Путь длиною в жизнь

      Затем Чак поступил в Citrus College — божье чудо, если вспомнить его сомнительное прошлое и тройки в школе. Правда, это мало что изменило. Эдисоны так и не разгадали своего сына.       Даже скромный звонок ничего не прояснил — они так и не спросили:» Так ты гей или нет? Объясни нормально». Но события росли снежным комом. Чак не мог сидеть на одном месте. После Рождества он вернулся обратно в Денвер — предположительно к своей девушке. Пару месяцев проработал в макдональдсе — если судить по тому, что он подарил Алби на день рождение кепку с их логотипом. Но в следующий раз весточка от него пришла из штата Мэн: Чак устроился маляром и красил дом восьмидесятилетней старушке; он хотел вернуться в колледж, но не получилось.       По телефону он разговаривал очень оживленно и живо, что родители почти поверили: сын хочет с ними общаться. Неделями он звонил каждую пятницу, пока Томас и Ньют не начинали ждать звонка, тогда Чак пропадал и связаться с ним было невозможно. Чаку следовало купить майку с надписью: ПОЙМАЙ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ.       Он жил в Вермонте, но вскоре прислал открытку из Миннесоты. Вскоре он познакомился с одним молодым человеком, который собирался открыть свой бизнес, однако их сотрудничество долго не продлилось. В любой работе Чак разочаровывался- как в деловых партнерах, девушках и целых штатах.       В 2057 году он пригласил семью на свою свадьбу в небольшой нью-йоркский ресторан, где его будущая жена работала официанткой, а он барменом. Кем-кем? Это что за новости? Дома он всегда чай мимо кружки лил. На свадьбу поехали все- Томас, Ньют, Алби с женой Кэтрин и Уинстон со своей девушкой Сьюзен. Чак сказал, что надеется увидеть всех. Причем таким тоном, словно это было жизненно необходимо. Они сели по машинам и табором поехали на свадьбу. Вся семья заполнила крошечный ресторанчик, скорее даже бар: 4 высоких стула, барная стойка и шесть круглых столов. В число гостей входили: мать невесты, уборщица и вторая официантка. Сама невеста, Маккензи, была в свободном белом платье для беременных. Она выглядела старше двадцатидвухлетнего Чака. Ее обесцвеченные волосы спадали с плеч светлым шматком, взгляд ее черных глаз был стеклянным и рассеянным. Перед церемонией Эдисоны общались с гостями, расспрашивали Маккензи, при каких обстоятельствах они познакомились с Чаком, а у второй официантки — будет ли она подружкой невесты. Познакомились они на работе, а подружки невесты не было.       Чак вел себя относительно хорошо — для Чака. На нем был приличный серый костюм и черный галстук, и он очень сердечно беседовал со всеми на протяжении вечера, временами подходя к Маккензи и приобнимая ее за плечи. Она держалась хорошо, но выражение ее лица, как бы говорило " Выключила я утюг или нет?»       Ньют поставил себе задачу узнать все о Маккензи у ее матери, пухлой блондинки с ярко накрашенными губами. Остальные Эдисоны задавались вопросами: Что здесь происходит? Это брак по любви? От кого она беременна?       Роль священника, если можно так сказать, исполнял бухгалтер, получивший лицензию от Универсальной церкви жизни*. Маккензи заметила, что сегодня он " при параде «, — но коли так, то страшно было представить, каким он был обыкновенно. Сейчас он был в красной кожаной куртке — на дворе август! А еще у него была козлиная бородка. Но к своим обязанностям он отнесся серьезно: поочередно спросил жениха и невесту, обещают ли они любить друг друга, быть вместе и в горе, и в радости, заботиться друг о друге, пока смерть не разлучит их, и, когда те ответили:» Обещаю», положил руки им на плечи и благословил. Вторая официантка в унисон со Сьюзен крикнули:» Ура!», Чак и Маккензи поцеловались, а уборщица вынесла несколько бутылок красного вина из подсобки. Эдисоны посидели еще некоторое время, но вскоре почувствовали себя лишними и решили удалиться.       По дороге к машинам всем стало интересно, что Ньюту удалось выяснить у матери Маккензи. — Да ничего особенного, -вздохнул Ньют. Мать Маккензи работает в салоне красоты. Отец умер, когда Маккензи было восемь. Ньют хотел спросить про беременность, но не стал, а Би — так звали мать- не начинала разговор об этом. Но сетовала на внезапность свадьбы. Ее известили всего пару дней назад и она даже подарок не успела подготовить. Ньюту сразу полегчало: Эдисонам сообщили примерно тогда же. А потом Би прорвало: Чак то, Чак се. Чак купил костюм в секонд-хенде, Чак одолжил галстук у начальника, Чак нашел им с Маккензи однокомнатную квартирку над рыбным магазином. В общем, Би знала Чака лучше, чем Эдисоны знали Маккензи. Почему он всегда с такой готовностью меняет свою семью на чужую? Домой Томас и Ньют возвращались в унынии.       