Tonight, We're the Sea

— Эй, Ба? — позвал Киришима, переступив порог кухни. — Когда ты вообще в последний раз выходила из дома? Ну, знаешь, на люди. На пляж, в ресторан какой-то? — После падения — ни разу, — сказала она. — Очень… трудно, к моему огромному сожалению, передвигаться. А еще, если быть до конца честной, последнее, чего бы мне хотелось, — это предстать перед людьми в таком виде. — Так у тебя что, даже знакомые здесь есть? — Эйджиро, если ты собираешься продолжить разговор, то, будь добр, подойди ко мне, я не хочу общаться с пустотой. — Точняк. Извини, — проговорил он, заканчивая подметать пол, выбросив мусор в урну, прежде чем поторопиться в гостиную. С того самого дня, когда им удалось-таки по-настоящему, к счастью Киришимы, поговорить, она стала выходить из своей комнаты практически каждый день. Порой она не была настроена на разговоры, а порой уровень ее настроения болтался где-то ниже плинтуса, но иногда, вот как сегодня, она светилась задорной добротой, да и вообще сидела вся такая из себя восхитительная. Киришима медленно, но верно учился считывать ее эмоции. Наклон головы и линия плеч сразу давали понять, в каких она чувствах. В тяжелые дни она вся подбиралась, сгорбив плечи, выдавая истинный свой возраст, но в хорошие она гордо их расправляла, сразу будто помолодев на десяток лет. Что Киришима еще не научился определять, так это дни, когда она находилась где-то между, дни, когда она была по-особому загадочной и отрешенной. У них сложилась традиция сидеть перед камином, наблюдая за языками пламени, которые почти всегда были на месте: первым делом Киришима всегда старался обеспечить им огонь. Сейчас бабушка как раз восседала напротив, погрузившись с головой в вязание. Вчера она поведала ему, что на самом деле не была такой уж ярой поклонницей спиц и пряжи, но больно хотелось ей сделать что-нибудь такое своими руками. Расположившись на полу у камина, излюбленном его месте, когда нужно быстро отогреться, Киришима поправил дрова, докинув еще парочку. — Что я говорила по поводу твоих вечных извинений? — спросила она. — Завязывать с этим, — ответил Киришима. — Я что, снова извинился? — Да, опять. — И теперь мне хочется извиниться еще раз. — У тебя еще остались дела? — она издала короткий смешок. — Да не особо. Основная задача — не зачахнуть, пока стираются вещи. — Хорошо, я хочу, чтобы ты почитал мне. — Но блин, у меня вообще не получается. И в жизни не поверю, что тебе правда нравится меня слушать, — застонал Киришима. — Ты читаешь слова, разве не так? — Так. — Тогда не все так плохо. Могло быть, конечно, и получше, но кому какая разница? Главное, что работа сделана, а ты… ты умеешь доводить дела до ума. — Ты меня засмущала, Ба, — сказал Киришима, сверкнув добродушной улыбкой. — Так что все в порядке. Теперь приступай. Кивнув, Киришима поднялся и зашагал в сторону книжной полки, встроенной в левую стену на выходе из гостиной. Технически, она являлась частью коридора, темного и мрачного. Специфический выбор, но именно это Киришиму и подкупало. Весь ее дом пестрел причудливыми нишами, вычурными оконными рамами и трюмо. Вытащив наугад книгу (бабушке не принципиально), Киришима вернулся к нагретому местечку у огня и начал читать, придерживаясь размеренного и неторопливого темпа. Кажется, в этот раз он реже сбивался и не так часто путал слова. Долго читать у него не выходило: голос срывался на хрип, но, тем не менее, каждый раз он пытался оттянуть этот момент как можно дальше. Сегодня он продержался полчаса, прежде чем захлопнул книгу и вернул ее на законное место. — А эта мне понравилась, — сказала бабушка. — Нам нужно будет к ней вернуться. — Обязательно. — Чего ты там запланировал на остаток дня? — А что? Прогуляться захотелось? — Нет. — Когда-нибудь я тебя выманю из этого дома, Ба, — сказал Киришима. — Только подожди, вот увидишь. Она лишь слабо улыбнулась, спицы со звонким звуком натыкались