Фотографии

      Ифань, который оставался адекватным вне зависимости от количества выпитого, посадил Бэкхёна в такси и заботливо назвал адрес, куда друга надо было отвезти. Бёну хватило сил лишь на то, чтобы расплатиться наличными и оставить сдачу таксисту. В доме он кое-как дошёл до спальни и улёгся спать, оставив только пальто валяться в коридоре на полу.       Бэкхён прекрасно знал о своей особенности видеть сны о далёком детстве, пока организм трезвел. Все сюжеты были давно выучены наизусть, существовала даже парочка сносных, которые, скрипя зубы, было возможным вытерпеть, но в этот раз мозг решил подкинуть лучшее из своей коллекции. Бэкхёну было тогда от силы лет пять, всей семьёй они жили в том же доме. Дети, вроде, не помнят ничего до четырёхлетнего возраста, поэтому это воспоминание одно из самых ярких и первых.       Бэкхён вернулся из садика, водитель помог снять зимнюю куртку и дойти до комнаты. Пальцы заледенели, потому что возле музыкальной школы ребёнок прождал слишком долго. Бэкхён отогревался медленно, лёжа под одеялом.       В комнате стояло большое фортепиано, на котором Бэкхёну нравилось играть. Пальцы были недостаточно большие, брать аккорды было сложно, поэтому все его задания из музыкальной школы были простыми песенками, которые, чаще всего, можно было сыграть одной рукой. Ребёнок ждал, когда пальцы отогреются, чтобы поиграть.       Как только Бэкхён открыл крышку и сел за клавиши, в комнату чинно вошёл отец и закрыл дверь за собой. Дерево было плотным, тяжёлым, через него редко какие звуки были слышны.       — Отец, — поклонился Бэкхён, оставаясь сидеть.       — Даже не встанешь? Да, чего ещё ожидать от тебя. — Мужчина подошёл к фортепиано.       Его лицо было безмятежно спокойным, взгляд — несколько флегматичным, и только самые близкие знали, что в таком состоянии он опаснее всего. Бэкхён ещё не мог соображать так резво и быстро, поэтому просто ждал. Чего? Он и сам не знал, но хотел, чтобы отец похвалил его за достижения в игре, ведь мужчина любил своего ребёнка.       — Бэкхён, ты недавно общался с Чанёлем, не так ли? — Отец потрепал его по волосам. Бэкхён млел от такой простой ласки.       — Да, мы вместе катались на аттракционах в парке.       — И о чём вы разговаривали? — Мужчина не убрал руку.       — Я не помню. — Бэкхён потупил взгляд, потому что знал, что его незнание не понравится отцу, а мальчик такого не хотел.       — Неужели? И ты не врёшь?       — Конечно, нет. — Мальчик вскинул голову и получил звонкую пощёчину.       — Ты, неблагодарный ребёнок! — Мужчина сжал кисть сына и бесцеремонно вывел из-за фортепиано. — Как ты смеешь лгать мне?       Голос отца отпечатался в памяти Бэкхёна шипящим, устрашающим и смертоносным. Бён только почти что десять лет спустя смог подобрать подходящие слова, но тогда, в детстве, мальчик думал только о том, что отец всё равно любит его, даже если злится, даже если говорит таким страшным голосом, даже если даёт вторую пощёчину. Кожа Бэкхёна стала красной, правый глаз слезился, но он не плакал. Зачем плакать, если отец так показывает свою любовь?       — Ты захотел поделиться с Чанёлем секретом, да? Вы же друзья, — издевательски протянул отец. — Самые лучшие, рассказываете друг другу всё, что только в голову придёт.       Бэкхён округлил глаза, отец толкнул его, но ребёнок удержался на ногах.       — И какой же секрет ты ему рассказал, Бэкхённи?       Ему казалось, что тело мужчины вытягивалось и вытягивалось, заполняя всё видимое пространство, он становился выше и выше. Бэкхён не мог открыть рта, почему-то теперь стало очень страшно. Любовь отца была очень сильной, понял мальчик.       — Не помнишь? Какая жалость, — отец театрально всплеснул руками. — Ты зачем-то рассказал про своего любимого папочку, что он якшается с какой-то женщиной, которая очень не похожа на свою мамочку. И зачем же ты это сделал?       Бэкхён только после слов отца вспомнил, что взаправду рассказывал такое Чанёлю, но это же нормально — делиться секретами с друзьями. В чём проблема?       — Но Чанёль не рассказывал никому, это был секрет. — Ребёнок был уверен в своём друге.       — Но Чанёль поделился секретом со своими родителями, он же их очень сильно любит, — в том же тоне ответил отец.       Бэкхён не мог понять всю свою жизнь, что сделало отца таким, почему он разговаривал со своим сыном в таком тоне, и вообще, чем именно он заслужил такое отношение. Но это не могло отменить того, что мужчина совершенно не боялся замарать руки, давая всё новые и новые пощёчины, недостаточно сильные, чтобы появились синяки на лице, — мужчина был умным, — но достаточно, чтобы жгучая боль оставалась на несколько часов после этого. Отец не боялся наносить удары по грудной клетке или животу: на этот случай был семейный врач, который будет молчать за определённую сумму. Отец не боялся вымещать всю свою любовь на сыне, потому что знал: Бэкхён его любил так же сильно.       Бэкхён проснулся от телефонного звонка; голова раскалывалась, тело ломило: с возрастом похмелье стало более явным и мешающим нормально напиваться. Перевернувшись на спину, Бён дослушал мелодию звонка, не поднимая трубки, и попытался привести чувства и мысли в порядок. После таких снов ему всегда было не по себе, что-то мешалось в самом горле, что-то ощущалось на кончиках пальцев, но Бэкхён не был достаточно ловким, чтобы ухватить это эфемерное нечто. Да и не до этого ему было.       Неприятный запах алкоголя и пота забил ноздри, и Бён не мог более откладывать душ. Сегодня ему предстоял трудный день, он сделал себе большую поблажку, не став сразу же отвечать на звонок. А если это был человек, отправивший конверт?       Сделав мысленную пометку: проверить камеры, чтобы увидеть лицо курьера, Бэкхён вернулся в спальню. Телефон был на последнем издыхании, пришлось поставить на зарядку, и теперь мужчина находился на коротком поводке от розетки. Пропущенный звонок был от неизвестного номера, такого в списке контактов Бэкхён не имел. Нажав на номер, он принялся слушать гудки.       — Господин Бён? — голос детектива Бэкхён на удивление быстро узнал. Некая хрипотца или отличительная вибрация врезались в память ещё в момент знакомства.       — Можно по имени. Что-то случилось? — Бэкхён хотел кофе, но был привязан к телефону.       — Ты так и не скинул время встречи, а сейчас половина четвёртого. — Бён оторвал смартфон от уха, чтобы проверить слова Чонина.       — Блять. Приезжай сейчас, не забудь про костюм, я отвезу в дом До. — Бэкхён скинул, не дождавшись ответа.       Первым делом он вытащил пиджак, брюки, рубашку и бабочку, положив аккуратно на кровать. Кофе не ждал, поэтому Бён заварил себе самый дешёвый, растворимый. Кофеин ассоциировался у него с эффектом плацебо, поэтому не было разницы, сколько денег тратить на зёрна, главное — верить. Бэкхён, поставив кружку на стол, отодвинул ящик и достал косметику. Помимо паршивого самочувствия и снов похмелье дарило ему опухшее лицо, а воспоминания — синяки под глазами. Семья До любила точных и аккуратных людей, в первую очередь оценивая внешний вид, поэтому Бэкхён воспользовался кремами и консилером, губы намазал бальзамом и оценил своё лицо. Выглядело сносно, можно было бы и лучше, но времени в обрез, а красные капилляры в белках ничего не скроет.       Не успев переодеться, Бэкхён услышал звонок в дверь. Чонину потребовалось около получаса, чтобы добраться до Бёна, что значило то, что-либо он на машине, либо жил где-то недалеко. Своих соседей Бэкхён знал давно, но не мог ручаться за многоэтажки в паре километров от него.       Чонин поклонился и вошёл внутрь, снимая обувь. Бэкхён оценил дороговизну и щегольство внешнего вида детектива, и ему самому стало несколько некомфортно в большом махровом халате.       — Подожди в гостиной, я пока переоденусь, — Бэкхён взмахнул рукой.       — Тебе и так идёт, — усмехнулся Чонин, кивая на открытые ключицы.       Бэкхён запахнул халат получше, чтобы кожа не оголялась более допустимого, и передёрнул плечами. Ещё раз указав в сторону комнаты, он ушёл к себе.       