Лунные звери

Настоящая жизнь Вария начиналась с того момента, когда отец, гвар Кирин, подарил ему раба. До этого Варию казалось, что он просто существовал или спал дремучим сном, смотря на все окружение со стороны. Подаренный точно был не из их рода, да и близко не стоял к второстепенным линиям, потому что таких светлых волос и прозрачно-голубых глаз среди их, связанных общностью кланов, поселений не встречалось. При этом кожа мальчишки оказалась смугло-золотистой. Раб был старше Вария и кроме наброшенной, явно снятой с плеча Кирина, болтающейся словно мешок, одежды ничего не имел. Вся кожа расцветала царапинами, синяками и шишками, которые тот украдкой почесывал, пока не видели старшие. — Врагов надо убивать, а не дарить их сыновьям, тем паче преемникам рода, — старики были против данного подарка. Но Кирин настоял на своем, объясняя, что не он уничтожал дальнее поселение светлоголовых, и когда вырулил на своем ящере в их ущелье за убегающей подбитой добычей, оказалось, что кроме забитого пацана в живых никого нет. Да и того он нашел только по слабому стону среди разбросанных и начавших уже раздуваться от жары мертвых тел. Кирин задержался в мертвом поселение на неделю, он вынес пострадавшего из черты поселка, обработал раны, напоил не пришедшего в себя травяным отваром. А после, когда понял, что мальчик спит, отдал дань умершим. Они тогда с ящером хорошо постарались, всех погибших собрали на главной площади, соорудив затем огромный костер, и ритуально сожгли, воздавая молитвы святому триединству. — Может, ты и не убивал их, но по сопливому засранцу могут опознать, кто причастен к зверскому уничтожению целого поселения, — настаивали старики. — Он знает и помнит, кто их убивал, правда не говорит совсем. Либо не знает нашего языка, либо не может от пережитого шока, — уперся Кирин. Немой. Побитый провидением, забытый всеми богами. Варий тогда пытался разговорить свое новое приобретение, но так и не смог. Чуть позже выяснилось, что мальчик их просто не понимает, и то, как он чертил странные никогда не виданные местным народом руны, подтверждало то, что язык уничтоженного клана был совершенно иным. — Зачем ты взял его? — не унимались храмовники и все причитали при виде гвара, что у них не хватает жертвенных людей, и мальчишку прирезать ради двух тварей лунных богинь — самое то. Но Кирин не соглашался, а когда старики попытались настоять, вообще пригрозил усыновить этого белокурого пацана, что по понятиям их клана было немыслимо, но ему храмовники благостно разрешили оставить мальчика на статусе раба. Гвар Кирин, естественно, понимал, что тем самым старики защищают свои зады. Найдись родственники немого и вот оно — “раб”, а в этот статус попадали только те, кто был пленен во время сражений. Ни купить, ни продать раба владелец не имел права в данном мире, разве что подарить и то близкому человеку, что обязан был находиться хотя бы в каком-то пусть даже относительном далеком родстве. Поэтому рабов было не так уж и много, и встречались они только в кланах очень воинственных и далеких. Что делать с пацаном, Кирин не знал, тот не шел с ним на контакт и даже не пытался делать ответные шаги к общению, поэтому просто подарил своему сыну, решив воспитать немого, как своего собственного ребенка. В этот самый момент храмовники ему нудно напомнили о повторной женитьбе. Траур по Евате давно уже закончился и прикрываться тоской по ушедшей жене гвар не имел права в силу своего громкого титула. Первую жену он любил, она была крупной и сильной женщиной из соседнего дружественного им клана, с вороненными струящимися волосами и гротескно белоснежной кожей. Варий пошел как раз в нее и крупной костью, и болотной зеленью чуть миндалевидных глаз. От отца ему достался только волевой подбородок и с небольшой горбинкой ровный нос. Теперь отвертеться уже не удалось, да и двум мальчишкам нужна была мать, хотя они уже перешли давно из сопливого состояния и уверенно переваливали полосу прыщавых подростков. Смотрины затянулись на несколько лет. Либо Кирину не нравились претендентки, либо храмовникам. Из двадцати навязанных Кирину невест он позже взял самую худую, низкую, с рыжеватыми коричневыми космами и совершенно не похожую на свою первую жену. И просто костьми лег на счет второй, ставя на место зарвавшихся старцев, которые настаивали на том, что титул гвара не предусматривает сохранение верности умершей. Варий в будущем жест отца оценил, это было сродни тому, что его мать, которую он практически не помнил, все равно с ними и замыкает священную тройку союза. А еще у него был немой спутник, которому он сам дал имя — Гайн. Поначалу мальчишка больше отлеживался и отъедался, после тенью ходил за непоседой Варием. И только спустя год, за четыре до предстоящей женитьбы гвара Кирина на Звелке, заинтересовался местным укладом. Письменности научился быстро. Тут Варий постарался, сдирая со своего раба три шкуры, вспоминая, как перепадало ему от отца за лень и нерасторопность. А вот говорить у Гайна не выходило, правда стал мычать, выдавая отдельные неровные слоги. Кирин тогда, поймав пацанов перед рыбалкой, заставил Гайна открыть рот, дабы показать язык и горловые связки. — Странно, все рабочее… Ты говорил раньше? — спросил он у сильно вытянувшегося подростка и, когда тот согласно закивал головой, обрадовался. — Тогда старайся тянуть хотя бы слога вслух. И не стесняйся, никто над тобой смеяться не будет. Кроме того, приходи на поляну игрищ с новой недели, я скажу старшему из воинов тренировать тебя наравне с Варием. И вот тут было обрадовавшийся Варий немного расстроился. Во-первых, несмотря на свое крепкое строение тела, он часто простывал и болел, а после лежал в доме слабым и уязвимым. Гайну же все стало даваться слишком легко, словно он и раньше владел мечом, луком и копьем, безостановочно скакал в седле на быстром ящере, как настоящий воин, разив всех своих врагов направо и налево. Храмовникам и это пришлось не по вкусу, Гайн оставался чужаком — рабом гвара и его клана, а значит постоянной угрозой. — Гвар Кирин, ваш подопечный, — умело упуская статус целящегося по мишеням Гайна, старший, отвечающий за обучение клановой знати, всегда был почтителен и расторопен. — Словно рожден с луком в руках! А что он вытворяет с серповидными кинжалами, которые у нас редко используют в военном деле, это надо видеть. — Знаю, — усмехнулся Кирин, не зря же подранная одежда немого, когда Кирин нашел его, говорила за то, что тот сын, как минимум, другого гвара или первенца второй линии. — Моему сыну необходима преданная рука, что защитит его спину от всех невзгод. Ведь титул гвара кровавый, и сколько будет тех, кто постарается его убить до второго совершеннолетия. *** Каждый сезон заканчивался многоголосой ярмаркой. В этот период в большие людские поселения стягивался народ со всей округи, приходили и зверолюди, а еще посещали странники из далеких поселений. Пелись баллады, народ обменивался новостями, выставлялся всевозможный товар. Если неискушенный человек посмотрел бы со стороны, то сильно удивился бы. На ярмарке не было ни одной женщины, даже старухи, или стайки смешливых девчонок, все они в этот момент сидели по домам, охраняемые усиленно мужчинами клана. Но вот пацанве каждый раз куда раздолье. И редкий фрукт какой под шумок утащить, посмотреть на заезжих циркачей, глотателей мечей, огненных жонглеров или на странствующего лекаря. Уж больно у тех склянки были интересные, а некоторые даже помечены человеческими черепами, а где волчьими или оскалом солнечного тигра. Шум, гам, столпотворение, смех… А еще куча впечатлений до следующей ярмарки. Варий не был исключением. Он ждал каждую ярмарку и, как только начинали съезжаться повозки, тут же сбегал с уроков и прочих рутинных дел, прихватив недовольно мычащего Гайна с собой. — Да-да, я отвратительный сын и бездельник, — он уже привык к тому времени говорить за двоих, да и понимал своего раба с полувздоха. Гайн только тяжело выдохнул, закатив к синему небу глаза. Вообще у Вария была куча идей и отменное шило в заднице, которое находило приключений на них двоих. А потом, вспомнив наказ Кирина, попытался высказать свои мысли вслух. — О-о-оте… бу…т ру-ру…ся-я-я… Выходило криво, но Варий понимал. — Еще как будет, на то он и отец. И ладно бы ругаться, как бы ящерской плеткой снова по хребтине не получить, — Варий уперто перелез высокую стену их подворья и, неуклюже скатившись вниз, подождал, когда через нее лихо переметнется Гайн, и даже позавидовал прыти своего спутника, тем более так называемый “раб” был его выше на целую голову. — Он пра-а-а… — Ага прав, кто ж спорит, но я хочу посмотреть на зверолюдей! Нечасто у нас оборотни, и каждый раз приходят новые кланы. И потом, тебе-то переживать? Прилетит опять только мне, на тебя он ни разу руку не поднял, старый гад, — Варий повернул к центру поселения, сетуя на ходу, что у них нет священного озера и намоленной горы. Вообще второй идеей фикс, причем постоянной, у него было сбежать до дальнего поселения и посмотреть на жрицу, ну хоть одним глазком. Столько баллад он слышал о ее неземной красоте и лунном цвете волос на тех же ярмарках от заезжих менестрелей. Вария всегда мучил вопрос, почему у всех жриц волосы обязаны быть белоснежными и почему она делит постель с волками? И настоящие это волки или все же перекинувшиеся оборотни. Как видите, вопросов и интересов было огромное количество, которых день ото дня становилось еще больше. — Хвоста…й на-а-аро… — поправил его криво, глотая слога и окончания Гайн. — Помню, помню, не величать хвостатый народ зверолюдьми или оборотнями. Это неприемлемо, — повторили заученное на зубок с долей пафоса, приправленное едкостью. Варий был бы не сыном гвара, если бы умело не скопировал тон своего нудного учителя. — Да-а-а, — согласно протянул Гайн, пытаясь подавить смешок, у его молодого хозяина передразнивать получалось очень умело. И хотя все его существо противилось посещению мест столпотворения, но было одно увесистое но. Кирин как-то поймал раба между обязательными уроками фехтования Вария и с глазу на глаз взял с него слово: защитить будущего молодого гвара до второго его совершеннолетия. Варию скоро должно было исполниться тринадцать — в первое совершеннолетие старцы забирали преемников великих родов, а именно первенцев, и уводили в далекий храм под эгидой обучения. Ну а в шестнадцать — в возрасте второго — инициировали как будущих преемников. И Гайн согласился, причем добровольно подписался в негласные телохранители непоседы Вария. Цветастые палатки и гомон толпы тянули мальчишек к себе как магниты. — Как думаешь, а тигры будут? Или медведи? — Варий нырнул между первыми, как ящерица между камнями, и, сливаясь с толпой, заскользил вдоль главной улицы, где всегда торговали самые почитаемые и богатые. — Смотри-смотри, наш кузнец мечи тоже выставил, идем посмотрим поближе! Гайн недовольно замялся, но его цапнули за руку и потащили в отдельный оружейный ряд, что кривым аппендиксом отмежевывался от главного прохода. Тут было не продохнуть, но для двух вертких и тонких по юношеству лет пролезть в самую толчею оказалось куда проще. — А это боевые веера, ух ты! Не видел таких, — Варий зацепил взглядом диковинные вещи, среди которых были и серповидные кинжалы. Гайн, как их увидел, так встал посреди толпы, словно пораженный молнией праведного гнева. Он протер глаза, не веря… Особая форма и особенно рукояти, кость, из которой сделаны были они, трудно было спутать с чем либо, а еще рисунок. Он помнил его с раннего детства: грозный неизвестный зверь с четырьмя