друг на друга, клубок ниток становился все тоньше, и тоньше, и тоньше. Приняв ее молчание за призыв продолжить, Киришима сказал: — Да особых планов нету. Я обычно генерирую идеи во время пробежки. Может, выберусь куда-то с Ашидо и Каминари. — Я хочу с ними познакомиться. — Хорошо? Она демонстративно повела бровью. — Хорошо. — Честно говоря, мне со всеми твоими друзьями хотелось бы познакомиться. Кто там у тебя еще? — Эм, ну, вроде еще Бакуго есть, но это не точно. И Серо. Правда, этому придется ехать из своего города, чтобы повидаться. — Ну, тогда приведи хотя бы этого твоего Бакуго. Разразившись заливистым смехом, представляя эту абсурдную, с какой стороны ни глянь, ситуацию, о которой даже мечтать можно с трудом, Киришима произнес: — Я постараюсь. — Как-то неубедительно звучит, он точно твой друг? — Ба, я и сам не знаю, кто он, — и это было еще мягко сказано. После пляжной прогулки они только встретились разок, да провели пару ночей, переписываясь, при том, что от Бакуго инициативы можно было и не ждать. Блять, он даже ума не мог приложить, что Бакуго думает обо всем, включая его самого. Она кивнула, еще пару минут повязав, прежде чем подать голос: — Если ты вдруг захочешь направить его пинками на путь истинный, то знай, я буду более чем рада тебе в этом подсобить. — Господи, какая же ты крутая, резкая и дерзкая. — Сердечно благодарю, мальчик. Они наградили друг друга улыбками, и Киришима задержался еще на часок, несмотря на то, что стирка была готова уже через двадцать минут. Он просто наслаждался теплом пламени и уютной компанией бабушки. Чем лучше они друг друга узнавали, тем легче становилось находиться рядом с ней. К этому времени Киришима уже с трудом припоминал, каково это — по-настоящему бояться ее. А ведь последний приступ был всего какую-то неделю назад. А еще он был уверен, что она могла бы ему это припомнить, было бы на то желание. И теперь понять, почему один только он протянул ей руку помощи, становилось все труднее и труднее. Хоть кто-то же из семьи должен был видеть ее его глазами. После пробежки он вернулся мыслями к словам бабушки о Бакуго и решил-таки забежать к нему, подумав, что в сложившейся ситуации лишним это не будет. Прошлый его спонтанный визит ничем хорошим не закончился. Господи, хоть бы в этот раз все прошло как по маслу. Несмотря на все свое стремление пройтись пешком, Киришиме пришлось ехать на машине: за окном было холодно, очень холодно. Особенно она пригодится, если Бакуго не захочет его видеть. Он припарковался и направился к двери, пытаясь не дать крови застыть в жилах, постучал и стал ждать, перекачиваясь с носков на пятки. А затем выглянул Бакуго, как всегда угрюмый, и Киришима не смог сдержать улыбки. Она часто расцветала на его лице без особой на то причины, а рядом с Бакуго так вообще. Кроме того, иногда ему даже приходилось изо всех сил пытаться скрыть ее, что само по себе очень уж странно, потому что улыбаться он любил. Но стоило помнить о тонкой грани между улыбкой и оскалом Джокера. — Привет, — сказал он. — Я пообщаться захотел? — Хуевые волосы, у меня есть номер, не забывай. — Не буду. Но сейчас я уже стою здесь, так что… Скрестив руки на груди, подрагивая от холода, он прожигал Киришиму взглядом. Когда тот не сдвинулся с места, продолжая лишь самозабвенно улыбаться, он заговорил: — Ну, охуеть, конечно. Получается, общаться ты собрался здесь? — Звучит заманчиво. Фыркнув, Бакуго развернулся и зашагал прочь от двери, оставив ту, впрочем, открытой. Пожав плечами, Киришима переступил порог, прикрыв за собой дверь и сняв пальто, вешая его на крючок к остальным курткам. В поисках Бакуго он блуждал по невероятно узким коридорам, настолько тесным, что он едва не наступил Кошке на хвост. Так уж вышло, что его нога приземлилась достаточно близко, чтобы получить в ответ злобное шипение от стремительно удаляющейся кошки. Заглянув в первую попавшуюся комнату (а основной