Чонину было некомфортно находиться в гостиной: отчуждённостью и пустотой веяло за километр. Детектив, решив прогуляться по дому, зашёл в соседнюю комнату, дверь которой была в самом углу, словно бы спрятанной от лишних глаз. Два окна давали достаточно света, чтобы осмотреть здесь всё.       Чёрное фортепиано было покрыто толстым слоем пыли, кое-где треснуло и отвалилось дерево с покрытием, стул для инструмента выглядел заржавевшим. Огромные книжные шкафы с забитыми под завязку полками возвышались до самого потолка; книги были самые разнообразные: от сказок для детей до учебников по макроэкономике. Чонин подумал, что это помещение просто-напросто использовали как кладовку, потому что всё здесь выглядело никому ненужным.       Около фортепиано Чонин заметил стопку книг и тетрадей, подойдя поближе. Учебники двадцатипятилетней давности по сольфеджио и сборники этюдов, которые разорваны, нотные листы помяты и испачканы. Чонин бы поступил так с вещами только в приступе агрессии, если бы ненавидел всей душой. Покопавшись в этой стопочке, Ким нашёл аттестат об окончании музыкальной школы с отличием. Почему же тогда фортепиано в таком ужасном состоянии?       — Чонин, — позвал детектива Бэкхён, опираясь плечом о косяк.       — Можем идти? — Чонин сделал вид, что не заметил предупреждающих ноток в голосе Бёна.       — Да, — Бэкхён махнул рукой.       Бён уверенно вёл машину, сосредоточенно следя за дорогой. На нём было такое же сочетание одежды, как на Чонине, только образ дополняла бабочка. Чёрный пиджак не совсем выгодно подчёркивал бледность Бэкхёна, а вот замазанные синяки под глазами Чонин оценил: вчера в баре Бён выпил прилично, чтобы сегодня похмелье дало о себе знать, уж детектив-то знает, сам сидел там.       Дом семьи До был намного богаче, нежели Бён. Бэкхён припарковал машину за несколько сотен метров, так что пришлось пройтись.       — Ты всё помнишь? — Бэкхён, не смотря на детектива, оправил манжеты рубашки под пиджаком.       — Да. Не думаю, что кто-то будет интересоваться моей историей или мной, — Чонин пожал плечами, замечая, как застывает лицо заказчика в маске дружелюбия.       — Ошибаешься, сегодня ты произведёшь фурор: не так часто я кого-то с собой привожу, — Бэкхён усмехнулся, но не так зло, как раньше. Чонин смог прочитать между срок: Бён никогда не приходил с кем-то на такие мероприятия.       Швейцар галантно открыл перед ними одну из двустворчатых дверей, яркое освещение ударило в глаза, отчего Чонин зажмурился с непривычки. Бэкхён только поклонился госпоже и господину До, которые встречали гостей, и представил спутника.       — Господин До, госпожа До, — Бэкхён вручил приготовленный заранее подарок супружеской паре. — Это мой друг и коллега…       — Ким Кай, — с небольшим фальшивым японским акцентом перебил его детектив, кланяясь на девяносто градусов.       — Приятно познакомиться, — чуть-чуть склонила головы пара.       Бэкхён и Чонин прошли в парадный зал, где находилось большинство гостей. Дамы в роскошных платьях дефилировали от одних мужчин к другим, общаясь. У детектива округлились глаза от показательной пышности, но Бэкхён шикнул на него, призывая вернуть обыденное выражение лица.       — Не перебивай меня больше. Тебя здесь ещё никто не знает, и выскочек не любят. Мне не хотелось бы, чтобы ты зарекомендовал себя, как вздорного мужчину, — Бён посмотрел на Чонина, говоря жёстко и холодно.       Бэкхён опять стал всей приветливостью, когда принялся здороваться с другими гостями. Каждый раз происходило одно и то же: приветствие, знакомство с Чонином, вопросы о бизнесе и здоровье. В какой-то момент детективу начало казаться, что для всех людей была записана одна и та же пластинка, которую включали каждый раз в определённых ситуациях.       — Господин Бён, мама, — голос Бэкхёна даже не дрогнул от того, что он назвал своего отца так же, как и любого другого знакомого; Чонину стало не по себе.       — Бэкхён, — еле заметный кивок головой адресовал мужчина сыну.       Далее всё шло по тому же сценарию, будто не оба мужчины являлись кровными родственниками. Господин Бён единожды смерил Чонина взглядом таким, словно он пустое место, и уточнил, чем занимается его фирма. Отойдя к столику с шампанским, детектив взял один бокал себе, показательно смотря на Бэкхёна с вопросом во взгляде.       — Что конкретно ты хочешь знать? В пределах разумного, — Бён удержал свой порыв вздохнуть и принялся выискивать друзей в толпе.       — Вы общались, словно он и не отец тебе. Почему? — Чонин вспоминал свои отношения с родителями и был готов поклясться, что отец был ему верным товарищем, у которого можно всегда спросить совета, а мать — женщиной, которая подскажет очередную хитрость в быту или взаимоотношениях.       — В пределах разумного, Кай, а не всё, что в голову взбредёт, — отрезал Бэкхён. Он и не собирался отвечать ни на какие вопросы детектива о своей личной жизни — на то она и была личной.       Чонину резануло обращение, но он напомнил себе, что он вообще здесь делает. В конце концов, его задача состояла в том, чтобы узнать, кто следил за Бэкхёном, а уж то, что Бён ему всячески помогал — его добровольное решение. Но детектив подумал, что стоило получше расспросить заказчика о его образе жизни.       Бэкхён оглянулся ещё раз и увидел краем глаза весёлое лицо Чанёля, смеющегося над фразой какой-то девушки. Она кокетливо прикрывала рот ладошкой; в руке у Пака находился бокал с вином.       — Кай, сейчас ты познакомишься с моим другом, — Бэкхён направился в сторону мужчины, полностью уверенный в том, что детектив последует за ним.       Девушка быстро ретировалась, когда заметила Бэкхёна и Чонина, чему Пак был не очень рад.       — Что, твоя любовь была? — вместо приветствия поддел Бён.       — Да пошёл ты, — огрызнулся Пак; Бэкхён понял, что не попал, иначе Чанёль отреагировал бы более ярко.       — Познакомься, это мой друг и коллега, Ким Кай. Это Пак Чанёль, также мой друг.       Мужчины поклонились друг другу. Чонин заметил, что одна рука Чанёля была в кармане словно бы зажата в кулак, а верхняя пуговица рубашки расстегнута наспех: складок вокруг воротника было слишком много, если бы Пак хотел выглядеть соблазнительно, то постарался бы разгладить ткань.       Чонин, памятуя о статусе Чанёля, попытался что-то выяснить, но, видимо, на таких мероприятиях было не принято говорить о чём-то личном, а, может, дело было в том, что они только что познакомились, но ничего дельного Ким не смог узнать. Детектив разумно решил, что и с другими друзьями Бэкхёна будет также, поэтому ему оставалось лишь наблюдать и подмечать детали. Позже он обязательно позвонит своему давнему другу, чтобы тот собрал небольшой материал на каждого, кто покажется Чонину подходящей кандидатурой.       Бён перекинулся с Чанёлем парой стандартных фраз; Чонин отметил излишнюю нервозность Пака. Также в глаза бросалась немного нескладная, но добрая улыбка Бэкхёна, несколько прищуренные глаза и приветливый взгляд. Если бы Ким не знал, что это лишь образ, то поверил бы Бёну, не задумываясь. Видимо, его такие перевоплощения не отягощали, либо он настолько привык к такому, что уже не чувствовал удушающей петли лицемерия.       К их компании подошёл Минсок со своей женой. Опять представившись, Чонин начал участвовать в разговоре на отстранённые темы, не выясняя совершенно ничего полезного из бесконечного трёпа. Ким Минсок выглядел скучающим, он держал жену под руку, но старался максимально отодвинуться от неё; женщина представляла собой тот вид дам, которые любят похвастаться своей внешностью и деньгами, нацепляя как можно больше блестящих драгоценностей. Минсок равнодушно смотрел на всех, будто бы ему всё здесь опостылело.       Чанёль дёрнул головой и отлучился, извиняясь. Чонин проводил его взглядом, но решил пока повременить следовать за Паком: слишком подозрительно. Бэкхён извинился перед Минсоком и его женой и пошёл в сторону Сехуна, хмуро потягивающего вино из бокала. Рядом с ним, спиной к детективу и Бёну, стоял юноша; они не разговаривали, просто пытались абстрагироваться каждый от своих проблем.       Подойдя поближе, Чонин увидел лицо молодого парня и очень удивился, узнав его. До Кёнсу изменился с их последней встречи, но загнанный взгляд и трусливо поджатые губы остались теми же. Когда Кёнсу заметил детектива, то глаза испуганно расширились, он уже хотел было что-то сказать, но Бэкхён первым открыл рот и представил Чонина другим. Сехун только сердито кивнул, а вот До был озадачен: складка пролегла на лбу.       