***
С приездом Карла жизнь Рика действительно стала походить на жизнь. Ниган больше не заставлял его гнить в архивах. В офисе за всю неделю он не провел ни минуты — суды стали его постоянным местом обитания. Домой возвращался не позднее восьми, а вечерами, удобно устроившись за импровизированным письменным столом, планомерно опустошал коробки из прокурорского офиса. Конечно же, под грохочущий аккомпанемент ударных. На стене оставалось все меньше свободного места. Вместо картин и безделушек на ней путаной головоломкой растянулись заметки, фотографии, документы. Карл изредка поднимал голову, чтобы взглянуть, как Рик в очередной раз пришпиливает снимок с места убийства или отснятое в анфас и профиль лицо. Этот воскресный вечер проходил спокойно и тихо. Все еще изнывая от жары, Карл в десятый раз вскрыл крышку кондиционера, повозился с полчаса и сердито вздохнул. Управляющий их игнорировал, ремонтные службы никак не могли согласовать время приезда. Карл в полном изнеможении сполз на кровать. Нагретые простыни липли к взмокшему телу, однако надеть хотя бы майку — тот еще подвиг. — Па, брось альбом, — он привычно поймал скетч-бук в сантиметре от своего носа. — И карандаши. Спасибо. Рик неопределенно кивнул, застыв в кресле. На его коленях покоилось несколько раскрытых папок, ручка была зажата в губах. На бедрах болтались свободные шорты цвета хаки — единственный предмет одежды. Карл скользнул взглядом по неподвижной фигуре и, поймав нужный ракурс, принялся тихо скрипеть карандашом о бумагу. За неделю в Тампе он понял, насколько спокойным и респектабельным оказался местный Даунтаун. Из-за этого ему было немного скучно. И хоть с каждой многочасовой прогулкой по городу он находил все больше интересных мест, вечерние посиделки с отцом стали любимым времяпровождением. Они ничего не делали вместе, а только комфортно сосуществовали. Рика успокаивало присутствие сына: ни подпрыгивающие на столе чашки, ни гул бас-бочки совсем не мешали ему работать. Даже больше — это стало лучшим способом сосредоточиться. Карл же, чувствуя, что это последние в его жизни каникулы, просто позволил всему идти своим чередом. Резюме для колледжей были написаны, оставалось только приложить несколько хороших рисунков. Этим он и занимался, раз за разом отправляя зарисовки в мусорное ведро. В рисовании Карлу не хватало знаний и опыта. Последнее можно было компенсировать, делая наброски по вечерам. Ему нравилось рисовать отца: тот был хорошо сложен, а знакомые наизусть черты прекрасно ложились на бумагу. Не зная, что именно он оказался на прицеле карандаша, Рик выдавал лишь естественные и непринужденные позы. Однако каждый раз, когда карандаш давил на едва заметный след от первого наброска, выводя линии и изгибы четче, в голове снова возникало прокрученное миллион раз видео. В такие моменты Карл откладывал альбом и пересаживался за барабаны. Вот и сейчас, скользя грифелем от шеи к плечам и бегло расставляя тени на рельефе торса, Карл резко остановился. Скетч-бук тут же полетел на пол, ластик — тоже. Рик не обратил внимания на сердитое топанье по направлению к холодильнику, где Карл достал бутылку пива и осушил треть одним залпом. Законы Флориды не позволяли употреблять алкоголь до двадцати одного года, но с Карлом, как и с Ниганом, Рику было проще уступить. Он начал брать домой облегченный «Миллер» вместо того, чтобы пить привычную «Корону». В конце концов, получив отказ, Карл попросту пойдет и купит все что захочет по своим поддельным правам, которые сделал за триста баксов еще в Калифорнии. — Пап? — Да? — Рик лениво отер пот с живота. — Не больше двух бутылок, Карл. — Ты встречаешься только с мужчинами? — Ммм... Угу. — У тебя есть сейчас кто-нибудь? — Можно и так сказать. А ты? Оставил девушку в Калифорнии? — Девушку? — С которой встречался. — Я ни с кем не встречаюсь. Мне не нравится зацикливаться. — В смысле? — Экспериментирую. — Что...? — Рик резко оторвался от своего занятия. Он уже собрался задать очередной вопрос, как телефон в кармане шорт завибрировал. Взглянув на экран, он принял