***
Никогда еще Рик не видел, чтобы Филип по-настоящему злился. Иногда он бывал слегка раздражен, иногда прятал за надменностью внезапную гневную вспышку. Подобно дремлющей змее, он оказался ядовит на словах и ленив в действиях. Он выказывал свое настроение намеками, крошечными мелочами, и никогда — напрямую. Веселясь, он фривольно шутил, а будучи раздосадованным — незаметно поджимал губы. Нервозность отгадывалась в чопорно поправляемой рубашке, подавленность — в тяжелом взгляде из-под нависших век. Граймсу было интересно наблюдать за ним: он видел в этом странную выдержку, такую, что напоминает натренированную прямоту осанки. Но сегодня Блейк не сдерживался. Он был зол. Действительно зол. В тесной комнате со стеклянной перегородкой было нестерпимо жарко. По ту сторону перегородки располагался зал с несколькими партами и стульчиками, где десять минут назад прошел тестовый соцопрос. Люди из разных социальных групп оценивали кандидатуру Филипа со всех сторон, а после либо ставили, либо не ставили галочку напротив его имени в бюллетени. Рик крепко сжал бумаги с готовыми ответами «подопытных». Он готов был обмахиваться ими как веером, если бы не Филип, нависший над ним у голой стенки. И хоть он еще не сказал ни слова, воздух между ними будто пропитался электричеством. Рик бросил взгляд в сторону окна: высотки ослепительно сверкали на солнце, в их зеркальных окнах отражались растянувшиеся по лазурному небу облака. Ему хотелось сфокусироваться на этом зрелище, что так отличалось от темной душной ночи, когда Ниган оказал ему услугу. И зная Торна, это была даже не услуга — подарок. Прошла неделя с момента госпитализации Флореса, и Рику было удивительно оттого, что Филип ждал их встречи целую неделю, чтобы выплеснуть свою ярость. Однако момент настал. Они замерли друг напротив друга в крошечной комнате. Пиджаки расстегнуты, галстуки ослаблены. На лице Блейка застыло нечитаемое выражение, глаза приобрели стальной оттенок, уголки губ опустились. — Ничего не хочешь мне рассказать? О тебе и Торне? О Флоресе? — Что именно ты хочешь знать? Тонкие пальцы перехватили Рика за подбородок. Он медлил, скользя взглядом по чужому галстуку в косую клетку, рассматривал кадык, седину в щетине. И хоть голос Филипа звучал все так же ровно, он все равно заставлял напрячься. Рик знал, что именно здесь и сейчас он шагнул на неизведанную ему территорию, и как знать, на какую мину он рисковал наткнуться. — Это сделал ты или он? — Это действительно важно? — Да, черт возьми! Потому что, если это был ты, если это была твоя идея, если ты стоял там, если ты даже дышал где-то поблизости, на моей карьере и всей этой кампании можно поставить крест! Ты — соучастник преступления. Ты, проклятая первая леди окружного прокурора! И что ты скажешь про Цезаря теперь, если мне придется давать ему команду стирать твое чертово лицо со всех камер наблюдения, работающих в ту ночь? Теперь Цезарь покажется тебе не таким уж плохим парнем? — Не думаю, что его вмешательство понадобится. И я бы советовал Мартинесу прекратить выполнять команды такого толка. Если он собирается продержаться на своем месте дольше одного срока. — Не смей, — хватка на подбородке сжалась подобно тискам, — играть здесь в поруганную невинность. Не после того, что ты устроил в галерее. Все твои рассуждения о коррупции и злоупотреблениями полномочий — все это дерьмо собачье, Граймс. Ты будешь сосуществовать с этим, нравится тебе это или нет. Ты будешь жать руки тем, кому необходимо, будешь улыбаться и кивать в нужных местах и никогда, никогда, черт возьми, не подставишь меня снова. — Твоя стратегия — вот что дерьмо собачье, — Рик грубо пихнул стопку бумаг Филипу в грудь. — И