишне близкого контакта, может наградить чувствительным тычком или нелестным эпитетом, с незыблемым хладнокровием раз за разом топит его, Джина, в пучине смертельных опасностей чужих миров — но при этом первым же готов прыгнуть следом. Бдит, следя за учащимся мальчишкой, не гонит его прочь в Земное Царство, все чаще откладывая свои дела и утаскивая вслед за собой в патрули, проводит несколько часов, разговаривая или даже просто молча в его компании. И это было ничего не значащей привычкой — ровно до того момента, когда он прикоснулся к нему, ощутил живое тепло, окунулся в запах пороха, выделанной кожи и крепкого алкоголя… Эррон Блэк. Чертов головорез, замкнутый, дерзкий, спокойный, сильный, он притягивал его, как могут притягивать только одинокие бродяги, даже если их одежда надолго забыла вкус дорожной пыли. Погруженный в самокопание, Джин не сразу замечает оклики десантной группы, приземлившейся на относительно ровной поляне неподалеку. К счастью, с десантом прибыла неугомонная Кэсси, после куатанских джунглей без проблем ориентирующаяся в любой чаще — видимо, любопытство подбавило к шилу в ее подтянутой заднице пару лишних сантиметров. Ее бойкая жизнерадостность возвращает Кунг Джина в привычное нагловатое и веселое настроение. Оно остается, пока они летят обратно, пока носятся с его добычей по длинным прохладным коридорам штаба ОСН, пока он отчитывается генералу Блейд о встрече с хищной тварью и полчаса доказывает, что Земному Царству не грозит нашествие армии этих монстров, словно в какой-то из кинокартин, пока его тащат в неприметный армейский бар неподалеку от базы — отметить его трофей. Вор не спорит: несмотря на не слишком теплые чувства к своеобразной атмосфере подобных мест, идея выпить кажется ему крайне здравой. Насмешливая легкость испаряется, когда первые капли терпкого напитка соскальзывают на язык, обжигая пряной горечью. Можжевеловый привкус джина неприятно щекочет память…  — Джин, ты чего? — удивляется Кассандра, заглядывая в лицо задумавшегося парня. — Выглядишь так, словно тебе налили что-то ядовитое. Все в порядке?  — В порядке, отстань от него, — успокаивает Кейдж лениво покачивающий бутылкой Такеда. — Он просто влюбился.  — Что?! — хором взвывают девушки и вор, заставляя молодого воина Ширай Рю рассмеяться.  — Поверьте, я это мечтательно-несчастное выражение знаю по зеркалу — нагляделся, когда мы только начали работать вместе, — Джеки не удерживается от легкого тычка в его плечо, прежде чем пригубить свой стакан, скрывая смущение. Кунг Джин недовольно сводит брови:  — Твое лицо, несомненно, крайне достойный объект изучения, но в качестве аргумента никуда не годится. Такахаши улыбается и отточенным жестом касается виска двумя пальцами — и лучник отворачивается и опускает взгляд, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Конечно же, телепатия, семейная особенность их рода… меньше всего ему хочется думать, что именно там рассмотрел Такеда, раз сделал столь недвусмысленный вывод.  — И не рассказал друзьям? — Кэсси явно распирает от смеха. Она бы продолжила подтрунивать над товарищем, если бы не внушительный кулак Джина, поднятый в молчаливой угрозе — после этого она только мотает головой, залпом выпивает свою порцию и жестом просит у бармена повтора.  — Тогда у нас два повода выпить, — резонно замечает она, откидываясь назад. И парень посылает к чертям головореза, другие миры, эмоциональную бурю в своей душе: он еще успеет потерять кучу времени, перекатывая в голове все это. Сейчас ему надо хоть на время забыть обо всем. Потому Джин вопреки своим привычкам напивается в стельку, после чего конвоируется друзьями в казармы штаба и сгружается на первую попавшуюся койку, где благополучно отключается. Выпивка действительно помогает выгнать из головы лишние мысли. Более того, она помогает упасть в беспамятство без снов, после которых ты просыпаешься с искусанной наволочкой, учащенным сердцебиением и влажными простынями. К сожалению, подобное решение не было выходом на каждый день — вор слишком дорожил своей мелкой моторикой, чтобы вот так убивать ее алкоголем. Наверное, все дело в динамике. Сближение с людьми в чем-то сродни сближению небесных тел — если оказаться слишком