Одержимость

      Уильям стал частым гостем в моей жизни. Верный своему слову, в первый раз он появился у меня в комнате в этот же день. Точнее, вечером, когда я учила уроки. Только сильная сосредоточенность на домашнем задании удержала меня от вопля, когда на учебник по физике легла тень. Я выдохнула, сначала думая, что матери опять не сидится за телевизором, по которому транслируют очередную мыльную оперу, и она пришла делать мне нервы. Но потом, разглядев краем глаза черный костюм и затянутые в руки перчатки, улыбнулась.       — Привет, — я повернулась к нему.       — Привет, — сказал он. — Как прошел день?       — Очень обыденно. Ранняя побудка, завтрак, который не полез в горло, потом пробежка до остановки, едва не окончившаяся опозданием на автобус. И снова пробежка, только уже от остановки до школы. Ну и там… все буднично.       — Ты все еще белая ворона?       — Угумс, — ответила я. — Присаживайся, в ногах правды нет.       — Да? — он улыбнулся, но присел на стул. — Буду знать.       Я улыбнулась. Вечер уже перестал быть таким серым и скучным.       С тех пор он приходил ко мне каждый вечер. Бывало, что и раньше, устраивая себе незапланированный выходной. Как-то я спросила, не будет ли у него проблем из-за этого, на что Уилл только хитро улыбнулся и сказал, что у него все под контролем и он всегда заканчивает раньше, чем это требуется. Я волновалась, не нарушает ли он правил, но жнец успокаивал, говоря, что сейчас, будучи начальником Отдела, он редко бывает на сборе, если только не намечается масштабная катастрофа. А бумаги занимают не так уж и много времени. Я подозревала, что он нещадно гоняет подчиненных, чтобы те, наконец, перестали косячить с отчетами. И мне это было приятно — он выкраивает время, чтобы побыть со мной. Наверное, это все не просто так. Ну, мне очень хочется верить, что я не ошибаюсь. А спрашивать я не решалась. Ни к чему портить дружбу, ведь я впервые за свою жизнь обрела друга. И не только, но лучше об этом не думать. Просто радоваться тому, что есть. И я радовалась, когда мы гуляли в парке, кормили уток на Москва-реке, просто сидели на Воробьевых горах, глядя, как осень заливает багрянцем парки и скверы, как холодный октябрьский ветер срывает листву с веток и бросает ее под ноги людям; взметает ее золотым ураганом, заставляя любоваться тем, как кружатся березовые листочки в воздухе. В такие моменты я неосознанно брала жнеца за руку, затянутую в черную перчатку. И то, что он не отдергивал ее, только чуть сильнее сжимал пальцы, вселяло надежду, что однажды наша дружба станет чем-то большим.       Незаметно осень сменилась зимой и на смену листопаду пришли снегопады. Но я все так же гуляла с Уиллом по парку, так же ездила на Воробьевы горы, чувствуя себя самой счастливой. Я никому не рассказывала о том, что больше не одна, стараясь вести себя, как ни в чем не бывало. Кроме того, благодаря жнецу, я подтянула многие предметы, перестала сильно выделяться в классе. Но и дружбу ни с кем не торопилась заводить. Одно только омрачало — мама продолжала меня шпынять, словно это я была виновата в том, что отец ушел. Хотя причина была куда прозаичнее — я продолжала видеться с папой, что в ее глазах выглядело предательством. А мои объяснения она не хотела слушать. И скандалы между нами становились все более яростными. Я больше не могла молчать, терпение иссякло и я огрызалась на каждое ее слово. И это было еще одной причиной, по которой я пропадала где угодно, только не дома.

