***
Когда Рик провернул ключ в замке и шагнул в темный коридор, на циферблате было уже 02:23. Ему осталось спать лишь четыре часа, но вместо того, чтобы упасть в постель, он принялся копаться в неразобранных коробках, сгруженных у порога. Его новая квартира, небольшая, но вместе с тем просторная студия с угловой кухней и односпальной кроватью в нише, по-прежнему выглядела необжитой. Да он и не жил здесь, а только принимал душ и спал. Это было заметно: несколько смятых галстуков нашли свое место на круглом деревянном столике, постель так ни разу и не разбиралась, а плоские декоративные подушки, сваленные у окна, превратились в импровизированные доски для крепления записок. Больше никаких признаков постоянного пребывания здесь не было. Пустой холодильник был действительно пустым, а заварной чайник так ни разу и не ставился на плиту. — Черт, — Рик наконец-то извлек из коробки старый потрепанный смартфон, экран которого пошел трещиной после неаккуратной транспортировки. Однако, несмотря ни на что, телефон включился, приветственно мигнув. Эта вещь была с ним уже много лет, служа связью с семьей и только с семьей. Он привык четко разделять личную жизнь и работу. Ни одно сообщение из дома не было проигнорировано, и не существовало причины, по которой бы Граймс не ответил на вызов. Но если раньше этот телефон никогда не был занят, то теперь он просто никогда не звонил. Достав из пака не самую холодную банку пива, Рик взглянул на экран снова. Фотография с сыном на заставке, но не та, которую отобрал Ниган. Здесь Карлу уже девятнадцать, его волосы стали совсем длинными, а в носу появилась незаметная сережка-кольцо. Граймс скачал снимок со странички в социальной сети — так он следил за жизнью ребенка: твиттер, инстаграм, фейсбук. Когда-то в далеком 2012 его персональный лоббист открыл для него мир интернета, с которым необходимо было считаться. Что же, теперь Рик находил глобальную сеть по-настоящему полезной. Он перебрал сложенные на кухонной столешнице буклеты колледжей, открыл несколько листовок и пробежался взглядом по пестрым картинкам. Палец сам собой нажал на вызов — о разнице во времени между Тампой и крохотным городком Гровер-Бич где-то на побережье Калифорнии Граймс подумать не успел. — Алло? Папа? — голос Карла звучал хрипло и сонно. — Что случилось? Ты поздно. — Привет, Карл. Давно не созванивались. Ты не берешь трубку. — Я был занят на работе. С лодочным прокатом много забот. — Да, я помню. Сейчас вроде как сезон, — Рик сделал глоток пива, игнорируя настороженность в голосе сына. — Как твоя группа? Еще играете? — У меня репетиция через десять минут. Мне пора идти, так что... — Мне показалось, ты только проснулся. — Пап, — слышно, как щелкнула зажигалка, — я просто обкурился. Ты что-то хотел? Рик усмехнулся и включил подсветку на хромированной вытяжке — буклеты на столешнице блеснули глянцевым оттиском. Он должен был просмотреть эти рекламки еще два года назад, когда Карл едва закончил старшую школу, где ему пытались выколоть глаз и поджечь волосы только потому, что он сын Рика Граймса. — Чем сильнее ты меня провоцируешь, тем чаще я буду тебе звонить, Карл. — Я не провоцирую тебя, я хочу дистанцироваться от тебя, окей? Пап, чего ты хочешь? Я, правда, занят. — Ты думал о колледже? — Это важно? Ты же знаешь, что мне отказали во всех студенческих ссудах из-за... — Из-за моих долгов, знаю. Но... У меня новая работа, так что... Просто выбери колледж, идет? — Что...? Новая работа? Где? Кем? — Неважно. Давай устроим тебя на второй семестр на какой-нибудь элитный факультет искусств. — Видишь, — устало вздохнул он, — ты опять это делаешь. — Что именно? — Скрываешь от меня что-то. Кем ты работаешь теперь? Где? Откуда такой высокий оклад? — Разве ты сам не хотел от меня дистанцироваться? — Мы не в суде, пап. Тебе необязательно играть понятиями или как называется это дерьмо. — Карл, следи за речью. — Короче, неважно, — парень раздраженно цокнул языком. — Ладно, мне действительно пора. — Выбери колледж, лягушонок. Вместо ответа телефон выдал лишь гудки отбоя. Рик задумчиво огладил свою бороду и большим глотком допил пиво. Спустя пару секунд старый смартфон тихо завибрировал на столешнице — сообщение от Карла с одним единственным словом: «спасибо».***