коридор вел, похоже, на кухню), Киришима обнаружил Бакуго, примостившегося в кресле, набросив на ноги плед. Рядом с ним дымилась чашечка чего-то горячего. Он склонился над скетчбуком, покоившимся на его коленях, сфокусировав взгляд на листе бумаги и стиснув губы в тонкую линию. Решив не разрушать момент, Киришима окинул взглядом комнату, освещаемую дневным светом, льющимся из окон с видом на океан, расположенных по всей длине стены. Комната была со вкусом обставлена диванами и креслами, синими и зелеными лампами. Во все это великолепие лаконично вписался морской декор: канат, стальная морская звезда и нарисованные корабли. У Киришимы сложилось стойкое впечатление, что это был какой-то дачный домик. Ну нельзя жить в таком месте на постоянной основе. А еще здесь не было ни малейшего намека на бардак. Никто бы и в жизни не догадался, что сюда ступала нога человека, не сиди Бакуго прямо сейчас в кресле. На кофейном столике, стоящем меж двух диванов, лежала книга о космосе. Когда Киришима все же понял, что оторвал Бакуго от важного дела, он потянулся к ней и присел на кресло напротив — вдруг Бакуго захочется поговорить. Киришима как-то не привык к таким вот встречам, но книга в целом справлялась с ролью временного отвлечения, по крайней мере, на первых порах. Он рассматривал фото туманностей и галактик, гадая, какое же значение вкладывал Бакуго в понятие развлечения. В конце концов, он ведь именно за этим впустил Киришиму. — Ой, блять, заебало. Хуйня ебучая, — прошипел Бакуго, вырвав страницу из скетчбука и скомкав ее. — Каждый раз одно и то же в последнее время, черт бы его побрал. — Да ладно тебе, все там хорошо. — Да ты ж не выкупаешь нихера, хуеволосый, — щеки Бакуго слегка покраснели. — Так объясни мне. — Че? — Блин, да что тебе вечно не так, мужик? Я не говорю, что буду раздавать тебе советы, потому что зачем? И я нифига не разбираюсь в искусстве, в курсе уже, но, может, если поговорить об этом, станет легче? — Бакуго лишь безмолвно пялился на него в ответ, и Киришима пожал плечами, тихо рассмеявшись. — Ничего, просто мысли вслух. Когда Бакуго оставил и это без ответа, Киришима снова обратил внимание на книгу. У него была уйма вариантов куда более интересно времяпрепровождения, но все же он не был пока готов вот так просто взять и сдаться. Главное в общении с Бакуго — терпение, это он уже хорошо уяснил. Во всех аспектах. Однако, когда книга перестала удерживать его внимание, а Бакуго, в свою очередь, познакомил с полом еще три наброска, Киришима понял, что лучше все-таки оставить его наедине с самим собой. Как минимум, сегодня и сейчас. — Ладно, чувак, я пошел. Наберу тебя завтра, может, состыкуемся, — сказал Киришима, вернув книгу четко туда, откуда взял: больно уж ему не хотелось нарушать аскетичный устрой комнаты. — Что, не так весело, как ты там себе воображал? Киришима рассмеялся. — Предупреждай просто в следующий раз, я хоть приготовлюсь. — Звонить нужно было. — Ага, ты прав. Они ненадолго задержали друг на друге взгляд, прежде чем Киришима опустил глаза, улыбаясь себе под ноги. — Хорошего вечера, — переступив порог комнаты, Киришима обернулся и сказал: — У тебя, знаешь ли, тоже мой номер есть. Я тебе разрешаю им пользоваться. Подорвавшись с места, Бакуго сбросил скетчбук на сидение и пронесся мимо Киришимы в сторону кухни. Заинтригованный, Киришима последовал за ним. Кухня вела в обеденный зал, который, в свою очередь, вел в гостиную с телевизором. Бакуго плюхнулся на диван, очень удобный, судя по виду, темно-коричневый диван и включил телевизор. — Выбирай, — сказал он, бросив пульт Киришиме. — Я не хочу отрывать тебя от… — Да выбери ты уже, блять, что-то. — Ладно, — просияв, сказал Киришима, подсаживаясь к Бакуго. Он начал переключать каналы, потерпев, к сожалению, неудачу: днем с огнем не сыщешь чего-то достойного в обеденное время. Хотя все же он случайно попал на старый черно-белый фильм. Со