Лунные звери

Бурый медведь Нося был принесен на эту землю матерью в последнем всплеске рождаемости, после того как эпоху открыл солнечный колдун, питая яростью внутренних зверей и сея зерна недоверия между народом хвостатых. Зверолюдям словно плеснули огня в их и так бурлящую кровь, ожесточая души. Знатные кланы стали делить свои обширные земли, кому-то казалось, что им не додали изначально еще на пороге времен, другие рода вообще подняли пламя войны за то, чтобы захватить великий титул “Зверя”. Все смешалось в котле ужаса, крови и смертей, и будучи густонаселенным процветающий край за несколько сотен лет опустел. — Великий зверь Нося, — перед ним, воякой, в испачканных гарью сражений, помятых доспехах преклонил колено нарисовавшийся молодой франт. Конечно, война войной, и хотя рождаемость сильно упала, но все же оставшиеся редкие женщины умудрялись приносить и в такой измученный мир новых детей. Колдун почил несколько недель назад и два его солнечных тигра, отдав дань уважения и скорби, пропев траурную песнь, ушли на небо. Время войн сменилось не самым лучшим периодом смут. Честь была забыта, и теперь выжившие хвостатые просто рвали друг об друга когти, чтобы заиметь хоть что-то взамен утраченного навсегда. Нося отказался от дружественного слияния с кланом черных медведей и теперь, покинув передовую, что сама собой рассосалась без вливания божественной силы ярости колдуна, продвигался в гордом одиночестве в сторону собственных земель. Он оглядел коленопреклоненного и, опознав в нем одного из молодых преемников клана черных медведей, нахмурился. Зачем к нему посылать неокрепшего пацана, если он уже официально отказал и отклонил предложение черного зверя? Да, от его великого клана остался только он сам, да еще третьесортные линии бурых медведей, но они жили очень далеко, и идти к ним на поклон не очень-то и хотелось. Одиночество и отшельничество — вот что ему преподнес почивший солнечный колдун за долгую верную службу жаждущей крови души. — Я отказал твоему клану, медведь, — Нося отвернулся от склоненного мужчины и со вздохом печали стал собирать свои пожитки, привал откладывался, теперь ему точно не дадут отдохнуть и уж тем более тут заночевать. Хотя он еще собирался пройти по своему выбранному пути несколько миль. Как он помнил, сначала шли небольшие разбросанные поселения ни то бурундуков, ни то скунсов, а может даже зайцев и белок. Он никогда в мелких оборотнях не разбирался. Те, кто не угрожал его существованию и были слабее его — для зверя просто не существовали. На войне быстро вырабатывался комплекс привычек, способствующих выживанию. Впрочем, этот мальчишка-франт так же не входил в список тех, кто мог являться его противником, а значит, так же не интересовал как данность. — Я здесь по собственной воле, о, великий! — в пышущем здоровьем теле было столько энергии и восторга неизвестно чего и чему, что Нося даже обернулся на надоеду, досадливо морщась. Чего это его так приперло, что он пошел за ним следом, выследил и нагнал? Хотя, будучи еще зеленым медвежонком там, далеко в прошлом… Нося задумался, а после отмел свои мысли как не нужное. Увы, война забрала его детство, и его, будучи еще несовершеннолетним и не совсем сформировавшимся физически, просто кинули на выживание в самое пекло. Против кого он воевал? Он и забыл с чего начался весь этот разброд. Словно память застила красным маревом, оставляя весь ужас войны в прошлом. Сначала были одни альянсы между главными кланами, что несли титул зверя, после они на сотни раз переиграли себя. Его народ словно протащили через огненные горнила, плавя, сжигая, оставляя десятки там, где раньше были сотни и тысячи. И вот теперь он сам стал зверем, не потому что хотел или являлся преемником, ха, если бы так. Просто никого другого не осталось, чтобы забрать себе сей кровавый титул. — Ну, и зачем я тебе, мелочь? На издевательский эпитет черный медведь даже ухом не повел, только радостно улыбнулся, как последний дурак, и, поднявшись резко с колена, стал излагать свой грандиозный план: — Вы остались совсем без подданных, а я не первенец. Кроме того, наш клан менее значителен и родовит, чем ваш… У нас медвежат вынашивают по соглашению храмовницы-медведицы и ни одна за сотню лет войн не изъявила желание войти в семью на правах супруги. Тут молодой медведь заполыхал щеками, что Нося даже оторопел, вроде как этот франт еще не в том возрасте, чтобы думать о медведицах и тем более о медвежатах. С иголочки одетый нахал еще сильнее засмущался, чувствуя, как взгляд Носи испытывающее застрял на нем. Он подергал полы модной куртки-кафтана, огладил по бедрам узкие, расшитые красной нитью штаны, переступил с ноги на ноги, мельком глянув на свои лохматые ступни ног, где даже черные когти были подпилены по последней моде, да и сандалии явно гражданского кроя играли на солнце золотым узором, не то что те растоптанные, сто раз чиненные, украшавшие большие ступни Носи. — Ну, и при чем тут я? — Нося отвернулся от надоедливого мальчишки и, взвалив на плечо походный мешок, прикинул куда ему надо выдвигаться. — Храмовницы-медведицы согласились войти в нашу семью, если мы породнимся с бурыми медведями. О, а это было интересно, теперь понятно, почему так черный зверь усердствовал и настаивал на том, чтобы Нося присоединился к ним. А после заслал пацана… в то, что этот зеленый решился на это сам, думалось с великим трудом. В первую очередь молодежь училась во времена смут умело врать и владеть кинжалами. Это помогало выжить в бесконечных разрозненных стычках. — Я не в том состоянии чтобы сейчас думать о своих медвежатах. Так что извини, мелочь, но эту проблему вашему клану придется решать без меня, — он, устало вздохнув, принюхался к воздуху. Вроде те белки или скунсы жили в той стороне, и выдвинулся вперед, рассекая подлесок своим крепким плечом. — Вы не так поняли, — запыхтели следом за ним, продираясь по колючим кустам, иногда охая и ахая, без брони на теле такое было подобно подвигу. — И что я не так понял? — Нося, выбравшись из первого ряда колючек, воззрился на подранного молодого преследователя, что, не отставая, следовал за ним. — Я не предлагаю вам объединиться с моим кланом, а только со мной, — выдали в юношеском запале, изрядно вспотев, и, узрев прошивающий недоверием взгляд Носи, заполыхали еще сильнее. — И в чем разница? Ты же не отрекся от своего клана, пацан, и до сих пор носишь его знаки отличия, — указали острым когтем на яркую вязь нашивки, что украшала молодому медведю грудь. — Да, но я предлагаю себя вам в младшие мужья, — вот теперь он точно вывалил все, что хотел, и, стоя перед могучим воином, мялся как последний дурак. — Я не ебу несовершеннолетних, — Нося поправил мешок на плече, намереваясь двинуть дальше, но этот засранец ухватил того за мощную лапу. — Я давно уже справил второе свое совершеннолетие и вы не правы. — Ага, скитаться за уставшим воякой, подставляя ему свой зад для траха по первому свисту, только для того, чтобы ему обломилась личная медведица? При этом ни хрена не достигнув в жизни и ничего не собираясь для этого делать. Скажи, мелочь, в чем я ошибся? И, смотря, как руки державшего его, ослабевая, отпускают, отвернувшись, вновь врезался в кусты. Этот молодой и раннеспелый пройдоха за ним не полез и то славно, надо было прибавить скорости, там за поселением “грызунов”, как их охарактеризовал наконец-то для себя Нося, так и не вспомнив каких именно, шли скалы с очень просторными пещерами. Чем не хороший ночлег, защищенный со всех сторон. Время смут это не мирное время, разбойников, убийц и грабителей было столько, что, казалось, все оборотни вступили на дорогу зла после того, как хватка войны ослабла на их шеях. “Подневольный мы народ, управляемые богами души”, — Нося резво полез в горку, там на ней и было поселение, что служило ему добротным ориентиром сотни лет, а за открывающейся небольшой долиной те самые скалы, которые манили словно магнит. Узреть разграбленное и опустевшее оказалось болезненно. Сколько помнил себя Нося, этот поселок всегда кипел жизнью. Поначалу война касалась только кланов воинов с могучей кровью хищников. Мелкие оборотни жили даже в эту эпоху колдуна относительно спокойно, не участвуя в разделе земли. Им было по большому счету все равно, кто зверь данной местности. Они занимались возделыванием полей, плодовых кустарников и деревьев, рыбалкой, разводили небольших ящериц и птицу ради яиц. И вот период смут, когда боги еще не выбрали здесь на земле своего ставленника, оказалась губительной для мелкого народа. Хотя какие они мелкие? Все хвостатые имели общую человеческую составляющую, подаренную им божествами в далеком прошлом, а вот звериная отличалась. И так как не умели оборачиваться полностью в зверей, то внешне те же самые грызуны казались Носе вечными подростками, еле достигавшие его подмышек. — Жаль, и вас смяло сие пекло… Нося стоял рядом со сваленным домом-деревом, другие выращенные специально для хвостатого народа хижины, где опаленные, где частично поломанные, покрывались новой веселой порослью. Жизнь брала свое, придет храмовник, что отвечает за бытовую магию, и поселок вновь засверкает словно обновленный. Только кто будет жить в этом поселке? Нося с надеждой помолился о том, чтобы все жители этого неунывающего края разбежались по округе, спрятавшись в непролазной чаще. — Вот же ж, еле догнал, тут, вообще-то, тропа нахоженная есть для тягловых ящеров, зачем же так через колючки ломиться? Молодой выскочка вновь нарисовался за спиной расстроенного Носи, как прилипала со стажем. — Может, все же представишься, как требует этикет? А то я буду звать тебя Эйты! — Оу, интересуетесь, извольте, я Родя, третий сын черного зверя, — драный наряд покрылся еще и пятнами грязи, этот малец явно не умел путешествовать и уж тем более, судя по тому, как заурчал с голодухи желудок, обеспечить себя пропитанием. — М-м-м, — оглядели прицельно округу и ломанулись к нагнутым до земли плодовым деревьям, — яблоки! Нося только головой покачал, впрочем, провизию стоило пополнить. А тут чего только не было: и орехи, и яблоки, и груши, последние, налившись медовой спелостью, так и манили вгрызться в их сочную мякоть. Все это роскошество, как и другие культуры зерновых, было подарено богами хвостатым, они, дав человеческую сущность, также научили возделывать своих детей, открыв новые перспективы кроме охоты, собирательства и поедания трав. Нося и сам, отведав груш, набрал орехов, а после возле ствола одной из яблонь оставил несколько монет. Может, хозяин и прячется где в лесу, но за едой точно должен был возвращаться в поселок, а значит, будет ему нежданная радость. — Зачем платишь? Тут все равно никого нет, — Родя еле говорил с набитым ртом, громко чавкая. — Так принято и не отблагодарить посадившего этот сад было бы невежливо. Родя рассмеялся, хлопая ладонями по бедрам: — Да они даже не волки, так мелкие подданные местного зверя, платящие ему за проживание на его земле! — Но это точно не подданные твоего отца, так что, будь добр, заплати, — осадил молодого нахала Нося. — Еще чего, да у меня и денег нет, отец выгнал без приданного, — проговорились в запале, тут же прикусив болтливый язык. — Ой… Нося только хмыкнул, ну вот и вся правда: — Выгнал или послал вслед мне? — Послал, — нехотя ответил Родя, — сказав, что так ты пожалеешь быстрее меня, если я буду без средств, да и не прогонишь сразу. Нося рассмеялся, узнавая хватку черного зверя, тот всегда отличался хитростью и хоть был моложе него, но успел не только за эпоху колдуна создать свой клан, но еще и медвежат настругать. Вот ведь, а что Нося? Всю свою сознательную жизнь воевал, а гон обычно проводил с такими же, как и он, вояками, не до медведиц ему было. Может, его кровь менее разбавленная человеческой, чем у черного зверя? И хотя он был и сам из второстепенных линий, но за всю эту эпоху ни разу не подумал о том, чтобы прийти к храмовницам-медведицам, и уж тем более оставить после себя выводок упитанных медвежат. Какие дети могут быть в такую эпоху? Но ведь вот он — стоит перед ним новое молодое поколение уже подросших тех самым детишек, что родились, когда он сам отнимал чужие жизни. — Зайди в тот дом, — показал он на самый не тронутый внешне, — посмотри, может есть что наподобие сумы или мешка, я заплачу. — Зачем? — все эти дурные вопросы больше напоминали выгул нерадивого сына и учебу, а не свалившееся на бурую медвежью голову сватовство. — Наберешь провизию для себя, я за тебя жратву не понесу, и присмотри себе, может, найдешь накидку с капюшоном, хотя мала, конечно, будет тебе, бугаю, но потерпишь. — Еще чего, у меня своя есть, — показывая на небольшую сумку, что приторочена была к его широком поясу. — Возьми кожаную, — оценили небольшой объем сумки, — тряпичная тебя не спасет ночью в горах от холода. Родя нехотя отправился обозревать указанный дом, оставив Носю размышлять в тени сада. Вояке-медведю этот медвежонок казался внешне даже смазливым. Хотя медведи не отличались особой красотой лиц в отличие от тех же волков, лис или тигров. Возможно сказывалось контрастное сочетание белоснежной кожи и черных волос, а так же искристого меха, покрывающего уши, ну и еще самой молодости, пока не обремененной налетом тягостей жизни. Сам же Нося со своим намертво загорелым лицом и бурыми, кое-где опаленными клоками волос точно не мог привлечь этого подростка к сексуальным игрищам. А значит, тот шел на союз не добровольно, с подачи властного отца, подкрепленной романтичной линией о возможности заиметь собственную медведицу. Он тяжело вздохнул, из дома послышались грохот и ругательства, снова этот недоумок попал во что-то особо неприятное… Что ж, Носе навязали балласт-неумеху, который ему не сдался совсем, даже на тот самый вожделенный