В конце недели Ниган оставил его в покое. Граймс ничего о нем не спрашивал — просто продолжил перебирать дела в архиве, не замечая отсутствия Нигана точно так же, как он не замечал его присутствия. Пока Нигана не было в непосредственной близости, Рик спокойно выносил собственное положение хотя бы потому, что он нашел уже не меньше полусотни упущений в тех разбирательствах, которые попали под его скальп. Он флегматично чиркал маркером бумагу, вырывал страницы и клеил закладки, как если бы ему на проверку принесли неловко составленные ходатайства новоявленные выпускники юридических школ. И чем чаще Лаура дотрагивалась своей холодной ладонью до его плеча или колена, тем с большим раздражением Граймс листал толстые подшивки. То, что ему неприятно навязчивое женское внимание, он понял еще в старшей школе. Тогда он не придал этому большого значения — это казалось логичным. Он рос и воспитывался в семье, где отец каждое воскресенье посещает евангелистский приход в маленькой церквушке у самого начала отстроенной фермерами дороги. Не то чтобы кто-то ему что-то запрещал, но даже его мать, всегда носившая недлинные ситцевые платья и не заплетающая своих мягких волос, даже она тихо, но гневно шепталась на кухне с подругами о тех, кто изменял и с кем изменяли. Он ненавидел держаться за руки, а в институте ему не нравилось целовать девушек в щеку при приветствии. Интимная связь с Лори сводилась к идее зачать ребенка и ограничилась вагинальными шприцами и мастурбацией полувялого члена в прозрачные стаканчики. Каждый раз, когда Лори запиралась в ванной с этой нелепой конструкцией, Рик слышал, как она плакала. От унижения или от боли — он не знал. — Мистер Граймс? Тонкие пальцы Лауры медленно сократили расстояние до его запястья. Рукава серой рубашки Рика были закатаны, а тяжелые часы — сняты и отложены в сторону. На фоне его загорелой кожи рука Лауры выглядела особенно белой, почти бесцветной, точь-в-точь как ее светлые брови и ресницы, которые она не подкрашивала. — Да? — Скажите... Короткие ногти со сливовым лаком легко пощекотали выгоревший пух на предплечье, и Рику показалось, будто по его коже отстучала лапками маленькая сколопендра. — Ты вела дело «Хиггс против Дженерал Ви-Си»? — Да, я. А чт... Папка с множеством стикеров, пометок и закладок упала Лауре прямо на колени. Юбка смялась, и девушка совсем по-детски свела ноги. — По-твоему, ты справилась? — Я должна была снизить выплаты по иску до двух миллионов. Так и случилось. — Ты могла бы свести их к нулю. Поднявшись и выключив лампу на своей половине стола, Рик с облегчением хрустнул затекшей шеей. Лаура рассматривала его без всякого смущения. Выражение ее лица было скучным и незаинтересованным. Но Рик понял, что попал в цель: пальцы Лауры с силой сжались на одной из выглядывающих из папки закладок. — Вы спите с Ниганом? — Ответ на этот вопрос как-то повысит уровень твоей квалификации? — он с равнодушным видом щелкнул застежкой часов. — Просто все его парни для развлечений чем-то похожи на вас. Уверена, между вами что-то есть. — В таком случае зачем ты пытаешься флиртовать со мной? — Ниган сказал, что вы работаете лучше, когда злитесь. — Тогда, может, стоит взять с меня пример? — Граймс повел бровью, аккуратно поставив на стол последнюю коробку с бумагами. — Работай лучше. Он накинул пиджак и бегло пригладил волосы. Лаура по-прежнему следила за ним взглядом, однако в отрешенном спокойствии этого человека было что-то такое, что заставило ее больше не раскрывать рта. И только когда Граймс тихо прикрыл за собой дверь архива, она неслышно выругалась и резко открыла папку на той самой закладке, которую так крепко сжимала. Темные коридоры офиса — единственное, что он видел в конце каждого рабочего дня. Ни других сотрудников, ни уборщиков, ни главных партнеров — только он и звуки ночной жизни Тампы. Взгляд зацепился за пустой кабинет Нигана, в который Рик неминуемо упирался, стоило ему свернуть за угол. На прозрачной стене — нарисованная маркером стрелка. Недоуменно вскинув брови, он проследил ее путь. — Что за...? — вслух спросил Рик, разглядывая прилепленный к двери своего кабинета лист. Когда он дернул за бумагу, между ней и дверью натянулась липкая нить жвачки, резко запахло ментолом. Это был контракт, его новый контракт, который он прилепил обратно и который подписал прямо так, на весу, едва не проткнув ручкой насквозь. И он не удержался, чтобы не оставить короткого плевка на полях, где была незаметная приписка о том, кому он теперь принадлежит.***