взрывами, что уже было хорошо. Кроме того, из их прошлого разговора стало понятно, что Бакуго как-то без разницы, что там будет играть на фоне. Он затеял это лишь для того, чтобы Киришима остался, и это оказалось… неожиданно. Неожиданно приятно. — Так, получается, там ты обычно рисуешь? — спустя несколько минут спросил Киришима. — Я там делаю наброски. — А все остальное где? — А для этого есть отдельная комната. — У тебя есть комната-для-искусства? — усмехнулся Киришима. — Охуеть, мужик, как же круто. Можно посмотреть? — Нет. — Да ну, мужик, ты чего? Тебе все равно придется рано или поздно мне показать. — Да что ты говоришь. — Если захочешь, я вообще ничего комментировать не буду. Просто посмотрю и сделаю вид, что ничего не было, — пихнув Бакуго локтем, выдал Киришима. Бакуго низко фыркнул и проворчал себе что-то под нос. Наверное, это «что-то» предназначалось Киришиме, но тот едва ли сумел разобрать хотя бы одно слово. — Тебе слабо или да? — проронил Киришима вместо того, чтобы попросить его повторить еще раз внятней. Он задействовал почти всю свою решительность, чтобы проговорить эти слова, сгорая от любопытства, какой же эффект они произведут. — Мне, блять, нихера не слабо, — выплюнул Бакуго, сжав руки в кулаки. — Сука. Наверху, дверь слева. Хочешь идти — иди, мне поебать. — А я вот хочу, чтобы ты мне провел экскурсию, круто же. — А еще круче будет, если ты соизволишь отъебаться от меня, но, как видишь, желаемое не всегда становится действительным. Слова немного задели Киришиму, который, впрочем, сумел выдавить из себя лучезарную улыбку, пусть та и была немного не к месту. Он поднялся с дивана и молча прошествовал из гостиной, шагая по дому в поисках лестницы. И наконец, он заметил ее, крутую и совсем узкую, поднялся, придерживаясь за перила, поверхность которых уже затерлась до полной гладкости. Оказавшись наверху, он свернул налево, в тускло освещенный коридор. В самом конце его встретили плотно прикрытые двойные двери. Повернув ручку, Киришима толкнул их, трепетно вздохнув. Эта комната затмила собой все, что он успел увидеть до нее. Здесь ничто не препятствовало виду на широкий океан и на город, протягивающийся впереди, на сверкающие огоньки заката. И это, стоит сказать, еще далеко не пик восторга. Вдоль стен расположилось самое настоящее искусство. Некоторые картины, такое ощущение, были написаны рукой еще совсем молодого Бакуго, без глубинных познаний в технике: цвет, линии — все один сплошной эксперимент. В основном, на стенах царил абстракционизм, пестрящий яркими, вызывающими цветами, которые буквально кричали о своем авторе. Хотя не намного меньше там было и портретов людей. Не Бакуго, а совершенно незнакомых Киришиме людей. Все они были разных объемов, черты их лиц были совсем непохожи, и самое интересное, они, кажется, не позировали, а наоборот, просто занимались своими обыденными делами. Было что-то эдакое в простоте людей, погруженных в чтение, пьющих кофе, целующихся в щеку, отображенных во взрывных цветах и смелых текстурах. Все-таки, это точно почерк Бакуго. Его неповторимый стиль. Как ни странно, но на мольберте красовался холст с океаном, настолько идеальным, что с трудом верилось в то, что это всего лишь картина. И еще несколько пейзажей стояли у стен, Киришима никак не мог разобраться в причине такого переворота в теме. Даже от былого стиля мало чего осталось. В невероятном таланте Бакуго не оставалось никаких сомнений, собственно, как и ожидалось от ученика Тошинори. Вот были бы у Киришимы деньги, и, видит бог, он скупил бы все в этой комнате. В картинах было так много необыкновенной красоты. Так много Бакуго. Но только не в пейзаже океана. Хотя, как знать, вдруг он просто набивал руку. Киришима и сам не заметил, как растворился в этой комнате, в каждой из картин, в своем немом восторге. Когда он обернулся к выходу, его взгляд наткнулся на Бакуго, прислонившегося к дверному