близко, сражаться с гравитацией будет просто невозможно. А он подпустил Блэка к себе сильнее, чем просто близко, рассказал такое, о чем не знали ни шаолиньские наставники, ни товарищи по отряду, доверил свою жизнь в боях… за два с лишним месяца они прошли от взаимной неприязни, сдерживаемой лишь взаимовыгодной сделкой, до дружбы, что заставляет рисковать жизнью ради другого. Но как остановить это движение дальше, за пределы дружеской близости? Кунг Джин пытается — видят Старшие Боги, он использует все способы, имеющиеся на руках. Изматывает себя на тренировках, принимает участие в очищающем посте, что так любят практиковать старшие ученики монастыря, даже отправляется «на охоту» в надежде подцепить партнера на ночь, решив, что неестественную тягу можно разрядить, спустив накопившееся возбуждение на кого-то другого… тщетно. В тематических клубах и на улицах, в полумраке которых люди торгуют своими телами и близостью, он неосознанно ищет серый взгляд в ореоле жестких русых прядей; стоя после тренировки под душем, почти чувствует сквозь бегущие по коже прохладные струи прикосновения жестких ладоней и пальцев, покрытых мозолями от револьверных курков; воздержание от пищи лишь подстегивает телесный голод. Доходит до того, что он не может нормально пройти мимо тира, где тренируются члены Отряда — запах пороха сводит его с ума… Такеда был прав. Он влюбился. Самая паршивая часть этой влюбленности крылась в той непроницаемости, что окутывала Блэка. Знал бы Джин о нем хоть немного больше, смог бы решить, что делать дальше — плюнуть на попытки сблизиться и задавить эмоции или все же попытать удачи со своей нездоровой привязанностью — но наемник был словно завернут в кокон неопределенности, сковывающей руки. Однажды он рассказывает историю о своем мимолетном увлечении Соней, случившимся еще до последней Битвы Смертных, и о своем саботаже заказа на ее голову, выданном Шанг Цунгом. Вор делает выводы, мысленно выдыхает — все, бесполезные терзания окончены, Блэку ближе женский пол — а спустя неделю видит его у крепостных врат в компании цветасто одетого вельможи эденийских кровей, утонченного и отчаянно красивого. Он шепчет на ухо смотрящего куда-то вдаль наемника, мягко, но недвусмысленно прижимаясь к нему гибким телом. В конце концов Эррон мотает головой, заставляя того отстраниться, но после что-то говорит ему, наклонившись к лицу, и эдениец уходит со взглядом, в котором горит скорее предвкушение, чем разочарование. Вечером того же дня, когда лучник возвращается к нему на одну из смотровых площадок на крышах, от стрелка неуловимо пахнет незнакомыми благовониями и маслом для притираний. Впервые в жизни Джину хочется удушить кого-то тетивой своего лука. А Блэк словно не замечает его метаний. Его растерянности, когда он уже привычно отлавливает вора за капюшон шаолиньского плаща, удерживая в полутьме подворотни от встречи с патрулем, когда оттирает плечом в сторону, готовясь принимать удар на себя… даже сейчас, когда они бредут по Царству Снов, поминутно оглядывая мутный горизонт, парень не может не прислушиваться к его отрывистому дыханию, вырывающемуся из-под маски. Остается только отсчитывать ритм чужих вдохов да оглядываться по сторонам, тщетно пытаясь отвлечься от мыслей. Сегодня эта реальность выглядит как запущенный парк с огромными приземистыми деревьями, перемежающимися с древними руинами из крошащегося от времени мрамора. Может быть, здесь когда-то было античное поместье или что-то вроде…  — Надо найти укрытие, — говорит наемник, остановившись на широком замшелом корне и взглянув на небо. Джин косится на него:  — Почему?  — Дождь, — мужчина кивает на свинцовую тучу, быстро пожирающую горизонт. — Во время него реальность меняется сильнее всего, и нас может затянуть в эту трансмутацию. Не хочу повторить судьбу Тремора. Им везет: уже в предгрозовом поветрии они обнаруживает огромное полое дерево, опутавшее каменистый холм. Расселина между корнями столь велика, что туда можно загнать пару лошадей, а сухая земля почти не припорошена листвой. Кунг Джин облегченно выдыхает, падая на шершавый выступ корня, и этот выдох сливается с тихим шелестом первых капель.  — Успели, — выносит вердикт наемник, снимая шляпу. Стягивает плащ, бросая его у древесной стены и, опустившись на землю, сдирает явно надоевшую ему маску с лица. Вор, подумав, расстегивает перевязь колчана.  — Как долго нам придется тут проторчать? — спрашивает он.  — Пару часов, если повезет — бури здесь долгие. Если хочешь, можешь вздремнуть. Разбужу. Парень пожимает плечами и отворачивается, сосредотачиваясь на шуме воды за пределами их убежища. Дождь быстро набирает силу, становясь ливнем; по влажной земле ползут ручьи, становясь потоками, а потом — и вовсе слитным водным массивом, погребая под собой траву и кусты. С корней бегут мутные водопады, уносящие в себе листья и ветви, теплая влажность забирается в ноздри, в легкие, под кожу, дождевые струи размывают контуры деревьев и руин, еще больше усиливая ощущение зыбкости замершего вокруг мира. Царство Снов становится сном окончательно. Джин неуверенно проводит рукой по лицу, смотрит на ладонь. Сжимает-разжимает пальцы. Нет, не сон… наверное…  — Не забивай голову, — подает голос наемник, заприметив его движение. — Ты находишься в грезе, в самом эпицентре ее изменений. Не пытайся разграничить дрему и явь — сейчас между ними нет никакой разницы. Если тебе будет легче, можешь представить, что тебе снится бессмысленный сон о том, как ты застрял в древесной пещере в моей компании. «Не надо, замолчи», — мысленно рычит вор, пытаясь стряхнуть всколыхнувшиеся воспоминания о других снах, где тоже был Блэк. Иной, не сдержанно-отстраненный, как наяву — в них его обветренные губы обжигающе впиваются в плечи лучника, вырывая свистящий стон, руки вцепляются в его запястья — как в ту ночь, когда он приволок его к себе после неудачной кражи — колени крепко удерживают на месте, сжимая его бедра… Вздрогнув, Джин переводит замутненный взгляд на расслабленно сидящего у стены стрелка. Память смешивается с реальностью, словно ложась дымчатой пленкой поверх нынешнего полубеспамятства. Тоже сон, значит. Где есть ты. В тех снах он не имел возможности двинуться… Ноги сами собой подхватывают тело в вертикальное положение, делают шаг навстречу. В тех снах он не имел возможности ответить… Листва вкрадчиво шуршит под сапогами, заставляя Блэка приоткрыть смеженные веки и посмотреть на него; серый взгляд с привычной тяжестью скользит по его фигуре. В тех снах он не имел возможности проявить инициативу… Кунг Джин шагает еще ближе, резко опускается вниз — наемник успевает схватить его за запястье, останавливая движение посередине, но это уже не важно: расстояние сокращено достаточно, чтобы парень дотянулся и поцеловал его губы, для этого не нужно оказываться вплотную… на первое прикосновение он не отвечает — видимо, выходка лучника его шокирует. Тот пользуется паузой, чуть зло толкая его к стене и целуя снова, даже не делая попытку высвободить руку, словно мстя за недели своих метаний. Он чувствует выдох Эррона: тихий, едва различимый. Его рука выпускает кисть вора. Джин, приготовившись к тому, что его отшвырнут от себя, подается назад… но дыхание Блэка согревает кожу, чужая ладонь ложится на затылок, не давая ускользнуть, и уже он целует его — кусающе, размеренно, глубоко. Запах пороха врывается в легкие, руки сами собой вцепляются в широкие плечи, перехваченные кожаными полосами брони, касаются обжигающе горячей кожи, пока наемник проходится языком по его небу, изучает ровный ряд зубов, доводит легкие до горения от нехватки кислорода — и лишь потом отстраняется, давая возможность глотнуть воздуха. В ушах стоит шум, голову ведет, Джин никак не может отдышаться — он точно не был готов к такому повороту событий. «Что за?..» — хочется спросить ему, но мозг запинается уже в мыслях, не в силах окончить вопрос, пока тело больше всего на свете хочет прикрыть глаза и потянуться навстречу чужому теплу, признавая поражение. Кажется, Блэк без особого труда прочитывает это на его лице. Он снова выдыхает — на этот раз шумно и как-то… безнадежно. Медленно поднимается, вынуждая парня распрямиться, и нависает над ним. Серые глаза смотрят изучающе, чуть настороженно… нет, не так. Оценивающе. Скользят по выбившимся из-под капюшона темным прядям, по острым скулам, по губам, сквозь которые вырывается прерывистое дыхание, встречаются с вишневым