знаешь почему? У тебя нет никаких четких позиций. Нигде и ни в чем. Так ты никогда не выиграешь гонку. Ни эту, ни какую-либо еще. Все твои приятели просто заняли удобное место у кормушки. И поверь мне, когда в один прекрасный день их поймают за руку, и когда они пойдут ко дну, они потянут тебя за собой. И Мартинес, и все остальные. С их подлогами, взятками и покрывательством. Хочешь оказаться в их числе? — Единственный, кто способен потянуть меня на дно прямо сейчас — это ты, Граймс. — Да? Уверен? — гневно вкинул подбородок Рик. — Посмотри сегодняшний соцопрос. Со мной ты получаешь дополнительные 7% голосов. Только благодаря мне ты выйдешь в лидеры на праймеризе, и знаешь почему? Потому что ты впервые за пять лет удосужился поучаствовать в благотворительной акции. Ты нравишься людям, Филип, это так. Но еще им нравлюсь я. — Это угроза? Если ты собираешься бросить меня накануне... — Я сделаю тебя губернатором, но с этого дня ты прекратишь путаться со всяким дерьмом. Это понятно? Блейк раздраженно повел бровью и выпустил Рика из хватки. Он бегло просмотрел шкалу симпатий в соцопросе: их тандем, определенно, оказался куда более успешным, чем предполагалось. Филип не рассчитывал получить с помощью Граймса больше процента голосов, но целых семь... И это только за два неполных месяца. — Это все равно не отменяет того, что ты сделал на па́ру с Торном. — Я оказал тебе услугу. История с изнасилованиями рано или поздно всплывет. И я хочу, чтобы ты оказался в стороне от этого. Теперь ты не имеешь к Флоресу никакого отношения. Все ваши договоренности, если они были, больше ничего не значат. Ты поддержишь общественное осуждение, и даже будешь выступать обвинителем его сына, ты ведь окружной прокурор, не забыл? — Рик. — И ты не поедешь навещать сына Флореса в госпиталь. Я отменил встречу у твоей секретарши и назначил новую. Этим вечером у тебя ужин с Андреа Харрисон. Она готова стать твоим лоббистом и политтехнологом[4]. — Ты убедил ее? И как же? — Продемонстрировал твою новую стратегию. Больше никаких закулисных переговоров. Теперь ты будешь играть в открытую: выступать, давать интервью, участвовать в акциях, общаться с избирателями и тому подобное. И я понимаю, что это совсем не то, к чему ты привык, но... — Да, это то, к чему привык ты. Ты пытаешься сделать из меня то, что не удалось сделать из тебя самого. — И если бы не тот скандал, я бы уже сидел в губернаторском кресле. В отличие от тебя. Бумаги с громким шлепком упали на пол. Филип и сам не понял, как его пальцы сжались на лацканах чужого пиджака. Вспышка ярости накатила на него так резко и внезапно, что он вдруг с силой встряхнул Граймса и ударил лопатками о стену. Они впервые показали друг другу зубы по-настоящему, и будь Филип проклят, если Рик не кусался достаточно больно. На несколько секунд единственным желанием Филипа стало размазать этого человека по стенке. Ударить посильнее и выбить почву из-под ног. Он даже не заметил, как позади него приоткрылась дверь, как распахнулись голубые глаза, а пронзительный взгляд устремился куда-то поверх плеча. Все, что он почувствовал — настойчивое прикосновение полных губ и толкнувшийся дальше язык. Поцелуй был злым, мокрым и долгим. Маленькая комната наполнилась звуками тяжелого дыхания. Рик издал едва слышный стон — Филип в полном недоумении вскинул брови. Дверь тут же захлопнулась. — Что ты...? — Хочешь, чтобы кто-то увидел, как ты собираешься выбить все дерьмо из своей первой леди? — Рик напряженно выдохнул и отстранился. — В таком случае тебе стоит поставить замки на всех дверях в штабе. — Кто это был? — нервно оправив галстук, Филип обернулся на дверь. — Журналистка из «ПолитФакт». Не помню, как ее