Больничное крыло

Джон застонал и обрушился на библиотечный стол. Люди заоборачивались, посмеиваясь, но ему было плевать. Перед глазами плыли бесполезные даты, какие-то слишком малознакомые имена смешивались в одно, и Джону очень хотелось спать. Каркат прокашлялся и неприятно ущипнул его за предплечье. — Ладно, Эгберт, свободен, — он вздохнул, — все равно от тебя никакого толку. Кыш отсюда, — парень толкнул пару учебников шестого курса, и они плавно проскользили по столу прямо к Джону. Тот слегка приподнял голову, встречаясь с Вантасом взглядами. — Чего ты пялишься? Джон фыркнул и покачал головой, усмехнувшись. — Плохой день, да? — С чего ты взял? — он нахмурился еще сильнее. — Не знаю, — Джон выпрямился и потянулся, — ты устал и бесишься. — Это ты так завуалированно намекнул, что я заколебал тебя своей угрюмой рожей? Ой, да мог бы прямо сказать, Ампора так постоянно делает, а он, в отличие от тебя, не… — Каркат осекся и замер, — а он еще больший долбан, чем ты, не поверишь. На лице Джона появилась широкая улыбка. — Не-а, я думаю, что тебе идет злиться. И мешки под глазами вполне себе. Да и вообще, ты милый, когда… не боишься показывать свои чувства? Вот это был дерзкий выпад. Джон решился на это, не боясь получить несовместимые с жизнью травмы, только потому, что в библиотеке была куча народа и строгое правило на запрет громких разговоров. Так что теперь он с любопытством следил за тем, как Каркат багровеет. Юноша сделал еще несколько коротких вдохов, вцепился в свой рукав и, наконец, выдавил из себя почти обычным голосом: — Ты только что сказал, что мне идут мои эмоции? Не, ну ебать ты пикапер, конечно. Ставлю десять из десяти, — он фыркнул и начал быстро закидывать учебники в сумку. Казалось, что ему абсолютно плевать, но Джон прекрасно видел, как покраснели его уши. «Что я несу?» — подумал он, но тут же забыл об этом, решив отложить психоанализ на более удачное время. — Что собираешься делать? — еще «более» ненавязчиво поинтересовался Каркат, и Джон пожал плечами. — На самом деле, я собирался пойти сам-знаешь-куда, — беззаботно ответил он и тут же понял, что стоило подумать дважды. Каркат замер на секунду, а затем еще быстрее продолжил собирать вещи. — Ага? — уточнил он слегка дрогнувшим голосом. — И с кем же? Не то чтобы мне было не похрен, просто поддерживаю наш, очевидно, очень интересный разговор. «О, черт, он сейчас уйдет», — подумал Джон, и сам же удивился. И что? Он правда собирался пойти один. Впрочем, это не помешало ему тоже вскочить и покидать все свои книги в сумку, позабыв про магию. — Один, — ответил он, не успевая думать, прежде чем говорить. — Это не из-за учебы, я просто… И он стих, быстро соображая, что вообще творит. Пару дней назад они с друзьями ходили в Хогсмид. Джон искал рождественские подарки, остальные, собственно, занимались тем же, так что компания все время то соединялась, то распадалась, то меняла свой состав, и когда Джон с Джейд зашли в магазин музыкальных инструментов (девушка очень интересовалась, что вообще может быть в волшебном музыкальном магазине, и может ли что-то послужить подарком Дейву), его взгляд упал на нечто прекрасное. Джон смотрел на него. Джейд смотрела на Джона, понимающе усмехаясь. Боже, как давно он не играл на пианино. И, боже, как вдруг заболели пальцы. Парень не был уверен, что помнил еще хоть что-то, но в тот момент он как-то успокоился, сделал пару глубоких вдохов и так и не прикоснулся к инструменту, за что потом жутко корил себя. И когда Джон, вернувшись в замок, страдал у камина в гостиной, к нему пришло осознание. В Выручай-Комнате мог