взглядом вора. «Ты хочешь продолжения?» — спрашивают эти глаза. — «Как далеко ты хочешь зайти? Что именно мне стоит с тобой сделать?» Эти вопросы не нужно озвучивать, чтобы Джин их понял. Приходится прикусить губу, призывая боль на помощь и хоть как-то собирая мысли воедино. Помедлив, он стягивает надоевший капюшон, отбрасывает выбившиеся волосы назад и, снова сократив расстояние между ними, целует в губы, обжигая коротким выдохом: «Хочу. До конца. Все, что захочешь» Блэк подчиняется, ровно секунду поддаваясь властным движением языка и давая углублять поцелуй — а потом прижимает вплотную к своему телу, уверенно и жестко отвечая на его попытку доминировать. Впечатав в стену, без особых усилий отрывает рослого парня от пола и вдавливает лопатками в шершавую кору, вынуждая Джина с тихим стоном податься вперед, насколько позволяет хватка. Пальцы зарываются в волосы. Безжалостно дергают ленту, распуская отяжелевшие от влажного воздуха пряди, сминают, притягивают, управляют поцелуем… Джин шипит, чувствуя, как Блэк оставляет его губы, но отреагировать не успевает — мужчина коротко кусает его в шею, прямо под подбородком. Щетина слегка царапает кожу, подстегивая ощущения. Это ни капли не похоже на его сон. Слишком полно, слишком жарко, слишком по-настоящему; Джин почти на автомате щелкает застежками брони стрелка — воровские привычки, хоть где-то от них толк — оглаживает горящую кожу. Чуткие пальцы, привычные к взлому и ныркам в чужие карманы, скользят по бугрящимся шрамам, и низкий ответный рык продирает до костей. Этот звук попросту отключает мозг на несколько мгновений; придя в себя, парень обнаруживает себя на полу опрокинутым поверх стащенного с него плаща. Блэк, все еще нависающий сверху, успел переключиться на ключицы, пока одна из его ладоней ослабляет застежки его штанов… возмущенно зашипев, Джин в свою очередь нашаривает тяжелую пряжку его ремня, но потом, плюнув на эту возню, попросту обхватывает его член сквозь ткань. И Эррону изменяет выдержка, боги, это невообразимое событие, за которое лучник чуть не платится прогрызенной ключицей, плевать — жадные, ищущие руки соскальзывают вниз, рот запечатывается поцелуем, лишающим воздуха до черноты перед глазами, и Кунг Джин тонет в нем, выгибаясь под чужим жаром. Рука на бедре, скользит дальше, глубже… вор стонет и, пустив в ход зубы, ухитряется выиграть несколько мгновений на вдох.  — К черту пальцы, — хрипит он, перехватывая чужую ладонь.  — Растерзаю, — рычит наемник в ответ, с некоторым усилием замирая над ним. Джин чувствует, как подрагивает его тело — его слова явно проходятся по чужому самоконтролю. «Интересно, а ему снились сны?» — почему-то невпопад думается лучнику. — «Бессмысленные сны о нем и мне?..» Возбуждение от этой мысли обжигает еще сильнее, сводя мышцы отчаянной судорогой.  — Блэк, мать твою!.. Новый укус, резонирующий рык, и тело пронзает боль пополам с ощущением заполненности, вырывая стон. Инстинкт самосохранения пытается подать голос, но желание топит его в своем темном половодье — да и как можно расцепиться, откатиться назад, когда Эррон со своей холодностью и непрошибаемым самоконтролем не сдерживается, он просто не может, спуская себя со всех цепей. Поцелуи, укусы, безжалостная хватка, хриплый шепот; серый взгляд скользит по его разметанным прядям, по изящной шее, тонкая кожа которой расцветает лиловыми отметинами зубов… Джин смотрит в эти глаза и почти видит в них себя: выгнутую, словно на дыбе, спину, растрепанные волосы, зад, принимающий всю его длину. Ритм рвется, ощущения не дают ни на чем сосредоточиться, все что он может — вскинуть руки над головой, давая упор, и биться в его хватке, пытаясь стать ближе, еще ближе, еще… вор срывается первым, выгибаясь до треска в позвоночнике и заходясь в хрипящем стоне; несколько размашистых, рваных толчков, вбивающихся в гибкое тело, и Блэк доходит до своего пика, едва не раздавливая ему грудную клетку и прокусывая ухо в жадном, слепом поцелуе. До момента, когда дыхание успокаивается, а пульс возвращает привычный ритм, проходит целая вечность. В разум Кунг Джина, все еще пытающийся собраться воедино, врываются запахи и звуки мира за пределами их укрытия: дуновение ветра от входа