Одержимость

      Мать сдержала свое слово и повела меня на прием к психиатру. Конечно, не на следующее утро, а через два дня, когда запах алкоголя из нее выветрился окончательно. Она даже раздобыла где-то старую косметичку и попыталась навести былой лоск. Но организм требовал похмелья, руки то и дело тряслись, а потому выглядела она жалко и ненатурально. Слишком сильно старалась, замазывая следы постоянных пьянок и мешки под глазами. Выглядела, как… как… даже язык не поворачивается озвучить подобное вслух.       Уильям старался быть рядом, следя за тем, чтобы нас больше не застигли врасплох. Мы договорились, что будем общаться исключительно невербально, как это было до того дня, когда он впервые мне приснился. Я не хотела в психушку. Уильям тоже не желал для меня подобной участи. С чего вообще можно было решить, будто со мной что-то не так? Если я вижу того, кого не видит никто, это еще не значит, что у меня не все дома. В конце концов, вокруг нас много неизвестного и не стоит искать логику там, где замешаны совсем не люди. Вот почему-то большинство верит в демонов и ангелов, а в жнецов — нет. Где логика? Не понимаю. Да и не хочу вдаваться в дебри чужого сознания. Мне это неинтересно от слова «совсем». Разобраться бы со своими проблемами. И первая из них — как появиться с подобной личностью в общественном транспорте? Может, до нее все же дойдет, что она больше опозорится, нежели добьется результата?       Однако мои ожидания не оправдались — маман расщедрилась на такси. А чтобы я не смогла предупредить папу о грядущем визите, она просто забрала у меня телефон и заперла в комнате. Я бушевала, требуя выпустить меня, но все, как об стену горох — когда ей надо было меня укротить, этот способ оказывался безотказным. Вот только не в этот раз — рядом со мной был Уильям. Отца я все же предупредила, но то ли записка не дошла по назначению, то ли папа был очень занят, однако поездка все же состоялась.       Я молчала всю дорогу, не имея ни малейшего желания с ней разговаривать. Как и простить те слова, сказанные в рождественскую ночь. Не могла. Наверное, это неправильно. Но просто это оказалось куда сильнее меня. Знаю, что сама уже давно не испытываю к ней любви, но все же хотелось вернуть те дни, когда все было иначе. Очень хотелось. Снова узнать ту женщину, которая была моей матерью и которую я любила. А не эту незнакомку, ненавидящую меня только потому, что я — дочь человека, который ушел от нее после восемнадцати лет брака. В измене отца нет моей вины, ведь мама сама постоянно твердила о любовнице, доводя его до точки кипения. Впрочем, что теперь говорить? Вздохнула и стала смотреть в окно, за которым проезжали другие автомобили, сновали безразличные люди. Я с особой остротой ощутила свое одиночество.       «Я рядом».       «Знаю. И очень этому рада».       «Все будет хорошо. Ты не сошла с ума, хотя могла бы».       «Очень утешает», — я позволила себе мысленную усмешку. Ответом мне было тихое хмыканье.       Наконец, такси притормозило у клиники для душевнобольных. Я постаралась не передернуть плечами при виде этого унылого здания, от которого просто веяло безнадежностью и мрачностью. Нет, не хочу сюда. Ни за какие коврижки.       Длинные коридоры, в которых нет больных, потому что все они находятся в палатах. Шаги по кафельному полу отдаются громом в ушах и даже бахилы никак не приглушают этого. Внутри меня все сжималось от непонятной тревоги. За дверями слышалось приглушенное бормотание, чей-то отчаянный смех или заунывное пение. Жуткие звуки, от которых мороз по коже. И вот сюда меня хочет упечь мамочка?       «Ты сможешь этого избежать, ведь ты — нормальная».       Да, я знаю, но все равно мороз по коже. Кого если и надо сюда, там мою маман — пусть полечат о патологической мании портить жизнь себе и окружающим.       Наконец, мы оказались в кабинете психиатра. Приятный на вид мужчина с располагающей к себе внешностью. Легко поддаться чувству безопасности и доброжелательности, исходящему от него, вот только нельзя — одно лишнее слово об Уильяме и я останусь тут. И ведь не докажешь, что в моих словах нет ни капли выдумки. Простые смертные не должны знать о жнецах. А Уилл и так уже нарушил этот запрет, приходя ко мне.       — Приветствую вас, — солнечно улыбнулся врач. — Присаживайтесь.       Я посмотрела на него, потом на мать. Она кивнула и заняла один из стульев. Ничего другого не оставалось, поэтому моя, весьма настороженная, персона расположилась рядом с матерью.       — Итак, вы говорите, что ваша дочь имеет странности? — он посмотрел на маман.       — Да, она разговаривает сама с собой, замкнутая и агрессивная.       — Вот как? — он смотрел на ручку, которую вертел в пальцах. — И давно?       — Я обнаружила эту странность недавно. Но, понимаете, у нее упала успеваемость, она ничем не интересуется.       — И когда это началось?       — Около года назад, — она посмотрела на меня.       — Видите ли, — заговорила я. — В классе меня не очень принимают, поэтому я не дружу с одноклассниками. А успеваемость… я уже все поправила. И я не разговаривала сама с собой. Я репетировала сценку из школьного спектакля, куда меня обещали взять. Но не вышло.       — Вот как? — он по-доброму улыбнулся. — Но давайте проведем несколько тестов. Уверяю вас, бояться нечего. Если вы здоровы, тесты это только подтвердят.       Я кивнула, стараясь взять себя в руки. Главное — не проколоться ни разу. Каким бы добрым дядюшкой этот врач ни казался, расслабляться нельзя ни в коем случае.       «Я подскажу, не волнуйся».       В этом я не сомневалась. Главное, самой не напортачить, а это практически невозможно.       Тесты начались. Я старалась не торопиться, прислушиваясь к голосу Уильяма в своей голове. На мать старалась не смотреть — почему-то была уверенность, что ее разочаруют результаты. Ну и ладно — это была ее идея, вот пусть расхлебывает. Зато в следующий раз не потащит.       — Я не вижу никаких отклонений, — сказал врач полчаса спустя. — Кроме того, она очень грамотно объяснила причины своего поведения. Я не вижу тут ничего, что должно было бы меня насторожить.       — Но…       — Милейшая, ваша дочь вполне здорова, — сказал врач.       — А если у нее начнется то же самое? — спросила мать.       — Если начнется, тогда поговорим.       — Всего доброго, — поджав губы, маман встала и направилась к двери. Я кивнула и, старательно скрывая радость, поспешила за ней.

***

      С тех пор, как мы вернулись от психиатра, я стала замечать, что мать следит за мной, пытаясь подловить на проявлениях первых признаков сумасшествия. Я же такой возможности ей не давала и, благодаря Уильяму, удачно избегала возможных ловушек. Хотя не раз и не два замечала, что она копается в моих вещах. Интересно, что она хочет там найти? Наркотики? Порножурналы? Или что-то еще? Могу пожелать ей удачи — ничего подобного в моих вещах она не нашла бы даже с огнем в ясный полдень.       