косяку, скрестив руки на груди. Его плечи занимали едва ли не всю ширину проема. — Господи, чувак, ты лучший. Я даже не знаю, как это описать словами. Можно… забрать себе одну? Домой? — сказал Киришима, не потрудившись замаскировать свой восторг. — Да как хочешь, — пожал плечами Бакуго. Его точно не раз и не два одаривали комплиментами. Так часто, что они уже давно утратили свою ценность. — Любую? — Они мне все нахрен не нужны. — Так продавай тогда. — Чем я, собственно, и занимаюсь, — ответил Бакуго. — Ой, черт, — выдохнул Киришима. — Я тебе заплачу, правда. Ну, знаешь, у меня как бы не очень много денег, но это определенно того стоит, потому что… — Не нужны мне твои деньги. — Ты хорошо подумал? Я в курсе, что… — Да нахуй мне твои деньги не всрались, — твердо настоял Бакуго. Кивнув, Киришима cнова прошелся мимо картин, выбирая себе в квартиру особую, от одного взгляда на которую в груди разольется тепло. — Почему пейзажи? Вообще не вписываются что-то они в твой стиль, — определившись, сказал Киришима. — Типа я не в курсе, — проговорил Бакуго с просочившимся в голос раздражением. — Тошинори сказал не стоять на месте, вот я и не стою. — Ох. — Че? — прорычал Бакуго. — Не знаю, мужик. Мне вот понравились люди. Не стоило, может, от них отказываться? Ну, не стану рассказывать, что я прямо хорошо разбираюсь, — добавил он. — Потому что это не так. Они мне просто запали в душу, вот и все. — Они перестали брать награды и отбираться на выставки эти ебучие, черт бы их обосрал. — Серьезно, что ли? С какого перепуга? — Я не ебу. Походу, они просто выглядят все как под копирку, не знаю, — пробормотал Бакуго, опустив взгляд себе под ноги. — Но там же совершенно разные люди. Разные люди, занятые разными делами. — Не в том смысле, типа… у всех один, мать его, посыл. — Что за посыл? — спросил Киришима. Бакуго издал короткий, приправленный хрипотцой, смешок. Поравнявшись с Киришимой, он одновременно с ним бросил взгляд на одну картину, где девочка раскачивалась, сидя на качелях на фоне разноцветных, извилистых темных завихрений, так напоминающих космос. — Да насрать на мои идеи, — прервал затяжную паузу Бакуго. — Я возьму эту. Бакуго кивнул, снимая картину со стены, оставив себе на память лишь одинокий гвоздь. — Нарисовал ее, когда мне было пятнадцать, — покачав ее в руках, сказал Бакуго. — Чувак, серьезно? — с усмешкой проговорил Киришима. — Нихера себе, ну ты даешь. Бакуго решил не утруждать себя ответом. — Подожди, как здесь вообще могли оказаться такие древние картины? — Это хата родителей. Дачный, блять, дом. — А почему ты тогда жил сначала на квартире, если у тебя всегда был дом? — спросил Киришима, внутри которого разгоралось любопытство. Дом ведь намного больше, да и обстановка в нем получше будет. Новая мебель, до океана рукой подать, все как надо, даже парадная дверь и задний дворик имеются. — Да потому что родители здесь жили. — Тебя они напрягают, что ли? — Да нормальные, блять, они, — сказал Бакуго. — Просто не хочу, чтобы они вмешивались в мою жизнь. — Понял, принял. — Неужели это значит, что я ответил на все двадцать ебучих вопросов? — Ага, — расплылся в улыбке Киришима, перенимая картину из рук Бакуго. Он минуту не спускал с нее благоговейного взгляда, все еще не в силах поверить, что теперь она его, и что кто-то из его друзей просто взял и сотворил ее своими руками. — Это просто, мать ее, обычная картина. У нее внезапно не появится крысиный хвост. — Завали. Она мне нравится. — Да тебе вообще все нравятся. — Не, мужик, эта особенная, — задумался Киришима. Он понял, в чем именно заключалось отличие, а еще понял, что в жизни не расскажет об этом Бакуго. А то все может закончиться плачевно. Например, его телом, вышвырнутым из окна. Но все же, когда Бакуго стоял безмолвно, выражая робкое любопытство, Киришима продолжил: — Они все такие, знаешь… яростные и вымученные? Ну вот как тот читающий парень. Да он выглядит