Сехун через пару секунд не смог удержать язык за зубами и взорвался:       — Все здесь считают меня пустоголовым мальчишкой, не способным даже сложить два и два. Конечно, куда мне до таких высот бизнеса, когда компания не расширяется последние пять лет, только накапливая деньги, это же так практично, — прошипел он. — Хён, как ты смог достичь своей должности в таком возрасте? — Ким готов был поклясться, что в голосе О проскользнули нотки зависти, но они были прекрасно замаскированы под отчаяние.       — Не беспокойся, всему своё время, — Бэкхён улыбнулся так светло, как только мог.       — Мы с Вами раньше не встречались, господин Ким? — елейно обратился к детективу До.       — Не думаю. Может, я Вам кого-то напоминаю? — вежливо ответил Чонин, задав риторический вопрос.       Хотелось выругаться, потому что из-за Кёнсу всё могло стать сложнее. Он не знал, кем работал Чонин, но зато точно мог сказать его настоящее имя кому-нибудь другому. Прошлое давало о себе знать не всегда самым приятным образом.       Кёнсу пробормотал что-то вроде «может быть, может быть» и постарался разрядить атмосферу вопросами о здоровье родителей Бэкхёна. Чонин увидел, как на долю секунды Бён сжал пальцы, но тут же учтиво начал рассказывать о совместном семейном отдыхе в санатории. Кёнсу кивал, Сехун слушал вполуха, мрачно оглядывая гостей вокруг и что-то тихо говоря себе под нос.       — Сехун, ты не видел Ифаня? Или его не пригласили? — обратился уже к До Бэкхён.       — О, нет-нет, — залепетал Кёнсу. — Конечно, господин Ву должен был посетить праздник, мы с ним очень хорошо общаемся, — не моргнув и глазом, соврал До: Ифаня он ненавидел и боялся больше, чем потерять все пароли от банковских карточек.       — Тогда не подскажите, где он может быть сейчас? — Бэкхён слегка склонил голову; что-то в этом жесте было подхалимское, что однозначно расположило Кёнсу к Бёну.       — Конечно-конечно, — До оглянулся. — В прошлый раз я видел его в саду, но это было минут двадцать назад. Быть может, он уже вернулся?       Чонину и Бэкхёну повезло столкнуться нос к носу с Ву у самого выхода в сад. Жёлтая листва деревьев усыпала газон, и на это было всё равно приятно смотреть. Ифань выглядел, как обычно, спокойно и отстранённо.       — Как дела, Ифань? — бодро начал Беэхён, прежде представив Чонина.       — Отоспался после похмелья? — усмехнулся китаец, смерив детектива оценивающим взглядом.       — Да, голова болела, но это мелочи, — отмахнулся Бэкхён, сморщившись.       Чонин не остался в долгу и тоже внимательно изучил внешний вид китайца. Тот мог соревноваться с Бэкхёном за лучшего актёра на этом вечере, либо Ву по-настоящему отличался холодностью и высокомерием, присущим иностранцам, когда они понимают, что им дозволено больше, чем жителям этой страны. Превосходство читалось в его поднятом подбородке и немного выпирающей челюсти, пиджак сидел с иголочки, стрелки на брюках, казалось, сделали только что, а взгляд из-под прикрытых ресниц внушал ощущение того, что китаец точно тот, кого следует слушаться.       Разговор опять принял направление, совершенно неинтересное для детектива, и он подозревал, что так и будет до конца вечера.       — Прошу меня простить, — Чонин поклонился и оставил Бэкхёна наедине с Ифанем.       Его всё ещё волновало присутствие Кёнсу на этом празднике, но он и не мог подумать, что именно к этой семье До они придут, да и давно всё это было. Детектив волновался из-за длительного отсутствия Пака, который был слишком нервным без причины в отличие от О, к примеру. Того раздирало чувство пренебрежения и уничижения, которое демонстрировали окружающие по отношению к нему, и нервозность и раздражительность Сехуна были легко объяснимы. Чанёль же был больше потерян.       