черным зверем хер. — Вот же ж, кто-то подпол не закрыл, я в него и ухнул, — развалив все в чужом доме, Родя выполз наружу, не забыв вытащить пустой мешок и запыленную кожаную накидку, подбитую старым мехом. Нося не стал говорить, что та, вообще-то, женского кроя, накидка хотя и оказалась короткой подростку-медведю, зато по ширине была в самый раз. Он поклонился крыльцу и под него, где обычно прятали, как он помнил, все “грызуны” ключи и письма, положил несколько монет. Что ж, еще и пришлось потратиться сверх нормы за этого поганца. Но время не ждало, Нося прикрикнул на недовольного, чтобы тот набрал себе фруктов и орехов, а сам решил за это время вынужденного простоя осмотреться. Начинало только вечереть, время еще было, тем более в этот сезон солнце закатывалось за горизонт поздно. И теперь, приглядевшись более тщательно к периметру поселка, Нося начал замечать оставленные недавние отпечатки босых небольших ног. Что ж, поселение, как он и предполагал, местные жители навещали. То, что осталась нетронутой дамская одежда, говорило о печальном — женщин и у “грызунов” осталось не так уж и много. Нося выделил несколько более натоптанных троп, уходящих вниз, в долину, и решил, как только неумеха Родя нагонит его, отправится именно по ним. Его нашли как раз тогда, когда он подошел к местному колодцу, дабы наполнить опустевшие фляги. Родя был, как всегда, непонятно чему весел и бодр, прохлада уходящего дня, накрывающая холм, заставила накинуть на плечи расшитую травяными узорами накидку, и она, еле прикрывая медвежонку колени, смешно топорщилась в разные стороны. — Пахнет пометом летучих мышей и скунсами, — проворчал молодой. — Не говори ерунды, я, конечно, не следопыт, но болотную тину и травы не спутаю ни с чем, — заметил старший, а после указал лапой на тропу, — нам сюда. Начали спускаться. Как бы не ныл Родя, но напяленная им накидка спасала от колючек и прочих ветвей не хуже продубленных лат из крепкой кожи. Они прошли часть пути, как Нося почуял неладное, до чаши долины было еще ой как далеко, но влагой и сыростью отдавало уже здесь. Он прибавил шагу и через несколько витков тропы выбежал на берег разлившегося озера. Деревья рядами уходили на его глубину, еще не успев отмереть, гротескно и сюреалистично погружаясь в воду по самые кроны. Подводные течения колыхали травы и листву, как ветер, и перед двумя медведями словно открылся иной запредельный мир. Вода пока еще не пахла затхлостью, а значит, трагедия по времени случилась недавно. Это подтверждало одно: кто-то разгромил чашу горного озера, из недр которого брала питавшая долину река, падая в него изумительным водопадом, загородив перед этим сужающийся выход из долины и соорудив тем самым искусственное водохранилище. Тропа уходила под воду, и Нося, поведя ушами, прислушался к тишине, что накрыла этот уголок, словно вата. Уши стреганули, и он кинулся в бок по урезу воды… через некоторое время натыкаясь на кованные решетки. Такие устанавливали обычно в подземные ходы бобры, чтобы они держали потолок и не давали обрушиться сводам, вода же вымыла почву и обнажила провалы. И теперь медведи видели весь ужас трагедии. Жители мирного поселка, оставив дома, что привлекали грабителей и убийц, решили укрыться у речных соседей в норах, и теперь непредвиденные воды наполнили их до самого упора, поймав несчастных выживших после трагедий в смертельную ловушку. Родя отвернулся, схватившись за рот. Тут уже плавали трупы, так и не выбравшихся на свободу. Нося же шел дальше, он точно что-то услышал из живого где-то там за соснами, следуя по обвалившим проходам, где решетки виднелись погруженные по локоть в воду. Наверное, это ужасно тонуть в столь близком от спасения и воздуха месте. Он знал, как рылись подобные ходы с жилыми камерами, но народ явно не думал, что их просто подопрет и накроет разлившейся водой искусственного озера, через водоотводы наполнив спасительные норы и превратив их одномоментно в братские могилы. Тут ходы оказались выкопаны выше, и за выступавшие над поверхностью воды решетки еще цеплялись тонкие пальцы, измученное лицо с закрытыми глазами показалось медведю совсем еще юным. Нося подналег всей своей мощью и силой, мышцы пропустили магический разряд. Вывернуть кованную решетку, которую спаивали с другими подобными в единое полотно, было непросто, рык зверя эхом ушел в разные стороны. Железо поддалось и треснуло по спайке, воин вытащил здоровый кусок наверх. Тот, кто еле дышал видно на пределе, не приходя в себя, ухнул в воду… Утонуть ему Нося не дал, подцепил своими длинными когтями и вытащил небольшое щуплое тело на поверхность. — Кто это? — Родя с интересом рассматривал улов своего старшего собрата. — Бурундук? Вроде на голове полосы нет, тебе повезло, что это не скунс, а то бы точно не отмылись. — У бурундуков тоже есть полосы… — Нося и сам разглядывал того, кто без сознания валялся перед ним. Смазливую мордашку нежно огладили, раскрыв рот пальцами, а после, с силой вдув в него несколько раз воздух своим могучими легкими, пару раз надавили осторожно на грудину, затем повернули пацана на бок. Тот закашлялся, выблевав остатки воды, даже не открывая глаз и не приходя в себя. Нося приник к еле дышащей груди. — Дышит, и сердце стучит, хоть и слабо. Намаялся бедолага, явно просидев под водой более суток. Он достал свой громоздкий плащ и, завернув тощее тело в него, лихо взгромоздил на плечо. — Ты его что, потащишь с собой? — удивился Родя. Мол, на кой нести непонятно какого происхождения грызуна? — Здесь не так много трупов, значит все остальные жители или разбежались, или куда-то делись. Я должен расспросить выжившего, что тут произошло. — Только не говори мне, что ты зверь этих территорий. Тогда зачем ты платил этому отрепью? — у Роди точно не складывалось в голове все произошедшее и тем более благородное поведение Носи. — Нет, но я знаю зверя данной долины и мы с ним были дружны. И если эту землю испоганил кто-то другой, убив столько ни в чем не повинных хвостатых, я должен разобраться в этом сам. До пещер было точно уже сегодня не добраться, оставалось только либо на бревнах переплыть новоявленное озеро, либо идти вниз к заваленному кем-то выходу и разбираться на месте. Бурый медведь явно выбрал второе. Спасенный мешком болтался у него на плече, и Роде ничего не оставалось, как брести за ним следом. — А что дальше будешь делать с мальчишкой? — Как придет в себя отпущу. — Зря, смазливый больно, я б его оставил себе наложником. С таких грязных слов Нося даже остановился, оборачиваясь за следовавшим за ним нахалом. — У твоего отца принято мелких хвостатых брать в свои наложники? — Почему нет, у него есть несколько бурундуков, кстати, его зверушки не имели полос на голове. И я в обход отца иногда их зажимал, безотказные шлюшки. Время такое, кто чем выживает, — из уст этого недоросля слышать подобное оказалось еще более гадко, — некоторые за кусок и теплое логово готовы подставить, как ты правильно говорил, по первому свисту свои растраханные жопы. Но это все же, наверное, не бурундук, и на лицо смазливый, да и хвост у него длиннее, подсохнет и можно будет опознать. — Полезешь к мальцу, урою, не посмотрю, что мы с тобой родственной крови, — поставил на место Нося нахала и, отвернувшись от него, пошел дальше. Продвигаться по берегу этого самого водоема было не так просто, иногда приходилось подниматься вверх, дабы обойти бурелом, а где раздвигать колючие кусты, еле протискиваясь. Пришлось заночевать на этом берегу. Костер разводить не стали, дабы не привлекать внимание, хотя спасенному тепло огня явно бы не помешало. Хвостатый народ к нему относился с уважением и долей трепета, зря никогда не разводя. Звериная кровь, что осталась в нем, боялась огня и боготворила, человеческая часть использовала для нужд и считала полезным приобретением и даром богов. Поэтому медведь, расположившись между корней могучего дерева, размотав свой улов, первым делом его раздел. Что ж, Родя был прав, пацан и правда был ладно сложен, гибкий и изящный. Волосы и мех во время путешествия на плече медведя явно подсохли, но в темноте сумерек какого оттенка сие богатство оказалось рассмотреть сложно. Нося развязал на своей груди сбрую, что стягивалась крепкими шнурками, предпочитая даже во сне окончательно ее не снимать, и, распахнув рубаху, привлек холодное тело к себе, расположив мальчишку сверху себя, словно на матрасе с подогревом. — Со мной бы так нянкался, — недовольно выдал ему пытающийся укрыться куцей женской накидкой Родя, ему досталось соседнее место между корнями. И, как предполагал Нося, сия дислокация молодого засранца не устраивала, он точно намеревался во сне подкатить к его горячему боку, но, увы, выбранная расщелина не давала такой возможности, разве что улечься на них двоих сверху. И, слава богам, Родя это даже не думал совершать. — Он потерпевший, вообще-то. — Угум, я так и понял, ты его разве что всего не облизал тогда на берегу озера. — Я ему продувал легкие, идиот. — Ага, а после раздел догола и прижал к своей обнаженной груди, так благородно! — Надо было согреть мальчишку. — А продолжать лапать его за смазливый зад, это тоже как бы входит в перечень услуг по его спасению от благородных бурых медведей? Нося даже не заметил, что, расположив выуженного из воды сверху, прижимает к себе, держа одной лапой именно провокационно за задницу, вторая же покоилась более целомудренно на тонкой талии мальчишки. — А тебе-то какое дело? — менять удобное положение рук по воле этого салаги он точно был не намерен. Тем более сон уже накатывал, и Нося проваливался в него. — Ха, я твой жених, вообще-то, — напомнили ему не менее сонливо, откровенно зевая. Молодость брала свое и набегавшийся уставший организм требовал отдыха. — Ты сам навязал себе сей статус, я же тебя не считаю своим женихом и не рассматриваю в таком ненормальном ключе, — Нося ответно зевнул во весь рот, было уютно и лежащий на нем стал отогреваться, приятно отдавая забранное тепло. И последнюю фразу Роди о том, что он добьется своего, просто проигнорировал. Ночь во всю вызвездила темноту неба и над кромкой утопленного в прозрачной воде леса, отражаясь в поверхности, всплыла одна из лун. *** — Не крыса… хвост шерстистый. Хотя те не так смазливы… Может, белка? Хотя для нее больно облезлый, да и цвет не фонтан, так себе… Бредовые задумчивые рассуждения не о чем разбудили Носю давно уже засветло. Вот ведь, развезло на сытое брюхо после “грызуновых” разносолов, да еще и сверху приятно грели. Да так, что он, отпинав меховую накидку, оголил свой продолжавший крепко спать улов. — Трепло ты, а не будущее своего великого клана, — Нося выбрался из-под распластанного тела, осторожно уложив спасенного, и сам к нему придирчиво присмотрелся. — Я не первенец, так что могу и не соответствовать, но если возьмешь в младшие мужья, так и быть, возьмусь за свое поведение серьезно, — ответили весьма ехидно, а потом кивнули на крепкий, поджарый зад, что был стыдливо прикрыт пушистым хвостом. — А задница весьма аппетитно выглядит, если ее еще чуток откормить, вообще будет самый смак. — Помолчи, — медведь прислушался к дыханию юноши и, установив, что тот продолжает находится в глубокой отключке, прикрыл наготу отворотом своей же накидки. — Судя по кисточкам на ушах, это все же белка, и то, как они развиты, вполне взрослый экземпляр. Родя пфыкнул: — Говоришь как о пойманном на охоте трофее. Ты вообще питался мясом хвостатого народа? — Я не приверженец каннибализма. Намекая на то, что, несмотря на звериную составляющую, человеческая общая, и они, как не посмотри, единый хвостатый народ. — А смог бы? — Нет, а ты? Родя расхохотался: — Скорее я бы его затрахал бы до смерти, уж больно славный пацан. А вообще я о том, что среди некоторых воинов ходил ритуал, у поверженных врагов съедалось вырванное из груди сердце, — запели с ноткой юношеского романтизма о прошедшем кровавом времени, которого даже понюхать не успели. — В войне нет ничего романтичного, это всегда грязно и несправедливо. С одной стороны, Носю раздражал взгляд этого юнца, с другой, он, прошедший все это, сам радовался за него. Вот он уже не сможет так смотреть открыто на синее небо и проплывающие над ними кучевые облака. Радоваться лесным звукам, не подозревая за каждым перемещение безжалостного врага, вслушиваясь в трели птиц и крики ящериц, не анализируя не поддельные ли они, а может скрытый неосознанный сигнал. — Так было такое или нет? — начали выпытывать у него с завидным упорством. — Было, но я такое не практиковал. Обычно те, что ели сердца сородичей, потом сходили с ума от дозволенности и плохо кончали. Друг говорил, что если сожрать сердце хвостатого, то его внутренний зверь не уйдет на небо, а останется жить в тебе, поедая уже твоего. Да, он через многое прошел и даже отказался от владения мощным артефактом. Сколько их было сделано за годы войны и заряженных в энергии солнечного колдуна. У медведя были два мощных наруча с магической гравировкой. Когда колдун сгинул, тем самым дав очнуться от ярости воинам, он их, сняв без сожалений с себя, смял, а после закинул подальше в провал, находящийся недалеко от берега в бирюзовом море. Эта подводная пасть, напоминающая древнего хищника, сияла черным на фоне сине-зеленых отмелей, и туда многие скидывали ненужное им магическое оружие, перед этим основательно его искорежив. Среди артефактов часто встречались посохи, дубинки и копья, а вот мечи редко, хотя огромные, странной конфигурации и внешне казалось вообще неподъемные, были. Их предпочитали львы, последние жалкие остатки которых отправились морским путем на другой континент, по слухам именно там обитали их сородичи ни то пумы, ни то ягуары. И Нося считал, что это к лучшему, львы были слишком зависимыми от