вызов. — Привет. Прости, не было времени поблагодарить за полные материалы. Надеюсь, ты получил сообщение. — Да, все в порядке. Это была адская неделя. Занят? Помнишь, я говорил, что хочу познакомить тебя с друзьями? — Ммм, да. Уже запланировал встречу? На когда? — Вообще-то... Я думал еще в пятницу, но сейчас я занимаюсь подбором кадров в штат для предвыборной кампании, так что, момент упущен... Как насчет этого вечера? — Довольно внезапно. — Знаю. Но моя подруга, Мишонн, та, с которой я хотел тебя познакомить, будет сегодня в своей галерее на выставке около восьми вечера. Открытие провели еще в пятницу, но теперь там куда поспокойней. И еще пара человек придет. Как раз те, которым я собирался тебя представить. — Что за галерея? — Рик взглянул на часы, а затем перевел взгляд на присосавшегося к бутылке Карла. — В Сент-Пите на западе от Тампы. Уверен, ты о ней наслышан. — Самая дорогая галерея Флориды? Еще бы. Кажется, она названа в честь какого-то иммигранта? — Да, Питера Деменса. Так, — Филип тихо выдохнул в трубку, — мне заехать за тобой через час? — Встретимся там. Есть дресс-код? — Я бы хотел видеть тебя при галстуке. Тогда через час? — Договорились. Нажав на отбой, Рик принялся собираться: сходил в душ, привел в порядок волосы. Когда последняя запонка была застегнута, а галстук — аккуратно повязан, он подошел к барабанам и деликатно остановил движение трепещущей тарелки. Карл с интересом потянул носом запах отцовского одеколона. — У тебя что, свидание? — Не совсем. Незапланированная встреча. Рик приподнял подбородок, позволив сыну поправить петлю галстука. — А больше похоже на свидание. — Честно? Я не знаю, как это назвать. Я встречаюсь с кое-кем, но изначально это задумывалось как взаимовыгодное партнерство. Теперь все немного усложнилось. — Мы не о Нигане сейчас говорим? — Нет. С чего ты взял? — Просто, — Карл с привычным равнодушием надул розовый пузырь из жвачки. — Расскажешь потом? — Конечно, лягушонок. Правда, не знаю, когда вернусь. Справишься без меня? Получив в ответ короткий кивок, Рик еще раз пригладил волосы и щелкнул застежкой часов. Отчего-то именно сегодня ему не хотелось оставлять Карла одного. Однако еще меньше он хотел брать его с собой, где парень будет мучиться в обществе политиков, бизнесменов и снобов. Да и знакомство Филипа с сыном — это не то, что он хоть когда-либо планировал. — Пап? — Что? — Рик обул начищенные туфли и замер на пороге. — Все в порядке? Мне остаться? — Скажи, а ты... Ты любил того человека, который... Ну... На записи, о которой все говорят? Вопрос застал врасплох. По привычке Рик схватил рукой пустоту у внутреннего кармана. Как раз там, где могла бы лежать пачка сигарет. Когда он заговорил, по его лицу пробежалась тень, но спустя мгновения черты вдруг смягчились, а в глазах промелькнуло странное выражение — Карл уловил во взгляде отца несвойственную ему кротость. — Да. Очень сильно. — А сейчас? Но тот не ответил и прикрыл за собой дверь.***
Чем больше у Рика появлялось возможностей полюбоваться Тампой, тем крепче он влюблялся в этот город. К половине восьмого уже зажглась иллюминация на невообразимых высотках, сверкали подсветкой монументальные фонтаны. Их брызги достигали верхушек высоких раскидистых пальм, что в дни муссонов раскачивались подобно сказочным великанам, которые вот-вот рухнут, погребая под собой автомобили и разноцветные лотки с мороженым. Его путь лежал через мост Ганди. По обе его стороны колебались синие воды залива, а параллельно с дорогой тянулся железнодорожный переезд. Сент-Питерсберг — культурная жемчужина Флориды — представлял собой живописный полуостров с затопленными морскими улочками и множеством лодок, ленно проплывающих мимо домов от бухты к бухте. То тут то там виднелись рестораны и кафе с маленькими сценами, танцорами и импровизирующими музыкантами. Изредка чей-то певучий голос пробивался через гул автомобилей — Рик различил мотив и смутно знакомые слова. — Te quiero, te adoro, — он и не заметил, как вторит чужому голосу, покачивая головой. Остановившись на светофоре, он