Крылья, ушки и хвосты

4. Эрай — Стой! Крикнуть я еще успел. А рвануть вперед и ухватить это безмозглое создание, чтобы не дать ему упасть — уже нет. Сказать, что я испугался — это ничего не сказать. Сердце оборвалось, ладони мгновенно стали влажными, но папа не зря был спасателем, и уроки его я помнил хорошо. Так что, отложив панику на потом, я не рванул следом, а пошел осторожно, до рези в глазах вглядываясь в поверхность под ногами. Два шага, и я застыл на самом краю провала, над которым поднималась дымка, тускло светящаяся в неярком свете. Потрясающе… Я видел эту дыру днем, но она была в стороне от тропинки, поэтому подходить к ней не стал, похоже, зря. Стараясь не думать о том, что стоило на самом деле пойти вперед хотя бы на правах старшего, я снял свой ящик и опустился на колени на край провала. Сердце все также колотилось в горле, но это было словно не со мной. Сначала дело, истерика — потом. — Сэт? — позвал я, пытаясь разглядеть хоть что-то в плавающей дымке и лихорадочно соображая, что можно использовать в качестве фонарика. Можно взять коммуникатор, но вряд ли это поможет. — Сэт, ты там живой? Сматерись что ли… Не получив ответа, я выматерился сам и все-таки взялся за коммуникатор. Не светить, а звонить. Вот только значок связи отсутствовал полностью. Я потряс его, даже набрал номер, но эта сволочь была мертва. Похоже, скалы экранировали сигнал. И вот что делать? До пляжа осталась где-то половина пути, можно было спуститься и позвать кого-нибудь на помощь, но что если Сэту нужна помощь именно сейчас? Отец слишком часто рассказывал, как иногда важна бывает одна секунда. Остановить вовремя кровь, например. Да чтобы тебя… Я не видел ни глубину провала, ни его ширину. Если я рискну туда спуститься, то могу переломать крылья и тогда мы точно оттуда не выберемся. Кстати, и о том, как подниматься, стоило бы тоже подумать. Отец был способен взлететь с любой поверхности, но я-то нет. — Сэт! — я склонился еще ниже, почти нырнув в провал, окунувшись в клубящийся туман. И почему вообще эта хрень до сих пор не огорожена? — Сэт! Отдав весь свой воздух на этот крик, я попытался сделать вдох и вдруг понял, что не могу. Удушливый туман просочился в нос, рот, лишив возможности дышать. Паника захлестнула мгновенно. Я дернулся, пытаясь сделать судорожный вдох, руки сами собой взметнулись к горлу, и я почувствовал, как падаю. Крылья распахнулись инстинктивно, но уже через несколько секунд сложились снова, образуя кокон, как только край царапнул об отвесные стены провала. Дьявол! Туман исчез как-то неожиданно. Только что было сплошное молоко, а уже через мгновение перед глазами появилась сияющая темнота. Стены вокруг отступили, и я снова распахнул крылья. Только спланировать не получилось, так что я просто неуклюже приземлился на ноги. Покачнулся, оступившись, но устоял. Потряс головой, закусил губу, пытаясь взять под контроль трясущееся тело, а когда бешеная дрожь в пальцах чуть улеглась, оглянулся. Это была большая, действительно большая пещера. Каменный пол, отвесные стены и ничего больше. Только плавающая на самом верху дымка, которая и была источником разлитого неяркого света. Судя по всему, преломленного или отраженного света от луны. Красивым было бы зрелище, если бы из-за него Сэт не навернулся. Вспомнив о нем, я тут же опустил взгляд, искренне надеясь, что хвостатое чудо здесь и живо. А то знаем мы эти пещеры… Он лежал совсем рядом, сжавшись в комочек, так сильно похожий сейчас на маленького лисенка. И да, теперь я видел его ушки, такие же рыже-красные, как и три хвоста, сейчас безжизненно лежащие на каменном полу. — Сэт, — совсем некстати вспомнив, что он еще мальчишка, я шагнул к нему и опустился на каменный пол. Положил ладонь на шею и облегченно перевел дух. Жив. Просто в обмороке. Судя по его позе, он успел сгруппироваться, так что есть шанс, что он ушибся не сильно. И ничего себе не переломал. Я облизнул пересохшие губы и, припомнив уроки отца, принялся изучать Сэта на предмет переломов и открытых ран. Я очень старался быть осторожным, но, судя по всему, совсем без повреждений Сэту обойтись не удалось, потому что, стоило только прикоснуться к его плечу, как он сдавленно застонал, дернулся, но в себя не пришел. Я только зашипел и, быстро закончив с осмотром, вернулся к плечу. Неяркий свет помогал не особо, да и с пальпацией я не слишком усердствовал, но и без того было понятно, что это ушиб. Очень сильный, но всего лишь ушиб. Лисенку определенно повезло. А то, что больно, это не страшно, это пройдет. Я