приносит запах незнакомой зелени и мокрой коры, водяные струи мягко шумят, капли звонко барабанят по широким листьям. Слышен одинокий раскат грома… пелена Царства Снов снова наваливается на разум, баюкая своей ирреальностью. Наверное, это к лучшему. Джин не знает, как бы в другом случае справлялся с последствиями только что случившегося с ним. С ними двумя. А сейчас можно лишь шумно выдохнуть, словно выплевывая эту мысль из головы, и прикрыть глаза, не в силах бороться с наваливающейся усталостью. Холод, правда, потихоньку вступает в свои права, подмывая свернуться клубком, сохраняя крохи тепла… Обжигающе горячая рука обхватывает его поперек груди. Блэк ложится на бок рядом и спокойно притягивает Джина к себе, щедро делясь собственным теплом.  — Спи, — тихо говорит он в своей обычной манере. И парень закрывает глаза, позволяя дреме унести его сознание. Сегодня солнце палит особенно нестерпимо — даже шляпа и подводка не спасает кожу от жара, заставляя болезненно жмуриться. Пытается вынудить уйти в тень или хотя бы смежить веки. Блэк мысленно шлет задравшее светило трехэтажным каторжным загибом и остается на облюбованном пятачке у резной украшенной лазуритом колонны: слишком хороший обзор, чтобы жертвовать им ради жидкой тени, все торжище просматривается. Уличные воришки, так же использующие это место для выискивания потенциальных жертв, бродят вокруг, поджидая его ухода — им самим наблюдательная площадка не помешала бы, да сунуться к наемнику Коталь Кана боязно. Эррон хмыкает сквозь маску. Правильно боятся. Кражу в З’ункаре он готов спустить с рук только одному вору — да только нет тут его… Кунг Джин не объявляется уже вторую неделю, вынуждая стрелка все чаще вспоминать о нем. И задумываться, перекатывать в голове случившееся между ними. Надо было сообразить, что дело не только в простом влечении, когда мальчишка полез к нему в Царстве Снов. Нет, он и до этого подмечал брошенные исподтишка взгляды вора, его костенение при касаниях, чуть натянутую резкость в разговоре, но списывал это на простую неуверенность. Задавленный, почти выдранный стыд за свои предпочтения, помноженный на разницу в возрасте — почти полтора века, есть от чего хорохориться… поэтому, когда Джина все же прорывает, мужчина принимает этот порыв без задней мысли: гормоны пополам с достигшей пика привязанностью, делов-то. Ничего особенного. Мальчишка из беспризорных выкормышей, такие не сближаются, до конца держась за свои личные границы. Правда, некоторое сомнение все же посещает его; сразу после того, когда наемник притягивает к себе мерзнущего Джина. Парень не напрягается от прикосновения, как обычно, обмякает в хватке и, прижавшись к его торсу, послушно засыпает под боком. Блэк же лежит без сна, хмуро разглядывая переплетения корней на потолке древесной пещеры. Пытается прикинуть длительность бури, их последующий маршрут — портал могло немного снести, придется поплутать по границам миража — возможную необходимость тащить вора на плече: он его здорово помял, не сдержался. Да уж, давно столь сильно крышу не срывало… Как-то он сумел заползти в его жизнь, этот шебутной потомок Первого Чемпиона. Развязный, ловкий, колкий на язык и нагло улыбающийся, продрался сквозь озлобленное одиночество, сквозь угрозы, мрачность, набегающее временами отчаянье, в котором он даже сам себе не признается… с тех пор, как он появился рядом, Эррон почти не вспоминает о той громовой точке, что должна окончить историю его не слишком чистой жизни. Из-за него он понемногу расшатывает свою ловушку, выбирается за ее пределы, пусть пока и ненадолго. Цепь визжит, теряя прочность — боги, он почти готов поверить, что у него появился шанс вырваться на волю окончательно. Бездна в душе начинает медленно смыкать свои края. Нет, Блэк все еще трезво оценивает свои силы, не бросается в лихое половодье пустых надежд, но… этот парнишка пахнет свободой, и ее полузабытый аромат пьянит, будоражит воспоминания. Напоминает, что за награда ждет в конце, если он не сдастся в плен усталости жить вот так и продолжит борьбу на риск своей шкуре… Впрочем, лучше уж сдохнуть от неудачной попытки освободиться, чем от выстрела в висок. Наемник едва не засыпает, убаюканный шелестом капель