своих женщин, кроме того, собственных земель на этом материке не имели. Они считались пришельцами из-за морей, поэтому после кровавой бойни ушли туда, откуда слыли родом. “Интересно, а что стало с другими магическими артефактами?” — Нося надеялся, что их владельцы позаботились о том, чтобы в мирное время правления, как только небеса выберут жрицу, ни одно смертоносное оружие на всплыло откуда ни возьмись. Совершенно забывая, что наличие подобного мощного колдовского девайса не спасало его обладателя от верной смерти. Артефакт открывал новые возможности своему истинному хозяину, практически снимая полностью ограничения. Но он опустошал душу — внутреннего зверя и отуплял вседозволенностью. Умные от них все же избавлялись, как только обрели возможность здраво мыслить, а глупые умирали, прижимая это демоническое по силе оружие к себе. В этом мире в оппозите священной тройке противостояла тройка демонов. Страшные химеры, по легендам сотканные из разных существ, наполняли дрогнувшие сердца зверолюдей страхом и ненавистью. Благо пасть на поле битвы и уйти в небесное святое войско. Но тех, кто, затопив долину, убил мирных хвостатых, как раз ждали они, не имевшие шкур и определенного рода. Как-то Нося застал Марбу за тем, что во время очередной сечи тот стоял посреди сражающих, словно другие его и не видели, и с наслаждением смотрел в небеса. И, когда прорубившись к нему, Нося спросил, что он видит, солнечный зверь ответил: “Бесконечный поток выпущенных из клети бренных тел внутренних зверей. Знаешь, они несутся по небу наперегонки, весело играя в салочки. Дико смотрится, если учесть, что тут, на земле, мы просто убиваем друг друга”. Оправданная война, оправданные убийства между хвостатыми, они молились перед тем, как идти в бой, и воздавали за смерть своих врагов и друзей. Звери, которых теперь приобрели вечную свободу и счастье. Да, все это было и осталось за его иссеченной шрамами спиной в сгустившемся тумане прошлого. Неуместные разглагольствования о свежем мясе и охоте на дичь выдернули Носю из его расшалившейся памяти. — А я ходил на оленей с братьями и отцом. — Надеюсь, на обычных? — ответно подъебнули. — Мы тоже не каннибалы, — скривились в ответ. — Давно только это было… — М-м-м… — протянул Нося, со слов это франта про “давно” слушать было смешно, но медвежонок был прав. Где теперь эти самые олени? Раньше зверья было полно всякого и всем хватало. Зверолюди с удовольствием охотились, естественно сохраняя табу по своим клановым тотемам. Как есть того, от кого ты произошел? Но годы войн, когда армию озверевших оборотней приходилось кормить отборным мясом, а животноводство всеми было забыто как данность, изначальная живность сильно поредела. И теперь, редко набредая на тех же несчастных выживших оленей и косуль, у Носи просто лапа не поднималась на бедных животных. Он видел несколько недель назад олениху с двумя оленятами и блаженно наслаждался видом пасущейся добычи, словно у него тотемный зверь был не бурый медведь, а с ветвистыми рогами благородный олень. Война и разорения, что прокатились по их волшебному миру, навсегда его поменяли не только физически, но и ментально. Нося, как и другие, кто остались адекватными, вдруг поняли, что они единый народ, и тот проскочивший под ногами кролик является тотемом для кого-то из них. Возможно, в будущем, все изменится, как знать, но пока лапа у медведя на изначальное зверье не поднималась. Да и все эти магические бойни с неконтролируемым выплеском энергии дали странный толчок их быстро меняющемуся миру. Так ящериц, змей, амфибий и прочих холоднокровных гадов стало в разы больше, появились неизвестные мутанты, которые напоминали нечто среднее между ящерицами и птицами, а еще мощные, бегающие на задних лапах, ящеры, хорошо что последние хищниками не были. Ну, хотя бы пока, а что будет дальше и куда заведет все это, он даже не думал размышлять, а когда выловил неизвестную досель ему панцирную рыбу, долго чесал затылок, рассуждая, можно ли ее сожрать или нет. Словно где-то их хвостатый народ зацепил само мироздание и оно странным вывертом запустило еще одну параллельную им неизвестную сторону эволюции. Да, магия все еще была жива и ночью огни болотного народа светили исправно, правда храмовники, пока не пришел новый ставленник небес, теряли большую часть мощи. И кроме слабой бытовой магии или целительства средней руки ни на что другое годны не были. Нося поднялся и, увидев на цветах вьюна пчел, решил проследить их гнездо. Мед, конечно, неслыханная роскошь, но как-то пострадавшего надо было ставить на ноги, он предупредил Родю не следовать за ним и не трогать бельчонка. А когда отошел подальше от подглядывающих глаз, стиснул кулаки, пропуская, как и раньше, по телу боевую магическую искру. В воздухе запахло привычно озоном, и хотя он избавился от наручей, его тело, напитанное магией, все еще помнило и работало исправно. Ему когда-то пророчили судьбу храмовника, для потомка третьесортной линии это был хороший шанс найти свое место в жизни и помогать умением другим. Не каждый хвостатый имел такие возможности, кто вообще не чувствовал магии их мира и проживал не слишком долгую жизнь, как обычный трудяга. Что ж, найти улей, подпалить немного нужных трав и обкурить пчел дело было не сложным. Трудоемким, но это того стоило. Он взял немного, только для того, чтобы разбавить с водой и напоить пострадавшего. Хотя мог обнести весь улей. А когда вернулся пахнущий дымом, то застал Родю за тем, как тот, оголив бельчонка, изучает дотошно его тонкое тело. — Я ж сказал, не лапать, — оттащили нахала в сторону. — Мне показалось, что он не дышит, — Родя нахально облизал губы, а зачуяв характерный запах, вытянул их вперед трубочкой, — только не говори, что ты мед принес! — Да, но не для твоего наглого рыла, — Нося осмотрел белку на предмет увечий, но новых синяков и ссадин вроде не прибавилось. — Подумаешь, я только пощупал, мягонький он и славный. И зачем белке мед, тем более он же без сознания? — обиженно отодвинулся от старшего младший. Но Нося, достав флягу с водой, приготовил под стон несправедливости и ущемления потребности молодежи нужный напиток. А после, приподняв бельчонка, попробовал напоить, сначала из фляжки, но когда это не вышло, то изо рта в рот. Его улов сделал несколько слабых глотков и это уже стало прогрессом. Надо было двигаться дальше, одежда белки пока еще была сыра, и Нося ее, подоткнув себе за пояс, складывать в мешок не стал, так хоть немного высохнет, пока идут по жаркому дню. Что ж, перекусили чем было, забив на настойчивые попытки Роди выпросить меду. А после завтрака, как и прежде, белку в своей накидке взвалили задницей кверху на мощное плечо. Выдвинулись ближе к полудню, припекало. Идти было еще долго, Нося помнил, что долина сильно вытянутая, конечно, один и в боевом режиме он бы прошел ее куда быстрее, но спешить сейчас не было надобности. Кого мог он спас, ну а прочие, кто не позаботился о себе сам, им уже помощь не требовалась. “В небесных чертогах, говорят, сытно…” — с этой мыслью он шел размеренно, в своей удобной манере, хотя, судя по запыхавшемуся за ним Роде, не мешкал. На небольшом привале его бельчонок на несколько мгновений пришел в себя. Мутный взгляд глаз пока еще был точно нездоровым, но выпил из фляги разведенного меда уже без лишних телодвижений Носи, тут же опять вырубаясь, сбегая в спасительное небытие. — Мелкие оборотни весьма выносливы, так что раз уже открывал глаза, скоро очнется окончательно, — сделал вслух вывод Нося, и это через некоторое время подтвердилось. Ближе к закату, когда бурый медведь выбирал удобное место для ночлега, рыская по сторонам от воды, он вдруг почувствовал, как напряглось до сих пор мотающееся безвольно на его плече, укутанное в накидку тело. Значит, “утопленник”, наконец-то, осознал, в каком он находится положении, и хотя попытался расслабиться, дабы скрыть от несущего его медведя свое состояние, но это до конца у него явно не вышло. Медведь, выбрав удобное место, снял свою пришедшую в сознание ношу и, устроив притворяющегося пацана на землю рядом с крепким стволом, заметил: — Что ж, давай знакомиться, не притворяйся. Я знаю, что ты пришел в себя уже давно. И не бойся, никто тебя не обидит. Янтарно-желтые глаза глянули испытывающие, и потерпевший, узрев рядом явно не тех, кого ожидал, вздохнул с облегчением. — Медведи, слава святой тройке, не шакалы и не черные волки. — Так значит вот кто устроил тут всемирный потоп? — сделал для себя вывод Нося. — Да, они пришли стаей и когда узнали, что долина без присмотра, решили ее отнять. Зверем поставили одного из черных волков, у тех род куда крепче и знатнее, — бельчонок явно оценивал окружающих, а после, зардевшись, затравлено спросил: — А почему я голый и где моя одежда? Нося вытащил болтающиеся с боку притороченные к поясу за мешком тряпки. — Извини, пришлось раздеть тебя, ты долго пробыл под водой, цепляясь за кованные решетки. Судя по работе, это были пещеры бобров или ондатр, — рассуждая, он протянул высохшие вещи белки и тот, затравленно их забрав, начал поспешно напяливать на себя. Нося при этом отвернулся, дабы не смущать несчастного парня, да еще и на пялящегося Родю пришикнул, мол, не смотри, и так бедный натерпелся. — Бобров, — портки натянули на задницу, пропустив длинный хвост в удобный клапан. — Они приютили нас, как только шакалы разворовали поселок на горе. А после ушли ниже, еще до потопа, что перекрыл входы и поймал нас в ловушку. Нося порылся в мешке и, вытащив груши, протянул белке пару. Представил себя и спутника как подобает, правда умалчивая о своем грозном титуле. Это было явно не к месту, да и звучало бы смешно. Ну, какой из него зверь? Так... отрепье обнищалого рода. Зато Родя обиделся, ибо Нося его обозвал прилипалой и нахлебником. — Вы с войны, да? — оценили наметанным взглядом дубленные доспехи, а после, оглядев рваную одежду Роди, фыркнули из разряда “отцовый сынок на прогулке”. — Заткнись, грызун, мы тебе жизнь спасли. И потом, что белка делала под землей? Это же вообще не лезет ни в какие магические ворота! — Спас он, а явно не ты, — указали прицельно на Носю, а после, пошарив по поясу и карманам, расстроились. — Вот же ж демоны-химеры, кинжал потерял. И правда, Нося раньше и не заметил, он вообще особо не приглядывался к ремню бельчонка, а стоило, там были приспособлены небольшие ножны. — Ой, не могу, боевая белка, кому расскажи, на смех подымут, — не унимался Родя. — Да куда уж мне, баловень судьбы. Но за себя постоять могу, если что. — И много ты постоял, водоплавающий? Оба заводились и быть бы сопливой потасовке, из которой, как теперь подумалось Носе, вызволять придется не белку, а именно медведя. Но он просто, чуть рыкнув, остановил заблаговременно балаган. — Родя, уймись, из тебя боец как из меня танцор на канате. А тебе неплохо было бы представиться, я же назвал наши имена, — осадил он обоих мальчишек. Бельчонок прижал уши, явно смущаясь за свое неприличное поведение. Его спас медведь, сильнейший из хвостатых данного мира, а он что, даже имени своего не назвал в ответ. — Простите, благороднейший, я Валка. — Так-то лучше, — бурый медведь порылся у себя и, найдя небольшой кинжал, что больше использовал в быту, протянул бельчонку, — на, попробуй, как только спустим воду, найдешь утерянный в пещерах, а мне вернешь мой клинок. Оружие приняли с почтением, проверили балансировку, а после, крутанув умело в руке, метнули в ближайший ствол, вогнав практически по рукоять. — Ловко, надеюсь, ты не был разбойником? — усмехнулся Нося на вытянутую морду Роди от подобного представления. — Нет, но, как только появились воры, мы с братом Малкой часто упражнялись в метании ножей. Думали, что можем спасти мать, когда нашего отца убили… но увы… — Валка осунулся, замолчав, а после, неуклюже поднявшись, дошел до вогнанного в дерево кинжала. — Белке пойти против волка или того же шакала, да ты сказочник. Тебе бы баллады петь, а не ножами размахивать, — вновь фыркнул Родя, разрывая атмосферу молчания. — Я бы спел, если бы это помогло, вы же идете к выходу из долины, там, где стоят укрепления солнечных тигров? — Да, — подтвердил его слова Нося. — Я иду с вами, — Валка вынул ловко кинжал из коры и примерил к своим старым ножнам. Новый клинок влез, чуть располосовав их сверху, но сидел нормально, туго, а значит, по мнению Валки приемлемо. — Еще чего, — насупился Родя. — Зачем тебе? — удивился Нося. Обычно мирные хвостатые, даже если и умели пользоваться ножами, на рожон не лезли. У них не было того в крови, что заставляло тех же тигров, волков и медведей заходиться рыком и рваться вперед, перегрызая всем попавшимся на пути неуемные глотки. — Они забрали брата. Он красивый, яркий, как мама, и хотя мы из одного помета, но у нас разные отцы. Я от серого, поэтому такой вышел неказистый, пегий с подпалинами, да и хвост так себе. А вот Малка, он такой… — отвернувшись, украдкой утерли выступившую слезу. — Хорошо, — согласился Нося, — но за себя отвечаешь сам, мне одного бездаря по самые уши, — кивнули в сторону вновь надувшегося Роди, игнорируя сварливое ворчание на сии эпитеты. Устраивались, как и в прошлый раз, не разжигая костра. Валка, как увидел накидку Роди, аж зафыркал от смеха. — Чего ржешь как блаженный, явно ты под водой просидел лишку, мозгами повредился. — Да так, думаю, наша мельничиха-барсучиха была бы счастлива, узрев свой любимый наряд на столь славном воине-медведе. Родя аж подпрыгнул и, увидев, как давит улыбку Нося, обозлился уже на него: — Ты знал и не сказал мне! — Так другого не было, и потом, ночи холодные, не разбрасывайся добром, тем более накидка хоть и старая, но служит тебе исправно, — остудили медвежонка, а после кинули уже смеющемуся Валке: — А ты не переживай и за