Утром понедельника Ниган появился снова. Он перехватил Рика прямо в фойе, схватив за локоть настолько грубо, будто собирался ударить. Его подвижное лицо ничего не выражало, а изо рта не вылетело ни одной издевки или колкой фразы. Это казалось настолько странным, что Рик совсем не сопротивлялся, когда Ниган повел его на парковку и впихнул в безликую служебную машину. Они сидели в ней с пару минут, пока Ниган не достал оранжевый пузырек без фармацевтической наклейки. — Мы куда-то едем? — Да, — ответил Ниган, запивая таблетки ликером из миньона. — Сегодня мы едем в суд. — Ты собираешься выступать после того, как выпил? — Я? — он плавно вдавил газ, даже не взглянув на Граймса. — Нет, выступать будешь ты. Ничего сложного, допросишь свидетеля и прочее дерьмо. У тебя будет полтора часа на подготовку. Если вкратце, муж грохнул жену, его теща хочет компенсацию и блаблабла. — Разве уголовные дела ведет не Саймон? — Саймон сейчас пытается вытащить из своей благоверной двух детей, которым чертовски не терпится увидеть свет божий. Я не знаю, какого дьявола они решили сделать это именно сегодня. Еще вопросы? — У него есть семья? — Он моя правая рука, Рик. У него много привилегий. И да, на его столе дохрена фотографий, если ты об этом. Остаток пути они просто молчали. Здание суда — монументальный архитектурный шедевр с белыми колонами, античной лепниной и развевающимся флагом — смотрелось нелепо на фоне мелких флоридских тисов. Но куда большей нелепицей было желание Нигана видеть его в зале суда. Рик не выступал уже несколько лет, допросы вел только для предварительной подготовки свидетелей, и вся его работа сводилась к поиску слабых мест в линии защиты. — Пошевеливайся, у тебя не так уж много времени. — Что конкретно ты хочешь, чтобы я сделал? — Договорился с прокурором о сделке. Мне нужно, чтобы родственники жены не получили от нашего засранца ни цента. — Но он убил свою жену, Ниган. — Да, он был плохим мальчиком, я согласен. Но он наш клиент, так что плевать. Выходи. — С чего ты вообще взял, что прокурор пойдет на сделку? — Рик раздраженно хлопнул дверцей, едва не выронив ворох фотографий с места убийства. — И почему ты сам не договоришься? — Потому что я не знаю, чего именно хочет затраханный прокурор, но я точно знаю, что он все-таки чего-то хочет. — И я должен выяснить это за чертовых полтора часа? — Нет, ты это выяснишь, когда вы поболтаете тет-а-тет во время перерыва. Будь уверен, он тебе посочувствует. Так что, — Ниган с трудом дернул тяжелую резную створку и пропустил Рика вперед, — не проебись. — С чего ты взял, что он... — Господин прокурор тоже предпочитает хороший член. Как и ты, Рик. Или как я. Только у тебя с этим парнем больше общего, ну, ты понимаешь, все эти прокурорские делишки, — он с высокомерной улыбкой кивнул охраннику. — Сделай мне подарок, постарайся сегодня, — последнее слово Ниган сказал подчеркнуто жестко. Сегодня. Сегодня одиннадцатое июня. Одиннадцатое июня — тогда между ними все и началось. Именно в этот день Рик Граймс сделал один большой шаг в никуда, шаг, о котором жалел и не жалел одновременно. Одиннадцатого июня они оба оказались в суде, и в том просторном светлом зале им мгновенно стало тесно. Они узнали друг друга не сразу: Граймс уже уверенно стоял перед судьей, когда Ниган громко ударил дверной створкой о стену. Тогда Рик даже не обернулся: он привык к хамоватости адвокатов. Привык так крепко, что даже не обратил внимания на приятный тембр голоса и протянутую для пожатия руку. Помощник окружного прокурора Рик Граймс никогда не пожимал руки тех, кто играет в защите, ведь он всегда был тем, кто играет в обвинении. — Рик...? Это ты, черт возьми? Стоило им обменяться взглядами, как во рту сразу появился тот самый привкус перца халопеньо. Ниган машинально зачесал локон за ухо, открыв шрам на виске, где его голова встретилась с острым речным камнем. — Ниган...? Одиннадцатого июня они снова сцепились намертво, как будто этих минувших с младшей школы лет попросту не было, как будто снова настало время рейнджеров и индейцев, время сломанных носов и разбитых коленей. Вспоминая