бивнями и длинным носом, пронзенный двумя копьями умелых охотников. Отец. Мысль у Гайна метнулась к забытому, похороненному прошлому, темному омуту не лучших воспоминаний. Это были фамильные клинки его отца. — Ну, чего ты застрял? — за руку дернули сильнее и потащили дальше. Гайна словно вытащили из удушающей воды, и он с хрипом вздохнул, выныривая на поверхность действительности. Вокруг снова было яркое солнце, жара и толчея шумного народа. Варий завернул его между двумя торговыми тентами и, протащив, вывел снова на главную улицу. — Что с тобой? Даже от этого непоседы не укрылось, что с Гайном что-то не так. — Все норма… норм… — замычал тот, пытаясь слабо улыбнуться. В этом месте, где они остановились, торговали тканями и украшениями. Отрада для женского глаза, которых как раз на ярмарке и не могло быть, но, судя по толпящимся мужчинам и мальчишкам всех возрастов, дамы нашли выход, посылая сюда своих подручных. Лисы, что царили на этом пятачке, старались вовсю, из подполы выспрашивая какие волосы или цвет глаз у той или иной красотки. И все якобы в рамках, дабы угодить клиенту, да вот только уж больно довольные были их вытянутые хитрые морды. — Давай посмотрим на циркачей? — предложил Варий и Гайн согласился. Но вот до них парни не дорулили, на следующем повороте, когда Варий, вцепившись в тормозящего Гайна, вытащил его в соседний ряд, того за руку схватил странный человек. — Эй! — Варий резко тормознул и недовольно оглянулся назад. — Что опять приключилось? И чего ты сегодня как снулая рыба?! Удерживающий его раба был странно одет, на загорелом лике неприятно щурились светло-серые глаза, обветренные губы скривились, и вся гримаса незнакомца говорила о том, что он и сам раздосадован и шокирован этой встречей. — Отпусти моего Гайна! — Варий пришел в себя первым, чтобы на него или его собственность кто руку поднял тут в поселении, было из ряда вон выходящим случаем. Народ тут же заглядывался на шум, даже хвостатые подтянулись. — Он точно не твой, малец, — проворчали, показывая мощные кривые зубы. — Я сказал, отцепись! — Варий дернул на себя сильнее Гайна, не замечая того, что тот вообще замер в полном ступоре, неверяще пялясь на удерживающего его субъекта. — Что тут у вас? — стража, что курировала рынок, нарисовалась мигом, первенца гвара Кирина знали, естественно, все местные, да и большинство хвостатых из соседних долин к прилегающим человеческим землям тоже. И если тот голосит на весь базар, значит дело стоящее, чтобы на него посмотреть. — Эй, пришлый, зачем прицепился к нашим детям? — начал наезжать бородатый на удерживающего Гайна незнакомца. — Я ваших детей и не трогаю, служивый, — проворчали в ответ, намекая в ответ, что Гайн явно не из их поселения. — И не понимаю, почему этот малец орет на всю округу, словно я пытаюсь украсть у него мешок с добром. — “Мешок” говоришь? — хмыкнул второй, приставляя обнаженный меч к самому горлу. — Ты куда прав, пришлый, за попытку воровства собственности гвара Кирина я с легкостью могу тебе снести голову во славу лунным богиням. Может, отпустишь не принадлежащего тебе раба? — Раб? У вас? — то, как округлились монетами выцветшие глаза, сказало многое, этот невежа точно был из далеких поселений, может даже с соседнего материка или полуострова, куда редко кто забредал. — Ага, счастливчик, так, может, все же отпустишь мальчишек? В дни великой ярмарки человеческие жертвы не принято приносить, это осквернит не только лунных богинь, но и солнечного зверя. Не дай повода и не приноси раздор, хвостатый и бесхвостый народы этого не оценят. Странник разжал дрогнувшую руку, острый клинок, что уперся в его шею, не давал повода для возражений. — Ну, вот и славно, спишем этот случай по незнанию и забудем. Расходитесь все, кровопролития не будет! — и, смотря, как подтянувшийся народ недовольно поворачивает спины, продолжил: — И тебе хорошо, пришлый, и нам замечательно. Но если еще раз возмутишь спокойствие, скручу и отдам без сожаления храмовникам. Как только дни торговли закончатся, они тебя лихо пристроят по назначению. Пойдешь на подношение как жертвенная тварь. Этот неизвестный еще раз кинул убийственный взгляд на так и не пришедшего в себя Гайна, на раздувающего от праведного гнева щеки Вария и замешался в толпе. — Что ж вы без старших пошли на ярмарку, а, будущий гвар Варий? — усмехнулся бородач мальчишкам. — Райка, моему папке не говори, а? — Варий сделал такой просящий взгляд, что стража рассмеялась, прекрасно понимая и помня, как сами, будучи мальчишками, сбегали от взрослых, чтобы поглядеть на пришедший люд. — Ладно, ладно, не скажу, но если что, кричите, нас тут много среди рядов бродит. И сильно не задерживайтесь, а я, так и быть, гвару Кирину вас не сдам. И если спросит, скажу, что не видел. Стража отдала игриво пацанам честь и, смотря, как Варий утягивает Гайна, вновь ныряя между шатров, усмехнулась. — Эх, молодость и горячность… — начал спутник Райки. — Надо проследить, запомнил пришлого? — перебил его похмуревшийся резко Райка, оглаживая свою ладную темную бороду. — Я конечно мало что знаю о чужаках, но раб Кирина по многим признакам похож на этого ублюдка. Ты видел и уши сверху чуть заостренные и по рукам волосы буйно растут, не как у наших. Да и клыки выраженные, словно с каким хвостатым народом смешанные браки были, не то с лисами, не то с волками. — Ага, я это тоже заметил, правда цвет волос и глаз не тот. Да и лик совершенно иной. — Ну да, этот точно не близкий родственник рабу Кирина. Но вот то, как пацан пялился на него и не мог даже замычать, наводит на не радужные мысли, придется все же мальчишек сдать гвару Кирину, эх, а не хотелось. Но безопасность поселения прежде всего. *** Вечером гвар поднимать бучу не стал, он и сам когда-то в прошлом был ребенком, часто сбегавшим на ярмарку, и прекрасно понимал своего первенца как никто иной. Но непростой разговор с главой стражи Райкой бередил душу. И теперь, сидя у разожженного не по времени очага, смотря на живой огонь, думал о своем. Да, прислуга будет ворчать, что он спалил мох и дрова, припасенные на завтра для готовки обеда, но ему так лучше думалось, магические же огни болотного народца этому не способствовали. А так он словно сидел у костра далеко в лесу и, как охотник, чувствовал себя в уютной среде. — Папа, папа, Гайн опять только мычит! — Варий выдернул его из тяжелых гудящих мыслей, таща за собой в залу упирающегося раба. — И когда перестал говорить? Думаю… после того, как вас на ярмарке поймал странный незнакомец? — выдал ему хмуро Кирин. — Вот же ж трепло этот Райка, а обещал тебе не говорить! — надулся сын на отца. — Он отвечает за безопасность всего поселения, не тебе его судить, мальцу, у которого еще на губах молоко не обсохло. Всегда помни, стражи, на то они и приставлены — выполнять свой долг. Ну так как, я оказался прав? — криво усмехнулся отец своему непоседливому ребенку. — Да… — Варий опустил кудлатую темную голову, шмыгнув виновато носом, — прав. Кирин оглядел обоих и поманил рукой стоявшего за спиной сына бледного Гайна. — Садитесь рядом, — похлопали по тахте руками, и после, обращаясь только к Гайну: — Успокойся, ты под моей охраной и опекой, никто тебя и пальцем не тронет в этом поселение, пока я ношу титул гвара. Кирин подождал, пока мальчишки рассядутся рядом с ним, прижимаясь от неподдельного страха с двух сторон к его бокам, и, обнимая обоих за плечи, продолжил: — А теперь говори, хотя бы попытайся рассказать нам, что тебя так сильно напугало. То, что Гайн снова замолчал, было неспроста, он явно знал этого человека или где-то его видел. — Ор… ору… — начал тот, всхлипывая и пытаясь унять панику в своем сердце. — Ору? — переспросил Кирин у сына. — Оружие наверное, на ярмарке было много его, как нашего, так и чудного из далеких поселений, — предположил Варий, смотря, как согласно кивает белобрысой головой Гайн. — Ну, и какое оружие тебя столь напугало? Гайн честно попытался сказать, но не смог, но, макнув палец в пиалу с водой на столешнице, нарисовал серповидный кинжал. — Серповидные кинжалы? — тут же определил в корявом рисунки Кирин и снова получил подтверждение кивком головы. — Оте… оте… — протянул Гайн, сильно заикаясь. — Отец? Мой, что ли? — перевел Варий и, увидев, как Гайн положил на свою грудь ладонь, тут же догадался. — Твой отец? — Д… да… — вымучили ответно. — Значит, кто-то носил клинки твоего отца? Тот чужой, что удерживал тебя за руку? Но, видя, как Гайн отрицательно мотает головой, снова воззрился требовательно на сына. — Нет, на этом пришлом не было оружия, во всяком случае, на поясе открыто не висело. Да и на ярмарке запрещено носить его, только страже. — Я знаю правила ярмарки, сын, — осадил его Кирин, смотря, как Гайн снова водой рисует палатку на поверхности стола. — Торговый павильон? — Да… — согласно закивал раб, продолжая рисовать странного зверя, пронзенного двумя копьями умелых охотников, один из которых припал на колено, а второй принимал ответный удар от животного, у которого на морде рос странный вытянутый хобот. — А этот, что схватил тебя, он знаком тебе? — Не… нет… но… — Гайн огладил свое лицо, мученически смотря то на гвара, то на его первенца. — Похож на кого-то? И, видя, как тот снова отчаянно кивает, подтверждая подозрения, поднялся. — С подворья ни ногой. Я до стражи, и никаких побегов, прижмите свои зады и займитесь делом на пару дней, — предупредил он испуганных пацанов, прежде чем покинуть свой дом. Ночью среди ярмарочных палаток было тихо. Воровать в эти дни было как плевать богам в лицо, никто на такое беспутство не шел. А весь пришлый народ отходил на выделенное им широкое поле, где располагался на сон грядущий, разжигая костры или обвешивая магическими огнями болотного народа свои небольшие палатки. Тут распивали эль и вино, поднимали полные кубки как во здравие лунных волчиц, так и солнечного тигра. Менестрели баловали народ балладами, где даже пускались в совместный безудержный пляс. Все смешалось: люди и хвостатые дружно отдыхали вместе всем народом. Гвар обогнул костры и, обойдя стойбище, вышел на бдящую стражу. Райка увидел его первым и, предупредив травящий рассказы народ, приправленные буйным воображением, подошел к нему сам. — Не спится, гвар Кирин? — Ночи тебе спокойной, страж Райка. — Вызнал что от пацанов, да, — это скорее был даже не вопрос, а оценка нахмуренного лика гвара в отблесках разбросанных по периметру кострищ. — Увы, и не радостное, — Кирин мотнул головой, отходя к отдельно горящему костру, давая тем знать, что разговор не для праздных ушей. — Раб смог вам что-то поведать? — начал было Райка, как, увидев гневный взгляд Кирина, осекся. — Не называй Гайна рабом, не уподобляйся храмовниками. Я никогда его не считал таковым и привязан к нему не меньше, чем к родному сыну. Ты себе не можешь представить, через что прошел этот ребенок. Лежать раненым и избитым среди мертвых, тех, кого любил сам и был ими любим, ожидая неотвратимого конца… — Простите, гвар, недостойное мое поведение, — поклонился страж, искренне раскаиваясь. — Он смог нарисовать мне вот это, — Кирин поднял ветку с утрамбованного песка и на нем умело начертил парные кинжалы. — Серповидная форма, однако не наша, — подтвердил рисунок гвара страж. — Это оружие отца Гайна, его семейная ценность, которую сегодня продавали у нас на ярмарке. — Ого, а мальчик из знатного рода… Кто бы мог подумать, как минимум преемник второй линии, если вообще не сын гвара, — Райка прекрасно понимал, что семейное оружие передавалось только по знатным родам, причем приближенных к гварам. — А еще вот это… — воспроизводя