Ситуация в школе не стала лучше. Напротив, драгоценные однокласснички откуда-то узнали, что меня возили в дурку, и травля возобновилась с новой силой. Я старалась терпеть, потому что, дай я отпор, меня просто заклюют. И хорошо, если только морально. А могут и поджидать после школы, чтобы побить. Но пожаловаться было некому — мать усиленно пыталась подловить меня на сумасшествии, отца вообще отправили в командировку куда-то на Север. Впутывать в свои проблемы Уилла я не хотела, примерно представляя его реакцию и последующие действия. И подобное было бы совершенно неуместно.       Я пришла домой и, сняв верхнюю одежду, убрав в шкаф сапоги, потопала в свою комнату, злая, как тысяча линяющих гадюк. Несмотря на то, что я старалась не ввязываться в перепалки и не отвечала на насмешки, ситуация становилась все хуже. Пока Уилл не увидел меня в таком расписном виде, смыла кровь из рассеченной губы и брови, обработала ссадины, но лучше определенно не стало. М-да… красивая.       — Привет, — он, как всегда, появился неожиданно.       — Привет, — я с улыбкой повернулась к нему, со страхом ожидая его реакции на «красоту» моей побитой физиономии.       — Это что? — он тут же нахмурился. — Лада? Это снова сделала твоя мать?       — Нет, на этот раз она ни при чем, — вздохнула я. — Это мои одноклассники. Им откуда-то стало известно, что матушка возила меня к мозгоправу. Знаешь, я думала, что они угомонятся, не получая ответа на свои издевательства. Но, видимо, я ошиблась.       — Знаешь, так продолжаться больше не может, — я видела, что он зол.       — Уилл, пожалуйста, не нарушай из-за меня правила, — мои пальцы сжали его ладонь. — Ты — все, что у меня есть. И если тебя не станет… я ведь не смогу…       Мне было трудно говорить. Горло сдавило спазмом, глаза защипало от набежавших слез. Я судорожно вздохнула, стараясь удержать себя в руках. Да и наплевать, если я для него просто друг. Просто нет больше сил молчать, хранить это в себе. Пусть знает. Одной тайной меньше.       — Ты чего? — он мягко улыбнулся и прижал меня к себе. — Я никуда не собираюсь уходить. Всегда буду рядом с тобой.       — Всегда-всегда? — по-детски спросила я.       — Всегда, — он погладил меня по волосам. — Ты — самое дорогое, что у меня есть, Лада.       Я счастливо улыбнулась, чувствуя, как по щекам побежали слезы.       — Ну, чего рыдаешь? — он встревожился.       — От счастья, — я всхлипнула и засмеялась.       — Сумасшедшая моя, — он поцеловал меня в макушку. Я улыбнулась и обняла его, приподнимаясь на цыпочки и целуя его в губы. Он чуть улыбнулся и ответил на поцелуй, обнимая меня. У меня сразу же подогнулись колени.       Когда почувствовала, что кислород заканчивается, а дышать становится все труднее, с трудом отстранилась. Голова кружилась, перед глазами плясали звездочки, а сердце колотилось, как сумасшедшее. Определенно, я ненормальная. Ну и пусть — с ним я могу быть любой и он это поймет.       — Кажется, я все же немного сошла с ума, — сказала я, улыбаясь. — Я по уши влюблена в жнеца, которого никто, к счастью, не видит и не слышит.       — Жнец тоже сошел с ума, — он тихо засмеялся. — Но я рад.       — Я тоже. Если бы еще не надо было учить уроки… может, мне прогулять завтра школу?       — Ты думаешь?       — А почему нет? Все равно завтра продолжатся издевательства. А так мы можем съездить в Сокольники или на Химкинское водохранилище.       — Давай тогда в Сокольники, — сказал Уильям.       Я счастливо улыбнулась и принялась за уроки.