фрукты с орехами, и за накидку с мешком деньги я хозяйке оставил. То, как Валка резко погрустнел, подтвердило уже продуманное ранее. — Хозяйке уже без надобности, ее нет как пару лет. Те, кто не обладает и толикой магии, живут куда меньше, да и стареют. Не пережила она голодного сезона, осунулась сильно, а по цветению ушла в небесные дали. Остались только муж, да младший сын. — А они тоже прятались с вами в бобровых пещерах? — осторожно спросил Нося, думая, как сказать Валке о том, что он единственный пережил потоп. — Нет, кто мало-мальски был здоров, покинули долину. Остался я только, все думал, как брата забрать у поганцев, да еще несколько совсем ослабевших. Семья бурундуков, да хомяков, у них детей не было всех война прибрала, не на кого было опереться. И хотя бобры ушли, но все по-честному, они нам разрешили пользоваться своими жилищами и платы за это не попросили. — Боюсь бобры не ушли далеко, так запрудить большую долину надо иметь опыт, — криво усмехнулся Нося, а после сразу предупредил, не давая дороги к отступлению то ли себе, то ли Валке: — Ты единственный, кто пережил потоп, другим я помочь не смог, было уже поздно. То, как расширились медовые глаза от понимания, а после устало закрылись, подтвердили, что бельчонок все прекрасно понял, он пару раз глубоко вздохнул, прежде чем сказать: — Жаль, хорошие были соседи, иногда меня подкармливали, да и вообще. Мы с Малкой пришлые, нас мельничиха приютила в голодный сезон, дала кров и еду. Ее сын нам стал названным братом, а муж отцом… и хоть знали мы их недолго, они нас поддержали в тяжелые времена. Так что, носи этот плащ с гордостью, черный медведь Родя, Гала была славной женщиной, сильной и доброй. Родя конечно хотел в ответ выпалить что-то особо едкое, но, столкнувшись с прожигающем взглядом Носи, осекся. — Все, поели, поговорили, а теперь спать, — скомандовал старший. Он устроился между корней, как и прежде, и, видя, как Валка не знает, где притулиться, откинул свою широкую накидку: — Забирайся, поспим под одной, думаю, твоя пока плавает там же, где покоится выпавший клинок. Валке явно было неудобно, но холод в предгорье по ночам уже ощущался, и он, передернув плечами, полез под бок горячего медведя. — Эй-эй, так нечестно, — тут же запел старую песню Родя, — я, как твой официальный жених, протестую. Он уже пришел в себя и пусть катится куда подальше. — Заткнись, и избавь меня от столь бредовых фантазий. И лучше бы тебе вернуться к своему отцу, я не буду твоей семьей и медведицу за счет меня ты не получишь, — Нося подгреб застывшего от их словесной перебранки бельчонка поближе к себе и, уткнувшись в его волосы носом, стал проваливаться в сон. Валка пах уже по-знакомому, какой-то пряной травой, Нося все пытался вспомнить ее название, но так, засыпая, и не смог. *** К утру Валка уже валялся привычно на нем, как на подогреваемом матрасе, и Нося вновь поймал себя на том, что одной лапой поддерживает своего компаньона за зад, а вот второй устойчиво сжимает по середине торса. Он осторожно убрал руки, прежде чем пошевелиться, разбудив тем самым Валку. Тот проснулся практически мгновенно, стаж выживания сказывался, и, покраснев скулами, извинился, прежде чем скатиться с горячего медвежьего тела. Родю пришлось расталкивать, тот по-медвежьи громко всхрапывал и долго заматывался обратно, используя плащ мельничихи Галы словно щит. Перекусили быстро и отправились дальше с умеренной скоростью, что, как посчитал Нося, к старым укреплениям солнечного зверя они подойдут только к ночи. Сначала он еще поглядывал на слегка пошатывающегося нового спутника, но тот, в отличие от Роди, не канючил и не жаловался. А через некоторое время пошел куда ровнее и у Носи уже не вызывал усиленного чувства беспокойства. Бурый медведь даже как-то подзабыл о бельчонке, пока они не остановились на короткий привал. Валка тут же срулил куда-то на пригорок. — Свалил, — хмыкнул под нос недовольный уставший Родя. “Отлить пошел”, — решил про себя Нося. Бельчонок отсутствовал недолго, вернулся с уложенными в отворот рубахи словно в подол: орехами, фруктами и грибами. Доказывая тем самым, что нахлебником точно не будет. Все это богатство он разложил перед Носей, поясняя мимоходом, что грибы можно есть сырыми. Но когда к его добытому потянулся наглой лапой Родя, огрел без сожаления, замечая: — А ты не заслужил. Нося нехотя фыркнул на ребячьи разборки, впрочем, при нем пацаны только пикировали друг с другом словесно, рук на распуская. Видно помня, как тогда старший наехал на обоих. Нося угостился и грибами, и фруктами, взамен отдав пару груш и яблок, впрочем он протянул их и тому, и другому. Родя поглощал много, так как еще рос, и то, что насобирал тогда в мешок в поселении хвостатых, уже основательно подъел. — Вот ты идешь с нами и что? Чем ты поможешь брату? — начал было Родя на сытый желудок подъебывать бельчонка вновь. Но его перебил Нося: — Как давно ты пробирался близко к укреплению тигров? — Сезон назад, как брата украли. Шакалов было много, так что я не смог ему помочь, сам еле вырвался, но следил до последнего. Но ближе пройти не смог, они тогда сильно все прочесывали, словно что рыскали или кого искали. Позже приходил вновь, но смотрел издалека, у меня зрение хорошее, так что примерно знаю, что и где у них располагалось. — Оу, герой, брату не помог, а мнит себя великим следопытом и воином. — Уймись, — Нося еле успел перехватить руку Валки, вооруженную кинжалом, отмечая про себя, что тот может управлять небольшой магией. Валка сразу понял, что его раскрыли, обильно порозовев скулами: — Я не такой способный, как брат, но кое-что могу. — Вижу, — кивнул ему ободряюще Нося, — как считаешь, твой брат еще жив? — У него яркая шерсть, я видел издалека. Жив, — нехотя ответил Валка избегая неприятного разговора. — На него наложил лапы самый старший, так что другие не трогают и даже близко не подходят. — А, так великий рыжий воин служит подстилкой сомопровозглашенному зверю. Завидная участь! В этот раз Нося не успел, он даже не отследил глазом, как кинжал впился говорившему в горло, одно мгновение — и Родя обзаведется еще одной пастью от уха до уха, только по рвано сглотнувшей шее. — Он как брехливый пес, лает да не кусает, не трогай его, не пачкай душу. Это сработало, правда, прежде чем убрать приставленный нож к вспотевшему резко медведю, Валка угрожающе прошипел: — Не мешай с дерьмом моего брата, ты его, сука, не знаешь! — Сказал же, уймитесь оба, мне только ваших разборок тут не хватало! — Нося перехватил за руку Валку, оттолкнул в сторону, а после, посмотрев на побелевшего бельчонка, ободрил: — Главное жив. — Не, как моего отца за бурундуков так можно гнобить, а его брат жопой на волков работающий прямо святой зверь, — обиделся Родя. — Бурундуки, что ты за спиной отца ебал, пришли к нему по собственной воле. Я не осуждаю ни их, ни тебя, ни черного зверя. Каждый в смутное время выживает и зарабатывает как может в силу своих способностей. Кто зад подставляет, кто этим задом пользуется, и когда по согласию — все довольны. Придет жрица, настанут светлые времена и всех отмоет от черноты грязи смутных. — Тебя бы, сытая рожа, в кандалы посадить, да на цепи голым выставлять перед шакалами потехи ради. А после принародно драть, въебывая в рафинированный зад, я бы поглядел, — тихо, чтобы Нося не услышал, прошипели надутому Роде, но бурый все же отследил, остановил тяжелым взглядом черных маслин глаз, да так, что Валка осекся. — Подойдем вечером, я огляжусь. Когда ты был, они плотину начинали строить? — Не было никакой плотины, а был я там несколько недель назад. Чаще не мог, — сокрушенно вздохнул Валка. — Тяжко смотреть, как унижают близкого тебе, при этом осознавая, что не в силах помочь. — И как давно и далеко ушли бобры? — выспрашивал Нося, прекрасно понимая чувства бельчонка и мысленно прикидывая, что без должной подготовки одним шакалам, даже с волками, мощную плотину, что перекрыла бы столь широкую долину, точно не соорудить. Тут нужен был опыт специалистов, ну и кроме бобров на ум никто не приходил. — Ушли с год назад, как совсем стало тяжко жить здесь, знаю, что спустились ниже в болотины, ближе к дельте реки. — Боюсь, что всех ваших бобров эти самые шакалы и переловили, но видно будет. Нося поднялся, собираясь продолжить путь, и его путники поспешили за ним следом. Ближе к выходу из долины Валка стал забирать обратно на хребет, что тянулся параллельно разлитому озеру. Нося останавливать его не стал, ход этот посчитал здравым, он и сам думал о том, что на оборонительные башни стоит посмотреть пока издалека и желательно с возвышенности. Подошли на нужную точку совсем на закате. Валка кивнул на другой выступ, что был куда ближе к строениям, шепотом объясняя: — Там у них стража была, но судя по всему теперь уже сняли. А я в прошлый раз вляпался в них со всего разбега, после еле ушел. Петлять пришлось несколько дней. Нюх у них, сволочей, хороший, а еще хватка, если сели на хвост — хрен сбросишь. Нося молча кивнул, вглядываясь вдаль, с шакалами да волками дело иметь непросто. Валка нашел отличный пункт наблюдения, далековато конечно, но зато безопасно. Они лежали на краю самого обрыва, слушая, как сзади обиженно пыхтит устало Родя. Тому было все равно куда они пришли, главное можно было поваляться, особо не напрягая ноющие конечности. Что ж, вытянутая чаша долины тут сужалась и проходила в самом узком месте, словно между двух сабель клыков, построенных в стародавние времена бастионов. — Жаль, что солнечный зверь пал. — Я все же надеюсь, что хотя бы один выжил, у меня был друг среди них по имени Марба. Хороший тигр — правильный. Ты не слушай то, что говорят другие, и хотя два его родственника входили в тройку колдуна, это не значит, что именно они виновны в разрушении нашего мира. — Я взрослый, Нося, и прекрасно понимаю. Колдун давал силу и ярость, но не заставлял наш народ хвостатых биться между собой, только исполняя их заветные желания душ, как велит его природа. — Да, нас провели через очищающие горнила, и мы не смогли совладать сами с собой, — подтвердил Нося, изучая далекие строения, а после выспрашивая у Валки, что он приметил своими зоркими глазами. И бельчонок оправдал его ожидания. Шакалов насчитывалось голов сорок, а кроме них три черных волка. Старший, что напялил на себя сам титул зверя и выбравший себе наложником рыжего Малку, удерживал последнего в дальнем клыке, на той стороне отстроенной плотины. Хозяйство же захватчики развели в ближнем, склады с припасами и при них полевую кухню. Правда спальные комнаты под свои наглые морды поделили приблизительно поровну между обеими укрепительными башнями. — А вот и твои бобры, посмотри внимательнее, я с такого расстояния не вижу деталей, — попросил Нося Валку. — Кандалы на них, а вот самый старший, дядя Боб, я его знаю, у него шерсть седая и на щеке рубец, не перепутаешь. Странно, не вижу ни женщин, ни детей… — попытались рассмотреть в последних лучах заката. — У них много было? — Да, эти бобры владеют бытовой магией, так что самки у них не старели, да и детишек было много, в том числе и девочек. — Тогда ясно чем их удерживают, оставайся тут, держись на расстоянии и следи, я переговорю с бобрами. А после, как увидишь мой сигнал огнем из дальнего клыка, — Нося вычертил в воздухе замысловатую фигуру, — помоги им чем сможешь, но на рожон не лезь. Ты же хорошо видишь в темноте? На вопрос медведя бельчонок закрыл на несколько мгновений глаза, а после, когда распахнул, то его очи залили слабые искры магического огня. — Молодец, — оценил потенциал юноши Нося, а после добавил: — Как увидишь меня с той стороны снаружи бастиона, на этой нужно будет пошуметь, чтобы перетянуть внимание. На Родю не опирайся, он не приспособлен ни к чему. — Да сам знаю, — отмахнулся Валка, а после, сжав лапу медведю, попросил, смаргивая часто своими огненными глазищами: — Помоги моему брату Малке, вызволи его, прошу тебя ради лунных волчиц и солнечного тигра. — Обещаю, — стиснул бурый медведь худую ладонь в ответ. А после, отпустив Валку, словно растворился в темноте. Небольшое заклинание помогло слиться его огромной фигуре в сумерках. Всего-то пустить чуток магического запала по мышцам особым способом. Так что к бобрам он подошел незамеченным, да и судя по наглым мордам шакалов, дисциплина у разбойников и воров оказалась не лучшей. Кто-то из них, судя по амбре, намахнул эля, а кто просто зевал, почесывая немытую шкуру под латами не со своего плеча. — Дядя Боб… Тихий шепот из ниоткуда заставил бобра замереть на несколько секунд, но вот он совладал с собой и продолжил шпаклевать стену как ни в чем не бывало. — Кто ты? Выдержке этого мужчины можно было позавидовать, фору даст многим новобранцам. — Нося, медведь. — И что же делает бурый зверь в нашей дыре? Когда его друга солнечного и след простыл? — выдал Боб зло в ответ. Его опознали, Нося прикинул, здесь он не появлялся лет двести точно, а бывал только в сопровождение последнего хозяина Марбы, а значит, несмотря на седины, дядя Боб живет долго, практически не старея, и владеет достаточной мере магической силой. — Эй, бобр! — крикнул страж сверху, — чего бормочешь под нос?! — Колдую! — ответили невозмутимо и, когда шакал отошел по стене дальше, продолжил: — Кого не ожидал здесь увидеть, так это вас, бурый медведь. — Войны завершены, и я возвращаюсь домой. — В гордом одиночестве, — констатировали факт, — если бы с вами был хотя бы еще один боец, вы бы уже напали на этих безродных ублюдков. — Твоя правда, и чтобы все здесь обратить вспять мне нужна ваша помощь, старейший, — подтвердил слова бобра медведь. — Громкие фразы, вернуть обратно ничего невозможно. Нас выловили из болот, где река целуется с морем. Наиздевавшись над женщинами, большую часть