об этом дне, ни один из них не мог сказать точно, о чем именно было то проклятое дело, из-за которого одиннадцатого июня Рик впервые получил штраф за неуважение к суду и впервые согласился обсудить сделку с линией защиты. Тогда им пришлось закрыться в тесной переговорной на пятнадцать минут. Граймсу нечего было предложить: он никогда не делал послаблений для насильников, и если подсудимый видел его имя в списке представителей прокуратуры, то мог быть уверен, что будет осужден по максимуму. Целых пятнадцать минут Рик намеревался просто листать бумаги, пока Ниган бессловесно наворачивал круги вокруг стола, как акула рядом с куском мяса. — Скоси пять лет за раскаяние, Рик. — Он не раскаивается. — Он плакал, черт возьми! — Уверен, его жертва тоже плакала. — Мы должны до чего-то договориться, раз ты пошел на гребанную сделку. — Я сделал это, чтобы с меня сняли штраф. И да, мы договоримся. Снимаю пять месяцев. — Ты издеваешься? Три года. — Пять месяцев. — Блядь. Сними два года или я говорю, что сделка недействительна. — Пять месяцев. Рик проигнорировал, что Ниган позади него тихо рассмеялся, как всегда смеялся, стоило маленькому рейнджеру Рику Граймсу упрямо стукнуть палкой о выжженную техасскую землю. Однако на этот раз все иначе, ведь одиннадцатого июня Ниган впервые согласился на его условия без боя. Он просто сказал «ладно», а после его губы и колючий подбородок внезапно коснулись открытой полоски кожи между кудрями и жестким воротничком рубашки. Кажется, тогда он сказал что-то еще, но Рик уже не слышал: он резко поднялся из-за стола, испугавшись сильнее, чем устыдившись. Никогда ему не было так страшно, как в ту секунду, когда сердце сжалось, будто от приступа, когда на мгновение кровь прилила к щекам, а собственный кулак едва не вписался в чужое лицо. Ему было страшно почти до боли, ведь его отец каждое воскресенье ходил в евангелистскую церковь, ведь он не смог поцеловать кого-нибудь на выпускном балу, ведь он носил красный галстук республиканской партии и был самым перспективным помощником окружного прокурора в штате Техас, ведь, в конце концов, он мастурбировал только в стаканчик, и никогда, никогда в жизни он ни о ком в такие моменты не думал. — Я лишу тебя адвокатской лицензии до конца твоей жизни. — Ну, вряд ли ты сможешь это сделать, если выскочишь в суд вот с этим. Ниган кивнул куда-то в сторону паха, а находящийся в смятении Рик даже не заметил, как быстро сократилось между ними расстояние. Ниган бесцеремонно навалился, а Рик замер в полном бессилии, ощутив себя одной из тех жертв, которых защищал. Его руки и ноги стали ватными и совсем не слушались, в горле застрял комок. Единственное, на что он был способен — вжаться лопатками в стену, лишь бы уйти от еще одного прикосновения. — Что ты делаешь? — Честно? Чертовски охуеваю, что у тебя вдруг на меня встал от какого-то невинного чмока. — Зачем ты...? — Осуществил гребанную детскую фантазию. Тогда Граймс еще не знал, что в детстве Ниган таскал его за волосы, лишь бы просто потрогать чудные кудри. Или что в школе он подбрасывал ему слабительные в обед, чтобы вместо уроков посидеть в туалете по ту сторону двери и послушать, насколько витиеватые проклятия могут выдать эти вечно гордо поджатые губы. Что дрался он не из-за безымянной девчонки, а ради дополнительных двух часов наказания, проведенных ими наедине друг с другом, и продленных до четырех часов из-за новой драки. Потом они смеялись с этих историй, дурацких и наивных, но это было уже потом. А тогда Рику не было смешно, особенно, когда Ниган осторожно коснулся его губ и так же осторожно толкнулся языком. Нет, Рику не было смешно — ему хотелось закрыть глаза и просто подождать, пока минута его позора кончится. Он совсем не успел ударить Нигана в живот до того, как тот понял, насколько неумело целуется Рик, ведь раньше он этого никогда не делал. Какая-то его часть, его большая часть, была горда этим отсутствием какой-либо чувственности или желания. И пускай остальные списывали все на скорбь по скончавшейся во время родов жене, пускай считали его ханжой или кем-нибудь еще — Граймс был доволен, что за тридцать с лишним лет ни разу не попал ни в одну историю, годную лишь для желтой прессы. И не потому что был достаточно ловок, а потому что никаких историй