быть хоть целый концертный зал. Так что сегодня Эгберт, наконец, выкроил себе свободный от домашки вечер и собирался пойти и освежить воспоминания о том, как они с батей играли в четыре руки, а потом он пытался выучить главную тему «Биттлджуса», сутками просиживая за пианино. Но теперь, замерев в этой чертовой библиотеке, как ребенок, пойманный на лжи, он чувствовал это. Раньше Джон играл исключительно в одиночку или с отцом. А сейчас ему жутко хотелось позвать Карката с собой. — Я хотел бы пойти с тобой, — тут же признал он вслух, — но тебе будет скучно. А еще, если хочешь знать, по-моему ты не спал уже дня два. — А по-моему, мне решать, будет ли мне скучно и хочу ли я спать. Если тебе этого не хватает, — боже, Каркат снова закипал, — вот еще один эксперт, будущий Каркат Вантас! Здравствуйте, Каркат, что вы думаете о сложившейся ситуации? Здравствуйте, Каркат, я думаю, что мистер Эгберт — тупой свинопах и нихрена не понимает. Спасибо за внимание, а теперь пойдем, пока я кого-нибудь не грохнул. Джон рассмеялся. Что за очаровательный маленький спектакль! И что за очаровательный маленький когтевранец, храни его Господь.

***

В том самом месте они оба замерли. Джон глубоко вдохнул и обернулся к Каркату, который выглядел довольно напряженно. — Только, пожалуйста, ничего не говори. Это будет очень неловко, чел, — он бросил на место появления двери серьезный взгляд, и Каркат кивнул. В такие моменты он был даже более понимающим, чем Роуз или Дейв. Ну, примерно на уровне Джейд. Джон зажмурился и принялся наматывать круги по коридору. После третьего он сделал еще один глубокий вдох и зашел в комнату. Он долго думал, что будет лучше представить, но в итоге просто дал волю воображению. И результат выглядел… поразительно. И странно, пожалуй. Кто бы мог подумать, что «я просто хочу поиграть на фортепиано» приведет к подобному. Круглый зал был огромен. У самого потолка клубились темные облака, но при этом вся комната будто бы сияла голубоватым светом. Джон был почти уверен, что он исходил от лазурных самоцветов в полу и в стенах, но не мог утверждать. Как раз под облаками парили крохотные светящиеся точки, будто звезды, а воздух (удивительно свежий для комнаты без окон) странным образом пах нефтью. Парень посмотрел на Карката, так же удивленно осматривающегося и улыбнулся. Но главное, что у самой стены вдалеке стояло пианино. От него исходили огромные трубы, и Джон подумал, что все это больше походило на оргáн, но звук клавиш абсолютно точно был самым обычным. Видимо, трубы здесь были больше для атмосферы. Он осторожно сел на скамью напротив инструмента, и Каркат опустился рядом, благо, места оказалось достаточно. Они соприкасались боками, но это не мешало — атмосфера комнаты и чужое присутствие очень успокаивали Джона. Он коснулся прохладных клавиш кончиками пальцев, на пробу сыграл гамму до-мажор, а затем все пошло само собой. Наверное, спроси кто, что это была за мелодия — Джон бы не ответил. Он не помнил, откуда ее знал, да и не особо думал об этом — пальцы сами с легким нажимом касались клавиш. Это было похоже на квиддич — ты не думаешь, что делать, просто делаешь, наслаждаясь свежим воздухом и тем, как все проблемы остаются где-то позади. Голова то пустеет, то наоборот забивается кучей глупых мыслей, которые незаметно сменяют друг друга… Через несколько минут парень, наконец, справился с бушующими эмоциями, переплетающимися с воспоминаниями из детства, и перевел взгляд на Карката. Тот смотрел ему в глаза и выглядел абсолютно ошарашенным. — Ну что? — поинтересовался Джон наигранно-веселым голосом, и только