Почти три месяца от Чака не было вестей, а потом он позвонил ночью и сообщил, что Маккензи родила. Судя по голосу, он ликовал. — Девочка! Три килограмма, мы назвали ее Аманда. — Когда мы ее увидим? — спросил Томас. И он ответил: -Чуть погодя. Ньют заявил Томасу, что сойдет с ума, если ему не позволят участвовать в ее воспитании.       Однако, сюрприз, утром в День благодарения — праздник, который Чак ненавидел, — он позвонил с новостью, что они приезжают следующим утром с просьбой встретить их на вокзале. И появился с дочкой, укутанной в два пледа, прижатая к его груди. Малышка трех недель от роду, похожая на маленький боб из упаковки Jelly Belly. Все сошлись во мнении, что она лапочка. Ее облепили со всех сторон. Потом, изнывая, ждали, когда Аманда откроет глазки, чтобы узнать, какого они цвета. -Чак, а как получилось, -спросил Ньют- что ты приехал один? — Я не один. Я с Амандой, -ответил он. Ньют закатил глаза и он объяснил: -Мать Маккензи сломала ногу и Маккензи пришлось остаться и ухаживать за матерью. Все забормотали что-то сочувствующее. По крайней мере, Маккензи никуда не «смылась».       Приехав домой, Ньют покормил внучку, подождал, пока та отрыгнет и сменил одноразовый подгузник. У Аманды были пухлые щечки, красиво вылепленные губы и серьезные каре-зеленые глаза. Ньют передал внучку Томми, и он вначале картинно изобразил ужас, все-таки с ребенком нянчиться, не шизов убивать и не по лабиринту бегать. Немного погодя все заметили, что он прижимается носом к ее пушистой голове и вдыхает детский запах. Чак объявил, что не останется ночевать и попросил Томаса отвезти его на вокзал. — Ты уж не пропадай, -попросил Томас, когда сын вышел из машины и услышал ответ: -Ага, скоро увидимся.       Позже семья признала, что визит прошел удачно. Чак, считал так же и привозил Аманду почти каждый месяц. Она научилась сидеть, ползать и говорить:"баба улю лю». Тогда уже у Алби и Кэтрин родилась дочь Джинни и Эдисонам нравилось представлять, как две девочки будут играть вместе.       Но потом Чак обиделся на Томаса. Стояло лето, они обсуждали предстоящую поездку в Тихую Гавань. Чак сказал, что он с Амандой может поехать, но Маккензи надо работать. Томас спросил: -А тебе не надо работать? — Не надо. -А Маккензи, значит, надо? -Да. -У тебя вообще есть работа? — А тебя это вообще касается? Молча собрав вещи, Чак взял дочь и уехал, не устраивая сцен.       Долгое время они пытались связаться с ним. Звонили, писали, ездили к нему домой. Впрочем, квартиру уже давно снимала пожилая пара. Звонили матери Маккензи, которая понятия не имела, куда делась ее дочь с мужем. Однажды, к ним неожиданно заехал Алби. Он стал адвокатом; их самый практичный, деловой и боевой ребенок. — Где телефон Маккензи? -осведомился он. Ньют покапался в своем телефоне и сбросил номер Алби. Он сел за кухонный стол, взял трубку и набрал номер. -Алло, Маккензи? Это Алби, брат Чака. Дай пожалуйста его номер, -взяв ручку, он записал номер на заранее приготовленном листе, — Да. Спасибо большое. Пока. И принялся звонить Чаку. -Чак, -размеренным тоном произнес он.-Это Алби. -Когда-нибудь, -продолжал Алби, — когда тебе будет уже за сорок, ты вдруг задумаешься о своей жизни, и тебе станет интересно: а что же там происходит с моей семьей? Ты сядешь на поезд, приедешь в Денвер. Будет, знаешь, такой тихий летний вечер, когда на вокзале солнце косо падает через стеклянную крышу и в лучах видны пылинки. Ты пройдешь здание насквозь и очутишься на улице. Тебя никто не ждет, но это ничего, никто же не знал, что ты появишься. И все-таки тебе будет странно стоять там одному, когда другие пассажиры обнимают тех, кто из встретил, рассаживаются по машинам и уезжают. Ты подойдешь к остановке такси, дашь водителю адрес. Поедешь по городу. Такси свернет на нашу улицу и тебя охватит невероятно странное чувство. Что это с нашим домом? Повсюду признаки запустения. Разве у папы Ньюта возможно-облупившаяся краска, жалюзи с выпавшими планками? Дорожка залатана цементом другого цвета, на ступеньках крыльца резиновое покрытие-такая жалкая самодельщина, убогий аккуратизм, которого папа Ньют на дух не выносит. Ты позвонишь в дверь, но там никого не окажется. И никто не бежит открывать дверь, спрашивать " Как доехал, сынок?». И вот ты стоишь и не понимаешь, что делать дальше. «Может быть к Уинстону? -скажешь ты себе-Или к Алби?». Но только знаешь что, Чак? На меня не рассчитывай, я тебя не приму, потому что зол на тебя. Зол на всю ту веселенькую жизнь, что ты нам устраивал, не последние несколько лет, а вообще всегда. Когда не являлся на каникулы, не ездил с нами в Тихую Гавань, пропустил тридцатую годовщину свадьбы родителей, и не видел ребенка Уинстона, не приехал на мой двадцать пятый день рождения, даже открытки не прислал, не позвонил пожелать счастья. Но самое главное, Чак, самое главное: я никогда не прощу тебе того, что ты забрал родительское внимание все до последней капли и ничего не оставил никому из нас. Алби замолчал. Чак что-то сказал. -Ну, -ответил он, — я нормально. А ты что поделывал?