увидел такого же водителя, что барабанил пальцами в такт вкрадчивой мелодии и напевал на испанском все то же «люблю тебя, обожаю тебя». В конце пути его ждали широкие кованые ворота. На овальном подъезде к галерее уже вытянулась вереница машин. Кое-где праздно прогуливались маленькие компании людей: мужчины в костюмах, их спутницы в ярких коктейльных платьях. Полумрак и раскидистые заросли брахей создавали иллюзию уединения. Тихое урчание невидимых фонтанов наталкивало на мысль, будто все это — лишь неформальная дружеская встреча. Однако секундой позже взгляд нашел дымящего сигаретой парня в дешевом пиджаке и с пластиковым бейджем — журналист. Кивнув охраннику и представившись, Рик припарковался неподалеку. Выйдя на дорожку, он даже не вздрогнул, ожидаемо ощутив руку на своей талии. Конечно же, это был Филип. Подкрался сзади, как играющий в салочки ребенок. — Привет, — он коротко поцеловал Рика в висок. — Великолепно выглядишь. — Ты тоже. Думаю, нам стоит высыпаться почаще. От дыхания Филипа тянуло легким душком алкоголя. Возможно, бокал шампанского в ожидании. — Поправь мне бабочку. Сегодня все будет более-менее публично. Но я бы точно не хотел, чтобы мы были кем-то вроде Хиллари и Билла[1]. — И кто же из нас мог бы оказаться Хиллари, а кто — Биллом? — Рик со сдержанной улыбкой затянул бабочку и разгладил лацканы пиджака. — Мне нужно что-то знать об этой встрече перед тем, как мы зайдем внутрь? — Ничего особенного, кроме того, что к фуршету подъедет мэр и парочка его людей. Эти парни всегда приезжают в галерею после визита критиков. Ждут, пока те одобрят выставку и напишут пару ласковых в прессе. Ну знаешь, мэру обязательно нужно сфотографироваться именно на фоне той картины, которая «о боже, так великолепна» или «Иисус Христос, да это же шедевр». Сам-то он вряд ли отличит горгулью на парапете от статуи Давида. Рик невесомо оперся на галантно поданный локоть. Вопрос о том, кто из них оказался Хиллари, отпал сам собой. — Я так понимаю, мэра мы бойкотируем? — Естественно. Его дни сочтены, — ответил Филип, приветливо махнув кому-то в стороне. — Он даже не будет участвовать в губернаторской гонке. — Ну хорошо. Тогда покажи мне здесь все. — С удовольствием. — Кстати, как мы должны обращаться друг к другу при всех? По именам или время придумать какие-то прозвища? — он слегка замедлился на ступенях, позволяя Блейку изображать из себя настоящего кавалера, открывающего двери и подающего руку. — Мы не особо говорили обо всем этом. — Пусть будет, как будет. Но если ты решишь называть меня «дорогой», я только за. Мысленно Рик попробовал озвучить нечто подобное — его бровь скептически дернулась. Он перебрал еще несколько вариантов, подумал о манере держаться и говорить, о приветствиях и прощаниях... Все эти чаяния показались ему пустяком, стоило им зайти внутрь. Галерея действительно стоила своей славы: коридоры с пятиметровыми потолками, витражными окнами и лабиринтами из скульптур убегали в загадочную темноту, где шелестел настенный водопад. Каждый из демонстрационных залов представлял собой отдельную экспозицию со своим особым оформлением и подсветкой. Они медленно прошлись от маринистов до современных авангардистов, бегло осмотрели глухие закутки с прошедшими фотовыставками. Как объяснил Филип, к фотографии его подруга относилась весьма прохладно и старалась избавиться от экспонатов при первой удобной возможности. — А здесь что-то вроде зоны классики. Тут чаще всего выставляют итальянцев, русских, французов, датчан. Можно сказать, для Мишонн это самый любимый уголок, хотя бы потому что он самый дорогой, — Филип подхватил два бокал вина у юркнувшего во мрак официанта. — Дальше уже наши современники и всякая этническая лабуда. Уверен, мы найдем Мишонн именно там. На подобных выставках она и зарабатывает. У нее нечеловеческое чутье на дорогие вещи, поверь мне. — Немного далековато для основной экспозиции, не находишь? Где мы? Кажется, мы прошли не меньше десятка залов. — Это как в «IKEA»: пока дойдешь до нужной полочки, уже скупишь по пути половину магазина. Законы