Как зелена в глазах глубина, будет на дне тепло. Как уголь, черно мое кимоно, твое, как снег, бело. Искры ночей все горячей, плавится хрупкий наст, Занялся мох, но наш лисий Бог — он не оставит нас. Спеши за мной, дыши со мной, узнай мою свободу, Иди, не стой, на запах мой, испей меня, как воду. Как воду! Мельница — Кицунэ
(Berlinist — Landscapes)
Можно сколько угодно слушать людские россказни о том, что сами люди понять не в силах. Скудоумие, глупость, неразумность — не столь важно. Важно то, что человек часто не видит чудес, происходящих буквально под носом, не видит волшебства… Зато боится. Потому что чудеса никак не объяснить, потому что все непонятное — страшно, потому что все необъяснимое еще страшнее… «Не ходи в лес до начала лета, не забывай, когда лес не рад тебе» Все вкладывается детям в головы с самого рождения, вместе со вкусом маминого молока. Ведь предки знали лучше… Ведь они точно что-то знали. Сейчас уже никто не скажет кто и когда начал всю эту историю, когда именно границы Заповедного леса, и пересечение этих границ стало опасным для деревенских жителей. Хосок, как и все деревенские дети вырос на родительских сказках о лисах, что бродили в Заповедном лесу, о прекрасных нимфах леса и озер, что в нем разливались, о божествах, которые могли затащить в самую чащу, заговорить до смерти… Пленить душу да оставить при себе навечно. Вся заповедная нечисть была априори опасна, и встретить ее равнялось смерти… Но разве объяснишь это неразумному ребенку? Дети лезут куда ни попадя, только чтобы самим узнать: горячо или холодно, они не знают что такое обжечься, не знают что такое пораниться; просто хотят знать все… Поэтому и нельзя с них глаз сводить — такая морока родителям. И ответственность какая большая! Но невозможно же быть постоянно рядом, всего не доглядишь за несмышленым чадом. Вот и за Хосоком недоглядели. Повадился мальчик подбираться как можно ближе к границе с лесом, а чтобы быть незамеченным просил в яслях других детей прикрывать его, а он за это таскал им ягодки сладкие, девочкам — букетики полевых цветов. А все зачем? А за тем, что у самой границы бегали такие же маленькие лисята, — дети, как и сам Хосок. Все запретное, как издавна повелось, — привлекает сильнее чего бы то ни было. Вот и Хосоку нравилось наблюдать за лисьим выводком. Лисятам с мальчиком тоже нравилось, он их подкармливал, за ушками чесал, обучал командам, как деревенских щенков. Умный не по годам малыш, несмышленые рыжики… Это все продолжалось достаточно долго. Пока взрослые не просекли куда ходит несносный мальчишка, пока не разрушили все, пока все не испортили… Как и подобает непонятливым взрослым. Распугали лисят, выпороли парня, да так, что и тем и другим понятно было: не бывать союзу леса и деревни. Это старое нерушимое правило. Это постулат. Все! Баста! Никаких исключений. На этом бы и закончить. Но дети растут, перерастают родителей, становятся умнее и сильнее. У кого-то костенеет нутро, а у кого-то внутри так и продолжает жить тот самый ребенок, который наперекор взрослым хотел поближе подобраться к лесу и разгадке его тайны.***
Хосока боялись и уважали. Он вырос сильным и смелым, обучился множеству ремесел, но одного все-таки не постиг — охота. Страшное слово. Ведь дичью часто выбирались лисы, которые всегда почему-то держались недалеко от деревни. А людям что? Чем проще, тем лучше. Меньше будет нечисти. Ведь летом даже Ладо не могла защитить своих подопечных от стрел охотников… Таков договор. А Хосок не хотел убивать лис, да и в принципе убивать. Отказывался даже от мяса, предпочитая полоть огород, выращивая на нем коренья разные, ягоды, травы, специи. Такой вот человек, которого боялись и уважали. Девицы заглядывались… а Хосок на них нет. Не потому, что был болен, к примеру, а потому, что не интересовали они его. Ему претили устоявшиеся порядки, где деревенский человек годился только для работы, содержания дома да для рождения себе подобных. Такой вот бунтарь, не любящий попусту молоть языком. Оттого и казался каким-то не таким: серьезным и непроходимым, как