тогда юноша отмер, тряхнув головой. — Джон, я давно хотел сказать… — произнёс он негромко, и Эгберт весь обратился в слух, — я-я, — его голос дрогнул, — ты мне… ну, в смысле, я тебя… Джон глубоко вдохнул, и ему показалось, что трубы слегка загудели, будто от ветра. Он ждал продолжения, но Каркат опустил взгляд, и пусть он ничего не сказал, Джон понял, что он не услышит того, что изначально должен был услышать. — Что? — уточнил он, ни на что уже не надеясь. — Ничего, — хрипло отозвался Каркат. — Не знал, что ты смотрел «Сумерки». — Чего? — Джон хихикнул то ли от нервов, то ли от неожиданности. — Я не смотрел «Сумерки»! — Но песня-то оттуда, — отозвался Каркат явно быстрее, чем успел подумать, и Джон снова имел шанс наслаждаться его очевидными страданиями вперемешку со смущением. — Не знаю, я не помню, откуда ее узнал. Я много всякого учил, когда был мелким, даже не узнавая, что это. Тебе нравятся «Сумерки», — констатировал он с восторгом. Боже, он знал, что Каркат восхвалял «Смертельное влечение» и «Блондинку в законе», но это… — Отъебись от меня и от «Сумерек»! Я просто, блять, многогранен в своих интересах и не дрочу на одного и того же актера, которому шестьдесят! — возмутился Каркат. Джон просто не мог проигнорировать этот кошмарный выпад. — Кейджу нет и пятидесяти пяти, не наговаривай! — Да мне похрен! Мораль в том, что шедевры киноискусства ты игнорируешь, а какое-то дерьмо жрешь тоннами! Какие бы кошмарные и грешные вещи не вылетали из рта Карката, Джон не мог справиться с чувствами. Он вдруг обнаружил себя в урагане нежных сентиментальных чувств, которые заставили его прижать своего драгоценного орущего братана к груди и тоскливо вздохнуть. — Я так рад, что ты здесь, — признал он, и почувствовал, как Каркат медленно расслабился в его руках.

***

— Боже, Рождество через две недели, — подумал Джон вслух. Каркат фыркнул. — Ага, следовательно, СОВ меньше, чем через полгода. А ты, вместо того, чтобы хоть немного помочь, пытаешься придумать, как играть в «тетрис» на бумаге. Кто из нас пятикурсник? — уточнил он. «Сколько можно? — тоскливо подумал Джон. — Человек с таким характером должен срывать уроки и играть в рок-группе, а он болеет и учит то, что уже знает». Вслух он, конечно, ничего не сказал. Впрочем, во время визитов Джона Каркат отвлекался от своих книг, что, пожалуй, могло быть большим шагом к сближению. «Куда уж ближе, — пронеслось в его голове, — если я узнал, что он дрочит на Роберта Паттинсона*?» Не буквально, конечно. Господи, Джон очень надеялся, что не буквально. — Кстати, — вспомнил вдруг он. Каркат ощутимо напрягся, как и всегда, когда Джон говорил «кстати», — ты остаешься в замке на каникулы? — Чего это ты вдруг? Уезжаю, наверно. Не знаю, — парень пожал плечами. — Ой, ну, не знаю, — Джон улегся поперек сидящего в постели Карката и обольстительно улыбнулся. — Мы могли бы отлично провести время вдвоем, котёночек. — Блять! — Карката ощутимо передернуло, и Джон рассмеялся, снова усаживаясь на край кровати. — Нахуй надо! С тобой все нормально, вообще, Эгберт?! — Молодой человек, я наложу заклятие немоты до самой вашей выписки, — пригрозила Долороза с другого конца лазарета, и Вантас недовольно зашипел. — Да ладно тебе, я шучу. Почти, — заметил Джон, и прежде, чем Каркат успел бы снова начать орать (или просто умер), уточнил: — Роуз собирается домой, Джейн, если не ошибаюсь, тоже, Дейв, Дирк, Джейк и Джейд вчетвером едут на какой-то остров, я испугался уточнять. Они предлагали мне и Рокси присоединиться, но если честно… — Джон вздохнул. — Это опять превратится в какой-то кошмар. Джейк