маркетинга везде одинаковы. Даже в искусстве. Миновав финальную арку и шагнув в самый темный зал, Филип притянул Рика ближе. Его ладонь на талии не давила и не мяла пиджака, однако именно этот жест давал знать об интимной подоплеке их отношений. Завидев чернокожую женщину в бордовом платье-годе, он махнул рукой: — А вот и хозяйка. Мишонн, — поцелуй в щеку был коротким и невесомым, — сколько лет, сколько зим. — Филип, — она обаятельно улыбнулась, поправляя длинные, стянутые африканским платком дреды. — Наконец-то ты нашел время. И наконец-то я увижу, кого ты от меня скрываешь. — Познакомься, это Рик Граймс. Рик, это моя близкая подруга Мишонн. — Можно просто Рик, — он деликатно пожал протянутую ладонь. — Галерея действительно впечатляет. Мне показалось, что фасад отреставрирован совсем недавно. Вы хорошо заботитесь об этом месте. — Мне нравится ваше внимание к деталям, — Мишонн с интересом скользнула взглядом по лицу мужчины. — Пойдемте, вас обязательно нужно представить Цезарю. Это тень Филипа. Когда-то я думала, будто они что-то вроде Фичино и Кавальканти[2], которые только переписывались и никогда не доходили до дела. — И что же развенчало этот миф? — тихо рассмеялся он, чувствуя, что Филип не торопится его отпускать. — Цезарь счастливо женился и завел троих детей. О, преподобный Габриэль тоже здесь, какая удача. Они приблизились к крепкому и аккуратно подстриженному мужчине, который и оказался Цезарем Мартинесом — помощником действующего шефа департамента полиции Флориды, а ко всему прочему и участником жюри по контролю азартных игр. Его смуглая кожа и яркие карие глаза вместе с характерным говором выдавали мексиканское происхождение — подобный акцент частенько встречался в Техасе и других приграничных штатах. Филип стоял рядом и лишь изредка вставлял пару фраз, наблюдая за тем, с какой легкостью Рик завоевывает симпатии присутствующих. Ему было удивительно оттого, как этот непреклонный во многих вопросах человек запросто выдавал улыбку за улыбкой, а в ответ на чужие шутки смеялся так непринужденно, будто знаком со всей собравшейся компанией не меньше десятка лет. Казалось, Рик способен поддержать любой разговор, и даже когда Мишонн повела их к той самой этнической выставке, он с неподдельным интересом принялся расспрашивать ее о способах безопасной транспортировки предметов искусства из далекой Африки. — Здесь у меня художники из Конго, а здесь — из Руанды, — Мишонн с трепетом дотронулась до массивной рамы. — Деньги с продажи пойдут на помощь афроамериканским общинам Тампы. Отец Габриэль любезно вызвался помочь мне с организацией аукциона. Если у вас будет время, Рик, я бы хотела пригласить вас. Аукцион пройдет в конце июля. — Только если вы организуете мне приглашение «плюс один», — ответил он, взглянув на Блейка. Тот незаметно провел пальцами по его бедру. — Конечно же, мы придем. Запланируйте встречу с секретарем Филипа. — А здесь, вы только посмотрите, кого мне удалось заполучить! Миссис Эррера удостоила Тампу своим вниманием. Она эксцентрична, но необычайно талантлива. Это ее последние работы перед тем, как она забеременела. Перед Риком предстала вереница картин одинаково размера. В каждом изображении сквозила какая-то интимная аллегория, весь акцент приходился на сплетение человеческих тел. Бедра, руки, ноги, детализированные колени, неглубокие складки живота, колючие подбородки — казалось, будто он смотрит на что-то смутно знакомое. Его взгляд зацепился за работу, посвященную одному только рту: уголок губ приподнят в отталкивающей улыбке, кустистые и подстриженные в нужных местах усы сливаются с черным фоном, видны ноздри и даже поры на загоревшей до красноты коже. — Кстати, это ее муж. Главная муза, судя по всему, — Мишонн кивнула в сторону заинтересовавшей Рика картины, а затем обратилась к преподобному. — Кажется, крестины ее малышей пройдут в вашей церкви Святого Сердца, отец? — Да, да... Во вторник. — Миссис Эррера — это жена Саймона Эррера? — осенило Рика. — Да. Женщина с непростым характером, с ней сложно договориться. Редко