убили, оставили только трех, ладно детей не тронули. И мы все сделаем, чтобы наше будущее поколение осталось живым, раз истинный хозяин земли не вернулся обратно. Слова лились горечью, отдаваясь в сердце. — Эти оковы вас же не сдержат, если я освобожу ваших детей и оставшихся бобрих? — Нет конечно, каждый из нас наделен возможностью применять бытовую магию. Тем более на эти железки они практически не тратили сил. Откуда знаешь мое имя? Не думаю, что помнишь из прошлого, тогда я был слишком молод. — Валка подсказал, — не стал юлить Нося. — Выжил, значит, мальчишка… — протянул дядя Боб. — Единственный из тех, кто прятался в ваших ходах, — согласились в ответ. — Жаль, что мы были причастны к этому, но горное озеро мы не трогали, у одного из волков есть копье-артефакт, он им и пробил брешь. — Придет новая жрица на новую землю, воротится небывалая сила храмовникам и, я думаю, они все вернут как было. Но когда она придет? — светская беседа, как понял Нося, затягивалась и ее необходимо было заканчивать. — Так что, думаю, просто сидеть и ждать вам не подойдет. — Освободишь детишек и мы подключимся к разгрому, многое не обещаем, мы не воины. — Договорились, — медведь отступил от дамбы в сторону и готов был уже скрыться, как его догнал в спину брошенный тихий совет. — Осторожнее с ошейником на рыжем, он напитан магией так, что может рвануть и снести голову не только Малке, но и тебе, бурый зверь. — Спасибо… — прошептал Нося, время не ждало, и надо было провернуть план за одну ночь. Пройти за плотиной по скользким облюбованным водорослями порогам, что обрывались в пропасть, вблизи стены, по которой все время прогуливалась стража, возможности не было. Носе пришлось обогнуть ближний клык бастиона по лесу и отойти от плотины на должное расстояние. Раздевшись донага, сложить одежду с доспехами, завязав в узел. Мешок он спрятал тут, заприметив удобную расщелину, ну а узел, закрепив на небольшой коряге своим крепким ремнем, вместе с ней зашел в холодную воду. Что ж, веток и коряг тут прибило немало, одной больше, одной меньше. И таким образом под прикрытием коряги он осторожно поплыл к противоположному берегу. Пока греб лапами, быстро по-солдатски отчитал молитвы, это была просто привычка, он не шел убивать, так как точно не знал, услышат его боги или нет без своего наместника на земле, но причинять вред внутреннем зверям даже этих демонических отродий не собирался. Он не тот, кто может судить их здесь, он имеет право только остановить их физические тела, стараясь причинить им меньший вред. Вода подступала к самому боку отвесных скал, если пойти вдоль в противоположную сторону от клыков, как раз начинались те самые удобные для ночевки пещеры. Галереи тянулись, как помнил Нося, далеко по всему кряжу, и некоторые, тайные подходили к самому боку форпоста. Медведь о них прекрасно знал, хозяин-тигр как-то показывал. Несколько сотен лет назад линия фронта проходила и здесь, и солнечный зверь серьезно хотел использовать свои башни для военных целей. Как помнил Нося, несколько галерей, что давали забраться внутрь близстоящего клыка, были обрушены. Марба их сам запечатал, дабы осаждаемые не проникли внутрь. Но были еще узкие, срабатывающие только в одну сторону, со специальными лифтами внутри для отступления из укрепленных башен. На них Нося и рассчитывал, думая отправить бобрих с бобрятами как раз по этому секретному пути. Вряд ли захватчики о них пронюхали. Система сделана была с хитринкой и без особых знаний и привлечения магии не запускалась. Он осторожно вылез среди каменных глыб. Огляделся, тщательно прилаживая обратно все свои кожаные защитные латы. Делали их из специальной устойчивой дубленной шкуры крупных ящеров и в несколько слоев прессовали. Получалось легко и надежно. "Интересно, — пронеслась у него мысль в голове, — а на таком расстоянии без огня, даже пусть с магическим посылом, Валка его разглядит?" Он выглянул, прикидывая с этой позиции, как подобраться незамеченным к форпостам по берегу, и, применив старую маскировку, заскользил. Продвигаться бесшумно и быстро медведь умел, стаж у него был неприлично огромным. Так что к самим бастионам подошел практически вплотную. А вот дальше застопорился. Даже при маскировке пройти стражу, а главное двух черных волков, один из которых держал то самое копье, было чревато. За себя он не боялся, но вот сколько осталось шакалов внутри, высчитать было трудно. А значит могут пострадать заложники. — Жалко, последний пойманный бурундук подох, — послышался ворчливый говор одного из волков. — Ебать надо было меньше, говорил же, оставь пацана при себе, так нет, отдал шакалам. И чего тебя на этой рыжей белке заклинило, как и брата? Вы еще горло перегрызите из-за его смазливой жопы. — Ты и сам был его трахать не прочь. — Пока зверя все устраивало, драл. Но раз у него где-то перемкнуло и он решил эту доступную дырку оставить себе, то влезать я не намерен. Жаль, бабы у бобров передохли, хоть и страшные были, но вполне для этих целей годились. — Я и сам могу стать зверем, копье-то у меня! — С твоей тупой башкой ты титул зверя потеряешь на следующий день. Так что, просто бди давай, пока наш главный отрывается с рыжей зазнобой. Дальше Нося слушать не стал, тем более держащий копье протяжно взвыл, видно ебаться хотелось сильнее, чем прохлаждаться здесь. Он выбрал участок на стене так, чтобы его стало видно с другой стороны, и на несколько мгновений снял свою маскировку. “Ну же, Валка, не подведи!” Дальше без нее оставаться было опасно, вновь скрывшись от лишних глаз, Нося прислушался. Тишина с противоположного берега немного давила на уши. Он различал, как ходят по дамбе сверху караульные, как ворчат, продолжая припираться друг с другом волки, рассуждая о шлюхах, титуле зверя, копье и прочем дерьме. “Неужели проморгал?” — Нося выглянул, смотря, как стража не забывает поглядывать вниз со своей верхотуры. Казалось, кроме шумов, что создавали самозванцы, все вымерло, подступая ватой впритык. Что ж, придется, как только стража отвернет от него, показаться снова. Вот тебе и белка с магическими глазами, ладно он второй сигнал обговорил с использованием огня. Уши медведя нервно дергались, выжидая. Нигде не вскрикнула ни ящерица, ни ночная птица, даже летучие мыши, что тут всегда у скал вились в достатке, куда-то запропастились. А потом обозначился странный шум, вначале стража на него не отреагировала, но после, когда он резанул лихо по ушам ультразвуком, взвыв, понеслась к другому берегу, крича на ходу. Волки отреагировали так же, поэтому Нося легко обошел оставшихся увлечено высматривающих противоположный берег шакалов, свободно проник в само укрепление. Тут его чуть не сбил несущийся внутрь шакал, а после подергивающий портки взмыленный волк. — Что там у вас? — Белка! Волки решили изловить того засранца, что от нас тогда ушел. — М-м-м, — прикидывая перспективы, жадно облизываясь, — а ну посмотрим! Кто первый поймает — тот первый и разложит! Наверняка рассчитывая наложить лапу и на второго хвостатого любовника. Нося отследил, как эти двое двинули к выходу, забивая на безопасность. “Воины из них никакие, ни один не участвовал ни разу в сражениях”, — сделали тут же должный вывод. Это говорило о том, что шакалы изначально не имели отклика в душе на магию колдуна, так как не были родовиты. А волки либо опустились, либо оказались слишком молодыми, а может сбежавшими от призыва и с полей сражений. Он обследовал первый этаж и, поднявшись на второй, зашел в занавешенную богатыми шторами устроенную спальню. Откуда-то волки притащили сюда основательную кровать, на которой ничком цепями был распят стройный юноша. Рыжий хвост, в отсветах факелов отливающий красным, был пристегнут к тонкой талии, вульгарно выставляя под ним основательно сдобренный маслом натруженный вход. То, как из него выливалась эта вязкая жидкость, стекающая по подобравшейся мошонке вниз, говорила о том, что черного волка застали явно за пикантным. Нося еле отвел взгляд от причинного места бельчонка, в последний раз о сексе он думал очень давно. А когда прижало до ломоты в яйцах, просто загнул одного из своих подчиненных медведей и тупо отжарил до полного опустошения его и себя. Он тихо обошел кровать, рассматривая замершее перед ним тело, с той стороны куда была повернута голова белки. То, как рыжий, прислушиваясь к шуму за узкими бойницами, невольно стреганув ушами, хотя и выглядел спавшим, подтверждало, Малка бдел даже тогда, когда его раскатывали по полной. И хотя кляп во рту не давал белке ни вскрикнуть, ни просигналить, Нося действовал осторожно. Он снял свою маскировку и предупреждающе поднес указательный палец к губам. Малка отреагировал на магический всплеск сразу, он распахнул удивленно золото глаз на Носю и даже нервно дернул кончиком зафиксированного хвоста. — Я тебя освобожу, только не шуми. А то твой братишка Валка расстроится. Пропустить боевую искру по натянутым мышцам, превращая удерживающие цепи Малки в пыль, было делом мгновения. Тот тут же перекатился на голый зад, разминая затекшие конечности и выдергивая кляп изо рта. Валка не врал, его братишка отличался более женственной яркой красотой. Нося распорол одну из простыней на два лоскута, кидая их обнаженному, фыркнул: — Прикройся. — Зря все это, и то, что вы привлекли моего брата спасти меня, тоже, — голос у Малки, хоть и севший, был по контрастному с внешностью более мужским, окрепшим. — Пока на мне вот это, я никуда не смогу сбежать от этих чертовых волков. — Давай решать проблемы по мере их поступления. Хочешь щеголять передо мной своей обнаженной красотой, я не против. Ты действительно возбуждаешь во мне определенные желания. И я боюсь, они будут столько же грязны, как и у волков, — говоря об этом, Нося выглянул из бойницы, там на другом берегу резво мелькали факелы, словно кто-то затеял веселые игры ни то в прядки, ни то в догонялки. Малка хмыкнул на комплимент вояки, но повязку себе на бедра соорудил, да и перехватив голодный взгляд Носи на своих небольших рубиновых сосках, перевязал грудь, весьма по-женски накрест, скрепив концы где-то за спиной. — А теперь расскажи-ка мне, где держат бобров? — Хм… наверху в башне, в подвалах они могут устроить подкоп, — Малка не рядился, не торговался, выпрашивая себе привилегии за информацию. — Останешься здесь? — Ну уж нет. — Тогда идем, показывай мне путь. Медведь надел снова маскировку, Малка не возражал, так, если кто на него напорется, просто подумают, что бельчонок сбежал от своего ебаля. Шум не поднимут, скорее попробуют поймать и нагнуть для собственного удовольствия в обход властного хозяина. Так оно и вышло, пара шакалов, завидев игрушку местного ставленника, так жадно заоблизывались, приближаясь к Малке, что даже не поняли, как вырубленные неизвестно чем, скатились на пол. Замок на стене был закрыт магически, но сил Носи хватило чтобы его вскрыть, хотя на дальнейшую маскировку уже нет. Он потратил слишком много за эту ночь, а на восстановление без небесного ставленника и накопление требовалось время и обильная жратва. Детки, увидев мощного воина, тут же заголосили, но рванувший к ним Малка успокоил мелких, переключая внимание на себя. — Он добрый и хороший. Вас не обидят, а отведут к вашим родителям, — запричитал он над льнувшими к нему сморщенными уреванными лицами. Необходимо было спешить, внизу могли услышать странную возню и подняться. Нося учитывал тех стражей, что остались у входа, да и по плотине вернуться обратно на посты было не вопрос. Хотя охота на манящий зад юркого Валки увлекла большую часть бандитов. Еще несколько замков, и, когда бобрихи кинулись к детишкам, Нося уперся плечом в стену, его немного пошатывало. — Сейчас сюда, только тихо, возьмите на руки тех, кто помладше, — он провел разрозненную группу внутрь в сторону скалы. — Там тупик, — Малка нес на руках всхлипывающую девочку. Дети хоть и боялись, но реветь навзрыд не собирались, однако, поскуливали и тихо плакали. — Смотря для кого, — Нося осмотрел широкий просвет между двумя бойницами и, полоснув руку, кровью начертил на голых камнях особый знак. Хорошо тогда в прошлом Марба настоял и на кровь бурого зверя, что был его правой лапой, подвязал оба форпоста. Сначала ничего не произошло, где-то внизу послышались голоса стражи. Но вот знаки засветились, растворяясь в камне, узнавая владельца крови, и часть стены бесшумно ухнула вниз, открывая площадку. — Это лифт, он опустится, как только я закрою за вами стену, не бойтесь, проход выведет в сухие галереи подальше от поста, где можно будет переждать. Позже ваши мужчины заберут вас. От воды держитесь подальше, — предупредил он бобрих. — Вы хотите подорвать плотину? — уточнила одна из дам и, видя согласный кивок медведя, скупо пожелала ему удачи. Женщины завели детишек в этот самый закуток, ожидая дальнейшие действия Носи. — Иди с ним, тут будет настоящее пекло, — подтолкнул Малку в спину Нося, не удержавшись, проведя от лопаток до талии. Этот брат в нем будил грязные забытые мысли, возможно, потому, что Нося его видел в неприглядной развратной позе, а с Валкой больше возился, как с потерпевшим ребенком. Как знать? Тот, глянув злобно, протестующе зашипел: — Еще чего, мне бы только клинки найти, уж я поквитаюсь с волчьими мордами. — Ошейник, — напомнил о его незавидном положении Нося, но видя, как Малка, нервно дернув хвостом, отвернулся, настаивать не стал. — Хотя ты в своем праве, воздай только богам, когда пойдешь в бой. — Я только и делал в последнее время, как молился им, пока эта погань издевалась над моим бренным телом. Нося вновь начертил кровью на камне, но уже другой знак, и стена, впитывая ее, поднялась на место, полностью отрезая убегающих, словно замуровывая. Нося приник чутким ухом к кладке и, услышав небольшой гул