и Дирк, обжимающиеся в каждом попавшемся углу, Джейд и Дейв в углу напротив, а посередине я и Рокси под взглядами друзей, намекающими, что пора бы и нам заняться тем же. Ух. Каркат понимающе кивнул. — Канайя едет с Роуз, — вспомнил он, — а ты, значит, домой? — Я? Не, не думаю, — парень схватил с тумбочки первую попавшуюся книгу и принялся ее пролистывать. — Я бы и не против, но батя там, вроде, пытается устроить личную жизнь, хотя он и звал меня. Да и, не знаю, я ожидал, что впервые проведу каникулы с друзьями, потому что уж они-то обычно тут, но именно в этом году все, кроме Рокси, решили уехать. А у нее какие-то секретные подруги, алкоголь и комната с полумертвыми котами, — исповедался он. Каркат тихо слушал, то ли внимая его монологу, то ли угрозе Долорозы. — Ты же общаешься с людьми из команды? — уточнил он, когда Джон затих, чтобы перевести дыхание. — Ну, типа да, но не настолько, чтобы бегать с ними, — Эгберт понизил голос до шепота, — по замку после отбоя, — он обернулся, чтобы понять, не услышала ли целительница, но реакции от той не последовало, так что он смог продолжить нормальным тоном, — не знаю, ходить в Хогсмид и все такое. Так что, я подумал, вдруг ты остаешься. Но Каркат, очевидно, уже сказал свое «нет». Последний и самый яркий огонек надежды угас, и Джон снова помрачнел. Мысли о Рождестве терзали его уже пару дней, но сегодня их обреченность достигла апогея. — Ну вообще… — замялся вдруг Каркат. — Я думал остаться, так что… — А? Но ты же сказал… — Я сказал «наверно», понял? — нахмурился он. — Мои родители предпочитают видеть меня на каникулах, потому что уверены, что за две свободных недели я могу вступить в ссаную секту! Ничего не случится, если я один раз им откажу! — О-оу, Каркат, и что же заставило тебя передумать? — умилился Джон. И, ожидаемо, наткнулся на яростный взгляд своего друга. — Я тебя прибью! Ничего не заставило! Просто я не знал, а теперь думаю, что лучше остаться! Отъебись! — Боже, ты похож на шипящего котенка, — ахнул Джон и снова упал на кровать, чтобы прижаться к своему лучшему на свете бро. — Иди сюда! — Нет! Иди нахрен! Не трогай меня! — пищал Каркат, пытаясь уйти от его рук. Единственная причина, по которой у него получилось — Джон не очень-то пытался. Он, в конце концов, уважал чужое пространство. «Ну ладно, нет, — признал Джон про себя, — но если я дотронусь до него еще раз, у него случится сердечный приступ».

***

Дни снова понеслись с завораживающей скоростью. Тренировки-учеба-контрольные-тренировки-больничное крыло-контрольные и так до бесконечности, пока жизнь вдруг не дала крохотный сбой. Сначала уехали фактически все его друзья, только Джейд и Дейв умудрились остаться на пару дней, чтобы отметить Рождество как можно ближе к настоящему празднику, и Джон вдруг отчетливо осознал, какого это — быть Каркатом. У того не то чтобы совсем не было друзей — Канайя, Непета, мифические Ампора и Соллукс, о которых Джон знал слишком мало, чтобы судить, нередко мелькали в монологах Карката. Так же там был Гамзи, еще более мифический, но при всем при этом… он был довольно одиноким? Что ж, именно такой вывод Джон мог сделать, видя своего друга в одиночестве за обеденным столом или в библиотеке. Иногда он очень жалел, что они не оказались на одном курсе или факультете. Каркат мог бы быть неплохим гриффиндорцем, кто бы что ни говорил. Второй вещью, заботящей Джона довольно сильно, был тот самый разговор с Канайей. Он просто спокойно жил, а потом она вывалила на него кучу довольно странной информации про Карката, прикрываясь вполне толковым поводом, и Джон… взял и поверил