(Abel Korzeniowski - Eternal Love)
шепот, робкое дыханье. трели соловья, серебро и колыханье сонного ручья. свет ночной, ночные тени, тени без конца, ряд волшебных изменений милого лица, в дымных тучках пурпур розы, отблеск янтаря, и лобзания, и слезы, и заря, заря!.. А. А. Фет
«И встретились два одиночества; и померк весь белый свет. Сплетаясь узелками, не боитесь навсегда пропасть? У бурных чувств… неистовый конец? А может быть теперь и после (навсегда)… где для других "конец", для нас всегда "начало"?» Так повелось с самого первого (совместного) утра: Волк посапывает себе спокойно и не торопится просыпаться, а Тэхен укачивает, обнимая, и песенки свои напевает, тихо-тихо так, нашептывая в самый центр волчьего ушка. Даже дриады из убежищ выбираются и прислушиваются. Им тоже нравится, пусть и завидуют молодому колдуну: раньше Волк был только их слушателем. А что теперь? Посмотрите на него! Только рыжих да бесстыжих и надобно! Предатель. Потому и подхихикивают пуще прежнего. Да только после: утренние ведьминские песнопения никто не осмелится прервать. — … ты рассве-ет мой? И баюкает, как маленького. Что там про колыбель? бездны? ах, да. Не ровен час упасть… …прямо в пасть.***
Но нежность и ласковость на постоянной основе в их маленькой семье не приживаются. Бывает, встанет Волк не с той ноги, разбуженный не песнями, а тишиной. Любимый мускусный запах еще отчетливо чувствуется, но его обладателя рядышком… нет. Волк тогда взрыкивает, злится, перекидывается в зверя и идет по свежим следам. Рыжую непоседу находит в дальней лесной чаще (и когда успел?). Она на волчье рычание не дрожью и страхом откликается, а улыбкой, такой солнечной и светлой улыбкой, что Волк как-то теряется. Вроде злой еще, все тело потряхивает от переживаний, а ему улыбаются так, что дух захватывает, так, что руки дрожат. Природа лишь позднее даст о себе знать: буйный волчий нрав покажется во всей красе, Волк перекинется человеком вновь и широкоплечей скалой пойдет на Тэхена словно огромный айсберг. А лис счастлив: вывел из себя, а теперь налюбоваться не может. И стоит Волку ручищи свои на тоненькой лисьей шее сомкнуть, как та тоже начинает характер проявлять: царапается и фыркает. Не любит когда с ней так обращаются. Да только итог-то все равно один. И пусть Волк думает, что отдаваясь ему, она проигрывает в их маленькой войне. Пусть-пусть.***
Эти двое любят спорить друг с другом всласть. Пусть даже один из них не может по-человечески изъясняться. Волк и без слов умеет показать, чем и как сильно недоволен. Например, он терпеть не может, когда Тэхен своевольничает и никак не хочет круглосуточно под боком сидеть. — Пусти! — ругается рыжий, когда Волк мертвой хваткой держится. Тэхену только смириться остается и подождать, пока серый в сон свой глубокий провалится. Или вот еще: от колдуна постоянно пахнет разнотравьем. Всякими его настоями, отварами. А уж от этих веничков так вообще спасенья нет нигде. Волк перекидывается в зверя, расшвыривает противные плошки из древа, травяные венички. Тэхен после такого скандала долго дуется и обижается, но они, естественно, мирятся. Все начинается с самого начала. Но как бы ни воевали они, как бы ни ссорились, каждое из примирений незабываемо. Особенно сладко чувствуется. И даже в травах и целебных мазях из нутряного сала находится своя польза. Тэхену нравится, когда Волк мириться приходит нежданно и негаданно. Подкрадется со спины, дыхнет жаром прямо в шею… и ведьма тает сразу, мурашками колючими покрывается. Все только пуще разгорается, начиная искрой и заканчивая огромным костром. Как бы и не сгореть в этом пожаре. От обжигающих касаний все внизу мокнет, снова пачкается хвост. Большие сильные руки мнут мягкий животик, касаются торчащих сосков, сжимают упругие бедра. Лисица в такие моменты не вредничает (еще бы) да и соображать тоже, забывает и слова свои и (боже) совсем ни о чем не думает. Так и сплетаются в одно целое, теряя где начало и где конец. Теряя друг друга и самих себя, а потом вновь находя и метя, метя, метя… все-все, что на глаза попадается. Только бы не… не потерять насовсем.***
— Тэ-хен. Волк опять маленькая непоседа: ни в какую не хочет слушать колдуна и на месте сидеть. Тэхен не знает, как к нему подступиться, чтобы имя заветное выведать. Оттого по щекам скатываются первые слезинки. — Ну скажи хоть слово, милый, — канючит рыжий, обхватывая ладошками чужие щеки. — Скажи: как тебя зовут, родной. Молю… я же… как же… как же я уйду? «Как же я потом тебя найду?» А Волку что? Он непонимающе сотрет с лисьих щек слезы и продолжит вредничать.***
В деревне свято верят в древнюю легенду о Волке и его возлюбленной. Легенда эта начинается с того, что у Волка есть собственное имя, данное матерью от рождения и он еще совсем-совсем не волк-оборотень, а самый обычный молодой человек. Красотой, силой и смелостью был известен этот парень на всю округу, ему завидовали, его уважали, кто-то даже побаивался. Жил он себе, не тужил, а время шло, родителям хотелось внуков нянчить, а сын все никак невесту в дом привести не мог — не хотелось да и не находилось как-то. Но в жизни обычно так случается, что все приходит тогда, когда совсем не ждешь. Одним прекрасным днем зашла в их деревушку рыжеволосая незнакомка. Ее сразу заметили. И сразу оклеветали. — Ведьма! — Тю-ю, свят-свят… пошла прочь, нечистая… А наш парень, тот самый, который смелый и сильный, влюбился в незнакомку с самого первого взгляда. И плевать ему было на всю деревню. Пришел однажды в маленький домик на окраине да так и не вернулся обратно. Родители юноши были безутешны, ждали сыночка день и ночь, совсем потеряли сон. И вот, на тридцатый день пришел к их дому огромный серый волк. Отец тут же схватился за топор, а мать за сердце, но не успели те и слова сказать, как зверь перекинулся человеком. Да не просто человеком, а родным сыном. После моря пролитых родительских слез, сын все-таки поделился своей историей. — Я, — говорит, — колдунью свою предал, — говорит, — прокляла меня моя любимая, — говорит, — быть мне волком до скончания веков, а если устану шкуру волчью носить, то должен буду передать проклятье свое другому, а сам умереть и отдать ей душу, чтобы больше никогда в этот мир не вернуться, чтобы стать ее пленником во веки веков. Родители вновь в слезы, но что они могут сделать. Оказалось, что рыжая и не ведьма вовсе, а божество древнее, да еще и такое, что на слуху у всех. В ту же ночь уходит сын из дома отчего теперь уже навсегда. А на центральной площади, вокруг огромного костра пляшут девы молодые и поют свою песню: — Ла-адо, Ла-адо! Приведешь ли мне суженого моего? Ла-адо, Ла-адо! Приведешь ли милого?