***

      Начались зимние каникулы. Я им не слишком радовалась — целыми днями пришлось сидеть дома, потому что на город свалилось небывалое количество снегопадов. Впрочем, открывавшаяся мне картина белоснежной Москвы радовала — город выглядел очень нарядно и празднично. Вот если бы еще снегопад утих… можно было бы поехать на Патриаршие Пруды и там поиграть с Уильямом в снежки, слепить снеговика. Да просто погулять. Впрочем, я слишком ною — этот Новый год мы встретили вместе. Мать наклюкалась задолго до наступления полуночи — последнее время она часто заглядывала в бутылку и окончательно перестала следить за собой. Я только пожала плечами — хотя бы праздник будет похож на праздник. А больше мне ничего не надо. Мы с Уиллом сидели рядом, болтали обо всяких пустяках, рассказывали друг другу нелепые случаи.       Когда куранты стали бить полночь, возвещая о приходе Нового года, Уилл наполнил шампанским бокалы и с улыбкой протянул мне один.       — Загадывай желание, — мягко улыбнулся он.       Желание? А чего я хочу? Посмотрела на него и поняла, что ответ передо мной. А потому… я прикрыла глаза и улыбнулась, загадывая, чтобы никогда не расставаться с тем, кого успела полюбить.       — Все, — хихикнула я, взяв бокал. Жнец улыбнулся и по комнате разнесся мелодичный звон хрусталя.       Я пригубила шампанское, бросая на него взгляд из-под ресниц. Желто-зеленые глаза мне улыбнулись, вызывая румянец на щеках. Опустив веки, я поставила бокал на стол. А через мгновение на мое лицо легла теплая ладонь. Я еще успела заметить, на нем не было перчаток, а потом его губы накрыли мои, вызывая дрожь в коленях. Я вцепилась в его широкие плечи, чтобы не упасть, чувствуя, как его руки обнимают меня за талию, притягивая ближе. Я и не думала, что он когда-нибудь меня поцелует. Неужели чудеса все же случаются? Наверное.       — С Новым годом, — он чуть улыбался, не отпуская меня.       — С Новым годом, — я чувствовала себя так, словно за спиной распустились крылья. Он улыбнулся и снова поцеловал меня.       Пожалуй, можно было сказать, что я была счастлива, если бы не пьяные скандалы с матерью. Хорошо, что Уильям не присутствовал при них — не хотелось, чтобы он видел это, хотя наверняка знал, ведь синяки и ссадины не скрыть, даже если замазать их тонной косметики. Впрочем, жнец никогда не задавал вопросов, просто обнимая меня и крепко прижимая к себе, словно стараясь передать толику своих сил. Хотя, почему «наверное»? Уверена, так и было, потому что я успокаивалась и находила силы жить дальше.       Наступило Рождество. Я любила этот праздник. Мне всегда казалось, что именно в этот день на мир опускается какая-то торжественность и благодать. Не в Пасху, а именно сегодня. И мелкий снежок, спрятавший почерневшие от выхлопных газов автомобилей сугробы у обочин, и утоптанные и серые тропинки во дворах многоэтажек, припорошивший мрачные ели и сосны, обновившие наряды голых деревьев, казался как нельзя кстати. Я с нетерпением ждала начала всенощной — еще бабушка, пусть земля ей будет пухом, — брала меня на Рождество в церковь. И этот ритуал остался неизменным даже после ее смерти.       В храм меня отвез папа, за что я была ему очень благодарна. Во время торжественной службы я молилась о том, чтобы мама наконец пришла в себя, снова стала такой, какой была когда-то очень давно. В глазах то и дело появлялись слезы, которых я не стыдилась, ведь мои молитвы шли из сердца. Хотелось верить, что все изменится, станет лучше, ведь для меня началась новая жизнь.       После службы папа отвез меня домой. Подниматься не стал — с ним была тетя Зина, его школьная любовь, которая относилась ко мне сердечно, словно я была близким ей человеком. Но, наверное, так и было, ведь я — дочь того, кого эта женщина долгие годы любила и с кем не надеялась быть вместе.       — Спасибо, пап, — улыбнулась я, когда машина остановилась у подъезда.       — Тебя проводить? — спросил он.       — Нет, спасибо, — сказала я. — Не надо. Вдруг мама…       Он кивнул, прекрасно понимая, что я хочу сказать. Мама… бич нашей развалившейся семьи. Я тряхнула головой, чтобы отогнать эти мысли — ни к чему портить Рождество. Попрощавшись с отцом и его новой женой, я вышла из машины и направилась домой. Быстро поднялась на второй этаж, открыла дверь своим ключом и, убедившись, что мать спит, напившись до зеленых человечков, прошла в свою комнату. И там меня поджидал сюрприз.       — Уилл! — радостно пискнула я, бросаясь в гостеприимные объятия. — Ты давно ждешь?       — Всего пару часов, — улыбнулся жнец, прикасаясь к моим губам быстрыми рваными поцелуями. — Соскучился, слов нет.       — Я тоже, — счастливо улыбнулась я. — Я в церкви была — сегодня у нас Рождество.       — Да, я знаю, — он сел на кровать и усадил меня на колени. — Ты пахнешь праздником и снегом.       — Я только с улицы, — я старалась говорить, как можно тише. Мало ли, маменька пройдет мимо. Не хватало еще, чтобы она заглянула или, что еще хуже, услышала, как я разговариваю. Разумеется, Уилла она не увидит, потому что он и так нарушил правила, но вот слушать очередной скандал… увольте. Не хочу, тем более, при нем. Разумеется, мама его не увидит, да только мне не легче.       — Сильно замерзла? — он улыбнулся.       — Неа, — я коснулась пальцем его носа. — Не успела — меня папа к подъезду привез.       — Может, все же чаю?       — Хорошая мысль, но ты составишь мне компанию? Да и что-то посерьезнее можно схомячить.       — Так проголодалась? — тихо засмеялся жнец. — Хорошо, идем «хомячить».       Я тихо хихикнула и в этот момент остолбенела — на пороге стояла маман. От досады хотелось завыть. А когда я поняла, что не закрыла дверь, входя в комнату, и вовсе захотелось удариться головой об стену. Чтобы мозги не отключались.       — Пожалуйста, уходи, — едва слышно попросила я. — Ни к чему тебе видеть скандал.       — Лада, я не собираюсь…       — Пожалуйста, — я едва не плакала. — Позже я жду тебя…       Он какое-то время смотрел на меня, а потом исчез.       — Опять шлялась непонятно где? — спросила она, глядя на меня налитыми кровью глазами.       — Ты знаешь, что я была в церкви, на службе, — сказала я. — Сегодня Рождество.       — Виделась со своим мерзким папочкой?       — Мам, не говори так. Ты ведь когда-то любила его.       — Пропади пропадом эта любовь — от нее одни неприятности. И ты тоже туда же.       Мне стало больно.       — И зачем ты тогда меня родила? — я не следила за тем, что говорю. — Надо было аборт сделать.       — Если бы я знала, что у меня будет ненормальная дочь вроде тебя, я бы так и поступила.       — Я нормальная, — сказала я. — Раз тебе так хреново со мной, я уйду к отцу.       — Никуда ты не уйдешь, — она ухмыльнулась. — Потому что завтра мы едем к психиатру — тебе место в дурке со всеми твоими стишками, рассказами и разговорами с собой.       — Я не разговаривала с собой.       — А то я не слышала, — она снова ухмыльнулась. — Спать. А завтра я покажу тебя врачу.       — Ты сначала сама проспись, — буркнула я. И получила затрещину.       — Пасть закрой! — рявкнула мать, снова ударив меня. — А то я тебя сейчас изувечу.       Я промолчала, зная, что она может.       — То-то же, — пьяно улыбаясь и покачиваясь, она вышла из комнаты. Я заперла за ней дверь и, глотая слезы, сползла по стене. Значит, она всегда меня ненавидела, раз говорила все это. Сбегу… при первом же удобном случае сбегу к отцу. Я не буду жить с матерью.       Уильям появился неслышно. Не говоря ни слова, он взял меня на руки и уложил на кровать, ложась рядом. Я вцепилась в него, стараясь не рыдать в голос. Радость от праздника развеялась, словно ее и не было.