и мерным ритмом чужого дыхания, но буря оканчивается раньше, чем Царство Снов вступает в свои права. Надо отдать Джину должное — поднятый на ноги, тот встает и до самого портала идет, даже зубами не скрипнув, хотя Эррон видит, что почти любое движение отзывается в нем ноющей болью. В городе они прощаются; лучник не поднимает глаз и старается посильнее запахнуться в ворот плаща, пряча наливающиеся кровью отметины на шее. Ускальзывает прочь, вызвав у Блэка что-то вроде укола раздражения: мог бы вместо отчуждения просто сказать, что случившееся не влияет на отношения между ними. Хотя что взять со вчерашнего мальчишки… В их следующую встречу вор ведет себя, как обычно: колко шутит, балагурит, порывается заглянуть в пару чужих карманов, за что получает по капюшону в качестве острастки. Бестрепетно ныряет в портал, не глупит во время вылазки, вызывая молчаливое одобрение — все, пора парня в Преисподнюю вести, готов. О случившимся не говорят оба. Блэку кажется, что незачем — ровно до того момента, как Джин пропускает их следующую встречу. И еще одну. И еще. У Блэка достаточно житейского опыта, чтобы чуть запоздало, но разобраться в ситуации. По плевой причине парень не забросит обучение: долг перед кузеном все еще лежит на его плечах, он ради него к Шинноку на рога полезет. Значит, от возможности исполнить свою клятву его может отвратить что-то не менее сильное, с чем он не может сосуществовать. С чем-то, что выворачивает душу наизнанку, делая присутствие рядом пыткой. С чертовой молодой любовью, не терпящей полумер, в которой Джин не признался — только отдал ее ему, и, не получив отклика, остался один на один с разверзшейся пустотой на ее месте. Проклятые беспризорники со своими душевными шрамами вместо доверия. Впервые за семьдесят лет Блэку хочется закурить. Отчаянно, до горечи на языке. Почти нет шансов, что вор появится здесь снова — по крайней мере в ближайшее время, пока эмоции свежи. Да, если и вернется, вряд ли их общение вернется на прежние круги, лучник замкнется в себе… Блэк едва удерживается от сдирания маски и смачного плевка под ноги — привычка, подцепленная от Кано, иногда дает о себе знать. Впервые чуть ли не с детства ему не хочется терять чужое доверие; даже, как это глупо не звучало, чужую близость. Он, бродяга, всю жизнь считавший привязанности поводками, сам готов подставить шею под ее удавку… Глухо зарычав, наемник проводит шершавой ладонью по лицу, словно пытаясь смахнуть мысли прочь, в горячую пыль под ногами. Не помогает, понятное дело. …и, что самое важное, впервые в жизни Блэк готов пойти против своих жизненных принципов. Рискнуть собой, как раньше, не оглядываясь на последствия — последние два раза это привело его на самый край, лишив всего, что он ценил… а, плевать. Видит Бог — да вообще все Старшие Боги скопом — он никогда не славился рассудительностью. Глупо начинать делать это на исходе второго века жизни. Кунг Джин покидает базу одним из последних среди членов личного состава, получивших сегодня отгул. Если бы не это обстоятельство, он бы остался в казарме или на тренировочном ринге — в последнее время парень почти не покидает штаб ОСН. Ему позарез нужно ежедневно загонять себя до изнеможения, падать на койку без сил даже на еду, не то что досужие мысли и эмоции, царапающие изнутри… сегодня не выйдет, генерал Блэйд выставила его практически под угрозой конвоирования к Бо’Рай Чо. Кстати, может быть, не такая уж и плохая идея зайти к мастеру в додзе, добраться самостоятельно он сумеет — вряд ли старик сможет помочь, но хотя бы выслушает; да его запасов алкоголя хватит, чтобы не просыхать минимум неделю… Джин невесело обкатывает эту мысль в голове и по этой причине движение, которым его стремительно ухватывают за ворот свободной толстовки, проскальзывает мимо внимания лучника. Чья-то сильная рука фактически ломает его равновесие, увлекая за собой. Волна адреналина напрочь смывает апатию; зашипев, вор не глядя бьет сложенными «лодочкой» пальцами за спину - туда, где ориентировочно находится печень нападающего - но его перехватывают за запястье и выкручивают руку, с силой впечатывая в грязную стену подворотни. Парень едва успевает уберечь лицо от удара, повернув голову набок. Стоп. Кажется, он уже проходил через нечто подобное.  — Ворам не стоит спать на ходу, — болезненно знакомый голос обжигает ухо, врываясь в сознание одновременно с запахом пороха. Хватка разжимается, возвращая Джину свободу — и парень оборачивается, не веря собственным органам чувств. Нет, этого не может быть, у него галлюцинации на почве переутомления… Эррон Блэк полностью выходит из ночной темноты в полумрак переулка, едва разгоняемый свечением тусклого фонаря на углу. Без брони, без шляпы, без маски — вор потрясенно обегает взглядом его широкоплечую фигуру в простой кожаной куртке, темной футболке и джинсах без какого-либо намека на бесконечные патронташи и кобуры. Это похоже даже не на сон — на наркотический приход, когда реальность совершает невозможный кульбит, но ты все равно веришь, нет, ты хочешь верить в это изо всех сил, отпинываясь от здравого смысла. Только вот в его случае…  — Зачем пришел? — холодно спрашивает Джин. В ответ на его тон Блэк едва заметно щурится:  — Думаю, нам надо поговорить.  — Не согласен. Нам нечего обсуждать, — чуть спокойнее отвечает парень — в конце концов, наемник не виноват в случившимся, это он накрутил себя и ситуацию. Лучник пытается обогнуть Эррона, но на его запястье неожиданно смыкаются мозолистые пальцы, обрывая движение; резко развернувшись, Кунг Джин непонимающе смотрит на стрелка… и несколько теряется, обнаружив, что в серых глазах мелькает нечто вроде терпения.  — Хватит от меня шарахаться, — спокойно замечает мужчина, выпуская его и привычно скрещивая руки на груди. Парня окатывает волной злости. Он же все понимает, этот молчаливый, непрошибаемый одиночка, он знает, почему Джин больше не появляется в З’ункаре, несмотря на нужду в умении скитаться меж мирами. Так зачем вот так тыкать носом в его позорную слабость? Прошипев сквозь зубы пару ругательств на маньчжурском, лучник отворачивается от мужчины и снова делает шаг прочь, желая про себя только одного: ну же, схвати за руку, только попробуй схватить… Блэк хватает — дав пройти пару шагов, разворачивает на себя — и Джин использует инерцию разворота, чтобы по-боевому, вложив движение всего тела в рывок, ударить его кулаком в челюсть. У него почти получается, но наемник в последний момент успевает качнуться в сторону. А потом, перехватив и вторую руку, снова впечатывает парня в стену; на этот раз — спиной. Вор шипит от боли, прожигает стрелка яростным взглядом… эмоция пропадает мгновенно, сменяясь судорогой шока. Потому что Блэк целует его, резко, до боли впиваясь в губы. Джин дергается раз, другой, вжимается в стену с отчаянием приговоренного, но отступать некуда: близость Эррона выжигает все рациональные мысли, и оставшиеся без узды эмоции берут верх, вынуждая с обреченным стоном податься вперед. Ему мало, он тянется к наемнику, жадно ловя чужое дыхание и купаясь в пряном аромате поджарого тела. …у парня получается немного прийти в себя, когда стрелок дает ему передышку на глоток воздуха. Его сбитое дыхание чувствуется у плеча, он по-прежнему прижимает вора к стене, не отстраняясь…  — Что это только что было? — хватая ртом кислород, отрывисто спрашивает Джин. Мужчина поднимает голову, с нескрываемым раздражением уставляясь на него:  — А ты как думаешь? — хриплый баритон просто истекает сарказмом. Но, прежде чем лучник успевает огрызнуться в ответ, он получает новый кусающий поцелуй — на этот раз в шею — и обветренные губы скользят по раковине уха, обжигая шепотом:  — Может, хоть так поймешь… Новый толчок вжимает в стену еще сильнее; чужие руки скользят ниже, проворно сбегают по торсу, заставляя выгнуться в их хватке, пальцы с невероятной молниеносностью щелкают пряжкой ремня, расправляются с язычком молнии. Все происходит слишком быстро: яркая вспышка укуса на торсе, на бедре, пальцы инстинктивно зарываются в русые волосы, тянут вниз — и невозможно сдержать протяжный стон, когда горячие губы обхватывают головку члена. Блэк делает это умело, скользя ртом по всей длине, заглатывает до самого горла, пока Джин тонет в возбуждении, не отдавая себе отчета в бессознательных коротких стонах. Разум сбоит, у него не хватает сдержанности, чтобы не вцепляться в светлые пряди и не трахать наемника прямо в