ей? Конечно, Канайя не была девушкой, которая просто решила бы разыграть его подобным образом, но все-таки… И еще тот глупый момент в Выручай-Комнате. Не будь он Джоном, и не будь Каркат Каркатом это звучало бы, как клишейный момент из фильма или, упаси Господь, фанфика с признанием в любви. И самое ужасное, то, что не давало парню поставить точки над «i»… Что, блять, происходило в этом замке и с его жизнью? И почему сейчас он сидел в таинственной комнате с юношей, возможно, влюбленным в него, и думал, стоит ли ему вообще знать правду? Куда повернула его жизнь? Что провело тонкую грань между «меня зовут Джон, сейчас сентябрь, и я собираюсь вырвать кубок по квиддичу» и «меня зовут Джон, сейчас декабрь, и я размышляю о том, не стоит ли нам с моим лучшим другом Каркатом предаться голубой любви прямо на этом чертовом светящемся полу». Время? Ха-ха, нет. Было что-то еще. Что-то… — Ты так и будешь пускать слюни на стену или скажешь, наконец, что-нибудь, долбаеба кусок? — поинтересовался Каркат и дал ему сравнительно легкий подзатыльник. — А что я должен сказать? Я тут пребываю в умиротворенном состоянии и вспоминаю, что еще могу сыграть по памяти. А ты опять бормочешь что-то про экзамены. Друзья не этим занимаются, дурень! — Ну, с Лалонд же ты дружишь, — пожал плечами Каркат. Черт, справедливо. — Ну так это Роуз! А ты, знаешь ли, не очень на нее похож! Видимо, Каркат тоже подумал «черт, справедливо», потому что они снова замолчали. Джон еще раз перебрал все возможные вопросы в голове, провел сомнительного качества анализ и, наконец, щедро добавив в голос беззаботности, произнес: — Почему ты так шугаешься, когда я просто пытаюсь тебя потрогать? Каркат недоуменно прищурился. — С чего ты взял, что я... боюсь прикосновений? — парировал он. — Что еще за гейская херня? — Не гейская! — испугался Джон. Его почти раскрыли. — Просто ты постоянно паникуешь, стоит мне приблизиться. — Вообще-то мы постоянно сидим бок о бок. Ты чего-то себе навыдумывал, — слишком уж быстро отозвался юноша. Джон, почувствовав слабину, решил додавливать. — Да ладно! Я же и так все вижу. Тебе не нравится, когда я тебя трогаю. Хотя Канайя делает это при любой возможности! И Непета тоже! — Потому что у Канайи есть девушка, а с Непетой я и так веду себя, как мудак! Может девочка получить хоть немного свободы, блять?! — возмутился Каркат. Осталось совсем немного. — И что? Тот факт, что у Канайи есть девушка, все меняет? — Да! Слушай, Эгберт, — Каркат вдруг вздохнул и устало потер переносицу. — Я не привык обжиматься со всеми подряд, как некоторые. Скажем так, Канайя и Непета — исключение из правил. По разным причинам. Если бы мы с тобой… — он слегка отстранился, —…встречались, то сколько хочешь. Пожалуйста. Не знаю, блять, делай со мной, что хочешь. Но мы просто чертовы друзья, я познаю дружбу во всех ее платонических проявлениях, а ты пытаешься перейти гребанную черту! Не надо, понял? — Ага. То есть теоретически ты был бы не против, если бы я потрогал твое лицо? — уточнил Джон. И Каркат не успел ничего ответить, потому что на его щеку осторожно опустилась чужая теплая ладонь. Когтевранец то ли задохнулся на секунду, то ли что-то пропищал, но ничего существенно-протестующего не сделал. Кажется, он снова вышел из себя практически в прямом смысле. Это было отличной причиной, чтобы продолжить. Джон глубоко вдохнул, морально готовясь к следующему движению, аккуратно поднял ладонь чуть выше и заправил прядь Каркатовых волос за ухо. И вернул ладонь обратно. Он еще не закончил. Каркат рвано выдохнул, глупо моргнул пару раз и… прикрыл глаза. И сердце