корявый рисунок невиданной охоты на чудного зверя. — В нашем мире таких не водится, — почесал затылок страж, сдвигая на упертый лоб свой шлем. — Что это? — Думаю, рисунок на ручке кинжалов или семейный герб. Так что, завтра вам хороший повод пройтись по рядам и проверить все кинжалы, выставленные на ярмарке. На том и порешили. Но ни на завтра, не на послезавтра странных клинков не нашли. Гвар пошел на уступки и, прихватив пацанов, прошелся сам по рядам, пристально осматриваясь. Но ни дивного павильона, в котором Варий припомнил красочные боевые веера, ни тем более парных серповидных кинжалов не нашлось. На месте красочной палатки было пусто и соседи ничего не могли сказать об ушедшем. Да, был человек, странной внешности, при этом подтверждая слова пацанов, сильно косясь на Гайна, ушел как два дня назад и товар забрал, практически ничего не продав, а куда — никому неведомо. Так бы это, наверное, и забылось, тем более ярмарка подошла к концу, и после праздничного фейерверка, которым заканчивалась торговля, все постепенно разъезжались, навьючивая тягловых ящеров, подсчитывая барыши и убытки. В эту ярмарку обошлось без ожидаемых эксцессов, девиц никто из пришлых не пробовал воровать, впрочем, как и раньше. Но люд почему-то всегда уперто ждал, когда хвостатые пустятся на разбой и хотя бы стащат одну из дам. Легенды и верования слишком были сильны, да и факт, что у оборотней мало женщин, подогревал все эти мифы. Конечно, возможно в далеком прошлом пара дев, может, и сбежала от своих же родителей-узурпаторов с каким-нибудь из зверолюдей. Как знать? На пустом месте баллады и легенды не создавались и менестрели пели якобы только о случившемся. Но сейчас все было ровно, как и всегда, и слишком спокойно, не оправдывая буйных ожиданий. Это самое навязанное “спокойствие” исчезло, как и не было, через пару дней после ярмарки. Райка сам нашел гвара Кирина и отвел того недалеко от поселения на запад. То, что нашли стражи после обычного обхода территории после свертывания торговли, поразило всех. Тот самый пришлый-чужой, что привязался к рабу гвара, лежал с отрубленной головой на своей же повозке. Ящеров отвязали, и они, естественно, сбежали в поисках пищи. Но самое странное, на груди у изуродованного чужеземца были положены крестом все те же родовые клинки. Двое охотников, пронзавшие странного неизвестного в этом магическом мире зверя с бивнями, подтверждали свою принадлежность отцу Гайна. — Как думаешь, гвар Кирин, мог твой… кхем, — явно помня прошлый разговор и умело поправляясь, — подопечный сотворить это сам? Учитель по боевым навыкам, что курировал его и твоего сына, подтвердил, что может. — Нет, — защитил Гайна не задумываясь Кирин, — он не покидал подворья, и до сих пор находится в подавленном состоянии после ярмарки. Если не верите мне, спросите у прислуги или у Вария, он подтвердит. Мои мальчики безвылазно отсиживаются на подворье и без моего сопровождения не покидали дома, даю слово гвара. — Тогда могу предположить худшее, вмешалась третья неизвестная сторона. Лучше мальчишек увезти подальше из нашего поселка, я не могу при таком отвратном раскладе обеспечить безопасность ни вашему клану, ни прочим селянам, увы, — покаялись в своей некомпетентности. Гвар думал несколько минут и после щедро предложил: — Я под эгидой охоты уведу их к своему схрону и лесному дому в дальней долине, а вы прочешите местность. Не думаю, что это те, кто вырезал поселение Гайна. Возможно, как раз наоборот, и хотя парень не слишком хорошо и помнит, но я смею предположить, что отсекли голову как раз тому, кто причастен к уничтожению рода белогривых. Слова Кирина, как ни странно, подтвердились, пока он готовился отбыть из родного поселения, нашли еще пару трупов в округе с весьма сходной внешностью, и главное, каждый раз на теле оставляли парные по-особому изогнутые кинжалы. Их все опознал Гайн, так, с его слов, были найдены клинки его деда, а еще одного из братьев отца. На тех, кто, как минимум, разграбил умершее поселение, явно открыли охоту. Конечно, не отпадала возможность, что эти обезглавленные как раз и были убийцами клана Гайна, как знать? Гвар попросил стражей показать своему подопечному трупы, но тот в них знакомых, увы, не опознал. — Уведи пацанов, не тяни, гвар, мой тебе добрый совет, — Райка и сам был не рад всему заварившемуся вокруг родовитой семьи бедламу. Еще было не известно, как отреагирует праведный убийца, ищущий якобы справедливости, на то, что Гайн официально носит с ушлых стараний храмовников позорную вывеску “раб”. А вдруг следующими жертвами окажется сам гвар или его сын? Конечно, остаться в поселение было самым разумным и безопасным, но подвергать других риску Кирин не стал. И ранним утром, подняв заспанных парней, на двух ящерах вывез их со скромным скарбом в сторону своей излюбленной охотничьей долины. Ящеры хоть и не были скаковыми, но этой сложившейся паре он доверял как никогда. Определив на так называемой “самке” своих мальчишек, сам же оседлал ведущего “самца”. Вообще, вьючные животные были гермафродитами, но так как тот ящер, что нес сейчас на спине Гайна и Вария, уже благополучно отложил несколько кладок яиц, Кирин его окончательно записал в “женский” гендер. Утро оказалось погожим: щебетали, трепеща перепонками, выползшие на мелководье, амфибии; сверкали переливчатыми крыльями нечто похожее одновременно на помесь бабочек и птиц, щелкая клювами и сыпя на спутников со своих радужных крыльев бесконечно нараставшую пыльцу. Он раздумывал, чем займет пацанов в лесном урочище, чтобы те не слишком бузили и не доставляли ему излишних хлопот. Ящеры шли бойко, в унисон размахивая длинными гибкими хвостами, иногда утробно порыкивая, потирались шеями, показывая тем, как они счастливы. Лес пробуждался, радуя сочными красками гваровы очи, и тот под покачивание широкой мощной спины думал о своем. Храмовники снова прислали ему новых кандидаток в “жены” и он всех отверг. Гвар прекрасно знал, что выбери он молодую жену, и те же самые старцы настоят на том, чтобы сына от первой жены отдать раньше времени на их “воспитание”. Кирин посмотрел на вечно болезненного Вария и передернул плечами. И откуда в мозгах тупых старцев только появляются мысли о том, что может произойти не лучшая ситуация между мачехой и пасынком? О какой запретной связи может быть речь, если мальчишку интересуют только шалости и игры? Но переубедить храмовников Кирин не пытался, прекрасно зная, что сие действо абсолютно бесполезное, ему проще было пока воздержаться от жены, хотя бы переждать время первого взросления своего первенца, а там будь что будет. До скрытого дальнего урочища доехали в один день. Кирин был доволен своими пацанами, те не жаловались на усталость, активно интересовались окружающими красотами и даже проявляли вдолбленные учителями знания. За что, сделал пометку себе гвар в голове, надо по приезду обратно обязательно похвалить и поощрить наставников. Так мальчишки умело опознали отпечатки лап хищной саламандры, а еще прополз крупных змей, что отличались нежным мясом при запекании. Одну из них удалось выследить и обезглавить, поэтому на последнем привале тушу разделали, умело шкуркой сняв с нее всю переливчатую кожу, и приготовили на быстро разожженном костре. Они уже несколько часов шли параллельно священному для хвостатого народа хребту. Тот отделял земли оборотней и людей. И гвар удивлялся, почему до сих пор они не наткнулись на патрулирующее эту спорную зону лесное братство. С оборотнями он встречался часто в своей любимой долине и не гнушался совместными беседами, удивляясь их цепкому уму и наблюдательности. Советы зверолюдей, особенно по охоте, всегда принимал и благодарил, это был ценный для охотника дар. В их настоящем походе Кирин кое-что приметил из непонятного и после сытного обеда, отдав живому огню остатки их трапезы, решил подтвердить, забирая резко в сторону возвышенности. И точно, Гайн явно избегал возведенной в табу границы, он старался передвигаться как можно дальше от невидимой черты, явно разрываясь между обязанностью следовать за сыном гвара и любым способом не подниматься на священный хребет. Через час мучений подопечного Кирин решил прервать выматывающую экзекуцию, углубляясь в долину подальше от земель оборотней под счастливый вздох напряженного Гайна. С чем это было связано, гвар пока не знал, но пометку для себя сделал, вызнать все об этом, на будущее. До урочища далее дошли быстро, обосновались споро, выскоблив и вымыв рубленый домишко. Дальше время потекло медленно… словно кто отпустил натянутый до предела змеиный хвост. Новостей от главы стражей Райка не поступало, охота спорилась. Кирин подключал к этому обоих мальчишек, но больше повесил на них вяленье мяса, выделку шкур, готовку еды и прочее незамысловатое лесное хозяйство. Парни с Кирином не спорили, делали все сноровисто, успевая еще и фехтовать между собой, постоянно устраивая учебные бои. Иногда гвару казалось, что у него действительно два сына. Тем более Гайн ему нравился своей несгибаемостью и живучестью, что пока были нехарактерны для увальня Вария. Одно радовало, сын, пока они находились вдалеке от кланового дома, в очередной горячке не лежал, носился по округе розовощекий и здоровый. Так они прожили в этом охотничьем оазисе несколько недель. Другие охотники их не беспокоили, даже те, кто иногда имели наглость промышлять на выбранной территории гвара Кирина. Но все рано или поздно приходит к логическому концу. Вот так и у наших героев. В один прекрасный, ничем не отличающийся день, когда Кирин решил показать пацанам красоты местного небольшого водопада, им дорогу перекрыл вышедший из леса незнакомец. И судя по тому, как его черты лика и синева прозрачных глаз напоминали удивленного Гайна, это точно был его родственник. Серповидные смертоносные клинки, притороченные умело к широкому поясу, играли на солнце, и странник явно не собирался отступать от выбранного своего пути. Кирин прикинул, положение было не ахти, их поймали врасплох, все же мирная жизнь расслабляет. Если бы гвар оказался один — отбиться было бы не вопрос. Но в данном случае под удар в первую очередь попадали не вовремя вышедшие вперед него наивные мальчишки. Как бы он не хотел, но выслушать пришлого оказалось в таком положении единственным правильным решением, кроме того, одежда человека казалась ему знакома. Он уже видел подобную на телах умерших родственников Гайна, да и на нем самом. — Приветствую, уважаемый странник, — начал гвар, выстраивая неоднозначную ситуацию под себя. — Чем могу помочь? — Вы гвар Кирин, если не ошибаюсь, — ответили вполне учтиво и, судя по всему, нападать первым не собираясь. — Да, вы правы, — согласились в ответ, секрет из этого делать было глупо, тут вся округа знала, кто он, и обманывать пришлого — значит посеять зерна подозрительности и раздора с первого момента их встречи. — Я вижу, с вами сын и… — тут мужчина замялся. — Это мой подопечный Гайн, к сожалению, храмовники поставили мне условие, что я могу оставить его в своем клане только на роли раба, — предупредил сразу гвар. — Раб… — словно выплюнули отраву из скривившихся уст. — Именно, но я этого не желал, — заметили весьма учтиво. — Скажите… гвар, это вы отдали дань моим погибшим родственникам? — продолжал вызнавать пришлый. — Да, я провел надлежащий ритуал и сжег все тела в очищающем погребальном огне, — согласился Кирин и совсем не ожидал того, как это уставший, помятый жизнью мужчина неловко опустится перед ним на колени. — Спасибо за то, что не дали осквернить мой дом и спасли сына моего старшего