скала. А что там за этой скалой? Мальчик, у которого отобрали чудо… Потому, когда в деревню заявляется девушка невиданной красы, с золотыми косами, в белых одеяниях. Вся будто соткана из волшебства и света, пропитана тайнами из сказок. Чужестранная красавица. Белая ворона посреди загоревшего, черномазого деревенского люда. Такая, о которой хочется легенды писать, которой хочется посвящать победы, подвиги. Ради которой горы свернуть — раз плюнуть, и море переплыть — пустяк. Одним словом — чудо. И Хосок идет за ней, как привязанный. Колючая лоза сдавила грудь, колет в сердце. Любовь из сказки… Запретная, как встречи с маленькими лисятами. Раз и навсегда, с первого взгляда, с первого вздоха…***
— Пойди да забери душу, вон у этих… деревенских, Ладо. Девятый хвост — такая благодать! Пойдешь со мной? За этим лесом такое необъятное… — Что? Две больные рыжие головы устроились на полянке в самой чаще. Вокруг пахучие соцветья, разнотравья, букашки, бабочки — целая жизнь. Лето! Такое волшебное лето! Одна из голов — безымянная кицунэ, подружка Ладо с самого рождения и вместе с этим самая хитрющая из всего их выводка. Она совсем недавно обрела свой девятый хвост. А вы спросите, что это за хвост такой? девятый… А вот. Сначала надо понять: кто же такие кицунэ? А кицунэ — те же лесные духи. Избранные лисицы, которым посчастливилось забрать у нерадивых душу. Как только украдут они эту душу, так могут обращаться людьми, дурить голову другим потерявшимся… И так, пока не заработают себе девять хвостов (девять душ), а после девятого кицунэ становится человеком. Ну, то есть может прятать ушки да хвостик, выходить из леса, путешествовать, смотреть мир. А может еще быть сильной ведьмой, ворожеей, колдуньей. Перед кицунэ все двери открыты, все ворота отворены. Никто таким лисицам не указ. Никто не признает в ней нечисти. У Ладо пока только восемь хвостов, да и как-то не горит желание получить девятый… и тут хорошо — в лесу. Все свои, никто не обижает, каждое лето нянчишься с малышами, помогаешь Виряве с Лешим за порядком следить. — А вот! Пойдем и узнаешь! — Но мне и тут хорошо… — А там еще лучше, понимаешь? Вот ты, знаешь, что такое… океан? — Океа-ан? — Он самый. Ладо откидывается на спину, заглядывается на кучерявые, мягкие облачка, пробегающие по ярко-голубому небосводу. — И что же это такое? Рыжая подружка ложится рядом, сама засматривается на небо. — Океан… это как… как небо! Такое же лазурное, большое и краси-ивое. Только его можно потрогать. — Потрогать? — Да! Ладо снова замолкает. Любопытство только губит, ей-богу! Только дай повод чем-то заинтересоваться! А этой подружанке только дай волю! Она ведь и затащила Ладо первый раз по чужие души. Потом еще и еще. То обещала, что с еще одним хвостом придет какое-то новое умение, сила. То еще чего. Теперь вот — океан какой-то, небо, которое можно потрогать. И снова получается же… — Мне говорили, что девятая душа… — Должна быть душой предателя. Да. Но… — подружка, завидев, как Ладо раздраженно глаза закатывает да отворачивается в сторону, теряя интерес, затараторила тут же: — Но все намного проще, чем ты можешь представить! У тебя есть я! Итогом долгих споров и уговоров стал план: влюбить в себя парнишку из деревенских, а потом выставить его изменником — предателем. Да и забрать чужую душу. Главное же, что? Чтобы сам человек считал себя предателем, а остальное… Лисы не воровали души у кого попало, они всегда выбирали слабых, испуганных… потерявшихся. Именно эти души и забирали. Сильных… сильных не трогали. На то они и сильные, что их просто так не возьмешь.***