зовут... Элис Стивенс? Наверное, пришла чуть раньше. Как бы там ни было, думаю, она купилась. Немного сплетен о нашей бурной личной жизни не помешает. Филип даже не попытался скрыть удивление, когда его внимание вернулось к застегивающему пиджак Рику. Тот спокойно оправил манжеты, а затем принялся собирать разбросанные бумаги. Напоследок он пригладил растрепавшиеся волосы, и никто, даже сам Филип не смог бы сказать точно, что именно произошло в этой комнате всего пару минут назад. — И все-таки ты — это просто нечто, — сердито усмехнулся Блейк, опуская взгляд ниже, где в районе чужого паха можно было заметить кое-что поинтересней пинстрайпа[5] на отглаженных брюках. — Ты...? Тебя возбуждает нечто подобное? — Просто усталость. Непроизвольное, — отрицательно мотнул головой Рик. Он попытался отстраниться, однако рука Филипа уже опустилась на его все еще вялую, но все-таки эрекцию. Пальцы бесцеремонно сжались, заставив член слегка дернуться. — Предпочитаешь грубо? Кто бы мог подумать. — Филип. — Теперь мне становится ясно, как ты смог спутаться с кем-то вроде Торна. Что? — он провел ладонью по члену, едва удержавшись, чтобы не щелкнуть ногтем по самому чувствительному месту. — Я не слепой. И уж точно не идиот. Надеюсь, сейчас ты не спишь с ним? — получив в ответ бессловесное «нет», он отнял руку. — Хорошо. — Если ты хочешь что-то обсудить, тебе достаточно просто спросить. А если нет, то я не понимаю, к чему этот разговор. — К тому, что не только я принимаю неверные решения. Подумай об этом, когда вздумаешь учить меня чему-то снова. Даже если Рик и собирался что-то ответить, Филип не дал ему шансов: он собрал бумаги, поправил часы на запястье и громко хлопнул дверью.***
Однако как бы Филип ни избегал общества Граймса, как бы ни отмахивался от его инструкций по поводу кампании, он все равно следовал уготованному для него плану. Интервью с «ПолитФакт» прошло успешно: его опубликовали в следующем еженедельном выпуске, где финальной фразой Элис Стивенс стала кокетливая ремарка о «бурной личной жизни» господина прокурора. Не менее удачным оказался и ужин с Андреа Харрисон, которую Филип заполучил в свой штат. Его рейтинги росли с головокружительной скоростью, а ежедневник регулярно пополнялся отметками о новых мероприятиях. Все было прекрасно, не считая того факта, что Рика он больше не видел. Их графики становились все более напряженными из-за близости праймериза, да и последний разговор не располагал к теплым встречам. Но Филип был спокоен, и для его спокойствия нашлась веская причина — Торна нет в городе. Тито Ортиз забрал своего юриста с собой в Венесуэлу. По крайней мере, так сообщили в офисе «Monroe/Berrington & Greene», куда ассистент Филипа позвонил с целью прощупать почву. «Боже, это как игра в сыщиков и воров[6]», — подумал Филип. Он и сам не знал, когда ввязался в эту авантюру, не знал, отчего ему так важно расположение Рика, и откуда появилась острая необходимость сделать этого человека своим. Единственное, в чем он был уверен наверняка, так это в том, что с Риком ничего нельзя пускать на самотек. Его нельзя было отпускать слишком далеко, давать слишком много свободы. А позволять его мысли устремляться дальше определенных границ — нет, категорическое нет. В противном случае все могло закончиться так же, как закончилась история сексуальных похождений Флореса. Неужели этот сладкий южный акцент не подсказал тебе, что Рик — тот еще гребанный задира? Неприятно признавать, но Ниган оказался прав. Однако еще более неприятным оказался факт, что Ниган стал неотъемлемой частью его жизни. Филип не мог заставить Рика уволиться из фирмы, не мог устроить его работать в свой штат или впихнуть на