так, будто вот-вот сожжет бедную книгу, и что-то мне подсказывает, что причина далеко не в ней. И с этой так же, господи, да здесь фон — сплошной вихрь мрака. Отличие лишь в том, что девочка смеется, как-то это спасает, что ли, не спрашивай. Обнадеживает, наверное? — «Вихрь мрака»? — Не язви, я не виноват, что ничего получше в голову не пришло, — рассмеявшись, Киришима пихнул Бакуго в плечо. Губы Бакуго расплылись в неком подобии улыбки. Пихнув Киришиму в ответ, он развернулся и удалился, по всей видимости, обратно в гостиную. Бросив последний взгляд на комнату, на искусство, на квинтэссенцию чистого таланта, Киришима прикрыл дверь, смахнув со щеки слезу. Он побывал в комнате человека, который отдал все, что имел, себя всего посвятил искусству. Откровение, для которого не нужны были слова. Вернувшись в гостиную, Киришима пристроил свою картину у дивана, а следом и сам плюхнулся на него, столкнувшись плечом с Бакуго. Тот не стал переключать черно-белый фильм, и пусть Киришима не имел ни малейшего понятия о происходящем, это не мешало ему отпускать комментарии. Те редкие моменты, когда Бакуго издавал короткие смешки над его замечаниями, просто сделали Киришиме день. Не такому уж и большому, как ему казалось, количеству людей выпадала честь развеселить Бакуго. Достигнув небольшого, но все-таки успеха, Киришима замахнулся на цель посложнее — заставить Бакуго рассмеяться по-настоящему. Фильм подходил к концу, когда завибрировал чей-то телефон. Выудив смартфон из кармана, Киришима бросил взгляд на экран и понял, что сообщение пришло не ему. Переведя шокироваый взгляд на Бакуго, хмуро глядящего в телефон, Киришима сказал: — О господи, неужели тебе еще кто-то, кроме меня, пишет? — Я, по-твоему, совсем конченый: держать телефон только для общения с одним тобой? — Без понятия. — Это было бы просто вершиной идиотизма, — заворчал Бакуго, набирая ответ кому-то по ту сторону экрана. Затем он заблокировал телефон, отбросив его рядом с собой на диван и вернулся к просмотру фильма. — Ита-а-ак… кто это тебе там пишет? Друг? — Она мне, блять, не подруга. — Оу. У тебя есть девушка? — спросил Киришима, изо всех сил стараясь скрыть разочарование. Не похоже, что он в этом сильно преуспел. Красиво лгать он так и не научился, хотя Бакуго, казалось, ничего и не заметил. Он был слишком занят своей оскорбленной натурой. — Да никакая она, сука, не девушка мне! Еще хоть раз ты спиздонешь такую отмороженную хуйню, и я прикончу тебя к херам собачьим. — Получается, вы просто общаетесь. — Да какое тебе вообще, блять, дело? — Я просто не знал, что у тебя есть и другие друзья. Знаешь, все мои знакомые просто уверены в обратном, — пожал плечами Киришима. — Мы устраивали спарринги в универе, — не глядя на Киришиму, сказал Бакуго, опустив ответ на вопрос о наличии друзей. — Она хочет приехать. — Блин, круто, я хочу с ней познакомиться. Бакуго уставился на него. Киришима так и не понял, что тот хотел увидеть, но, похоже, он все же справился с поставленной задачей, потому что мгновенно поднялся и засеменил прочь из комнаты. Прислушавшись, Киришима разобрал звуки открывающегося шкафчика со стороны кухни. Сначала донесся грохот посуды, а затем и крик Бакуго: — Обедать будешь, хуеволосый? — Да не нужно тебе… — Да или нет, хуесос. — Да, буду. Следом послышалась еще одна порция грохота в купе со звуком открывающегося холодильника. Что бы там ни происходило, это очевидно было всяко интересней фильма, о котором Киришима уже успел позабыть, так что, недолго думая, он выключил телевизор и побрел на кухню, заняв место у небольшого стола возле барной стойки. Он уже собирался было спросить про доставку еды, когда Бакуго неожиданно начал нарезать лук, да еще и так быстро, гладко и, казалось, совсем без усилий. — Ты умеешь готовить? — проморгавшись, выпалил Киришима. — Нет, ты что, я просто собирался подсунуть тебе сырой лук, — он покачал головой и проворчал