механизмов, обрадовался, все сработало идеально. Теперь надо было подать другой знак и начать местный небольшой лапотворный катаклизм. Он поглядел по сторонами, сорвав один из факелов, подошел к той бойнице, из которой был виден противоположный берег. “Что ж, — думал он, вычерчивая знак и через какое-то время повторяя, — главное чтобы Валка не прозевал”. — А если не сработает? Мы сможем уйти тем путем, что и бобрихи с бобрятами? Они спускались обратно, минуя уровень, где выпустили несчастных бобров. — Спохватился. Нет, эта система обратно не вернется, сработана так, чтобы по ней враги не смогли проникнуть внутрь башни. — А другая есть? — Ага, залезть на самый пик и оттуда сигануть в воду, пока плотина цела, но если… — медведь прислушался. Снизу была слышна ругань, видно стража не нашла пришпиленного к кровати бельчонка. То, что они пока не поднимали шум об освободившейся подстилке волка, было за то, что про побег детишек и женщин бобров пока никто не знает. — И вообще, пошел со мной, поработай приманкой, — Нося отступил за угол, замирая. По проходу уже шли довольные до безобразия, похотливо облизываясь и принюхиваясь к воздуху. — Рыжик, мы знаем, что ты тут, ну же, лапочка, не прячься. Все понимаем, зверь не мед, заебал наверное. Но сам понимаешь, те, кто тебя охраняет, тоже хотят большего. Малка вышел на середину комнаты, давая себя увидеть. Шакалы с рыком кинулись к нему и со свернутыми шеями, так и не поняв, что произошло, испустили у когтистых ног белки свой поганый дух. — Вот же ж, химеры, убил, не рассчитал силы, — покачал недовольно Нося головой. — Ты же боевой медведь и убил наверняка тысячи хвостатых. — Намного больше, — Нося действительно был расстроен, без магии колдуна убийство хвостатых даже таких прогнивших подонков воспринималось его внутренним зверем совсем иначе. — Ладно, нечего сопли жевать, надо пересечь плотину, пока ее не обрушили. И будто слова Носи дали толчок, послышался сначала странный гулкий звук, а после пол башни затрясся. Валка увидел его сигнал, несмотря на то, что за ним носилось чертова уйма преследователей, и главное передал увиденное бобрам. Окровавленную руку, которой он чертил знаки, Нося приложил к стене и, почувствовав небольшой импульс, скомандовал: — Вправо, — заводя ничего не понимающего Малку в открывшуюся нишу. Здесь был небольшой секретный склад оружия, из которого Нося тут же приглядел для себя шипастые наручи. — Ты хотел клинки — выбирай. — Странно, что форпост слушается тебя, как будто ты солнечный зверь, — протянули с подозрением в ответ, но приглашение приняли, оценив двойные серповидные кинжалы. — Метать будет сложно, но балансировка отменная, да и в руку легли как родные, легкие. — Это лисьи, — оценил выбор белки медведь, а после растянул морду в улыбательном оскале, поясняя, — просто один из солнечных зверей был моим близким другом. А теперь наружу! Вместо ровной плотины в середине разверзся знатный провал, который благодаря напирающей воде, что с грохотом вырвалась из оков, становился все шире. От сооружения отрывались куски бревен и сносились туда, где по каскаду с оглушительным воем падали вниз. “Не повезет тому, кто живет в дельте реки на болотах, такое принесет на голову”, — отвлеченно подумал Нося, хотя, прекрасно зная, что болотному народу такое не помеха, просто встанут на крыло и отлетят подальше, пока вся эта свистопляска не придет в норму. Сейчас же проблема заключалась в другом, на этом берегу осталось с пяток шакалов, которых Нося, смяв парой ударов своих лапищ, отправил следом за исчезающими бревнами в бурлящую пучину воды на волю судьбы. Если она будет к ним благосклонна вместе с богами, они выживут даже в этой мясорубке. Теперь надо было подумать по поводу переправы, и хотя бобры и боевые парни, но, как сказал дядя Боб, точно не воины, и сдерживать остальных явно долго не смогут. — Держи! — Малка протянул Носе свисающую крупную тяжелую цепь. — Ими бревна скрепляли до того, как подключили бобров, перекинешь на ту сторону, а я закреплю. — Как это? — не догнал медведь, сжимая тянущие к земле гремящие звенья, как только зажмурился от увиденного. Малка в лихом прыжке взмыл вверх и словно белка-летяга перемахнул огромный провал, подавая уже оттуда сигнал рукой, мол, чего ждешь, времени в обрез. И медведь, раскрутив цепь в лапе, метнул ее следом, а после закрепления, подергав, остался доволен. Натянутая переправа его держала точно. Перебирать руками по звеньям, чувствуя, как под ногами утекает ужасающая мощь воды, было не комфортно. Не выдержит цепь и пучина его поглотит, как и тех шакалов, которых он туда вынес. Но вот и противоположный берег, и сияющие тревогой глаза Малки, неужели он беспокоился о каком-то случайно подвернувшемся по его душу медведю? Цепь, что он только отпустил, натянувшись до предела, звенькнула, а после разорванными частями словно выстрелила под напором в разные стороны. — Берегись, — пригнулся Нося, чувствуя, как ему рассекло бровь. Плотина под ногами стала оползать вниз, и они с белкой прыжками помчались, хватаясь в последний момент за то, что уже через мгновение сносило в пропасть. Малка невозмутимо прыгал рядом с ним, как будто каждый день занимался подобным, вообще, несмотря на его внешнее сходство с девицей, Нося его воспринимал взрослым мужиком, нежели того же Валку. Последний толчок, и они приземлились туда, где плотина переходила в высокую дамбу, возвышающуюся уже над землей. Шакалы их поджидали и среди них замершие от нереальности увиденного двое черных волков. Нося еще даже не продышался, на него насели со всех сторон мелкие волчьи прихвостни и пришлось работать кулаками направо и налево, стараясь не зацепить в это мясорубке рыжую белку. Как Малка, не предупреждая его, снова взмыв вверх, клинками обрушился на первого стоявшего ближе к нему волка. Движения были точны, волк схватился за перерезанное горло, а после осел от прямого попадания серповидного острого клинка в сердце. Зато второй волк отмер и, выставив неприглядное копье, что-то прорычал. Кованный наконечник оделся магическим пламенем, и Малка, с воем схватившись за свою шею, рухнул на колени, судорожно выгибаясь. — Сучьей подстилке, сучья смерть, — прорычал волк, прежде чем на его спину словно из ниоткуда приземлился второй брат-бельчонок, клинок, что дал Валке Нося, вошел противнику между шеей и плечом, волк взвыл, выпуская посох, тот, падая, прокрутившись полукругом, долетел до медвежьих лап. И Нося, не будь дураком, наступил одной, дабы кто еще ушлый не поднял страшное смертоносное оружие. Малка, как только ошейник перестал его душить, очумело приподнялся на локтях. Перед его поплывшим взором словно в замедленном показе картин памяти двигались зверолюди. Брат повис мертвой удавкой на одном из черных волков, Нося раскидывал наседавших на него шакалов. Голова у белки шумела и не хотела соображать. И тут на этот пятачок бойни вышел третий волк — полураздетый зверь, который в последнее время часто пользовал его сзади. Волк зарычал, не обращая внимания на свалку своего собрата с повисшем на него Валкой, перед его глазами был только Нося, который, отправив в последний полет с проломленными головами еще пару шакалов, наконец-то освободился. Копье из под ног медведя просвистело назад, отброшенное к умершему волку, и Нося, приняв вызов, с рыком перетек налитыми мускулами в боевую позу. Вся ситуация в гудящей голове Малки пронеслась за доли секунд, и он, раздумывая броситься на своего главного насильника или помочь брату, сделал выбор в пользу второго. Вторая белка налетела на атакованного волка, не замечая выдвинувшегося у себя под боком главного зверя. Сверкнули клинки, и голова собрата того, что провозгласили тут главным, полетела на землю. Ни Нося, ни зверь на это не отреагировали, медведь пропустил по мышцам волшебное пламя и, налетая, нанес мощный удар. Волк и правда никогда серьезно не сражался, он пал тут же замертво разорванным пополам медвежьими когтями. Шакалы, кто еще не улетел в рычащие водовороты внизу, попятились, а после словно растворились. “До первого бобра”, — подумал про себя Нося и, наклонившись за копьем-артефактом, сжал его в лапищах-ручищах. Им повезло, каждое подобное оружие затачивалась солнечным колдуном под определенного зверя и его кровь. Если бы копьем владел истинный хозяин, то тут камня на камне не осталось от клыков фордов. Но даже в таком ущербном усеченном использовании игрушка войны оказалась весьма опасной. Белки, а особенно Малка, смотрели на него с вызовом. В золотых глазах плескалась ненависть вперемешку с недоверием. Неужели медведь помогал им только для того, чтобы завладеть данным копьем самому и управлять тут всеми. Нося прочитал все это по вытянутым ликам братьев, испачканных в волчьей крови, и показательно переломил деревянное древко. Валка вздохнул с облегчением, даже чуть ушами прыснул, а вот Малка ждал главного, так как магический ошейник все еще давил на шею. — С ума сошел? — к ним на остатки от плотины вырулил взмыленный Родя. Судя по всему, великий будущий черный медведь отлеживался где-то в сторонке, не иначе как в глубокой засаде. Ну а как увидел, что враг повержен, решил вылезти на поверхность. — Ломать артефакт! Отдай его лучше мне, тогда, даю слово, я отстану от тебя с этой чертовой женитьбой. И более того, уберусь с глаз, — и, оглядев плотоядно белок, добавил: — Разве что этих хвостатых заберу себе. А тебе, рыжая шалава, очень идет ошейник подчинения. Белки на него ощерились, шипя не хуже змей. Нося же поднапрягся и, пустив еще один волшебный заряд, лапой смял кованный наконечник. Он рассыпался с шелестом, словно опадающая листва после сезона урожая, и Малка почувствовал тут же, как с его шеи слетел ошейник. — Зря, тебе, что по утрам яйца не жмут, а так бы пользовал всласть. А то ни себе, ни другим медведям. И тут же заткнулся от того, как клинок Малки надавил на незащищенную шею, тонкая струйка крови отрезвила Родю быстро. — Не пачкай свои лапы о него, брат, — попытался остановить его Валка. — Пусть назовет хоть одну причину, чтобы я его не убил, как тех чертовых волков. Нося хмыкнул, то, что Малка грохнул двоих, причем последнему снес голову, впечатляло. И ведь во внутреннем звере белки не было и доли от хищника. М-да, смутное время и не такое может вытворить с тем, кто раньше и не помышлял об о охоте или убийстве. — Его клан дружественный моему, и с черным зверем я имею соглашение о ненападении, — высказался Нося вслух. — Я не вхожу в твой клан, бурый медведь, — Малка и ухом не повел на подобные доводы. — Если ты его прирежешь, мне придется, как присутствующему здесь зверю, отомстить за болтливого придурка. А сражаться с тобой, великий воин Малка, у меня нет ни желания, ни сил. Я сильно устал, израсходовав практически всю свою боевую магию. — Ты… Зверь? — Малка убрал клинок от шеи побледневшего Роди, всматриваясь подозрительно в ничего не выражающий лик Носи. — Это так, — подтвердил тот. — А почему не сказал? — обиделся ни к месту Валка. — Так никто не спрашивал, — пожал плечами Нося и, обходя столпотворение, двинул дальше, там снизу раздавались громкие голоса, бобры свое дело сделали — с воздаяниями богам добили остальных и теперь сваливали трупы прямо в бурные воды. — Эй, бобры, что делаете? — Нося ловко спрыгнул с высоты прямиком к недовольным. — От падали очищаем землю и одновременно ею же удобряем нижнее болото. Там их быстро засыплет, затянет илом и песком, а кого упокоит прямиком в море, — ответил, запрокинув вверх голову, один. Седина и шрам, перед Носей стоял дядя Боб. — О, братишки, рад, что вы оба выжили, — кивнул глава бобров спрыгнувшим за Носей резвым белкам, Родя, громко охая, свалился следом, задом проехавшись по крутому скату. — Ваши женщины и дети на том берегу в дальних пещерах. — Мы уже видели от них сигнал, так что в курсе. И приятно знать, что ты слово сдержал, зверь Нося. Хотя кто мы для тебя? Простые труженики, никчемные грызуны. — Эй-эй, моего жениха надо величать правильно бурый зверь, а не пороть отсебятину, — тут же ввернул наглому бобру Родя. — Зверь Нося больше по мне, — прервал наглеца старший медведь и даже не удивился услышанному. — Может, побудешь с нами? А лучше присоедини эту долину к своим землям, — Боб говорил прямо, прожигая своими углями глаз медвежьи. — Не могу, мои земли далеко отсюда, а у этих есть свой исконный хозяин. Подождите солнечного зверя, Марба куда сильнее меня, да и благороднее. Под его началом тут подобного больше не повторится. Видно его, как и меня, задержали в дороге разборки с лихими разбойниками. Но он точно придет, и тогда ваша земля вновь приобретет справедливого хозяина. — Вот и оставайся, встретим твоего друга вместе, — дядя Боб явно искал выгодные ему лазейки. — Не могу, ведь пока я тут, у меня там может и похуже что творится, — Нося, обойдя бобров, решил уйти подальше в лес, кидая последнее: — И потом, что я или Марба? Вы и сами молодцы, вон как шакалов повязали, а ваши бравые воины-белки завалили двух волков из трех. А вот это была новость, даже Родя рот открыл, а бобры загомонили, радостно хлопая по плечам смущенных Валки и Малки своими лапищами. Нося же, зарулив за стены форпоста, ломанулся сразу в чащу, судя по всему, тут ему поспать не дадут, уж больно бобры развели деятельность, а отдохнуть надо. В идеале перекусить и завалиться хотя бы на полсуток. Так что, выбрав уютную полянку под раскидистыми ветвями, он вытряс из своего мешка всю жалкую провизию и, заглотив не мудрствуя остатки, устроился на ночлег. Белки пришли к нему практически сразу. Нося только успел поймать за расписной хвост первый свой сон. Братья явно маялись и Нося, не открывая глаз, просто откинул свою накидку, приглашая обоих под свой горячий бок, куда они с радостью и залезли. А на рассвете приполз