брата. Кирин глянул на натянутых мальчишек и взглядом спросил у Гайна, мол, как, помнишь этого статного мужа или нет? Но тот, отрицательно мотнув головой, снова огладил свое натянутое лицо дрожащими руками. — Гайн вас не помнит, — Кирин смотрел на согнутого в ритуальном поклоне незнакомца. — Я покинул клан давно, храмовники наказали побывать за океаном. А когда вернулся, застал воров и прочую шушеру на разграбленных руинах. — Вы, как предполагаю, последовали за ними и тем самым вышли на наше поселение? — Да. А после убил всех грабителей могил, — подтвердили, не таясь. — Сурово, — оценил сей праведный для их мира поступок Кирин. — Один из них решил донести весть о выжившем кровном преемнике гвара моему дальнему родственнику, что как раз занимает, к моему удивлению, никогда не принадлежавший ему сей пост. Так что я просто вырезал шайку приспешников убийц моей семьи и не более того, — объяснили свои кровавые действия. — Понимаю, вы защищали Гайна. — Миру, — поправили гвара Кирина. — Его имя Миру. — Ми… ми… Мир-ру-у-у, — радостно закивал Гайн, подтверждая правдивость слов, он сделал пару неуверенных шагов к своему нарисовавшему из неизвестности дяде и огладил его лик кончиками вздрагивающих пальцев, снова попытался сказать. — Оте… оте… — Он похож на твоего отца лицом? — догадался Кирин. — Да-а-а, — протянул радостно Миру-Гайн. — Что ж-ж-ж, — Кирин глянул на своего замершего сына. — Я не против побрататься с вами, э-м… Заминаясь, так как не знали имени дяди Гайна. — Я Веру, глава первой линии, что обязана поддерживать семью гвара, — отвесили Кирину надлежащий поклон с реверансом, и хотя он немного отличался от принятого у них, но все же был узнаваем. Мужчина не врал. — Варий, твое решение, я официально подарил Гайна тебе, — и, видя, как смотрит на него чуть ли не плача сын, подбодрил. — Дай своему другу надлежащую свободу, если желаешь ему счастья. Варий немного даже всхлипнул, прежде чем кивнуть, выдавив через силу из себя: — Даю. Острый меч, что достал Кирин, располосовал его плечо, он смазал ладонь в крови и протянул ее Веру, тот поступил точно также, скрепив кровавое рукопожатие крепким жимком, мужчины ударили синхронно свободными руками по плечам друг друга. — Я, гвар Кирин, даю свое слово, что отныне Веру мой названный брат и родственник. — Подтверждаю данное слово своим, — вторил ему Веру. — И дарю Веру во славу наших добрых отношений своего раба Гайна во имя двух богинь луны и солнечного тигра. — Принимаю сей дар, — подтвердил новоявленный родственник и, расцепив хватку рук, повернулся к замершем мальчишкам, — подойди, Гайн, отныне я освобождаю тебя от мерзкого клейма “раб” и даю тебе свой род, возвращая первоначальное имя. Теперь ты мой преемник, Миру, и да будет так. Он снял с себя плоский медальон и повесил на шею родному племяннику. — Прости, мой мальчик, я не смог уберечь твоего отца, своего брата. Я не имею права вернуть тебе титул гвара, это можешь сделать только ты сам. Выйти на ринг перед храмовниками и попросить справедливости перед нашим народом. Но это если ты только захочешь. Драться с нынешним гваром придется до смерти, а он очень хитрый и нечистый человек. В настоящем состоянии ты не победишь его, а меня просто отравят исподтишка или опять наймут головорезов, если я нарисуюсь в том поселении. Я уже убил более десятка присланных ко мне убийц, еще не зная, что мой брат пал, — Гайну сжали плечи и заглянули в его прозрачные глаза своими. — Но я могу дать тебе свой дом и семью. Уберечь, пока ты набираешься сил, и восстановить наш клан. Идем же домой, мой Миру. Гайн не двигался, словно о чем-то размышлял, а после отрицательно замотал головой: — Не… не… мо… гу… — Почему? — не понял его дядя Веру. Гайн выпростался из его крепких объятий, на его плече так и остался кровавый отпечаток ладони, и, шагнув обратно к Варию, накрыл его дрожащую руку своей, надежно и твердо, как-будто что-то давно решил для себя сам. — Гайн, ты теперь не должен ничего нам и не обязан, — вспомнил Кирин об их клятве, — я, как старший своего рода, освобождаю тебя от всех обязательств. — Не… нет, — набычился тот, чувствуя, как ему в руку впивается ответно Варий. — Я-а-а оста… оста… тут. Веру переглянулся с Кирином, не понимая такого нерационального решения своего племянника. — За вами же ведется охота, Веру, как я могу предположить? — однако гвару было выгодно, чтобы Гейн-Миру остался подле его пока слабого сына. — Да, это верно, но у нас есть дружественные кланы и с их помощью, я думаю, что смогу защитить и себя, и своего преемника. — Но пока вы только все налаживаете и давно не были в своих краях. Политика кланов и семей весьма капризна и переменчива, с нами же Гайну, то есть Миру, будет спокойнее. Ваш медальон и мои слова гвара подтвердят его новый статус и всему народу объявят, что он теперь уже не мой раб. Веру глубоко задумался. — Я же обязуюсь отдать его на обучение к храмовникам, как преемника первой линии за счет своих средств. Мальчишки сдружились и, судя по всему, не желают пока расставаться, — тонко заметили о финансовом положении, прекрасно понимая, что после того, как род был истреблен, средств у Веру явно не в достатке. — Вы правы… но я так давно не видел никого из своих, — голодным взглядом снова вернулись к племяннику, что теперь считался его названным сыном. — Я не запрещаю вам видиться, мой дом — ваш дом, тем более мы стали родственниками, — намекая на то, что они только что побратались. — Хорошо, — Веру еле выдавил это трудное в данной ситуации слово, — вы правы, прежде чем тащить своего преемника на незащищенное пепелище, необходимо вернуть славу и силу нашему дому. А это дело не быстрое, радость воссоединения застила мне очи и оторвала от реальности кровавого мира бытия, но я постараюсь навещать Миру хотя бы в дни ярмарок. Так я не буду вызывать подозрений и не приведу к нему наемных убийц. — Я же со своей стороны дам пока защиту вашему названному сыну. К сожалению, не могу выделить вам преданных своих людей, так как подобных не имею. Я стал гваром не по своей воле, так что, как понимаете, защищаю свою спину сам. Но мое положение более стабильное сейчас, чем ваше. Возможно, настанет день, когда вы мне окажите подобную услугу и защитите уже моего сына Вария, — Кирин протянул открытую руку Веру и тот снова закрепил их в крепком пожатие. — Так и создаются семейные узы, а совместные дети скрепляют кланы лучше всего. На этом они и расстались. Веру спешил и смог побыть со своим племянником всего день, но даже этот короткий момент встречи сказался благостно на Миру. Подросток стал увереннее в себе и успокоился, в связи с чем перестал так сильно заикаться. Конечно, речь не исправилась в один день, не было в этом пресловутой магии, на это ушел не один сезон. И каждую ярмарку Веру оправдывал ожидания Миру, приезжал сам и привозил незатейливые подарки своему преемнику и сыну Кирина. *** Тринадцатилетие сына гвара справили вместе и так же проводили мальчишек на следующий день к местным храмовникам. Иногда Кирин подозревал, что те имеют собственные тайные связи между разрозненными храмами, что располагались на всей людской территории. И более того, из тени управляют как самим народом, так и преемственностью титулов гвара между теми или иными родами и кланами. Уж больно те сладко пели, когда узнали, что Гайн перестал быть рабом гвара Кирина и занимает теперь весьма высокий социальный статус. Эта двуличность служителей храма всегда беспокоила, а иногда даже пугала Кирина. Так как что в очередной раз ждать от служителей культа волчиц, он не имел представления. Для мальчишек же начались дни полные трудностей и учебы. Храм, что располагался в глубине земель, занятых по периметру людскими поселениями, считался святым для любого человека этого мира. Здесь кроме них были и другие наставники знатных родов, некоторых Варий знал, других видел впервые, и, судя по их клановым знакам отличия, прибыли они с другого края обжитой людьми земли, что им выдали на поселения щедрые зверолюди. Физическая нагрузка была настолько сильной, что Варий слег с горячкой неделю спустя, ухаживал за ним только Гайн, которого теперь было принято называть Миру. Им, как новоявленным родственникам, выделили совместную комнату. Правда мальчишки практически не виделись днем, сталкиваясь в ней только перед ночью. Это было и понятно, разница в несколько лет была существенной, поэтому курс обучения у них сильно разнился. Да и преемники гваров получали немного иные знания и подготовку, в отличие от тех, кому судьба определила стать ведущими своих второстепенных линий. Если бы Варий знал, что его готовят быть безжалостным убийцей, стал бы он так вкладывать в эту учебу столько сил и рвения... Но он считал, что своей слабостью позорит отца, и когда свалился с жаром, клял себя всеми мыслимыми эпитетами и передуманными на пустом месте обвинениями. — Успо…койся, — Миру все еще заикался, особенно когда сильно нервничал, но уже не глотал слога и его речь стала понятной и для других. Валяющемуся в горячке Варию казалось, что он теряет своего друга и товарища, даже в этом. Теперь Миру не требовался переводчик в лице сына гвара, да и то, что тот оказался более успешен во всем, Варий понимал как никто иной. — Знаешь, я сожалею, что мы с тобой не простого сословия, везет крестьянам, у них часто два брата берут одну жену в жены и это не кажется зазорным. Вот скажи, зачем мне две жены? Или тебе? Мне было бы куда спокойнее, если ты бы остался со мной рядом на всю мою жизнь, деля поровну радости и горести, быт и жену… иметь общих детей. Со стороны все это из уст болеющего подростка казалось откровенным бредом. Но то, как порозовели скулы и уши Миру, и как тот отвел глаза в этот самый момент, говорило о том, что он и сам не прочь остаться рядом с Варием хотя бы на правах родного брата. — Те… бе на…до пос…пать, — запинаясь на каждом слове, еле выдавил Миру в ответ, меняя на горячем лбе Вария смоченную в специальном настое трав повязку, а после, помогая приподняться, чтобы выпить лечебный отвар. Жар не спадал несколько дней, и то, как на это время слабел Варий, превращаясь из цветущего юноши в худого и немощного, откровенно пугало. Миру трепетно ухаживал за своим бывшим господином, поя его травяными сборами и обтирая трясущееся от высокой температуры, цепляющееся за него слабое тело. Храмовники при этом ничем не помогали, разве что давали лекарства, иногда подсказывая, как надо их применять или готовить отвары. Это, по их словам, тоже был опыт выживания и учебы. После первой горячки, из которой Варий еле выкарабкался спустя неделю, на следующий сезон была другая, хотя по интенсивности куда слабее, да и короче. То ли Варий вышел сам из слабого возраста, то ли суровый образ жизни, постоянные тренировки и обильная здоровая пища сделали свое дело. В этом храмовники молодежь не урезали, мяса всегда было вдоволь, а также сытных корнеплодов, хлебных лепешек и завезенного из другого мира людьми картофеля и риса. Варий начал интенсивно расти, укрепляя свое здоровье с каждым сезоном, приступы становились все реже и короче, пока совсем не сошли на нет. Он и сам не заметил, как пролетело несколько лет в учебе и тренировках, и как вдруг Миру стал с ним одного роста. Тот разговор в бреду он, естественно, не напоминал, хотя Миру как раз не выкинул его из своей белобрысой головы, все чаще задумчиво посматривая, как лихо тренируется с мечом, играя мускулами, возмужавший Варий. *** Второе свое совершеннолетие, когда ему исполнилось шестнадцать, праздновали на общем празднике взросления. Варию его пришлось ждать целых