Ким помнил, что Пак скрылся в коридоре. К счастью, там находился туалет, где никого не было, а также двери, ведущие на кухню, как понял Чонин, приоткрыв одну из таких. Там кипела работа, люди готовили для вечера, официанты носились туда-сюда, чтобы успевать приносить всё гостям. Однозначно, семья До жила так, как когда-то привыкли жить короли: своя прислуга, отдельные для неё помещения, званые ужины. Для Чонина это всё выглядело излишне пафосно, и теперь Бэкхён немного повысился в его глазах: он предпочитал сам ездить на работу и с неё, сам готовил, да и жил один, предпочитая какое-то болезненное одиночество своим друзьям. Ким иногда мог легко прочитать эмоции Бёна, но не тогда, когда он полностью закрывался, как на этом вечере. Ещё в первую встречу по холодному голосу и стальному стержню Чонин понял, что Бэкхён был обижен и зол на весь мир за что-то. Ким не горел желанием узнавать все его грязные секреты, потому что чувствовать себя уязвимым, полностью открытым перед кем-то не любил никто: Чонин слишком хорошо знал это чувство, чтобы так подло поступать по отношению к заказчику.       Детектив остановил одну из девушек, что пробегала мимо, и спросил, не знает ли она, где находится Пак Чанёль. Она как-то странно смутилась и кивнула в сторону другого коридора.       — Там есть подсобка, они туда пошли, — девушка вывернулась из хватки детектива и побежала дальше по своим делам. Кима смутило «они», но он не был из робкого десятка и ставил приоритеты своей работы выше, чем многое в жизни. Он осторожно прошёл, куда ему указала девушка, и услышал разговор на повышенных тонах, доносившейся из-за приоткрытой двери.       — Пожалуйста, послушай меня… — узнать Чанёля было очень легко.       — Нет, это ты меня послушай, — собеседник звучал сердито, но нежный голос всё равно оставался мягким. — Я не собираюсь видеться с тобой, мне ты не нужен.       — Чунмён, я люблю тебя…       — Любишь? — второй мужчина усмехнулся. — С каких это пор мы говорим о любви, а не о твоём желании трахаться? Что-то мне подсказывает, что верность хранить ты не умеешь в принципе, а опять иметь разбитое сердце я не горю желанием, — грубо отрезал, видимо, Чунмён.       — Пожалуйста, дай мне ещё один шанс, — Пак позорно унижался, умоляя кого-то принять свои чувства.       Раздался звук пощёчины, а потом злобное шипение:       — Ты слишком импульсивен, чтобы в приступе злобы не пойти налево. Не думаешь, что это непрактично — встречаться с таким человеком? И слишком злопамятен, чтобы не прощать мне малейшие оплошности, о которых ты будешь напоминать мне до конца жизни. Ты даже это разговор начал с претензий в мой адрес! Подумать только, и ты был человеком, с которым я хотел построить отношения!       Началась какая-то возня в комнате, Чонин напрягся, готовый в любую секунду либо бесшумно уйти обратно, либо ввалиться внутрь, приткнувшись заблудившимся.       — Отпусти меня! Ты только увеличиваешь мою неприязнь к тебе.       — Чунмён, я не могу. Как ты не поймёшь, что я с ума схожу, когда вижу тебя? А когда не вижу, то постоянно думаю о тебе, как ты, что делаешь, о чём размышляешь, что читаешь. Ты полагаешь, это так легко? Смотреть на тебя на этом празднике и даже не иметь возможности прикоснуться, поцеловать, — голос на пару секунд затих, — представить другим, как моего любимого или хотя бы друга. Я ненавижу это чувство!       — Чанёль, — послышался усталый и тяжёлый вздох. — Мы не будем как Ромео и Джульетта. Нет. И Золушкой я тоже быть не смогу: не те реалии. Ты не захочешь терять всё, что имеешь, ради какого-то человека, я знаю это, ты просто слишком привык к жизни, которую имеешь. Это всё пустые разговоры, так что опусти руки, меня, наверное, уже заждались.       — Ты даже трахаться не хочешь со мной! — обиженно выплюнул Чанёль. — Зато в…       — Потому что для тебя это будет значить совершенно не то же самое, что и для меня! — значительно повысил голос Чунмён, опять перебив Пака. — Это ты не способен думать о других, если они хоть как-то тебя обидели, а во мне есть чувства милосердия и сострадания ко всем.       Чонин услышал, как кто-то шёл к двери, поэтому поспешил обратно на кухню, а там и до зала недалеко. Ему однозначно было над чем подумать.