попросту не было. — Черт, Рик, ты что долбанный девственник? — смех Нигана застрял у него в горле, а внимательный взгляд остановился на крепко сжатых губах. — Блядь, черт возьми, ебать, Рик. Ты...? Дерьмо, я заглажу вину, обещаю. Черт, я не... Блядь, охуеть, просто охуеть. Одиннадцатого июня — день, в который Рик все-таки заработал свой первый штраф за неуважение к суду, и в который Ниган не получил даже пяти месяцев скидки для своего клиента. Сегодня наша годовщина. И у них было это — три годовщины, не считая года встречи. Рик не смог бы точно ответить, как тот год умудрился пролететь столь быстро. Тогда все было быстро: они встречались с Ниганом чаще и чаще, и пускай это было лишь в здании суда и нигде больше — Ниган специально набирал себе клиентов именно в его округе, берясь за самые безнадежные дела и даже участвуя в бесплатных программах[1], позволяющих дорогостоящим адвокатам отбирать хлеб у государственных. Он, определенно, преследовал его, но вместе с тем не давил и не торопился, дав целых три месяца на то, чтобы Граймс привык к его рту и языку так сильно, что уже сам кивал в сторону пустой уборной или незанятого кабинета, где мог получить от Нигана все что захочет. И к середине осени Рик понял, что действительно хочет, и уже неважно где: хоть в номере гостиницы, хоть в машине с выключенными фарами посреди трассы. И если осенью его решительности хватило на то, чтобы Ниган заставил его сдавленно кричать в мокрую от пота подушку, то уже зимой они поменялись местами, и настала очередь Нигана сорвано хрипеть и сжимать в пальцах безбожно испачканные простыни. К Рождеству Граймс понял, что не было той вещи, которую они не смогли бы проделать друг с другом. — Черт, если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты такой сумасшедший трахальщик, потому что нихрена не видишь, что творишь. И будь я проклят, если ты, — ладонь Нигана всегда опускалась на его голову без всякой силы, едва ощутимо, — не самый горячий девственник во вселенной. — Я все прекрасно вижу, — а Рик всегда наклонялся к нему так близко, что их носы соприкасались. — Отсюда. Да, Рик мог признать: им вдвоем было настолько хорошо, что это перестало казаться чем-то неправильным. В его голове все прочнее заседала мысль, будто с самого начало это и не был просто секс. Однако чем бы это ни было, у Рика по-прежнему был его личный лоббист, были суды, речи перед советами и коллегиями, были городские благотворительные ярмарки с его обязательным присутствием и та самая программа, которая через три года усадит его на место прокурора. Он был хорош, очень хорош. Он был лучшим проектом округа за последние десять лет. Его кристально чистая репутация, в меру радикальные и вместе с тем достаточно прогрессивные взгляды, его жесткая обвинительная тактика в суде и даже вся его биография — Республиканский комитет[2] взял Граймса на прицел, как только он занял место помощника прокурора. За два года он умудрился создать идеальный штат для своего престарелого начальника, а тот хлопал его по плечу и доверительно шептал в ухо, что кто-кто, а Рик Граймс точно станет его преемником. И ему не нужно было хитрить и поливать грязью потенциальных конкурентов в преддверии гонки за прокурорское кресло, не нужно было писать наперед речи и заявления — все необходимые слова сами вылетали из его рта. Ему было легко, потому что он говорил правду, он верил в то, что делает. Чего таить, он верил даже в то, что каждое его чрезмерно жесткое решение было действительно правильным. Четыре года, а может восемь лет — тогда гонка сменится с кресла окружного прокурора до федерального или до места в одной из многочисленных управленческих палат. Рик Граймс мог бы сделать это, ведь он правда был хорошим проектом. Но что было увлекательней этой гонки, так это то, как они с Ниганом находили способы тайно увидеть друг друга. Было смешно, когда Рик, столь нетерпимо относящийся к представителям защиты, начал с каменным лицом сидеть на адвокатских съездах, где иногда жал руки своих институтских преподавателей, болтал с коллегами и делал вид, будто ему интересно проводить время на безудержных вечерних фуршетах всей этой адвокатской братии. Они с Ниганом встречались там, и не только: Ниган нашел, как удивить Граймса, когда вдруг начал играть в бридж с местными