два сезона, пока всем его одногодкам не исполнилось те самые шестнадцать, и пока не пришел день великого солнцестояния. На сей праздник были приглашены все главы кланов, чьи дети сейчас проходили обучение у храмовников, более того, на них приехали и другие главы второстепенных родов, видно в попытке оценить подрастающее поколение, которое после сего действа переходило в разряд их врагов за получение столь желанной власти. Варий видел отца издалека, впрочем, как и Миру своего дядю Веру. Но ни поговорить с родственниками, ни обменяться письмами им не дали. Да и тем явно было не до их подросших отпрысков. Сыновья старшего брата Края, которого Кирин убил в поединке, тоже были здесь. Они прожигали ненавистными взглядами как самого гвара, так и благоухающего силой жизни его первенца. Да и в пик празднования, когда светило оделось короной, что напоминало пасть рычащего тигра, словно тот держал солнце, сжимая клыками, как бы подтверждая правильность выбора преемников — не радовало. Поначалу Кирин даже не узнал Вария издалека, так он изменился в лучшую строну и теперь внешне напоминал ему ушедшую за грань бытия умершую Евату. По правилам обычно подростков отпускали домой хотя бы на один сезон, чтобы после забрать в другой храм на более усиленное обучение. Миру оказался здесь самым старшим, но ему списали несколько упущенных лет за счет несчастья, связанного с его погибшим кланом. Варию и Миру отказали в попытке вернуться домой в клан гвара. Храмовники допилили Кирина и тот взял себе молодую семнадцатилетнюю жену Звелку. Выбор пал на нее благодаря все тому же Веру, тот поинтересовался как-то, что Кирину подсовывают храмовники и, узрев целую пачку написанных портретов красавиц, выделил одну с медными волосами. — Я знаю этот клан, он благороден и верен традициям. Бери эту — не пожалеешь. И хотя внешне они не настолько крепки, как кажутся, но поверь, сильны и упрямы. Кирин оглядел портрет красивой женщины и чем-то она его зацепила, возможно волевым взглядом миндалевидных глаз, а может непривычным цветом для его племени волос. И он согласился, теперь Звелка была уже на сносях, и от нее повивальные бабки ждали двойню. Обычно младенцев после возили к лунной жрице, что жила на намоленной горе со своими волками в отражении священного озера. И отступать от традиций гвар Кирин не собирался. То, что беременной женщине не до гульбы с молодыми подростками, храмовники даже не рассматривали. Миру вообще оказался ее старше, а разница с Варием еле натягивала год. “Запретная связь с молодой мачехой неприемлема!” — гласил их вердикт, и пока все ученики разъезжались по домам к своим радостным родственникам, Миру и Вария отправили в другой храм уже на границе с землями хвостатого народа, загрузив обоих по самые уши как бесплатную рабсилу. Начало занятий еще было не за горами, а на бытовые потребности всегда не хватало свободных рук при таком обширном хозяйстве. Этот храм отличался и походил больше на военную крепость с неприступными бастионами. С одной стороны, объяснялось все близостью земель оборотней, с другой, как бы затевать с ними войны официально люди не собирались. — Словно пленники в тюрьме, — проворчал как-то Варий, выскребая бесконечный помет из-под скаковых ящеров в длинных сараях. Их как раз определили на несколько дней именно сюда, где воняло несладко, да и полчище мух досаждало бесконечными укусами. — Под…тянутся все осталь…ные и грязная работа уй…дет к послуш… никам, — заметил по-философски Миру, выскабливая соседний от Вария загон. Тех мужчин среднего возраста с бритыми головами, что несли бесконечные годы службы при храмах, обычно так и называли. Да, те единицы, что из них доживали до белых седин, и становились в будущем храмовниками. Но, как понял Варий, попадали сюда не из лучших побуждений, в послушники шли обедневшие рода, бродяги, воры, скрывающиеся убийцы, скитальцы, в общем, все те, кто потерял дом, семью или просто не могли обеспечить себя праведным трудом. — Знаешь, я тебе благодарен, что ты остался со мной. Но я уже встретил свои шестнадцать. Да, я подслушал разговор своего отца и твоего дяди, и знаю, что ты давал слово гвару быть со мной как раз до моего второго совершеннолетия. Оно наступило, Гайн… — назвали своего друга тем именем, что ему и дали. — Ты теперь Миру и свободен от меня. Миру перестал махать лопатой, замирая от столь обжигающих слов, а после, откинув ее, подошел к застывшему к нему спиной Варию. От них обоих разило потом и пометом этих хреновых ящеров, мухи жужжали над головами, норовя сесть почему-то обязательно на нос. Но сейчас бывший раб, сделав пару шагов к напряженной фигуре Вария, вжался в нее всем своим телом. Нос оказался между сведенными от ожидания лопатками. Варий уже перерос его, да и по ширине плеч куда стал осанистей оставшегося обманчиво стройным Миру. — Гайн… я для те…бя буду все…гда им, — голос опять не слушался, язык снова заплетался, Миру боялся обнять при этом Вария, однако вспотевшим лбом упирался в основание его шеи. — Я тогда говорил тебе правду, мне не нужны две жены, Гайн, — Варий, чувствуя на своей шее жар чужого и в то же время столь родного дыхания, и сам не знал, как дышать в ответ, сердце бухало, уши заложило словно ватой, и в груди выматывало пустой болью, пока в ответ не послышалось робкое: — Мне то… же… Гайн отлип от Вария и вернулся как ни в чем не бывало в загон, отбрасывая помет дальше на подкаченную с другой стороны тачку, больше они об этом не говорили. *** Перед самым началом обучения пришло известие, что жрица скончалась, а после сразу письмо от отца, что у Вария теперь есть брат и сестра. Эти дни вызвали суматоху, храмовники бесконечно пели молитвы об ушедшей жрице во славу лунных волчиц, чтобы те подарили как можно скорее им новую. Из-за неразберихи учеников придержали в семьях, и Гайн с Варием оказались предоставлены сами себе. Единственное, что их удручало, так это то, что ворота храма-крепости стали закрывать, и пойти на прогулку в окрестный лес без сопровождения стало совсем невозможно, так что небольшие радости, которые позволяли себе подростки, оказались тоже под запретом. Они оба после скупого по разнообразию обеда уходили на верхотуру в самую высокую башню. Судя по вывернутым скобам и вбитым железным обручам в стены, там раньше содержались заключенные, но теперь на мощных петлях дверей не осталось, да и само заброшенное крыло навевало на то, что эта часть замка давно была забыта и не использовалась. Тут селились летучие ящеро-птицы, что с радостью принимали подношение в виде крошек от сбежавших от взрослых юношей. — Гайн, ты мне говорил правду тогда… в конюшнях? — Варий опять заговорил об этом первым. — Да-а-а, — протянул тот, невольно отводя взгляд от друга, привалившегося к стене напротив него. — Но не объяснил почему, — видно Варию так и не удавалось прийти к общему соглашению души и сердца. Гайн замер, а после, неуклюже поднявшись на колени, переместился ближе к Варию, чуть над ним нависая. Их лица оказались слишком близко, дыхание, ставшее вдруг порывистым, обжигало. Варий не отрывал распахнутой зелени глаз от Гайна и, казалось, тонул в его голубой прохладе очей. Как губы все же преодолели последний предел и, коснувшись друг друга, смешали сущности и вздохи воедино. Целовались неумело, сталкиваясь носами, лбами, зубами… но это не мешало, а как раз еще больше распаляло. Кто из них в кого уцепился первым, уже не имело значение, а когда поцелуй распался, оба красные, смущенные пытались восстановить дыхание. — Такая связь для людей запретна, тем более для преемников знати, — удручено выдал Варий, еще сильнее стискивая руки на Гайне. — Знаю, по это…му я и мол…чал… — успокоил свои мысли тот, ответно сжимая объятья. — Отец меня порешит, о, лунные боги, — простонал Варий, представляя, что за всем этим последует, если правда выплывет наружу. — Мой дя…дя тоже, — тяжело вздохнул у него под боком Гайн, а после тревожно переспросил. — Но ты… ты… же не отка… не отка… жешься от меня? — Да что я дурак, что ли? Отрекаться от того, кого давно люблю всем своим сердцем, сначала как друга, после как брата, а теперь как… — возразил Варий, недоговаривая, а после, сам потянувшись к губам Гайна, поцеловал его первым. Этот поцелуй оказался нежным и неторопливым, страсти поутихли и уверенности добавилось, тем более чувства оказались взаимными. Языки сплетались, изучая друг друга, облизывая припухшие любимые губы. И то, как Варий немного поменял свою позу, поправляя в штанах налитый член, говорило о многом. Гайн и сам изменил положение, дабы ничего не давило на отвердевшее естество из-за прилившей крови. Но, увы, продолжить им не дали, послышался звон сбора с главной колокольни, что располагалась с другой стороны храма. Пора было спешить на общее построение, пропустить которое для учеников было смерти подобно. Как они оттуда скатились и сами не поняли, гуляющий прохладный ветер в полуразрушенных пролетах поумерил пыл в штанах, так что к построению прибежали хоть и с малиновыми ушами, но вполне трудоспособные, готовые на совершение очередных подвигов, как внеплановая чистка загонов для ящеров. Но храмовники просто всем напомнили, что сегодня ожидается грандиозное сошествие богини в день парада двух лун и не более того. А после отпустили для подготовки к ночному бдению. Главный альков опустел быстро и никто и не заметил того, как около алтаря задержался один из учеников. Послушникам, что везде зажигали факела и свечи, было не до них совершенно, а сами храмовники удалились перед началом празднования вглубь храма, явно намереваясь поднять чарку эля и не одну во славу лунных волчиц. Вария же толпа увлекла из помещения самым первым, он пытался оглянуться на Гайна, но тот ему помаячил рукой: “Все нормально, мол, иди, и встретимся на нашем месте”. Здесь лежало много ритуальных вещей, и то, что привлекло прозрачные глаза Гайна, не было единственным в своем роде. Он понимал, что Варий его потеряет, хотя они и договорились сразу вернуться в свою излюбленную башню. Но взвесив все, бывший раб отправился совсем в другую сторону, а именно туда, где послушники стирали и полоскали одежду. Работы обычно проводились ранним утром, и в этом просторном помещении ближе к вечеру сушилось постиранное, полотнищами перекрывая весь обзор. Гайн отошел туда, где природная вода каскадом сбегала в обширный бассейн, он прихватил местное мыло, что хорошо пенилось, оставляя жирный налет на руках. При стирке его использовали с еще одним компонентом — соком болотной травы, едучестью выводящей любые пятна и не дававшей засаливаться ни ткани, ни выделанной коже. Сок Гайн проигнорировал, а, подойдя к каскаду, вытащил из кармана фаллический предмет. Такие лингамы вводили девам перед их свадьбой, дабы порвав девственную плеву показать гостям кровавые подтеки на полотнищах ткани, вывешивая их стягами перед праздничным столом после венчания. Что ж, то, что он задумал, было весьма позорно для будущего главы первой линии и уж тем более преемника гвара. Но не ему, бывшему рабу, тому, кого лишили всего в один день и выбросили умирать на помойку среди загнивающей плоти трупов родных и близких. Именно там умер счастливый, избалованный Миру среди своих, но пришел чужак и вытянул ту несчастную уродливую часть, пока еще цепляющуюся за жизнь, и забрал себе. А позже отдал своему сыну, который нарек этого уродца, сломанного, искалеченного и смятого внутри, Гайном. Будучи старше Вария, он прекрасно понимал, что тот не решится на подобный шаг. Во всяком случае, не сейчас, а подтверждения общности и близости очень хотелось, и более того, всеми