Так и начинается история Хосока и Ладо. Ладо обращается прекрасной рыжеволосой девушкой, Хосок ведется на красивое личико… И все идет по плану. Впереди еще чуть-чуть и океан — небо, которого можно коснуться — не просто фантазия, а реальность. Путешествия, города заморские — все, что влечет, как мотыльков влечет смертоносный огонь. На окраине деревни уже возведен маленький домик, внутри домика наведен порядок… «На протянутых от одной стены до другой нитях висят перевязанные бечевкой венички с самыми разными травами из Заповедного леса. Лаванда, зверобой, рута, мандрагора, белена, гербера; полынь висит на двери красивым венком, оберегая дом от всего чужого. На полочках, прибитых к стене, стоят скляночки с мазями и отварами. В углу стоит огромный сундук с какими-то ведьмовскими тайнами внутри, рядом небольшая кроватка, застеленная белым-белым покрывалом. В центре огромный стол с черным котелком посередине, с разбросанными по бокам травами и огромной книгой колдовской — единственная неопрятность в ведьминском убежище» Хосок сам себе удивился, когда все-таки решился ухватиться за тонкое белое запястье. Шелк кожи, ее прохлада… благодать, чудо, волшебство! Он обезоружен, хоть никогда с собой ничего подобного не носил. Ладо отвечает вздернутой светлой бровью, надменным взглядом. — Хосок. Рад знакомству. — А вы кто такой, Хосок? Почему идете за мной? — не голос, не песня — перелив струн арфы, на которой никогда не умели играть ребята из оркестра, а теперь Хосок наконец услышал, как именно звучит этот небесный инструмент. — Вы так прекрасны… — И что? Красота мимолетна… Откуда вам знать: вдруг я сейчас возьму и обращусь жабой, покроюсь бородавками… — Тогда я поцелую вас, и вы снова станете прекрасны. — Вы начитались сказок… — Вы и есть сказка. Слов больше нет. Ладо поджимает губы. Лестно слышать комплименты и глядеть в глаза, готовые вечность отвечать неморгающим взглядом. Чужое горячее касание обжигает кожу. Грубые ладони с мозолями — такой контраст. — Меня зовут Ладо, — раскрывает главную тайну. — Как богиню? — Я и есть богиня. Смеются уже вместе, так и не расцепляя рук.***
Кто бы мог подумать, что в деревне живут такие, как вот этот юноша? Ладо в растерянности. Дни с ним становятся мечтами наяву. В доме поселяется самая настоящая любовь. За окном постепенно прибавляется грядок с кореньями (надо же что-то есть), всегда пахнет свежим хлебом, похлебкой и соцветиями, разнотравьями, висящими под потолком. Какой там океан? Какой-какой… и подруженцея теряется, никак не спасает ситуацию. И Ладо тонет в любви, забывает себя. Находит счастье в простом. И Хосок это счастье тоже находит в простом. И уже не кажется чем-то заезженным дом, семья, маленькие дети… Главное, чтобы человек нужный был. А остальное уже приложится как-нибудь. Найдется…***
И чем глубже они тонут в этом счастье, тем неожиданней становится удар, которого никто из них не ждал. Ладо, уже наученная как и где купить зерна, соли и сахара, выходит в деревню с мешочком червонцев. Совсем недавно Хосоку были раскрыты все лисьи тайны, которые не оставили между ними преград, теперь уж точно никаких. Ладо была так счастлива… показав все свои лица, показав, что может быть и женщиной и мужчиной — на свое усмотрение, показав, что умеет ворожить, колдовать и… между прочим… ворует людские души. Хосок только к груди ее прижал и сказал, что будет любой любить, и что она уже давно его душу забрала. Но на словах — одно, на деле-то другое. Ладо давно позабыла, что собиралась делать и зачем собственно все затевалось. Поэтому и шла домой такая счастливая, чтобы… чтобы обжечься об первое в ее жизни предательство. Настоящее предательство! Измену! Самое страшное… самое страшное, что вообще могла себе вообразить богиня. В объятиях любимого нашлась другая! И стоило Ладо ступить на порог, как та обернулась той самой девятихвостой подружкой и улыбнулась (!), мол, смотри, все готово. «Скажи спасибо» А что уж было дальше… надо ли говорить? Хосока прокляли, обратили Волком, забрав имя и душу. У Ладо слезы лились ручьем, когда она смотрела вслед зверю, который тоже плакал, который тоже лил слезы! Но что поделать? Один только месяц… а как дорого он стоил… Естественно Ладо никуда не ушла, прогнала подругу взашей к ее океану, а сама осталась в лесу Заповедном. Стала хранительницей чужих семейных очагов, покровительницей лис и помощницей Вирявы и Лешего. Теперь уже в статусе почти равного этим двоим божествам. А Волк всегда был рядом, всегда следил, никогда не упускал из виду свою единственную, свою сказочную… Свою неземную…