судьями, прокуратурой и другими адвокатами-подлизами. А Рик, в свою очередь, начал слать Нигану и другим преуспевающим адвокатам приглашения на благотворительные вечера под предлогом «пусть и эти крохоборы раскошелятся на добрые дела». Все это тесное и вместе с тем обширное юридическое сообщество, со своими мелкими сходками и бесконечными встречами, оказалось отличным полем для их игры в «не просто секс». А потом случилась их первая годовщина, которую они действительно отметили. Обмен подарками в этот день стал еще одной традицией, которыми они обрастали так стремительно, что каждое вынужденное расставание оставляло после себя неприятный и горький осадок. На вторую годовщину Рик обнаружил, что даже нерегулярные и неизменно короткие встречи оставили после себя еще кое-что — у них появились привычки. Те самые привычки на двоих. И если бы Рика спросили, какая привычка оказалась для него самой приятной, он бы ответил — то, как Ниган обнимал его ноги, наконец-то полностью удовлетворившись их близостью. Именно так они и лежали в свою третью годовщину, вытянувшись на полу поверх одеяла. Ниган вцепился в его ноги подобно крабу, уложив колючий подбородок на низ живота и совсем не беспокоясь о том, что Рик заслонился от него планшеткой с очередным зубодробительным делом. — Ты только посмотри на себя. Такой чертовски важный член даже когда голый, — Ниган лениво зарылся лицом в его расслабленный живот. — И знаешь, что? — Что? — Я бы за тебя проголосовал при любых раскладах. — Потому что я голый или потому что я важный? — Потому что я люблю своего кандидата, — он не шевельнулся, даже когда Рик мягко шлепнул его планшеткой. — А мой кандидат любит своих избирателей, м? — Конечно же, да. Но все это произошло одиннадцатого июня той прошлой жизни. А в этой у Рика было лишь полтора часа, чтобы прочесть путанную и витиеватую линию допроса. И, конечно же, он потратил отпущенное время зря, отстраненно блуждая взглядом по спине Нигана и едва успевая подняться со своего места при появлении судьи, а после него — того самого сочувствующего прокурора. Допрос обвинителя был бесконечно длинным. Присяжные зевали, Ниган — тоже. Но Рику не было скучно. Он понял, как сильно тосковал по грохоту молотка, отвращению на лицах присяжных и тихому шепотку слушателей в зале. А когда настала его очередь пытать свидетеля, он и сам не заметил, как закрыл ненужную теперь папку с делом и как его голос стал привычно жестким. Спустя час судья заметно устал от собственного потока «отклоняется» и «принимается». А прокурор, имени которого Граймс не запомнил, наконец-то попросил обсудить возможность сделки. И снова одиннадцатое июня, и снова Рик Граймс заперт в тесной переговорной. На этот раз он оказался по другую линию баррикад, и теперь именно ему предстояло вести базарные торги. Он уже собирался что-то сказать, как представитель прокуратуры неожиданно протянул ему руку — пожатие было крепким, но не грубым. Они помолчали с полминуты, сели за стол и одинаковым движением перевернули страницы в своих блокнотах. — Боже, некоторые привычки действительно с нами на всю жизнь, верно? — мужчина сдержанно рассмеялся. — Простите? — Вы ведь только делаете вид, что у вас там что-то важное. Тянете время? Боюсь, это моя прерогатива. — Да, в чем-то вы правы. Привычка со времен прокур... — Рик едва успел оборвать фразу, холодно улыбнувшись. — Ну, теперь вы адвокат, мистер Граймс. Вы ведь Рик Граймс? Тот самый? Я вас помню. В тот день... — Я тоже прекрасно помню тот день. Давайте перейдем к сделке. У нас мало времени. _________________ 1. Программы оказания бесплатной юридической помощи — некоторые фирмы время от времени участвуют в специальных программах по оказанию бесплатной юридической помощи на общественных началах. Так они могут расширить базу потенциальных клиентов, оказаться на хорошем счету у тех или иных комитетов, а также создать себе определенный имидж. Иногда участие в подобных программах может быть обязательным или добровольно-принудительным. 2. Республиканский национальный комитет — организация, стоящая во главе Республиканской партии США. Отвечает за продвижение (координация, стратегия, спонсирование) кандидатов-республиканцев в различных сферах государственной власти, начиная городской и заканчивая выборами президента.