освободившееся место в любой другой адвокатской конторе. За подобное кумовство комитет по этике четвертовал бы его живьем. И это был очередной неприятный факт. Черт, Филип, тебе стоит узнать своего очаровательного бойфренда получше. И еще одни слова Торна, попавшие точно в цель. Ему действительно стоило узнать Рика Граймса лучше. Ему стоило узнать его задолго до их встречи. До того, как он сделал свое предложение и скрепил сделку крепким рукопожатием. Ведь то, что Филип планировал изначально, сейчас рушилось подобно карточному домику. Не было никакого маленького несчастного республиканца по имени Рик Граймс. Не было симпатичного мужчины, что нашептывал бы ему напутствия и красиво улыбался перед журналистами. Вместо него в руках Филипа оказался настоящий ящик Пандоры. А когда он открыл этот проклятый ящик, вся его жизнь кардинально изменилась. Теперь он не желал общества случайных одноразовых партнеров, не искал компании Цезаря, не заключал сомнительных сделок, не раздавал пустых обещаний. Вместо этого он обнаружил себя лучезарно улыбающимся на фоне отремонтированного хосписа для бездомных — еще один пункт новой стратегии Граймса. В какой момент Филип превратился в парня добрых дел? Он и сам не знал. Он даже не помнил, когда в последний раз заходил в гольф-клуб, где по субботам все представители местной элиты обменивались взятками и составляли новые договоренности. Казалось, он уже забыл, как держать в руках клюшку. Даже больше — он забыл, кто чьи деньги отмывает, и кто кому какие голоса должен. Забыл, на какую из любовниц записан теневой бизнес сенатора, забыл, кто в позапрошлом году подтасовал результаты выборов в городской совет, и чью кандидатуру в мэры он обещал поддержать в обмен на голоса латиносов. Смешно, но он становился новым Риком Граймсом — человеком и политиком, которым никогда не был, которым не планировал и не мог стать. Нет, Филип прокладывал свой путь иначе. Закулисные игры, переговоры на стороне, обмен одолжениями — вот его стратегия. Он был тем, кто просто возникал на какой-то высокой должности из ниоткуда. Серый кардинал, пятый Битл, чертов Брайан Эпстайн[7] — вот как называли таких как он. Но теперь вместо того, чтобы привычно дергать за ниточки, Филип скупал отвратительные картины на благотворительных акциях и ремонтировал череду приютов, ночлежек и воскресных школ. Он мелькал по телевизору чаще, чем Опра, и улыбался обаятельней президента Кеннеди. Все это заставляло Филипа чувствовать себя не в своей тарелке. Он был вымотан, его скулы сводило от бесконечных улыбок, а пальцы деревенели от торжественных ножниц, которыми он перерезал миллионы бархатных лент. И хоть он стал абсолютным лидером еще до праймериза, внутри него росло и множилось странное неудовлетворение, будто победа на предварительных выборах — слишком маленькое вознаграждение за его труды. На часах полночь. Филип стянул с носа очки и устало потер переносицу. Телефон тихо вибрировал на столе: его уже битый час заваливали сообщениями из штаба. Вздохнув, Блейк лениво пролистнул вереницу СМС. Внезапно его взгляд наткнулся на непрочитанное сообщение от Рика: [Ты так и не ответил Андреа по поводу завтрашней фотосессии. Она не может тебе дозвониться] Рик написал еще час назад. Филип решил перезвонить, наплевав на позднее время. Спустя три гудка в трубке отозвался бодрый и совсем не заспанный голос. Когда Рик сказал «привет», Филип наконец-то уловил этот «сладкий южный акцент», хрипло растягивающий гласные подобно загустевшему меду. — Привет. Не слишком поздно? — Нет, я еще работаю. Ты созвонился с Андреа? Она изводит меня этой фотосессией уже битые сутки. У вас возникли какие-то проблемы или что? — Она хочет... — Филип