выставляется во Флориде. — Тогда мы с отцом Габриэлем встретимся во вторник. Я буду на этих крестинах. Саймон Эррера — лучший друг моего босса, Нигана Торна. Я бы мог замолвить за вас слово перед Джадис. — А Филип говорил, будто вы серая мышка, мистер Граймс, — вклинился в разговор Цезарь. — Похоже, он нам немного соврал. Скорее, темная лошадка. Не знал, что вы работаете в команде Торна. Вы настолько хороши? — Ты даже не представляешь, что он за юрист, — ответил Филип, демонстративно поцеловав Рика в висок. — На слушании он играючи обвел меня вокруг пальца. К слову, мы так и познакомились. Не смог пройти мимо. Цезарь еще немного помялся на месте, а после сослался на голод и принялся ловить официантов с тарталетками. Рик провел его взглядом: очевидно, Мартинес не был в восторге от его кандидатуры в качестве пары будущего губернатора. Ленивую беседу не прервал даже приезд мэра. Как и сказал Филип, чопорный старик только и делал, что крутился рядом с определенными картинами, где тут же принимался фотографироваться. Подойдя к Мишонн, он показательно пожал сначала ее руку, потом — Блейка. Вспышка щелкнула несколько раз, а спустя мгновение Филип ненавязчиво притянул Рика к себе — на готовом снимке они наверняка окажутся в центре. Фуршет проходил на просторной уличной веранде. Летний ветерок волновал невесомый балдахин шатра, в горячем воздухе застыл запах моря и печеной рыбы. В полумраке Филип едва не потерял Рика из виду: его темно-синий пиджак мелькал то рядом с Мишонн, то у угольно-черной сутаны преподобного. Задержавшись рядом с Андреа Харрисон — лучшей подругой Мишонн, Рик помог ей наполнить тарелку и следил за количеством вина в бокале, время от времени подливая еще. Сам Филип замер чуть поодаль, где некоторые из гостей стоя дымили сигарами и разговаривали о делах. Он все никак не мог сосредоточиться на болтовне Цезаря, что следовал за ним по пятам. Его больше интересовали эти полные губы и мягкие волны уложенных кудрявых волос. Ему нестерпимо хотелось увести Рика куда-нибудь в укромное место, где тот бы, смеясь и пихаясь, расстегивал собственную рубашку или ремень брюк. — И все-таки, почему именно этот Рик Граймс? Это какой-то стратегический ход? — Ммм... Что? — Неплохо смотритесь вместе. Вы действительно познакомились случайно или ты его просто используешь? А может, все куда сложнее? — спросил Цезарь, доверительно коснувшись его плеча. — Все так радужно выглядит со стороны, что... — Все происходящее моя инициатива. — Смотришь на него так, как я на свою жену с десяток лет назад. — Просто он так хорош... Ты только взгляни на него. Разве какой-нибудь эскортник смог бы очаровать всех и сразу? — Аккуратней, мой друг. Еще несколько подобных раутов, и все будут задаваться вопросом, почему губернатором становишься ты, а не он. Шучу, конечно, но твой Граймс действительно хорош. И очень внимателен. Не могу сказать, что он мне нравится. Как бы ты не пожалел о своем выборе «первой леди». — Единственное, о чем я жалею, что не нашел этого человека раньше. Нужно было прислать ему приглашение на работу сразу после того проклятого скандала. — Я помню ту запись, — хмыкнул Цезарь. — Любопытно, под тобой Рик Граймс выглядит так же, как под тем парнем? Блейк промолчал и раздраженно качнул наполненным бокалом — послышался то ли хруст льда, то ли костяшек пальцев. ______________ 1. Билл и Хиллари Клинтон — свободные отношения президентской четы превратились в устойчивое выражение с тех пор, как всплыли подробности их личной жизни, где брак сохранялся для видимости, а взаимоподдержка оказывалась лишь в вопросах политики. Выражение «Хиллари и Билл», как правило, означает скрытые от глаз свободные отношения (не моногамные), разыгрываемые на публике как крепкий брак для поддержания имиджа, престижа, репутации и т.д. 2. Итальянский философ в сане католического священника Марсилио Фичино и поэт Джованни Кавальканти (XV век) — Фичино довольно открыто и красочно писал о гомосексуальной любви в платоническом контексте. Многие его письма к Кавальканти были написаны именно в этом ключе.