пригладил разметавшиеся волосы и неуклюже сел рядом, отпуская себя. Руки тут же снова задрожали, дыхание сорвалось. Несколько долгих минут я даже не пытался бороться с откатом, позволив страху и запоздалой панике воцариться в теле, а потом принялся считать про себя. И где-то на третьей сотне наконец-то смог взять себя в руки. Ну нет у меня отцовской выдержки. И даже папиной нет, что уж там. Зато соображаю я быстро. Так что я убедился в том, что с Лисенком за это время ничего больше не случилось, и, поднявшись на ноги, обошел пещеру. Та действительно была пуста. Я даже простучал парочку мест, но безрезультатно. Ну хоть чудовищ нет, и на том спасибо. Правда, нет и уступов, возвышенностей и даже маленьких холмиков, с которых я мог бы подняться в воздух. А, значит сидеть нам здесь, пока нас не найдут. А в том, что нас найдут, я не сомневался. В конце концов, привычки шляться по ночам у меня не было, зато была привычка желать родителям спокойной ночи, так что есть шанс, что где-то через полчасика те вспомнят обо мне. Сначала, конечно, они попытаются связаться со мной по коммуникатору, потом, не получив ответа, зайдут в номер. И, не увидев ни меня, ни моих инструментов, примутся за поиски всерьез. Отследят передвижения по маяку и камерам, увидят, что я направился к скале. Ну, а дальше — рядом с дырой провала остался мой ящик. Всего-то потерпеть пару часиков. Я еще немного помотался по пещере, поглядывая наверх, а потом вернулся к Лисенку. Тот дрожал, и я запоздало подумал о том, что он одет по-летнему, а в пещере прохладно, и пол ледяной. Но трогать его я все-таки боялся. Поэтому я просто присел рядом с ним и окинул долгим взглядом. Красивый малыш. Тонкие, немного хищные черты лица, лохматые яркие волосы, мягкие даже на вид, длинный разрез глаз, и эти его хвосты… Только худой слишком, откормить бы немного. Может, тогда и не имел бы такой полу-инфернальный вид. — Сэт, — я осторожно погладил его по щеке, зачем-то коснулся кончиков острых ресниц. Но они у него такие интересные. Не привычно черные, а с легким оттенком темного красного. — Давай, Лисенок, просыпайся. — Я не Лисенок, — пробурчал тот невнятно в ответ, приходя в себя. Шевельнулся, охнул и тут же снова сжался в комок. — Тш, тихо, не делай резких движений. Ты здорово приложился плечом. Или не только плечом? Я не умею успокаивать и поддерживать, как-то не довелось научиться. Так что сейчас я просто беспомощно застыл рядом с ним. И не нашел ничего лучше, как пригладить его помявшееся ушко. А старший Лис не солгал, только Лисенку все равно до него еще расти и расти. В ответ Лисенок только что-то бросил сквозь стиснутые зубы. Попытался ощупать плечо, поморщился болезненно и попытался встать. Выходило мило, но неуклюже, так что я рискнул ему помочь. В ответ Лисенок наградил меня сердитым и почему-то смущенным взглядом, но противиться не стал. И на том спасибо. Устроившись так, чтобы не сильно напрягать ушибленное плечо, он огляделся, сморгнул и посмотрел на меня шокированным взглядом. Я только хмыкнул. — Что? Не твой номер и кроватка не твоя? Ну ой, смотреть надо под ноги и не ломиться со всей дури куда не просят. Грубовато вышло, но зато впадать в истерику Лисенок передумал. Вместо этого он смущенно шмыгнул носом. — Извини, — глухим голосом бросил он. — Но я один падал. Ты как здесь оказался? — Не захотел пропускать такое приключение, — я беззаботно улыбнулся. Глаза Лисенка тут же наполнились подозрением. — Врешь, — заявил он, и я развел руками. — Ну разве что немножко. Коммуникатор не работал, а я хлебнул этой дряни, — я кивнул наверх, где клубился туман. — В нем, оказывается, дышать совершенно невозможно. И больше никаких объяснений. Этого хватит. — А подняться сможешь? Я только головой покачал. Не стоит давать ему надежду на такое скорое спасение. — Я не смогу здесь подняться. Да и крылья сломаю, там очень узко. Но по моим прикидкам, нам потерпеть всего пару часиков. У тебя что-нибудь, кроме плеча, болит? Лисенок добросовестно прислушался к себе, а потом осторожно покачал головой. — Ноет, но это от удара. А так, вроде нет. — Это хорошо, — искренне выдал я. В ответ одно ухо Лисенка дернулось, и я тут же прикипел к нему взглядом. И потянул руки. Невежливо, конечно, но другого шанса может и не быть. — Не трогай! — Лисенок вскинулся, но его ухо уже было в моих руках. — Я осторожно, — на всякий случай пообещал я, и принялся ласкать мягкий мех, откровенно млея от ощущения. Лисенок зажмурился и, наверное, если бы не плечо, сделал бы попытку вжать голову, а то