***

      Верная своему обещанию, я повезла Уильяма в Сокольники. Радовало, что в метро на меня не слишком обращали внимания. Находиться в школе было выше моих сил, а маменька и слышать не хотела о том, чтобы перевести меня в другое учебное заведение, аргументируя это моей неспособностью ужиться с кем бы то ни было. Я не стала с ней спорить — мне было понятно, что таким образом она отыгрывается за несложившуюся жизнь. Что же, дождусь возвращения отца из командировки, а потом удеру к нему. И пусть живет одна, как хочет. Я устала.       Погода была просто чудесной — легкий снежок и едва ощутимый морозец. Я в открытую любовалась Уиллом, на котором было черное пальто, а на темные волосы, сейчас немного растрепанные после беготни за мной, ложился мелкий снег. Бледные обычно щеки чуть алели, на губах была полуулыбка, а рука в неизменной черной перчатке крепко держала мою руку.       — Согласен, это лучше, чем школа, — сказал Уильям. — Одного не пойму — почему я потакаю твоим капризам?       — Может, потому что ты меня любишь? — хихикнула я.       — Очень, — он улыбнулся. — А ты этим пользуешься?       — Ну, вообще-то разве что немного.       — Совсем? — он приподнял бровь, улыбаясь.       — Самую капельку, — я невинно улыбнулась.       — Наверное, надо мне тебя отшлепать в целях профилактики, — сказал любимый.       — Я — паинька.       Уильям засмеялся.       Так не хотелось возвращаться домой, но было пора, о чем я со вздохом сообщила Уильяму. Он согласился со мной и, чтобы не привлекать внимания в общественном транспорте, мы просто переместились поближе к дому. А потом неспешно направились в сторону старой «хрущевки».       Матери не было, что меня немного удивило, если честно. Впрочем, какая разница, если она не будет трепать мне нервы? Нет — и ладно. Да и с любимым я могу спокойно поесть.       — Идем обедать, — сказала я, улыбаясь. — Я такая голодная, что съела бы быка. Уверена, ты тоже.       — Ну, быка вряд ли, но что-то существенное я не прочь съесть.       — Садись — я точно знаю, что в холодильнике должны быть котлеты. А на гарнир можно быстро отварить макароны.       — Согласен, — сказал Уилл. — Давай, я тебе помогу.       — С чем? — я захлопала глазами.       — Ты греешь котлеты, а я готовлю гарнир.       — Меня совесть загрызет.       — Меня тоже.       — Хорошо, давай вместе.       Посмеиваясь, я достала котлеты, макароны и кастрюлю. Жнец с невозмутимым лицом стал набирать воду, а потом поставил ее на огонь.       Мы собирались приступить к обеду, когда на кухне появилась мать. Надо же, я и не слышала, как открылась дверь. Но и это было не все. Мало того, что на лице мамаши сияла маниакально-торжествующая улыбка, так еще и за спиной стояли два здоровенных мужика в белом.       — Видите? — сказала она. — Я ведь говорила, что моя дочь — ненормальная. Она одна, но накрывает стол на двоих, не зная, дома ли я. И вы слышали, что она говорила сама с собой? Очередная репетиция? Со жнецом?       Я не могла вымолвить ни слова. Откуда? Как? Взгляд метнулся к растерянному Уиллу. Он сделал шаг, но я качнула головой. Нельзя… пока нельзя. Позже мы что-нибудь придумаем. А нарушать правила я ему не дам.       — Я поставила в твоем шкафу камеру, — говорила мать. — Все твои разговоры с каким-то Уиллом записаны. Теперь ты ничем не докажешь, что ты не сошла с ума.       Ах, так? Ну, хорошо. Ладно. Но ты об этом пожалеешь. Позже, не сейчас.       — Уилл, ты ведь со мной? — спросила я, обращаясь к жнецу. — Пусть она и дальше заливается водкой в четырех стенах, никому ненужная уродливая старуха. Мне в писхушке будет лучше, чем здесь.       — Лада… зачем? — он вздохнул.       — Как зачем? — я чуть улыбнулась. — Ты ведь слышал, что они все знают. Да, я сошла с ума от любви к тебе. И пусть.       Санитары переглянулись.       Мать, сначала опешившая, кинулась на меня с кулаками, но свалилась на пол. И только я видела, что это Уильям древком секатора сделал ей подсечку.       — Давно об этом мечтал.       — Идите с нами, — сказал один из санитаров, пока второй помогал подниматься мамаше. — И нам не придется тащить вас волоком.       — Я могу взять вещи?       — Ваша мать привезет все необходимое.       — Я не горю желанием ее видеть, — сказала я. — Да она и не найдет. Это не займет много времени.       — Иди, — сказал Уильям. — Я принесу. Не спорь, чтобы не сделать хуже.       Я посмотрела на него. Жнец кивнул и направился в мою комнату.       — Пойдемте, — сказала я. А потом, не глядя на мать, вышла из квартиры.