себе что-то под нос на выдохе. — Ты же шутишь? — Убери этот охуевающий тон. У меня руки просто не из жопы растут. Он задумался о работах Бакуго, об усилиях и времени, что он потратил, а затем перевел взгляд на него самого, суетящегося на кухне. Киришима засомневался, что тот вообще когда-либо спит. В конце концов, сутки не резиновые. — Ты невероятный, — выдохнул Киришима. — Заткнись и сгинь. — Чувак, я серьезно. Очевидно, Бакуго не знал, как на такое реагировать. В каждом его движении читалась заминка, костяшки на ладони, сжимавшей нож, побледнели. Он так и не выдавил ни слова в ответ. Затем, спустя мгновенье, он снова, как ни в чем не бывало, вернулся к делу. Некоторое время Киришима тихонько наблюдал за ним исподтишка, усердно делая вид, что всего-то скроллит ленту Facebook. А потом ему в голову пришла гениальная, просто лучшая из лучших, идея. Отложив телефон, он подскочил к Бакуго, облокотившись на стойку напротив него. — Научи меня готовить, — с неприкрытой усмешкой проговорил он. — Нахуй мне это сдалось? — Я тебе нравлюсь, вот и сдалось. — Кто сказал? Барабаня пальцем по бедру, Киришима к месту припомнил слова бабушки, и, собрав всю волю в кулак, произнес: — Мужик, я в этом уверен. Прикидывайся, сколько душе угодно, но я точно знаю, что это так, — когда его заявление осталось без ответа, он вздохнул. — Бабушка заставляет готовить ей, и ты бы знал, как убого у меня получается. Я понять не могу, как она вообще ест эту жесть, честно говоря, и поэтому мне нужно хоть как-то поправить ситуацию. С тебя же не убудет. Знаешь, я буду безразмерно тебе благодарен, даже если ты научишь меня всего-то не превращать еду в уголь. — Начнет блестеть, кидай лук, — дал установку Бакуго, плеснув немного масла на сковороду. Затем он отошел от плиты к холодильнику и достал закрытую миску, оставив Киришиму наедине со стремительно нагревающейся сковородой. — Упс, чувак, я не говорил, что начинаем вот прямо сейчас. — А меня ебет? — Так, масло что-то само по себе блестящее какое-то. Оно должно потом прямо ослепительно засиять? Или этого блеска уже вполне достаточно? — прожигая сковороду взглядом, залепетал Киришима. Выпустив продолжительный, раздраженный вздох, Бакуго подошел к Киришиме, соприкоснувшись с ним плечом. — Заблестит сильнее, — сказал он. — Но… — Да еб твою мать, хуеволосый, это же, сука, не первостепенной важности ебола. Херачь туда лук, когда захочется. — Ладно, извини. Дебильный вопрос, я понимаю, — гримасничая, проговорил Киришима. За этим последовала затяжная тишина. Бакуго возился с чем-то в той миске. — Просто имей, блять, терпение. Будет еще возможность поговорить, — с запалом выпалил он. Они приготовили еду общими усилиями, Бакуго давал Киришиме наставления на каждом шагу, объяснял, что да как. Хоть в его речи и проскакивал мат, к слову, довольно часто, тембр его голоса стал впервые таким мягким на памяти Киришимы. Он был в разы спокойней обычного, даже не выходил из себя, когда Киришима регулярно чего-то недопонимал и просил повторить. Киришима не ожидал, что все пройдет именно так. Судя по всему, положение дел меняется, когда до Бакуго доходит, что ты всего-то хочешь научиться, без задней мысли. И когда он может занять себя, сконцентрировать на чем-то взгляд. И если он может обходить личные темы стороной. Вообще, в этом был смысл. Когда еда окончательно приготовилась, они накрыли стол. Киришима взял пару ложек риса, добавив к нему парочку ложек рагу и заправил все это сверху неприличным количеством соевого соуса, ну, просто потому что. Они сидели вместе за одним столом. Во время еды Киришима разглагольствовал о прошедшей неделе, вываливая все детали на Бакуго. Не сказать, что произошло что-то сверхъестественное, нет, весь рассказ был призван просто заполнить тишину, да и Бакуго слушал сосредоточенно, впрочем, как и всегда. Когда они доели, Киришима собрал посуду и подошел к раковине, принявшись ее мыть. Он