и уткнуться носом в колени, уходя от моих прикосновений. — Эй, это что, так неприятно? — остановиться было сложно, но я все равно это сделал. Ухо под моими пальцами шевельнулось. — Нет, — румянец, заливший лицо Лисенка, был виден даже в таком свете. — Наоборот… А теперь покраснела даже шея. Я фыркнул и снова принялся за свою ласку. Правда, терзал несчастное ухо недолго, хотя отпускать мне его не хотелось. Тянуться к хвостам я не рискнул. Лисенок, кажется, даже облегченно вздохнул. — Не делай так больше, ладно? Я омега, но мне еще рано для первого Гона. О как… Я только бровь вскинул. У нас разделения на альф и омег не было. Зато оно было у терран, собственно, дед был именно омегой. У хвостатых тоже такое разделение есть? Но ушки и хвосты были только у одного отца Лисенка. Похоже, его родители были из разных рас. Так что от вопроса я не удержался. — И кто из твоих родителей омега? Лисенок наградил меня неожиданно сердитым взглядом. — А от кого, как ты думаешь, я получил свои хвосты? Так папа-большой-Лис — омега? А мелкий блондинчик, значит, тот, кто сверху? Я мысленно присвистнул. Забавные вещи иногда случаются, однако. В жизни бы никогда не подумал. Хотя кто этих хвостатых знает, может, у них омега — самый крутой вид на планете. — Так ты, значит, в него пошел. И что, почему нельзя к твоим ушам прикасаться? Лисенок поколебался, но смысла таиться теперь, когда уже заикнулся и даже что-то рассказал, не было. — У меня скоро Первый Гон. Это когда заканчивается первая стадия созревания. В это время тело очень чувствительное к любым прикосновениям. Особенно тех, кого я чувствую сильнее себя. Ты сильнее, и мое тело может принять тебя за альфу, тогда Гон начнется раньше срока. — Это плохо? — я нахмурился. Дед ничего не говорил про Гон у омег, только у альф, но и Лисенок — не терранин, у него все может быть по-другому. — Я не дома, — раздраженно бросил Лисенок. — Обычно через первый Гон проходят под наблюдением врача, который следит за состоянием и может приглушить, если реакция будет слишком сильной. И я полукровка, мой отец — омега не по рождению. И как это будет у меня — никто не знает. А альфу я принять смогу только после Второго Гона, а это не раньше, чем через год. В общем, ничего хорошего. — Тогда какого… — я проглотил крепкое словечко, — ты тут делаешь? Тебе дома надо быть, а не по курортам шляться. Лисенок отвел взгляд. — Я соврал родителям о своем состоянии. — Зачем? Судя по твоей кислой мордочке, ты не особо рад здесь оказаться. — Они очень хотели на солнышко. И этого путешествия ждали. Я не мог их подвести. — Ой, дурак… — я только выдохнул. — А в голову не пришло, что ты им как-то важнее, чем солнышко? А если тебя здесь накроет? Об этом не подумал? — Не подумал, — огрызнулся Лисенок и отполз от меня подальше, морщась от каждого движения. — Сколько тебе еще тут болтаться, чудо хвостатое? Лисенок наградил меня злым взглядом и отвернулся. Но все-таки ответил. — Десять дней. — Чудо. Хвостатое, — повторил я. Мы немного помолчали, а потом я встал. Походил по кругу, постоял под туманом и вернулся к Лисенку. Пощупал нос, коснулся лба. Тот с фырканьем отстранился, но его дрожь я все-таки почувствовал. — Ты замерз, — сказал я, констатируя факт. — Нет, — тот упрямо сдвинул брови. — Я не спрашиваю, — заявил я, немного поколебался, а потом обошел его и устроился за его спиной. Лисенок слабо пискнул, попытался отползти, но от меня еще никто не удирал. Так что я распахнул крылья и обнял ими нас обоих. Тут же стало темнее и теплее. Лисенок зашипел, но ушибленное плечо не давало ему возможностей для маневра, так что ему пришлось смириться с моим тесным соседством. Он, смешно фырча и ругаясь, поерзал немного, а потом затих. Несколько долгих минут напряженно молчал, а потом напряжение понемногу ушло из тела, и он даже привалился ко мне спиной. Повернул голову, потерся щекой о плечо так доверчиво, что я сначала растерялся, а потом заметил, что его глаза закрыты, а дыхание стало ровным. Вот так вот… Уснул. Пригрелся, почувствовал себя в безопасности и уснул. Чудо. Хвостатое. Я только вздохнул, немного передвинулся, чтобы удобнее было нам обоим, и Лисенок тут же уткнулся носом мне в шею и засопел. И вот как его после этого не считать Лисенком? И уши эти его смешные торчат, нос мне щекочут. И хвосты у меня на бедре лежат, греют. Я снова вздохнул и покосился на хронометр. Полчаса из моих прогнозируемых двух уже прошли. Всего-то подождать полтора часика… А он теплый. И уютный. И смешной. И все-таки чудо. Пусть даже и хвостатое.