с задумчивым видом откинулся на спинку стула. — Она хочет сделать несколько снимков, где мы будем вместе. Помимо всего остального, где я красиво сижу за столом и делаю вид, что тасую бумаги. Ну знаешь... Все эти фотографии всегда одинаковые. Кажется, у моего ассистента скопилось не меньше трех подобных фотосессий. Почему бы ей просто не использовать их? Тем более, — он усмехнулся, — там я моложе. — Ты можешь не фотографироваться со мной, если не хочешь. Это не принципиально. — Я хочу, но... Неожиданно Филип замолчал. На том конце послышался звон посуды, возможно, чашки кофе или тарелки с холодным ужином. Рик тихо вздохнул, наконец-то обращая все свое внимание на собеседника. Его голос звучал мягче: — Ну? В чем дело? — Мы можем встретиться? Нам все равно нужно поговорить. — Сейчас? Уже полночь. — Я отвезу тебя домой, когда захочешь. Или на работу, если останешься у меня. — Филип, я не могу сегодня. Мне вставать через четыре часа. Похоже, я даже не буду ложиться. Давай поговорим за ужином или когда тебе будет удобно? Пусть твоя секретарша согласует расписание. Можем встретиться в офисе или штабе. — Боже, если гора не идет к Магомету... — он поднялся и звякнул ключами от машины. — Буду минут через двадцать. — Мне неудобно сейчас. Но клянусь, мы поговор... Но Филип уже нажал на отбой, а затем и вовсе выключил телефон. Перед тем, как сесть в машину, он даже не стал оправлять свободную домашнюю рубашку или смятые хлопковые брюки — просто обул первые попавшиеся мокасины и с широким зевком упал на водительское сидение. Где-то на периферии сознания промелькнула неуместная мысль о том, как бы сейчас поступил Торн. Но вот дом Рика замигал красной точкой на навигаторе, и голова вмиг стала пустой и легкой. Филип деликатно постучал в дверь, представая перед Риком в таком виде, будто они соседи по лестничной площадке. Рик поприветствовал его коротким кивком и прикрыл за собой дверь. Филип успел увидеть лишь какие-то сумки на пороге. Внутрь его не пустили. — Что случилось? Это действительно не может ждать? — Рик достал из кармана пачку сигарет и уверенным шагом устремился к лифту. — Не похоже на тебя. Филипу показалось, что он намеренно уводит его подальше от своей квартиры. — Я рассчитывал на большее гостеприимство. Даже не пригласишь? — Карл уже спит. Мой сын. Думаю, ты в курсе, что у меня есть сын. — Ты не говорил, что он в городе. — Это неважно. После праздников он идет в колледж. Утром я должен завезти часть его вещей в общежитие и... — его прервал удар по тарелкам. — Уже спит, да? — с усмешкой отозвался Филип. — Послушай, тебе не кажется, что порой ты слишком скрытный? Это уже доходит до смешного. В смысле... Что такого в том, чтобы просто представить меня своему сыну? Все равно он узнает о нас из газет. Если еще не знает. Я вроде не ем детей на завтрак. — Ты ведь пришел поговорить не о Карле? — Не только о нем. Я просто... Черт возьми, Граймс, в чем проблема, чтобы доверять мне чуточку больше? Я вверяю тебе свою карьеру, в конце концов. Я все делаю, как считаешь нужным ты. Да, тогда в штабе я погорячился, прости. Хотя я и сам не знаю, за что извиняюсь, с учетом обстоятельств. Но если это то, чего ты от меня ждешь... — Филип, я не жду никаких извинений. Давай просто забудем о том разговоре и... обо всем остальном. Твои рейтинги бьют рекорды. Разве это не то, чего мы изначально собирались добиться? Для этого мне не нужно знакомить тебя с Карлом или читать на ночь выдержки из своего личного дневника. Знаю, звучит не очень приятно, — Рик поддел зубами сигарету из открытой пачки, — но так оно и есть. Мой сын вне политики. Я не собираюсь портить ему жизнь снова, не собираюсь делать его публичной персоной