силами удержать рядом того, кто ему стал действительно дорог и любим, что дал новый смысл жизни и дом. Приспустить штаны и намылить вырезанный из камня гладкий фаллос было делом несложным. Ввести себе в зад куда оказалось сложнее. Вот тут Гайн чуть не потерпел поражение. Пришлось отставить округлый предмет и сначала поработать пальцами, периодически подмывая там себя и усиленно прибавляя мыла. Зад немного щипало, но оно того стоило, минут двадцать трудов, и скользкая головка вошла практически целиком. Гайн тяжело дышал, но продолжал эту пытку. Еще минут десять ушло на то, чтобы медленно, но верно ввести весь предмет в себя, оставив снаружи небольшую ручку. Что ж, замысел удался, и Гайн, сжав ягодицы, напялил свои штаны обратно, оставалось еще, как оказалось, самое страшное и невозможное, подняться с сим предметом, что неприятно давил изнутри, туда, на верхотуру, где его ждал Варий. Подъем, который он по юности лет преодолевал влет, занял много времени. Искусственный фаллос все пытался выскользнуть из него, так что приходилось периодически заталкивать его обратно, пережидая не самые приятные моменты единения с каменной игрушкой. Когда он ввалился в их секретную комнату под самым куполом башни, обливаясь потом, началась волшебная ночь двух лун. Варий было накинулся на него с кулаками, когда узрел в пламени факелов, что стащил сюда, не боясь послушников, как бледен его визави. — Что с тобой? И где ты пропадал, я весь извелся. Думал, тебя бежать искать или что случилось. — Ничего, — Гайн прижал к себе желанное тело и, взяв руку Вария, завел себе за спину. Глаза Вария распахнулись, он не верил в происходящее, честно думая, что бой за главного в их паре придется еще выстоять. А тут ему предлагали такое, отчего в штанах стало тесно и жарко. Уж про то, как готовят им в жены молоденьких дев, знали все ученики, травя за спинами учителей похабные истории и особо скабрезные мифы. Он крутанул по-хозяйски простонавшего на резкие движения Гайна и, оперев его руками в деревянные стойки, на которых крепилась крыша, жадно содрал с него штаны до колен, оголяя поджарые ягодицы и замирая. Минуты тянулись… Гайн запаниковал. Может, он вообще все это зря затеял или понял не так о какой любви ему говорил Варий. Он неуверенно оглянулся назад через плечо и замер ответно. Варий уже приспустил себе спереди штаны и, надрачивая крупный налитый стояк, пожирал его голодным взглядом. — Как же ты меня заводишь, “женушка”, и с этой игрушкой придумал ладно… Руками огладили задницу, заставляя сильнее подать ягодицами назад и чуть расставить ноги. Слова казались похабными, особенно эпитет “женушка”, отчего у Гайна красным залились уши и шея. — Держись руками за стойку, а то рухнешь, — зеленые глаза, отлипнув от причинного места, из которого торчала занимательная ручка, утонули в синих. Гайн, прикусив губу и давая себе слово не орать, дабы не привлекать старших, подчинился. Он чувствовал, как, огладив его бока, заставили руками еще сильнее прогнуться, а после развели ягодицы и потянули вставленное на себя. Звук был пошлым и, казалось, неимоверно громким. Гайн отвернулся, уткнулся в сгиб руки, закрывая позорно залившееся краской лицо. Варий сплюнул ему на крестец, хотя мог бы этого и не делать, из задницы до сих пор чуть подтекало мыло, что пахло пряно травами и чем-то сладким. Руки переместились на бедра, головка горячего члена, размазав слюну, скользнула к не успевшему закрыться анусу и утонула в нем, плавно погружаясь до упора. Контраст горячего после холодного камня заставил Гайна замереть, он видел, как весь храм одевается огнями факелов, как их зажигают на каждой башне, пропуская только их крыло, так как этот огонь был уже зажжен Варием. Начало толчков в нем совпали с восхождением первой луны. Варий сзади потешно пыхтел и бормотал что-то нежное, но Гайн не понимал. Его уши были заложены словно ватой, а кровь бухала так в висках, что он слышал только ее напор. Раскатываемая задница ныла и горела, он еще подумал, а как же с подобного мужчины-оборотни ловят неслыханный кайф. То, что у них принято мужеложство, он знал не понаслышке, их поселение граничило с землями хвостатого народа и наткнуться по весне на сексуальные игрища парней было обычным делом. Поговаривали, что в их роду были смешанные браки с белыми лисами, поэтому цвет глаз и волос, форма ушей, а также усиленная волосатость по конечностям прописалась как неотъемлемый признак мужчин их клана. Все это проносилось в голове Гайна по кругу, пока рука Вария не наткнулась на его опавший член и не стала подкачивать его в такт своим бедрам. Вот теперь стало на что отвлечься. — Тебе больно? — прошептали на ухо, опаляя своим дыханием. — Нет, тер… терпимо, а с твоей ру…кой так и вообще замеча… тельно. — Говорят, к этому привыкают. — Ага, го…ворят, м-м-м, сделай еще вот так бедрами и ру… кой… о, да… кажется, я начинаю по…нимать хвостатых, м-м-м… — прислушиваясь к своему телу и чувствуя на фоне неприятных ощущений новую волну. Вот она, разрастаясь, накрывает снизу вверх и все постороннее уходит на второй план. Гайн выгнулся назад, опираясь затылком на плечо Вария, обильно прыская на ровную кладку вязким семенем и чувствуя, как сзади с рыком, кусая за его вспотевший загривок, кончают следом. Вторая луна всплыла над горизонтом и там вдалеке внизу послышался громкий восторженный крик. Они сползли на холодный каменный пол, цепляясь друг за друга. — Каменный фаллос лучше вернуть, они все на пересчете у храмовников, — заметил сыто Варий. — Утром… — Гайн попытался пристроить свой подтекающий зад так, чтобы не испачкать одежду. — А я думал, ты и мне тоже предложишь его опробовать, — заявили с кривой усмешкой. — Только если поже… пожелаешь сам, — ответил, пытаясь привести свое дыхание в порядок, Гайн. Его раскрасневшееся лицо огладили и, поцеловав, заметили: — Все может быть, я подумаю, хотя больше предпочту в себе почувствовать вот это, — огладили опавший испачканный в сперме член Гайна, — нежели мертвый ритуальный камень. Что ж, празднование двух лун было на самом пике, правда ни в этот день, ни в другой богиня на землю не сошла. И светящегося столба лунного пламени, видимого на сотни километров, так и не появилось. *** После празднования лунной свистопляски в небесах стали возвращаться ученики, ожидался целый сезон до нового трехдневного двойного восхождения, и до этих занимательных дней все потекло опять по руслу повседневности. Уединиться было уже проблематичнее, и в их облюбованном крыле стали шнырять неучтенные глаза и рыла. Даже простое пожатие руками тут же фиксировалось кем-то с неоднозначными эпитетами. Молодые люди входили в тот самый возраст, когда больше думают о ебле, чем о науках и военном деле. Гормоны играют, морды расцветают прыщами всех видов, а вечером по кельям слышны влажные стоны, когда руки незамысловатыми движениями под грубыми шерстяными одеялами доводят до иступления готовые к взрослой жизни тела. Этот набор оказался смешанным, не все ученики были определены сюда из прошлого храма, да и к уже знакомым добавились новые. Комнаты-клетушки были рассчитаны на четверых, и подселенная к ним пара — доверия не внушала. Эти двое так влипали голодными взглядами в изящную фигуру Гайна, что Варий заходился каждый раз в тупой ревности. Сдерживал всех кодекс правил и так называемой чести, за выполнением которого исступленно следили хранители и послушники. Поэтому, сидеть в холодном мешке без окна неделю на воде и сухарях никто не желал. Так что ограничивались лишь подъебками про отросшие волосы Гайна и его аппетитную задницу. Ну, и между делом вставляли любые палки в колеса негодующему Варию, клепая на него наветы, выслуживаясь тем самым перед старцами. Было в тех правилах и о мужеложстве, так обоих за содеянное, если бы все всплыло наружу, ждала бы нещадная показательная порка до полусмерти, а после разлучение в разные храмы. Программа обучения набирала свой ход, и начались лесные рейды, их разбивали на уже сформировавшиеся пары по родству и прочим пожеланиям и с наставниками отпускали в лес на несколько дней. Некоторые оттуда приходили помятые с обширными гематомами и увечьями, другие задумчивыми и молчаливыми. Были и те, кто не вернулся из рейдов. Юношам ничего не объясняли, и это еще сильнее нагнетало обстановку. Среди всех учеников только Варий был преемником гвара, все остальные второстепенных линий, причем семей, что не были с ним в клановом родстве, да и по границам не пересекались. Отсюда ему перепадало по полной как от наставников, так и от прочих учеников. Если бы не постоянная поддержка Гайна, он бы точно сошел бы с ума и, сорвавшись, начал бы убивать этих напыщенных подростков. Тем более его знания включали как это сделать голыми руками. И как раз в этот самый период Варий впервые задумался, что же в нем воспитали и к чему его готовят. Свой первый рейд они отправились с Гайном через неделю, их сопровождали два наставника среди храмовников и трое послушников. “Странный эскорт…” — подумал про себя Варий, обычно пару сопровождали всего два человека, но списал опять на свой чертов кровавый титул гвара. Их вели долго и после очередного привала остался только один храмовник с помощником, другие словно растворились. “Наверное, просто шли с нами до нужного места ради безопасности”, — вновь придумал оправдание непонятной ситуации Варий, главное, что их с Гайном пока не разлучили, все же остальное в силу молодости отходило на второстепенный план. Тем более он знал, что рядом с ними располагается еще одна крепость-храм и наверняка послушники, впрочем, как и храмовники, имели постоянные связи между ними. — Дальше пойдете вдвоем, вот карта-схема. Вы должны дойти до излучины реки рядом с граничащим хребтом. На него не подниматься, это запретные земли, где патрулируют оборотни. Оценить полностью обстановку и по прибытию в конечную точку, — указали путь по руслу реки вглубь людских земель, — доложить другим наставникам. Что ж, задание для тех, кого гвар Кирин таскал вечно по лесам за собой, было легким. Варий даже повеселел. Они отошли от оставшейся сопровождавшей их пары и он только сейчас понял насколько натянут его спутник. — Гайн, что не так? — спросил он очень тихо. Хотелось, наконец-то, зажать своего любовника. Они остались одни и предоставленные друг другу, и вместо задания могли завалиться где-нибудь на пышной траве в особо живописном месте. Благо таких перед влюбленными глазами, покрытыми радужными всполохами романтизма, оказалось огромное множество. А что? Чем не прекрасны вот те пышные кусты или вот тут мягкий мох, укрывающий все ковром между древесными папоротниками и елками? — Они сле…дят за нами, — одной фразой опустили молодого преемника гвара с райских небес на грешную землю. — Ты уверен? В ответ только осторожно кивнули, показывая взглядом, что их путь ведет в самую непроходимую чащу колючих деревьев. Что ж, пришлось Варию хотелку пока попридержать и, следуя за стройной спиной Гайна, переключиться на боевой лад. Но, как ни странно, на них не нападали. Они дошли до излучины, где на песчаном берегу обнаружили лежащее ничком бездыханное тело. — Это оборотень, не тро…гай… его, — попытался остановить Вария побледневший Гайн, словно сам вспомнил что-то запретное из своего далекого прошлого. — Но как тогда нам узнать, может он еще жив? — останавливающую руку отвели в сторону, а хватающие в протесте пальцы, сняли с одежды. — Не… нет… да… давай я, — Гайн попытался опять остановить Вария от опрометчивого поступка. — Ну нет, это я преемник гвара, а не ты, и не тебе пачкаться в крови оборотня, — начал