Джона бешено забилось от непонятной нелепости и трогательности этого жеста. Он не мог поверить и, боже, очень радовался, что они сидели на полу, потому что на самом деле мог бы просто упасть. Парень погладил скулу Карката тыльной стороной ладони и приблизился еще сильнее, следя за тем, как когтевранец, видимо, окончательно решив что-то для себя, последовал за его движением и слегка приподнял кончики губ. Надо сказать, последнее, что Джон мог представить наяву, был Каркат, охотно отзывающийся на его прикосновения и слабо улыбающийся. И он видел это прямо сейчас в двух десятках сантиметров перед собой. Возможно, платой за это зрелище было то, что гриффиндорец абсолютно не мог дышать, будто все внутри забилось чем-то густым и теплым. Его почти поташнивало от переизбытка чувств. Джон, из последних сил стараясь не пищать, опустил ладонь к подбородку Карката, и в тот момент все, наверное, еще могло сойти за немного нестандартное дружеское взаимодействие. Но Каркат на секунду зажмурился еще сильнее, а затем слегка наклонил голову и поцеловал запястье Джона. Все вокруг остановилось и, возможно, умерло. В этом мире внезапно не осталось ни одного живого человека, кроме их двоих, сидящих друг напротив друга и боящихся пошевелиться. И если Джону и делать-то было особо нечего, то Каркату еще нужно было открыть глаза и отстраниться. Открыть глаза и отстраниться. Открыть и глаза и… — Ты же не гомосексуал, Джон? — заметил Каркат севшим голосом и распахнул глаза. Ему нужно было прочистить горло, но он просто не мог. И Джон отлично его понимал. — Ни капли. Просто ты совсем как… — «девчонка», — хотел он сказать. И мысли, ворвавшиеся в его голову, были похожи на резкую и очень неаккуратную попытку легилименции. Каркат, плоский, какой-то несоизмеримо мелкий для своих шестнадцати, с голосом, будто бы еще не сломавшимся, но уже охрипшим, с мягкими рыжими волосами, о которых он, очевидно, очень заботился, в своем мешковатом свитере и черных джинсах, да что уж там, в чем угодно, был совсем не похож на девушку. Даже со спины. Даже если очень попытаться представить. И когда осознание этого в одну секунду обрушилось на Джона, он совершил самый глупый поступок в своей жизни — убежал. Буквально убежал, оставив свою сумку в комнате и забыв про все на свете.

***

Следующие сутки они с Каркатом не пересекались вообще. Даже в большом зале, не сговариваясь, сели так, чтобы друг друга не видеть. И по истечению этих двадцати четырех часов Джон очень вымотался за своими мыслями, мотающимися из огня да в полымя. «Я сделал это ради эксперимента», — уверенно заявил он сам себе, уходя с квиддичного поля. Возможно, впервые в жизни полет ему не помог. И утверждения самому себе ничего не давали — это все равно звучало очень слабо. Джон попытался провести вечер с Вриской и вести себя хоть немного романтично, но то ли кандидатка просто была сомнительной, то ли было что-то еще, потому что при всей ее небрежной сексуальности, все было не так. И когда Вриска в конце концов тяжело вздохнула и попросила его «перестать трахать себе же мозг», он мог только мечтательно протянуть «если бы». — Дейв? — позвал Джон, когда наступило время отбоя и они оба готовились ко сну. В кои-то веке в спальне не было никого, кроме них двоих, и это походило на странную версию ночевки. Парень что-то промычал в ответ. Джон перевел дыхание и признался: — Мне кажется, я гей. — Ох ты ж бля, нифига себе заявленьице на ночь глядя, — отозвался Дейв в своей обычной манере. Джон покачал головой, хотя не был уверен, что Дейв его видит. — Не, чувак, я серьезно, вообще-то. Я, похоже, кое