сразу понял, что посудомоечной машиной здесь и не пахло, так что пришлось обратиться к старому-доброму мылу и оставить посуду высыхать естественным путем. К тому времени, как он закончил, Бакуго уже и след простыл, так что ему ничего не оставалось, кроме как вернуться в гостиную. Бакуго там не обнаружилось, поэтому Киришима, подобрав картину, отправился на его поиски, заглянув сперва в комнату-для-эскизов. Когда его и там не оказалось, Киришима поднялся к комнате, где тот рисовал, ибо вряд ли Бакуго стал бы занимался чем-то другим. Обязательно постучавшись, Киришима просунул голову в проем. Убедившись, что Бакуго был там, сжимал в одной руке палитру, а в другой кисть, которой наносил размашистые темно-зеленые мазки в нижней части холста. — Запасы общительности уже исчерпали себя? — спросил Киришима. — А я знал, сколько ты там собирался мыть посуду эту? — Бакуго развернулся на стуле, глядя на него. — Нужно было, я погляжу, просто посоветовать тебе съебаться из моего дома. — Да-да, — рассмеялся Киришима. — Улетаю. Просто хотел поблагодарить тебя за картину и урок готовки, да и за компанию тоже. — Мне пофиг. — А мне нет, я вот хорошо отдохнул. — Да избавь ты уже мой дом от своего присутствия, хеуволосый. — Киришима. Ну, или Эйджиро, если тебе так угодно. — Хочешь, чтобы я спустил тебя вниз со ступенек? — прорычал Бакуго, вернувшись к картине и размашистым мазкам. — Не-а, — лучезарно проговорил Киришима. — Еще увидимся, Катсуки. В ответ он согласно промычал, и на лице Киришимы расцвела улыбка, не сходившая до самого выхода. Его посетила смутная тревога по поводу вечно открытой входной двери Бакуго, но затем он вспомнил, что они, как-никак, живут в настолько крохотном городке, что в пору бы принять это как данность. Забравшись в машину, он поехал домой, где сразу же упал на свою кровать, попутно набирая сообщения Ашидо с Каминари, оповещая, что он, между прочим, провел вот только что несколько часов дома у Бакуго. Они, что и неудивительно, были шокированы и еще больше заинтригованы, даже при том, что большинство деталей Киришима утаил. Бакуго был тайной, о которой не хотелось разглагольствовать. И только уже когда он натягивал пижамные штаны с обезьянками — подарок Серо — и готовился ко сну, в его памяти вспыхнули слова бабушки, ее просьба привести друзей. Каминари с Ашидо уже явно давно спали, но почему-то он подозревал, что Бакуго еще нет. К: прив в общем у меня к те есть вопросик Отправив сообщение, он откинул телефон на кровать и направился в ванную, чистить зубы. По возвращению он залез под одеяло, прежде чем проверить телефон. Бакуго ответил. В: Ну так задавай тогда, еб твою мать. К: я чет побаиваюсь твоей реакции А в ответ тишина. Кивнув сам себе, принимая тот факт, что ведет себя как-то не по-мужски, особенно с Бакуго, который весь из себя резкий и длинным речам предпочитает действие, Киришима набрал следующее сообщение. К: моя бабушка хочет с тобой всретиться К: со всеми моими дружбанами В: Блять, нет. К: пожалуйстаааааааа К: она того ну упрямая оч а еще знает о твоем существовании так что не отстанет В: А это уже не моя проблема. К: ага ок ладно я кажись понял К: скажу ей что я хотяб попытался Когда спустя пять минут ответа так и не последовало, Киришима негромко рассмеялся в осознании того, что для Бакуго диалог уже исчерпал себя. Вопросов не было. Не было ничего, что могло бы повлечь за собой хоть какой-никакой ответ. Он же не социально-адаптированный человек, который может продолжать разговор при любых обстоятельствах. К: ночи бакуго В: Ночи, хуеволосый. К: когда ты ваще собираешься наз меня моим именем? В: Опять эта херня? К: какой ж ты еблан И только проснувшись, Киришима заметил еще одно входящее сообщение, полученное в два тридцать ночи. В: Ночи, Киришима. Усмехнувшись себе, понимая, что это значило, Киришима незамедлительно набрал Серо, отпраздновать. Теперь они точно-точно стали друзьями.