горло — тот коротким рывком головы освобождается от хватки, перехватывает запястья и снова берет в рот до основания, возвращая заданный темп и удерживая его руки. Жесткие волосы щекочут кожу и словно бьются током, заставляя содрогаться в тщетных попытках высвободиться и снова погрузить в них пальцы. Намотать спутанные пряди на кулак, дернуть, сильно, до глухого стона внизу, убеждаясь в реальности происходящего. Темнота подворотни плывет перед глазами, внутри все горит от возбуждения, а еще — от осознания того, кто сейчас удовлетворяет его своим горячим ртом… Последняя мысль сводит тело жгучей судорогой, заставляя полностью потерять себя в ощущениях; сдавленно охнув, парень чуть не оседает наземь, не в силах удержаться на ногах — приходится опереться на чужое плечо, удерживая равновесие.  — Блядь… — все, что он может выдавить из себя сейчас, хоть как-то передавая свои перекрученные горячим жгутом эмоции.  — Прости — но единственный, кто тут выглядит, как полная блядь, это ты, — кашляюще смеется Блэк, изо всех сил старающийся выровнять свое дыхание. Джин снова хочет дать ему по морде за эти слова, но сил на это действие не обнаруживается. Да и с другой стороны глупо обижаться на правду — после того, что только что произошло, видок у него действительно тот еще. Хотя причина на то весомая — хуже не придумаешь. Или лучше. Тут с какой точки зрения смотреть.  — Вопрос, что это было, все еще остается открытым, — с ноткой упрямства повторяет лучник, начиная приводить одежду в порядок. Успевший подняться на ноги наемник утирается, закатывая глаза:  — Maldito sea***, мне любовную серенаду тебе спеть, что ли?  — А ты можешь?.. так, забудем, что я это сказал, — примирительно хмыкает вор, увидев знакомую тьму в сером взгляде стрелка. Его отпускает с каждой минутой, с каждым мгновением, что они стоят здесь — мерзлый ком страха, преграждавший ему путь во Внешний Мир последние две недели, рассасывается, оставляя после себя лишь холодящую память. На самом деле не нужны ему никакие слова, а упрямство — не более чем подначка, скрывающая навалившееся облегчение. — Вообще я не о твоем признании в своих чувствах ко мне, какими бы они там детально не были. Меня скорее интересует, почему ты выбрал столь… прямолинейный способ.  — Я не баба, чтобы пространно рассуждать о своих эмоциях, попутно наматывая сопли на кулак, — Эррон не удерживается от пофыркивания. Черт, он соскучился по этому жесту. — К тому же так быстрее. Для человека, за которым ведется охота в этом мире, это довольно весомый аргумент. Воспоминание о вражде Блэка с Черными Драконами запоздало колет память, но обкатывать тревожную мысль Джин не спешит — успеет еще, да и не время.  — Тогда нам стоит свалить отсюда, — решительно заявляет он и, отлипнув от стены, первый подхватывается в размеренный шаг. Блэк следует его примеру, на ходу закладывая руки в карманы и слегка сутулясь. — Пусть я несколько сомневаюсь, что твои бывшие дружки заявятся сюда прямо сейчас — но огрести от случайно завернувшего патрульного за секс в общественном месте мне тоже не хочется. К тому же твоя рожа все еще пылится в базе данных Интерпола, да и я не так уж чист на руку…  — Тут портал неподалеку, — пожимает плечами наемник, но вор мотает головой:  — Ну уж нет. Знаю я эту дыру, она в Арнык ведет… вряд ли ночевка в кишащей ядовитыми тварями и растениями реальности безопаснее ночи в моем лежбище. У меня точно не водится ничего хищного и копошащегося. Зато есть нормальная сигнализация, бронированная дверь и холодное пиво. Он почти кожей чувствует колебания Эррона. Серый взгляд тяжелеет — наемник мысленно просчитывает риски, щелкает костяшками вероятностей, изучая выпадающие комбинации.  — Ладно, уговорил, — наконец, кивает тот. Джин кивает в ответ, и дальше они идут уже молча, бок о бок, лишь изредка задевая локтями друг друга. Блэк насвистывает под нос одну из своих неизменных тягучих мелодий, парень то и дело шарит вокруг цепким взглядом — загнанная эмоциональным накалом клептомания потихоньку возвращает свои права… …им спокойно. Впервые за долгое время. * — «мелкий уебок», если очень дословно (китайский) ** — ругательное выражение, означающее изумление. *** — «Черт побери!» (испанский)