было снова убеждать его Варий. — Я… я… уже… ис… испа…ч… кан, — еле выдавил из себя, сильно заикаясь, Гайн. — О чем ты говоришь вообще? — отмахнулся окончательно от него Варий и, нагнувшись, перевернул тело на спину. — Кажется это волк и он мертв. Кровь при этом осталась на его руках, окропила брызгами рукава и грудь. — Вот же ж, теперь стирать придется… — попытался замыть с себя следы тут же в речке Варий, отойдя от замершего рядом с трупом переволновавшегося Гайна. — Это не отмывается водой, малец, — из леса к ним на песчаный берег вышел высокий крепкий воин, его округлые бурые уши, что были смещены наверх, говорили, что он из хвостатого народа. За ним показались двое что по мельче с пышными хвостами и треугольными ушами, и еще один, чертами лика напоминавший убитого, только шерсть на хвосте была серого неприглядного цвета. — Да ладно тебе, Нося, не заводись раньше времени, пацанов явно подставили, — этот ворчун подошел ближе и, ухмыльнувшись, оглядел место трагедии, — тело привезли по воде с час назад и, выгрузив тут, отчалили. Мальчишки пришли недавно из вон того леса. Так что они не убивали твою добычу, медведь. “Медведь”. Варий замер на последнем слове, а ведь он мечтал увидеть такого оборотня все свое детство, а еще настоящего тигра. — Это только ты видишь. Я же чую, что на обоих кровь наших собратьев и не более того. Так что вам добрый совет, парни, больше не приближайтесь к нашим территориям. Ибо этот отпечаток как красная тряпка, среди нас не все могут читать летопись событий как Ворчун. Убьют, не разбирая, были вы правы или виноваты. — Это не так, мой… — Варий осекся вовремя, хотя по ухмыляющейся морде волка понял, что они с Гайном раскрыты, но все же продолжил, — мой напарник не трогал этого оборотня. — Хм, мальчишка, хоть ты и преемник нынешнего местно гвара, но ты не прав, — облизал волк свои губы. — То есть? — непонимающе уставились на хвостатых. Мелкие оборотни только зыркали по сторонам, совершенно не принимая участия в беседе, более того, один из них быстро скрылся в кустах, витиевато присвистнув, а за ним сбежал и второй. — Этого, да, я согласен, — продолжал улыбаться волк, усиленно хлеща хвостом из стороны в сторону, — на нем старый отпечаток иного нашего собрата. Кто это был, малец? — Пе… песец, — неровно ответили, не скрывая. — Что, тоже преемник гвара? — теперь уже заухал медведь Нося. — Был им. — Он его убил сам? — медведь сузил глаза на поникшего головой Гайна, этот вопрос явно относился к волку. — Нет, те, кто обрывает внутреннего зверя в хвостатых, пахнут по-иному. И это не стирается годами. Этого тоже подставили в свое время, дабы накинуть невидимый ошейник подчинения людским храмовникам. О, кажется твои белки свистят, Нося, — потянул ноздрями воздух волк, разбередив мысли молодежи. — Ага, к нам идут, а вот и ваши поводыри, мальцы, — предупредили парней, вставая вновь в грозную позу. Храмовников было тринадцать, к тем, что сопровождали Гайна и Вария, добавились неизвестные, а еще с десяток вооруженных мечами послушников, судя по иным нашивкам, из соседнего храма. — Что понадобилось лесному братству на территории людей? — затряс бородой с ледяными глазами, полными ненависти, старец. — Я медведь Нося, один из стражей лесного братства, был отряжен вместе с волком Ворчуном на поиски сбежавшего убийцы, — ответили не менее пафосно, словно раздуваясь в размерах. — Ваш титул? — но старца, что держал в руках древний артефакт, этим было не испугать. Да, в этом мире люди не могли сами творить магию, но пользоваться колдовскими предметами, как этот посох в руках старика — запросто. — Зверь, — нехотя выдал медведь, отчего храмовники недовольно заворчали, а ученики, не веря, перевели удивленные глаза на гиганта. Этот громкий титул приравнивался по человеческим понятиям к гвару, только отличался тем, что звери жили на собственных изначальных землях. И именно они давали с подачи богов эти территории плодившимся людям. — Ваш убийца напал сам, мы защищались, — у старцев был железный вердикт на все претензии. — Да, но убивать его не имели права, хватило бы просто обездвижить или усыпить на время. С подобным магическим артефактом, что в ваших руках, это не проблема, — не по-доброму сузил глаза Нося. — Зачем вы преследовали своего сородича, зверь? — уперся старик с посохом. — Чтобы забрать его жизнь с согласия и во имя Богов, — последовал честный ответ. — Радуйтесь, мы сделали за вас грязное дело, — храмовник явно издевался над лесным братством, прекрасно понимая, что перешел грань дозволенного. — Вы убили внутреннего зверя этого хвостатого, а это неприемлемо по нашим правилам, — начал наезжать Нося. — По вашим, а не нашим, — нагло парировал старец, чей взор стал еще холоднее. — Вы нарушаете тем самым соглашение между нашими народами и ставите всех в положение войны. — Где в вашем законе прописано, что мы не имеем право защищаться своими силами от убийцы? И кто виноват в том, что он при этом помер? А если бы кто погиб снова из людей от его клыков или пострадали эти двое невинных юношей? — храмовник распалялся, не давая медведю уличить людей в неправедности. — И при этом вы повесили это убийство на детишек? — глаза медведя превратились в боевые глазницы. — А это уже не ваше дело, кто из наших порешил вашего собрата-преступника, да, и доказательство где? Медведь рыкнул так, что храмовники отступили в страхе, выставляя вперед еще два магических посоха, а послушники обнажили клинки. Достали из ножен мечи и ученики, больше по привычке, доведенной до автоматизма, при внезапной опасности, нежели страшась нападения или намереваясь вступить в бой со зверолюдьми. — Кто из них, Ворчун? — медведь смерил неистовым взором ненависти всех присутствующих. — Третий от реки с правого бока, — ответили тут же. Названный постарался отступить за спины людей, но было уже поздно. — Я запомнил тебя, убийца хвостатых, можешь не прятаться. Только дай повод и любой из лесного братства откусит тебе голову, — глаза медведя следили не отрываясь за побелевшим и относительно не таким древним храмовником. — А я твой запах, — хмыкнул серый волк Ворчун. Медведь достал из заплечной сумки огромное белоснежное покрывало из странной неведомой людям ткани и, набросив на убитого, ловко того закатал в него как ковер. Рыкнув еще раз на людей и погромче, чтобы те отошли еще на несколько шагов, Нося взвалил тушу мертвого на свое крепкое плечо. — Я созову совет главных зверей и подниму вопрос о том, чтобы каждого встречного человека в пограничных землях перед его убийством проверял тот, кто умеет читать время и события. Ваши уловки не помогут и хотя закроют путь в наши земли для помеченных кровью хвостатых невинных душ, но и грех, что вы пытаетесь списать на нас, не выйдет. Еще одно подобное убийство, и я поставлю на совете вопрос об изгнании храмовников-людей с наших исконных землей. Вы кажется забыли, что не имеете право на территории в нашем мире, так я напомню. — Поставь, хвостатый, — ледяные глаза храмовника прошили медведя насквозь. — И вы получите многовековую выматывающую войну с людьми, уж я, настоятель монастыря святых волчиц, вам это гарантирую. А вас не так уж и много, да и женщин раз-два и обчелся. Так что, просто забери свою падаль и уходи. Мы закон не нарушали по вашим же навязанным нам гребанным правилам. Волк напал первым, мы защищались и не виноваты, что он, оказавшись слабаком, так быстро помер. Расторопнее надобно было вам ловить убийцу, коль вы так сетуете за его внутреннего зверя. А то, как мы проводим ритуальную инициацию детишек во взрослых, не вашего ума дело. Никто не влезает в чужие религии, и это тоже прописано в вашем же своде правил. Медведь хмуро смерил старцев, вооруженных послушников и учеников, а после, тяжело вздохнув, в два прыжка по камням перемахнул широкое русло бурной реки, волк за ним не отставал и уже с другого берега, вновь оглядев людей как ненавистное племя, исчез в первом же леске, словно растворился. — Чего замерли? Вы еще не дошли до нужной точки. Так что мечи в ножны и бегом отсюда! — прикрикнул настоятель храма на замерших в боевых стойках пацанов и те только сейчас поняли, что угрожали своими несчастными учебными мечами самим оборотням. Варий отмер первым и, вложив клинок в ножны, одернул за руку Гайна: — Идем, нам пора, — а когда они уже были в лесу, переспросил: — Ты тоже проходил это испытание как будущий гвар? И тот закивал головой, ответно подтверждая: — Только для на… нашего ро… рода оно проводится раньше. — Прости, что не послушал тебя, но сам пойми, пока бы я не коснулся этого убитого оборотня нам бы его точно не засчитали. Мотали бы бесконечно по лесам, а возможно еще бы и избивали… — Увы. — Значит, я все же был прав? — Да, но… — Но ты хотел взять это на себя? — Варий остановился и обернулся к следовавшему за его спиной Гайну. — Пытался, — неохотно подтвердил тот. — Спасибо, — в плечо Гайна уткнулись своим вспотевшим лбом, а потом чуть погодя провели щекой, на большее не надеясь. — Ага, — Гайн ответно уперся лицом в стык шеи Вария, стараясь не касаться его руками, с сожалением напоминая, — за нами сле…дят. — Я помню, ладно, давай довершим это чертово задание и вернемся в свою келью. Знаешь, вот как ты думаешь, если я изобью наших соседей под эгидой, что они глазели на твою прекрасную задницу, мне сойдет это с рук? — Попро… буй… а я подтвержу твои подо… подозрения, — усмехнулся устало Гайн. — Договорились, Миру, — рассмеялся Варий, отлипая от своего спутника и отвернувшись от него, прокладывая дорогу среди непроходимой поросли, выкашивая ее тупо мечом. — Я Гайн, — ответил тот четко, не запинаясь, следуя за взмыленной широкой спиной своего надежного любовника и друга, — и всегда им останусь только для тебя. *** На следующее светопреставление двух лун храмовники впали в экстаз, когда небеса пробил священный столб серебристого огня. Это означало, что богиня сошла на бренную землю и всех ждут счастливые перемены. Отсюда из храма он был виден тонкой яркой ниткой. Храмовники пели ритуальные песни всю ночь, а утром ужрались элем так, что пришли в себя только под следующий вечер. Почта, принесенная летучим ящером из деревни, где сейчас оставалась намоленная гора и святое озеро без жрицы, не обрадовала, а зачитанное послание перед послушниками и учениками опечалило Вария. Его недавно рожденный брат был забран в небесные воины. И хотя все заходились в экстазе и даже завидовали ему, особой радости не вызывало. Ну а после третей ночи, когда новая жрица не была выбрана, Вария на пару с Гайном отправили втихую и, ничего не объясняя, в соседний небольшой храм, со служителями которого они уже сталкивались, когда их подставили с мертвым оборотнем. — Это храм вылавливает зверолюдей из спорных земель, что пробрались к нам тайно и о нем идет не лучшая слава, — это единственное, что знал Варий о закрытом для многих странном месте. И радовало его только то, что перед этим он таки успел начистить морды соседям, и вместо холодной, которую ему обещали взбеленившиеся наставники, даже не вникая в слова будущего гвара на счет приставаний тех к его белокурому далекому родственнику, оказался бредущем в лесу под защитой десятка вооруженных послушников. Проводили их туда тайно ото всех и, продержав несколько суток в холодной, после поставили перед фактом на счет гвара Кирина. Варий, казалось, впал от непонимания всего ужаса ситуации в настоящий ступор. Его отца, практически святого человека в понятие сына, обвиняли. И в чем? В том, что он пошел против богини-волчицы и пытался не отдать сына в небесные воины. Верилось это с великим