переодетый в бобровые штаны и рубаху расстроенный Родя, видно окончательно испоганивший свою модную одежду, и, подперев широкую спину Носи узкой своей, завернулся, как мог, в расшитую накидку мельничихи. По ночам тут основательно вымораживало, Нося не удивился, если бы увидел на воде наледи, хотя с таким бурным потоком, пока все не войдет в русло, подобного местной речке не грозило. *** Разбудила его громкая перебранка Роди и Валки уже за полдень. Нося сморщился, спать с белками оказалось очень даже замечательно, особливо, когда оба, угомонившись, носами зарывались в его волосатую грудь. Да и грелки из них были отменные. Он приподнялся на локте, в голове после избытка по использованию магических заклятий шумело. Вот ведь, без колдуна магичить выходило с трудом, конечно волшебная сила никуда не ушла из этого мира, она просто затаилась, ожидая нового ставленника сверху. А в великие дни хоровода двух лун словно засыпала, отдыхая от праведных дел. Хвостатый народ не пугался этих сказочно прекрасных ночей, наоборот, радовался, вот отдохнет магия и вернется к ним снова на целый сезон. Как оказалось, Валка, раздраконив Родю, запрыгнул на дерево, оттуда по медведю то пулялся шишками, то ветками, а когда кидал прямо в наглый медвежий нос горсти трухи. Родя знатно чихал, лазать по деревьям это было явно не его, а трясти за широкий ствол оказалось не под силу. “Молодо-зелено”, — охарактеризовал их грызню Нося, как его ухо различило отдельные брошенные фразы. — Напел бобрам с три короба, вот они тебя и обрядили! Самое лучшее дали, а ты еще их поносишь! А какой из тебя родственник зверю Носе? Да я такой же тогда близкий и родной, причем всем бобрам в складчину! — Какое лучше? Рубаха словно год валялась в пыли, а штаны до колен и в заднице давят! — орали снизу, уворачиваясь от шишек. — Жрать чужие харчи надо меньше, толстозадый! Где на твои неумелые длинные конечности портки найти? — кричали сверху, кидая все, что попадалось под руку. — Да я куда ближе по крови, чем вы хвостатые недоросли! Сам подумай, мы медведи оба, а вы кто Носе будете? — ехидно улыбаясь, показали свои молодые острые клыки. — Медведь медведю рознь! — уже рычали сверху, гневно скалясь. И Нося, поняв, что больше поспать не удастся, шумно рыкнул, с удовольствием потягиваясь. Солнце прогрело его кости, и он, почувствовав, что его магия хоть медленно, но верно возвращается, поднялся на ноги. Валка оказался тут же рядом. И вот когда этот пострел успел слететь с кедра? — Бобры сказали, как проснешься, кушать идти. Они для всех нас еды наготовили, праздновать будем. — А Малка где? — не найдя второго бельчонка, поинтересовался Нося. — Вода немного спала, — нехотя оповестил Валка, — он с частью бобров пошел в их убежища, дань погибшим отдать, да и вещи наши найти. — А ты чего тут? С ним не пошел, — Нося скатал свою накидку, приладив ее к поясу, поиграл мышцами, ощущая в них прежнюю силу. Наручи, что он взял у солнечного зверя, работали, как накопители его же магии. Хорошая работа, явно храмовники-оружейники выковывали. “Знатное оружие, надо будет Марбу поблагодарить позже, да и отплатить за них”, — пока снимать боевые наручи медведь не собирался. Если подобная чехарда с разбойниками в каждой долине, то шипастые широкие браслеты ему еще пригодятся. — Тебя караулю, — выдал, насупившись, Валка под издевательский хохот Роди. — Ой, не могу, белка медведя сторожит, вот невидаль! — Заткнись, ты ни одного шакала ночью не убил, только по кустам хоронился, как последний трус, и трясся от страха, я сам видел, — огрызнулся на него Валка. — А ты, как заяц, от них бегал, те два волка от руки твоего брата полегли, не от твоей, болезный. Так что не тебе мне нотации читать, — ответил пустобрех тут же. Нося комментировать перепалку не стал, повернул обратно к форпосту, прекрасно понимая, что эти двое потащятся за ним следом. Так оно и вышло. Родя доебывался, Валка крыл, не оставаясь в долгу, так и дошли весело под ругань обоих. Форпост выглядел неприлично вылизанным, где догорали кострища, на которых бобры спалили все ненужное, что осталось от разбойников. Между двумя клыками башен поверху почившей дамбы перекинули цепную подвесную дорогу. Нося тут же оценил мост на крепость и остался довольным. Бобрихи улыбались ему, показывая свои крепкие резцы, детишки путались под ногами, грызя что-то вкусное, похожее отдаленно на отваренные початки сладкой кукурузы. Ожили бастионы, то там, то здесь слышался смех, а то брошенные веселые фразы. Кто-то из женщин запел, другие подхватили. Нося зарулил на походную кухню, протянув мешок, попросил провизии с собой в дорогу. Все здесь уже хорошо. Мертвым отдадут почести, а живые отстроят жизнь заново. А когда придет лунная жрица, и храмовники подключаться, восстанавливая то, что было утеряно. — Ты разве на праздник не останешься? — Валка присел рядом за длинный стол, уплетая протянутую ему похлебку из болотных трав и птичьих яиц. — Некогда на застолье сидеть. Тут не я герой, а они и вы с Малкой. Так что пополню припасы и двину дальше. — Поели бы и пошли, грех отказываться от праздничного стола, — проворчал Родя, и ему досталась тарелка, только побольше, отчего он с довольным урчанием на нее налег. — А я вас и не зову за собой. Сейчас в долине будет спокойно. А тебе, Родя, пора к отцу возвращаться, к сожалению, со мной в паре тебе медведица точно не грозит. Валка хмыкнул понимающе, бобрихи, подслушав их разговор, тихо захихикали. — Сам решу, когда мне в клан вернуться, не учи, — огрызнулся Родя, пища наводила его на мирный лад и вновь ругаться было лень. — И не собираюсь, бывайте, молодежь! — Нося поблагодарил бобрих и, закинув мешок на плечо, вышел вон. — Вот же ж беспокойная химера и пожрать спокойно не даст! — Родя, не жуя, обжигаясь, закинул остатки из тарелки в рот, а после, покидав со стола, что подвернулось в лапу к себе в опустевшую давно суму, рванул следом. Валка же только глаза сузил не по-хорошему, но за медведями не ломанулся. Малкины инструкции и предсказания всегда сбывались. И теперь события разворачивались по первому варианту. На Родю, что догнал бурого зверя уже за переправой, Нося даже не посмотрел. Слишком уж привык, что тот последние дни таскается за ним куцым хвостом. А вот то, что Валка за ним не помчался, немного расстроило, Нося даже опешил, вот же ж, не ожидал он такого от себя. Неужели так прикипел к мелким? Но с другой стороны… Посмотреть на рожу бурого и только разве что не помолиться лунным богиням. Красотой его матушка природа точно не оделила, тот же Родя был куда привлекательнее. Да и характер не сахар. Помог чем мог, теперь белки в порядке и постоять за себя могут, вон как Малка лихо кинжалами размахивал. Думая на счет серповидных кинжалов, когда-то принадлежавшим лисам, Нося сделал себе еще одну пометку, надо бы Марбу отблагодарить наравне с наручами. И ему спокойнее, и парням пригодятся. Они уже прошли по долине обратно вглубь вполне прилично. Лес, что шакалы с волками затопили, теперь подсыхал. Успели, ни деревья, ни травы не пострадали, да и запруженная река не превратилась в загнивающее болото. Кстати о воде, она хоть и спала, но не до конца, закрывая гладью огромное пространство, по которому несло валежник, бревна и прочий мусор. Нося, поднявшись по склону, выбрал сухую пещеру попросторнее. Отсюда всю долину было видно как на ладони. И форпост солнечного зверя, от которого до сих пор поднимался столб кострища. И практически напротив них другой. И судя по пламени и дыму — похоронный. Выжившие отдавали долг усопшим. По глади вод, отражаясь, иногда прилетали отрывки прощальной песни. Мужские голоса выводили неровно, внутренний зверь Носи, заслышав усыпальную, грустил ответно. И хотя умершие воинами не были, бурый медведь, вытянувшись, замер, отдавая дань погибшим. Вечером на закате запалили костер. Теперь опасаться было некого, а живой огонь в горах куда был приятнее и в отличие от магического болотников хорошо согревал. Белки появились уже за полночь, когда остывающие угли полыхали красным, иногда испуская небольшие языки пламени. — Ну, и чего не остались в долине? Тут вам привычнее и все знают, — проворчал Нося, когда перед ним замерли в полной экипировке для долгих странствий. — Мы тебе должны, зверь Нося, и привыкли оплачивать добро своим, — Малка говорил нагло, не тушуясь, Валка, стоя чуть за ним, явно краснел, теперь на его поясе висело два кинжала. — Да я и не просил записываться ко мне в должники. Впрочем, как хотите, от вас больше толку, чем от Роди. Только смотрите, я ни под кого из вас подстраиваться не собираюсь. Если отстанете, ждать не буду, — пробурчал, предупреждая, Нося, он лег недалеко от углей, прикрывшись теплой накидкой. Родя, обидевшись, ушел на другую сторону костра. Белки, не ответив на медвежий наезд, расположились с третьей стороны, укрываясь своими, хоть и короткими до колен, но добротными накидками. Нося даже расстроился, теперь к нему никто под бок не просился, и братья, устроившись вместе, явно чувствовали себя куда в комфорте. Так и повелось. Нося на рассвете, никого не будя, собрался и ушел первым, белки его настигли уже на перевале. Проспавший Родя только к следующему ночному костру. Молодой черный медведь притащился к ним явно голодный и уставший. Пока вечерели, Малка с Валкой, сделав вылазку в лес, вернулись с полными руками грибов, яиц и корений. В прихваченном явно у бобров пузатом котелке замутили сытную похлебку. Пахло так, что у медведей слюна потекла от голода и в животе заворочалось голодными спазмами. И если Носе подали в миске первому, то на Родю наехали, мол, тебе не полагается — не заслужил. И пока бурый зверь не приказал “Накормить”, Родя изливался весьма грязными словами в сторону наглых хвостатых засранцев. После сытного ужина вновь спали по разным сторонам от затухающего кострища. А вот поутру второй раз у Носи провернуть с белками подобное не удалось. Те тут же подорвались следом и, хотя и зевали, призывно потягиваясь, засобирались тут же, еще и Родю под зад ленивый пнули, но тот не проснулся, послал их далеко и надолго. Засим его и оставили, правда к следующему ночному костру он снова им мотал нервы своим присутствием и голодным желудком. Неделя сменилась другой. Нося даже привык и ему иногда казалось, что у него два младших бойких мужа и неумелый увалень сын. И живут они уже так долгое время, только путешествуют зачем-то, ну, а еще иногда по утру его уснувшее либидо стало напоминать ноющими яйцами и крепким стояком. Нося обычно исчезал на время из их очередного разбитого лагеря, уходил подальше, и там с остервенением дрочил, отмахиваясь от образов соблазнительных тел обнаженных белок. Братья даже охотились, ставили силки на птиц и мелких ящеров. — Вы же белки, — ворчал Родя, хотя добытое братьями уминал только так и совершенно не слушал в ответ. — И что? Да, наши внутренние звери не хищники, — сегодня кашеварил Малка, Валка же исчез, видно отправился к ближнему кедрачу за шишками, которые они заприметили еще днем. — Но человеческая натура иногда требует мяса, так что бросай эти стереотипы. Смешно слушать, мы же не оборотни и не священные звери при колдуне или жрице. Мясо, Нося вздохнул, ему требовался куда больший объем тех похлебок, чтобы восстановить полностью боевую мощь. Тут уже не до предвзятости и рассуждений о чужих неприкосновенных тотемах. Горы, что они медленно пересекали путанными зигзагами в свое удовольствие, принадлежали солнечному тигру, еще немного пройти и начнутся владения огненного зверя, впрочем, с ним Нося тоже был дружен, так что охоту мог устроить где угодно. Дичи только надлежащей не подворачивалось. Несколько оленей, что он заприметил на противоположной горе, увидели его раньше, чем он успел пошевелиться. Одно радовало, живность тут водилась, правда пуганная. А значит, и тут война прошла, зацепив своими широкими крыльями. Оставались еще горные кабанчики. Как помнил Нося, этот край ими славился и в былое время и огненный и солнечный звери устраивали для главных кланов знатную охоту. Что ж… Поутру он, не прихватив своих вещей, дабы не потащить за собой неучтенный хвост из въедливых спутников, отправился на охоту сам. Боевая магия спала, значит противников рядом не было. Совсем край опустел, когда как еще пару сотен лет тут кто только не жил. Семейство кабанов нашлось в соседнем распадке, Нося выбрал покрупнее молодого самца и напал. Звери, сначала испугавшись, разбежались, но придя в себя, решили дать отпор. Две туши Носе было не нужно, так что, перекинув добычу на плечо, он лихо от них сбежал, запутав умело следы. Попетлял конечно, но дело того стоило. Сегодня ели прожаренное жирное мясо. Медведи разве что не урчали, набив свои брюха, да и белки не отставали, показывая свою человеческую не менее кровожадную натуру. Нося был доволен, а его внутренний зверь, насытившись, потянул тут же спать. *** Утром, почувствовав, как магия полностью восстановилась, закинув на широкое плечо пожитки и остатки мяса, бурый медведь стартовал как при марш броске, полностью врубив свою колдовскую мощь мускулов. Поднятый запаниковавшими белками Родя отпал первым, братья его преследовали какое-то время на отдалении, но и они не выдержали медвежьего запала, затерялись. — Ну, вот и посмотрим, как вам такое, без поблажек, — усмехнулся Нося, устраиваясь в уютной пещере. Тело приятно пело, получив должные нагрузки, а внутренняя магия словно прочихалась после долгого простоя, горела ровно, питая весь медвежий организм. Белки нашли его на следующий день, уставшие и недовольные собой. Медведь только хмыкнул и ночью разжег костер, что было видно издалека. — Нам так поблажек не делаешь, а этому обормоту, так пожалуйста. Что, медвежья солидарность? — Валка недовольно начал бухтеть, правда тут же осекся