на кого запал. — Ну, шифроваться ты, допустим, умеешь не очень, — заметил Страйдер, садясь на край кровати рядом с ним. — И так понятно, что в твоей личной жизни все не очень классно, если ты решил целый вечер кутить с Серкет. — Пошел ты, Дейв, — зевнул Джон. Он был уверен, что его не воспринимают всерьез, так что довольно сильно расслабился. — Не советую слать меня, чел, я тебе еще пригожусь. Ну давай-ка, поделись, как ты пришел к этой мысли? Только не говори, что смотрел мультики про лошадей, я повешусь на простыне. Это просто жесть. — Вот и нет! И… не знаю! Я просто жил себе спокойно, а теперь сижу здесь и думаю, что теперь делать! Почему все в жизни так сложно? — Ну скажи хоть, кто. Крикун? — уточнил Дейв, и Джон, пожалуй, выдал себя даже прежде, чем успел что-то сказать. Он просто обреченно вздохнул и откинулся на кровать. — Пиздец, я так и знал, все рыжие должны гореть на костре. Инквизиция была права, а мы — ошибались. Пора, чувак, устроим революцию. — Боже, перестань! Я тут пытаюсь вести разговор по душам! Как я могу, если не понимаю, стебешься ты или нет? — Ладно, бро, — Дейв опустился на пол. — Я серьезно. Ну и что? Подумаешь, встает у тебя на какого-то… — У меня на него не встает! — слабо возмутился Джон. — Ну, будет вставать, ты же не импотент! Нашел проблему, — фыркнул Дейв, — не в этом суть. Просто, кому какая разница, Эгдерп? Дирк с Джейком уже года три продолжают свою гей-драму, расходясь каждые полгода, Роуз и Кан милуются каждые две секунды, поверь, одним больше, одним меньше, я уже вообще не слежу. И вообще, я мучу с твоей сестрой, какое у меня право высказывать недовольство? Звучало честно, и Джону стало немного спокойнее. Дейв стянул его с кровати за ногу и признался: — Да и вообще, я всегда знал, что у вас все пойдет в одну очень голубую сторону, — заметил он гордо. — Смотрел на него и думал, вау, нихрена ж себе, это же зарождение новой гей-саги. Новый голубой роман созреет прямо к новому году, а мы будем собирать урожай и прыгать, как больные обезьянки, будто это гребанное Рождество. А это и будет Рождество. — Он не знает об этом! Так что никакого Рождества без моего ведома, будь так добр! — прыснул Джон. Дейв хлопнул его по плечу. — Все образуется, чел. Не прими близко к сердцу, у вас еще чуть ли не две недели каникул впереди. И никакие Харли с Лалонд не смогут идти по следу ваших отношений. А пока, не знаю, пообжимай его в какой-нибудь темной нише. Он будет так удивлен, что не сможет сопротивляться. И, каким бы бредовым ни был этот совет, Джону стало фантастически легче. Возможно потому, что если уж Страйдер относился к этому спокойно, ему вообще не стоило беспокоиться. А Дейв усмехнулся и встрепал ему волосы в каком-то чуть ли не отеческом жесте привязанности. — И уж пошурши, чтобы сделать меня другом жениха, дорогой. Я, бля, затащу вашу свадьбу как свою собственную. Клянусь своим членом. Джон рассмеялся.

***

На следующий день, когда Дейв с Джейд тоже покинули замок, Джон стоял напротив кабинета Зельеварения. Сегодня был последний учебный день перед каникулами, и Эгберт не собирался ждать ни минуты. Когда остатки пятого курса (больше половины уже уехали, а сегодня домой возвращалась еще куча людей) повалили из кабинета, он еле умудрился выцепить из толпы Карката и ринуться к нему, расталкивая несчастных когтевранцев. — Эгберт? Какого черта тебе надо от ме… — и прежде, чем тот успел договорить, Джон поймал его ладонь, потянул вверх и, запретив себе анализировать ситуацию, поцеловал кончики пальцев Карката. На глазах у пары десятков людей. История пошла на второй круг.