трудом, слушать о таком было дико, но как раз объясняло, почему так отреагировали храмовники. Если за голову гвара чертовы святоши открыли официальную охоту, то он, как его преемник, попадал первым под удар. — Что вы хотите от меня? — ответил он настоятелю с ледяными глазами, выцветшими от бесконечных лет жизни, что дарил ему магический артефакт. — Мы даем тебе право обезглавить своего отца первым, — храмовники торговались, не таясь, — а за это ты будешь выполнять все, что тебе скажут, молодой гвар Варий. То, как тот скривился, скрипнув зубами, от старцев не укрылось. — А будешь противиться, мы отдадим эту привилегию сынам твоего дядюшки Края. Или, к примеру, отлучим тебя от твоего новоявленного родственничка Миру. Или вы, детки, думаете, что можете укрыть от нас свои душевные привязанности? Над юнцами громко рассмеялись, эхо свода храма вторило раскатистому голосу храмовника, отражаясь в разные стороны по небольшим галереям. — О великий наставник! — их задушевную беседу прервал другой храмовник, судя по всему, более молодой, а значит, низкого ранга. — Прошу пока не обезглавливать гвара Кирина во славу божественных тварей волчиц. Варий вначале подумал об этом храмовнике даже хорошее, пока недовольный настоятель в ярости не переспросил: — О чем ты несешь, блаженный? — Только выслушайте, владыка силы, что держит этот храм от напасти хвостатых! — перед стариком явно заюлили и выдали такое, от чего вспотевшие волосы Вария зашевелились на затылке. — Гвар Кирин гнусный предатель, раз попрал волю богов и посмел выступить против них. Сберегите же жизнь этого смерда, пока богиня не спустится вновь и не выберет новую жрицу. Сделайте из него жертвенный алтарь, тем самым задобрите лунных волчиц и прославитесь на века. “Жертвенный алтарь” — это словосочетание застало врасплох даже настоятеля храма. — Этот старый обряд давно не практиковался и во многих храмах сейчас под запретом из-за своего чудовищного действа и риска, — пробормотал, приходя в себя, настоятель, льдистыми глазами изучая склонившуюся фигуру предложившего. — Я помню тебя, ты был наставником гвара Края. А теперь убеди меня в том, что это не простая месть тому, кто убил твоего любимца. — Мои помыслы чисты, и если не верите мне, отправьте на поимку Кирина его преемника, молодого гвара Вария. Голос у храмовника не дрожал и звучал чисто, без примеси эмоций. Если он и играл, то профессионально. — Хорошо, но кто запачкает руки в кишках неверного, чтобы изготовить из его распоротого живота и грудины жертвенное блюдо? У нас не осталось тех, кто практиковал забытый обряд. Старики давно ушли за грань небытия, а молодежь чурается забытых обычаев. Если богиням не понравится подношение, именно сотворивший алтарь падет первым, рассыпавшись прахом, — рассуждал настоятель, поднявшись из уютного кресла. — Я был учеником одного из них и я рискну во благо богинь… — прошептали тихо с пола и, приподняв голову, прошли взглядом ненависти вздрогнувшего Вария. — Что ж… — предложение было неплохим, в случае удачи именно настоятель храма, поддержавший зверский ритуал, что ублажил богинь, прославится на века, ну а в случае провала одним неизвестным храмовником станет меньше. — Хорошо, но если твое сердце заранее питает ненависть и злобу к гвару Кирину, лучше даже не пробуй. Его просто обезглавит преемник, возможно это будет присутствующий здесь Варий, а возможно дети его дяди Края, как знать. И Вария с легкой руки в сопровождении шести вооруженных послушников отправили на поиски гвара Кирина, оставив при храме в заложниках белокурого Гайна. — Плохо разлучать влюбленные сердца, но так лучше для вас обоих. Кроме того, убережет от грехопадения. Куда еще ниже падать Варий не знал, он в последний раз глянул на уводимого в центральную башню Гайна и перевел свой взгляд ненависти на настоятеля этого чертового храма. — Если ты приведешь живым своего отца сюда, то я отдам тебе мальчишку. Или ты думаешь, вас никто не видел в заброшенной башне? Глупец, все про ваши игрища и осквернение священного лингама я знал уже на следующий день. Это не отдельные два храма, как думают многие непосвященные люди. Это единый комплекс, за который именно я несу всю ответственность. Варий не прекращал прожигать в этом трухлявом пне, что жил только благодаря магическому посоху, откровенные дыры. Его обложили со всех сторон и теперь ждали, кого он предаст первым: своего отца или любимого. — Что ж, хорошей вам охоты, молодой гвар Варий, — усмехнулся старец-настоятель, второй же, так и не поднявшийся с колен, провожал спину Вария ненавидящим взглядом, который ничего хорошего сыну Кирина не сулил. Варию слова храмовников словно вымотали наружу всю душу, и он с мертвыми глазами снулой рыбы побрел на встречу отцу. Послушники явно имели наводки и повели осунувшегося подопечного в сторону хребта, что являлся границей между двумя народами. Путешествие, что молил Варий про себя, дабы то тянулось до бесконечности, закончилось весьма непредсказуемо и быстро. Хотя это было глупо просить богов тому, кто являлся сыном предателя, да и Гайн не мог томиться в неизвестности только из-за того, что будущий гвар не в состоянии принять четкое решение. На очередном повороте широкой тропы Кирин, не менее осунувшийся и бледный, вышел в сопровождении хвостатых к нему сам. — Это тигр и волк, будьте осторожны с первым, говорят, они по мощи не уступают медведям, а когда и превосходят их, — послушники зашептались между собой, отставая от идущего вперед Вария. “Тигр… бойтесь своих желаний”, — тяжело вздохнул про себя Варий, вновь не к месту вспоминая, как на ярмарке мечтал увидеть хотя бы одного из сильнейших оборотней. Но встреча ни с медведем, ни с тигром не принесла ему счастья. Он тяжело вздохнул и, вытащив свой меч из ножен, медленно приближался к замершему невдалеке отцу. Тот только улыбнулся и, сказав что-то успокоительное своим спутникам, сняв с себя меч, протянул его тигру, а затем направился навстречу сыну, явно ни о чем не жалея. — Я рад тебя видеть, Варий, ты так возмужал, — Кирин не боялся обнаженного меча в его руках, наоборот, смотрел ободряюще и открыто. — А я, если честно, нет, отец, — тяжело вздохнул тот, слыша, как за его спиной переругиваются отошедшие подальше послушники, так как точно помнили заветы настоятеля и гвар Кирин должен был попасть в храм живым. Судя по всему, Варий этого не желал, но два оборотня, что все еще оставались сзади живого пока гвара, никуда не убирались, что-то выжидая. — Тебе сказали принести мою голову, я к этому готов, — отец попытался подготовить сына к следующему шагу, — я до сих пор жалею, что убил собственными руками брата, но искренне рад, что пришел на встречу к тебе. — Если бы, отец, — Варий встал в боевую стойку и занес меч над его головой, его руки немного дрожали, а из глаз закапали горькие непрошеные слезы. — Твоих слез мне достаточно, сын, — прикрыл глаза Кирин, ожидая, когда меч обезглавит его, но этого не случилось, и он недоуменно вновь воззрился на Вария. — Из тебя хотят сделать жертвенный алтарь, я читал свитки об этом обряде и готов пойти против всех храмовников, отец. Я не хочу, чтобы ты мучился и прошел через этот ад, прости меня… — руки совсем пошли ходуном, в таком состоянии снести одним ударом голову, дабы не мучить жертву, явно бы не вышло. — Но твои руки нетверды и решение не идет от сердца, ты колеблешься в своем выборе, — заметил Кирин муку своего отпрыска и, глянув на прятавшихся от оборотней послушников, сощурил глаза, понимая. — Где Миру? — Его разлучили со мной… — Варий не хотел говорить и даже уже проклинал себя за слабость. Из-за него отец не сможет спокойно и легко расстаться с жизнью и его нерешительность обрекала Кирина на продолжительные муки. — Они отдадут его в обмен на мою жизнь, да? Просто кивни. И Варий, закрыв глаза, отчаянно вцепившись в рукоять меча, кивнул. — Не убивай меня, сын. Отведи к храмовникам, я сам выбираю путь жертвенного алтаря. И хочу посмотреть собственными глазами в огненные очи богам и спросить, чем мой род прогневал их. — Но, отец, — Варий распахнул невидяще глаза, — тебе предстоит пройти настоящий безжалостный ад заточения и смерти. Я просто не могу допустить этого. — А я не хочу допустить, чтобы ты стал моим убийцей не по своей воле, а еще того, чтобы тебя разлучили с тем, кто мной любим не менее, чем ты. Веди меня к храмовникам, сын, и забери от них Гайна. Имя, данное Варием, из уст Кирина подстегнуло будущего молодого гвара. — Я и Гайн, мы стали лю… — начал было Варий, застряв на этом невозможном для него слове, почему-то именно сейчас он хотел признаться своему отцу в их непристойной связи. Возможно, сказалась нервотрепка или то, что это наверняка последняя встреча с отцом без подслушивающих ушей. — У всех есть свои грехи, сын. Храмовники просто так вас бы не разлучили, если бы не застали за чем-то пикантным. И, видя, как покраснел сын, кивнул в сторону суетящихся приспешников храма. — Они уже все на говно изошлись, так что убери меч в ножны, не марай его моей кровью. Надеюсь, мой названый брат Веру не отречется от вас обоих и поддержит в сложную минуту. — Он наследник первой линии и… — Долго скитался не только за морем, но и по землям оборотней, — перебил Кирин, глянув на сына, успокаивая того самым простым, — у него точно есть любовник среди них, и он мужчина, уж поверь. Так что в этом плане я за вас не беспокоюсь. — Откуда ты знаешь? — Варий даже забыл в какой они оба находятся чумовой ситуации, он убрал занесенный меч обратно в ножны, оправив широкий пояс с крепкой перевязью. — Мои ящеры… они все время странно при нем вели себя. Пока я не понял, что на дяде Гайна сильный запах кого-то из хвостатых, причем мужской. Да и мои пространные разговоры о его женитьбе на подходящих девицах, дабы возродить вырезанный клан, заходили в тупик. Веру умно прикрывался племянником, что заменил ему сына, и лихо уходил от ответа. Да и то, что он всегда появлялся у нас в дни ярмарки, единственное время, когда границы свободно открываются для оборотней, наводили на определенные мысли. Он не расставался со своей парой, ни во время странствий, ни после них, да и все убийства воров вряд ли смог провернуть один. Ему явно кто-то помогал, ловкий и сильный. — И кто его хвостатый? — спросил не к месту Варий. — Спросите его сами, когда встретите, может, вам он теперь и откроется. Кто знает? А теперь нам пора. Мои спутники нервничают, твоя стража тоже. Нельзя допустить кровопролития в темные времена без жрицы между оборотнями и людьми. Только нам войны не хватало с хвостатым народом. — Но, отец, ты идешь на верную мученическую смерть, — сын потянулся нехотя за Кирином, который уверено направил стопы к прятавшимся послушникам. — Я уже все решил за себя. Кто я такой? Пыль на страницах истории. Исчезну я и меня тут же заменят другие. Поверь, я иду на это со спокойной душой. А тебе желаю только одного: укрепить свой дух и когда-нибудь приобрести столь же сильную веру, с которой ты, возможно, примешь самое главное решение в своей жизни, не оглядываясь ни на что и ни о чем не сожалея. Гвар Кирин не обернулся ни к бредущему по его стопам расстроенному сыну, что еще был откровенным сопливым мальчишкой, ни к тем, кто провожал его пытливыми звериными глазами, поднимая руки к небу и прося у солнечного тигра удачи для великого воина, пусть даже он был простым человеком, преданным своим же народом. Кирин твердо ступал, высоко подняв буйную голову в то будущее, что выбрал для себя сам. И фортуна судьбы расправила перед его взором невидимые, сияющие гранями запределья, переливчатые крылья. Конец