под тяжелым взглядом брата. — Именно, а еще подумай, почему я вам не делаю поблажек, — усмехнулся Нося распахнувшейся во всю ширь паре золотых глаз. — Ты считаешь нас равными себе? — обалдел от своего же заключения Валка. — Дураком не будь, мы не ровня тому, кто носит титул зверя, — тут же его приземлил уставший Малка. — Если бы ты не был так добр к этому идиоту и не оставлял знаки, мы бы так от Носи не отстали, — огрызнулись в ответ, как услышали уже от медведя. — Молодцы, забота о тех, кто тебя слабее, это тоже дело, причем благородное. Братья переглянулись между собой, но умудрено промолчали. Укладывались в пещере долго и теперь расстояние между спавшими братьями и Носей выглядело куда короче. А на утро в пещеру ввалился взмыленный и уставший Родя. Его тут же накормили, силком уложив под накидкой спать. — Не-не, опять усну, а вы меня снова все бросите, — поплакались Носе и, когда тот заверил, что сегодня они никуда не выдвигаются и проведут день на месте, тут же вырубились, вцепляясь в накидку старшего и блаженно улыбаясь. Иногда Нося делал такие передышки, устраивая банные дни вместе с обязательной стиркой. На свои земли он не спешил по простой причине, там его точно никто не ждал. Тем более рядом с пещерой нашелся славный водопад, падающий в приличную чашу, в которой, как говорится — плавай не хочу, если не учитывать того, что горная вода просто ледяная. Он ушел из пещеры, оставив там снятые наручи, прекрасно зная, что даже Родя на них не покусится. Умное оружие уже выбрало его своим хозяином и в чужих лапах казалось неудобным и неподъемным. Нося, достав перемену одежды, разделся, замочил грязную, притопив ее камнями, дабы не снесло из чаши ручьем вниз по стоку, и, пока она отмокала под струями проточной воды, нашел травы, листья которых хорошо мылились, заменяя хвостатым любые мыла и шампуни. Свое мощное тело намыливал не таясь, прекрасно чувствуя посторонние две пары глаз, но делая вид, что не знает, как за ним подглядывают белки. Спину, что несла зажившие давно рубцы и только начавшие зарастать, мылил осторожно, показывая свою гибкость, несмотря на габариты. Да и передом посверкал. Впрочем, чего ему стыдиться? Уж промеж ног у него, в отличие от морды, было все знатно природой одарено. Долго фыркал, заныривая, а после еще и стирал, напялив только штаны на крепкий зад. Развесил чуть позже высыхать мокрую одежду на ветвях карликовых сосен, и даже задремал на горячем камне под ярким теплым солнцем. Вернулся бурый медведь в пещеру уже к обеду, застав там проснувшегося, наворачивающего харчи Родю и хлопотавших бельчат, что не давали даже повода сомневаться в том, что так нагло за ним не подглядывали. До вечера занимались бытовыми делами. Нося чинил свои сандалии, а еще зашивал рубаху. Белки тоже копошились под боком, стараясь не привлекать внимание. Родя страдал в своей манере подкапываясь к Валке и тщательно избегая Малку. Иногда Носе казалось, что черный медвежонок на неприглядного цвета бельчонка положил свой меткий глаз. Ну а чего? Мордой он точно его краше, да и по возрасту куда ближе к братьям, не то что он, бывший вояка, пытающийся найти новый смысл жизни. Как стемнело, у костра засиделись недолго, все демонстративно расползлись под свои накидки, устраиваясь на ночь. Нося задремал под легкую перебранку Валки и Роди. Малка не влезал между этими двумя, предпочитая игнорить надоеду, что до сих пор метил в женихи бурому зверю. Проснулся Нося от того, что угли, потрескивая, отдавали последний жар, обогревая пещеру. Ночью тут, в горах, даже пар шел изо рта, а жесткая трава покрывалась тонкой вязью измороси. Но привлек его явно не догорающий костер, а другой побочный шум. Скорее интуитивно он почувствовал, как кто-то крадется к нему со стороны, и, приоткрыв глаза, узрел ползущего на четвереньках Малку. Глаза белки полыхали магическими всполохами света, тревожно поглядывая в сторону по-залихватски храпящего Роди, правда, когда он приблизился к Носе, волшебство рассеялось. И в распахнутые удивленные черные маслины глаз медведя нахально глянули потемневшие золотые. Нося пристально смотрел на своего ночного гостя, а тот, не спрашивая, скользнул к медведю под накидку. Горячее тело прильнуло, наглые тонкие руки зашарили по могучему торсу, умело его оголяя. — А не пожалеешь? — усмехнулся столь активным действиям Нося. — А ты, бурый зверь? — ответно подарили улыбку. — Нет, — медведь навис над гибким желанным телом, ловя распахнутый рот своим. Поцелуев у хвостатых как таковых не было, обычно пара потиралась мордами и носами, или облизывала друг друга, сплетаясь языками. Рот у Малки был небольшим, но жарким, он пах травами, а еще кедровыми орехами. Язык мягкий, юркий, он заводил и давал рассчитывать на большее. Белку поймали за основание хвоста и тот выгнулся, часто задышав, шальными глазами прося о продолжении. Пока Нося стаскивал свои штаны, Малка успел не только раздеться, но и дотянуться до своих вещей, чтобы там найти необходимый пузырек. — У бобров маслом водных лилий разжился, — пояснили изумленному Носе, что-то он не слышал, чтобы подобное вещество применяли таким странным образом. Тот только лапой сграбастал рыжего и обратно утащил к себе. Под меховой накидкой стало весьма жарко. Ловкие пальцы белки огладили налитый ствол медведя, оценив как подобрались у зверя тяжелые яйца, а после стали себя готовить. При этом Малка не забывал облизывать призывно медвежьи губы. Запах цветочного масла, пота и мускуса — все смешалось. Нося еле дождался, когда к нему развернутся готовой задницей, тут же лапой притиснул за впалый живот к себе Малку поближе, перехватив другой дергающийся от предвкушения хвост в чувствительном основании. Малку затрясло, и он, подав на Носю ягодицы, уже не контролируя себя, тихо заскулил. — Ну-ну, сейчас, — пообещал медведь и направил рукой свой ноющий член в подтекающую приоткрытую задницу. — О, боги и химеры, ты куда крупнее волков, хотя с их демоническими узлами, я думал, мне раздерут все до гланд, — выстонали в руках у Носи, пока он плавно натягивал предоставленный ему жаркий зад до самого упора. — Ага, я крупный, — подтвердил по-простецки медведь и после, откатив, практически выходя из Малки, не давая ему передохнуть, снова плавно задвинул. Тот, охнув, попытался подстроиться, медвежий хер ходил в нем одуряющим монотонным темпом, утюжа все, что только возможно. — Не жалей меня, — вдали между стонами. — И не думал, — рыкнули, забив на всю маскировку, наваливаясь сильнее, резче, заметно убыстряясь. — Так не честно! — Валка, проснувшись, узрел, что у него под боком творится, оперативно стал сдергивать с себя одежду. Рубаха полетела куда-то вбок, штаны в другой. “Хорошо хоть не на угли”, — подумал не к месту Нося, в его лапищах плавились и извивались, взвизгивали, упрашивая не останавливаться и сосредоточить внимание именно на себе. Валка обнаженным скользнул к брату, прижимаясь к нему спереди. Он чувствовал, как тот, готовый уже излиться, не контролирует себя. Валка только успел совместить свою налитую головку члена с братовой, как тот забился, ловя волну, окропляя им животы вязким семенем. Нося рыкнул еще сильнее, вжал Малку в себя, чтобы кончить в его сжимающей глубине, а после оглушенный отвалился, смотря, как белки вылизывают друг другу приоткрытые от жара рты. Валка канючил и пытался пролезть к медведю, Малка не давал, властно прижимая к себе. Возились долго, сплетаясь друг с другом подвижными хвостами. — Успокойся, еще успеешь, ты там кроме моего члена других и не знал. — Но я хочу сегодня. — Вот неугомонный, — Валку толкнули от себя и в отблесках углей заставили встать раком. Нося с удовольствием наблюдал, как Малка готовит выпяченный для него зад, как сдабривает тот щедро маслом лилий, а после плавно проникает внутрь, натягивая на небольшой аккуратный член. Валка охнул, раскрылся, подался назад волной, отжимаясь от каменного пола пещеры, ловя в себе настойчивые толчки. Малка его не жалел и хотя тот просил приласкать член, дрочить ему не стал, внаглую слил первым, а после, выйдя, подтолкнул к развалившемуся с боку от них ожидавшему Носе. Развратные игры белок его вновь возбудили, приводя член в боевую готовность, отчего заинтересованный орган просил пригладить себя и уделить как можно больше внимания. Он видел, как Валке и хочется, и колется, тот, узрев немалый медвежий агрегат, рвано сглотнул, испугано покосился на брата. — Ты же сам хотел, — хмыкнули в ответ, а после предупредили: — Не тяни, зад сожмется, будет куда больнее. — Не бойся, — Нося потянул его за руку к себе, опаляя жаром дыхания, — я до конца входить не буду. И, когда Валка, пересилив себя, повернулся к нему доверчиво узкой спиной, прижал к себе, облизав вспотевшую шею, прикусил чуть выступающие худые лопатки, огладил хвост, как и Малке. Тот оказался у Валки еще чувствительнее. Бельчонок мелко дрожал в лапах медведя, выгибаясь так, что лопатки сошлись вместе, и Нося, не растягивая момент, толкнулся в приоткрытую задницу по хлюпающей сперме и маслу. Войти получилось только наполовину, дальше Валка громко взвизгнул от боли и Носе пришлось зафиксировать свой член рукой, дабы глубже не проникать. Он сделал несколько небольших фрикций, но, чувствуя, что белке больно, вышел, скомандовав Валке сомкнуть поплотнее стройные бедра. И вот тут по стекающей из незакрытого зада вязкости задвигал между ними, подпирая снизу сжавшуюся мошонку и раскачивающийся небольшой стояк белки. Малка понял сразу, приблизился вплотную, его руки стали умело подрачивать, совмещая член брата со скользящим ниже елдаком медведя. Стало совсем хорошо, медведь, рыкнув на всю пещеру, поднажал, ручищами пригребая к себе обоих и кончая, увидел поверх стрегущих беличих ушей, как там за остывающим костром Родя, не отрывая от них голодного взгляда, безжалостно дергает свой налитый под завязку хер. Уставшие, но довольные белки облепили бурого с обоих сторон, Малка накинул на них всех широкую медвежью накидку, сон накатывал волнами и впервые, как осознал Нося, он ни о чем не жалел и не собирался отказываться от того, что ему щедро предлагали. *** Утром белки нагишом, прихватив свою разбросанную одежду, поспешили к природной купальне. Родя храпел или делал только вид, Носе было недосуг с ним разбираться, он отправился следом игриво дергающимся хвостам, те словно маячили, манили за собой, обещая продолжение. Белки плескались громко, но старались не мочить чувствительные уши. — И чего вы только во мне нашли? — Нося оглядел обоих своих новоявленных любовников. — Тот же Родя куда красивее, да и моложе. — Ты не прав, зверь Нося, — Малка вышел к нему из воды первым, — ты для нас самый красивый. — Интересно, в каком месте? — и совсем опешил, когда подошедший к ним вплотную следом Валка указал медведю на грудь. — Тут, зверь внутри тебя прекрасен, а шрамы на спине можно залечить. Я немного умею, если позволишь. Практически не будет видно, только если не присматриваться специально и то вблизи. — Вот же ж, неугомонные, — Нося рывком опрокинул, сгребая в охапку обоих в самый центр чаши и, слыша, как яростно затрещали в его хвате бельчата, отплевываясь от воды, громко рассмеялся. Они еще не знали, что через несколько неспокойных лет, полных локальных стычек и резни, что доведется им пройти вместе, лунные волчицы приведут к ним в мир первую бесхвостую жрицу. И что та по воле хвостатых откроет порталы из соседних миров, по которым в их земли попадут неизвестные для них люди. Эти группы будут состоять полностью из женщин, непонятно называющих для этой волшебной земли себя амазонками. Девы-воины с радостью втупят в отношения с сильными мужчинами хвостатых и от них пойдет крепкая помесь. Те, что больше возьмут в себе человеческого, дадут основание главным семьям, что позже примут кровавый титул гваров, те, что больше звериного, разделят судьбу хвостатого народа. За то, что этот мир получил просимое, а именно дев, жрица обязует зверей давать людям свои земли под поселение. Эпоха той, что возьмет себе в супруги двух белых медведей, продлится всего сто лет. Дева попросится обратно в свой мир и уйдет из этого вместе с преданными супругами. Вторую деву выберут уже из рожденных здесь, и ее славное четырехсотлетнее правление в упряжке с волками запомнят надолго. Именно она продолжит в этот волшебный мир призывать других людей и вместе с женщинами на землях солнечного тигра и лунных волчиц появятся и бесхвостые мужчины. Нося еще не ведал, что он и сам пару из своих пустующих долин отдаст под заселение людям, впрочем, как и солнечный зверь Марба, и огненный зверь Раха. А после, так и оставшись со своими белками, положит начало пестрому лесному братству. И, хотя в его тройке будут несуразные бельчата, храмовницы-медведицы не отстанут от благородного бурого зверя, предлагая выносить ему преемника. И он даже с подачи Малки задумается, но до этого момента пройдет не одна сотня лет. Что уж там говорить, будущее пока было скрыто перед довольными маслинами медвежьих глаз, даже то, что Родя, окончательно оскорбившись на выбор Носи, все же уберется вскорости к своему отцу. И позже всем видом будет при встрече показывать, что ни со зверем Носей, ни с его белками никогда знаком не был. Все еще это только будет, там далеко за горизонтом пока несбывшихся событий. И звери, что с подачи Носи станет принято величать только по имени, и ставшими во главе людей великие гвары, а также коварные люди-храмовники, которые отыщут те артефакты солнечного колдуна, изначальные хозяева которых так и не успели в силу ранней смерти позаботиться о своем смертельном оружии. А пока внутренний зверь Носи прибывал в довольствии, разнося по всему ловкому телу, что безустанно макало в холод воды пару вопящих белок, неподдельное счастье долгого благолепия. Конец