или хвастаться им перед камерами. Стоит ему хоть раз появиться в твоем обществе или просто идти рядом с нами, журналисты сразу начнут обсасывать эту новость со всех сторон. Зачем мне это? А ему? Тебе? Он не самый примерный парень во вселенной, и я рад, что он такой, какой есть. Рад, что у него есть возможность просто быть собой и не думать о том, как его очередная выходка повлияет на мою или твою карьеру. Может, завтра он будет курить травку под моим офисом, может, решит сыграть что-то на набережной за пару баксов или, может, его задержат за непристойное поведение, когда он будет целоваться с кем-нибудь у себя в машине посреди пробки. И знаешь, я в порядке с этим. Это единственное, о чем должен беспокоиться мой сын. Зажигалка щелкнула у Филипа перед самым носом — Рик закурил прямо в коридоре. Они молчали, пока сигарета не истлела до конца. — Ты так завелся, как будто я пришел просить у твоего сына руки и сердца. Я не собирался включать его в кампанию или что-то в этом роде. — Я просто не хочу, чтобы все повторилось снова. Я не могу позволить тебе быть небрежным с тем, что касается Карла. Что угодно, только не он. Прости, но тут никаких уступок. — Поэтому ты держишь меня на расстоянии? — По-твоему, мы недостаточно близки? В смысле, Филип, я знаю тебя без малого три месяца, но это не мешает нам прекрасно смотреться вместе. В большинстве случаев мы отлично ладим. Мы иногда даже спим вместе. — Я хочу от тебя чего-то большего, чем иногда спать вместе. Знаю, это немного внезапно, — он мягко улыбнулся, скользя рукой от локтя до самого плеча. Только сейчас он заметил эту заношенную майку и такие же видавшие виды тренировочные штаны с манжетами. — Но я был бы не против, если бы у меня дома появилась пара твоих вещей. Хотя бы зубная щетка. — Филип... Это действительно внезапно. Ты торопишься. — Все еще злишься из-за нашей стычки в штабе? Я все понимаю, поэтому даю тебе возможность подумать как следует. Хотя, по-моему, какая-то часть нашей второй по счету ссоры тебе даже понравилась. Я прав? — ладонь неторопливо спустилась к паху. — Или нет? Если нет, то просто скажи. — Это была случайность, — напряженно ответил Рик, убирая от себя чужую руку. Он нервничал. Это было заметно по его негнущимся ногам и прилипшим к вискам кудрям. Когда он прочистил горло, голос все равно звучал надломлено. — Уже поздно, мне нужно закончить дела перед поездкой в колледж. Давай поговорим обо всем, когда я не буду таким уставшим. Может, поужинаем на неделе или закажем что-нибудь с доставкой? Филип нехотя разжал хватку, а подумав, оставил короткий поцелуй на взмокшем лбу. — Договорились. Послушай, я могу дать тебе столько времени, сколько потребуется. Но все это бессмысленно, если ты не позволишь себе наслаждаться жизнью чуть больше. Ты этого заслуживаешь, Граймс, поверь мне. Вместо внятного ответа Рик скомкано попрощался и исчез за дверью. Следы уверенных прикосновений горели огнем, на языке застыл кислый привкус. Он чувствовал себя униженным и разбитым. Без каких-либо объяснений он заперся в душе. Теплый комок между бедер тяжелел с каждым движением. Рик открутил краны, сбросил одежду и встал под тугие струи. Очевидно, Филип все заметил. Кулак лишь несколько раз двинулся по возбужденному стволу — белесые капли смыты в сток вместе с мыслями о том, кого напомнили эти наглые пальцы. Перед тем, как выйти из ванной, он вытащил из ящичка набор с запасными зубными щетками и выбросил его в урну. ________________________ 1. Боливар — валюта Венесуэлы. Один суверенный боливар равен 100 тыс. дореформенных боливаров. Если до деноминации за доллар давали 248 тыс. боливаров, то в августе 2018 года курс составляет шесть млн. 2. Gulfstream-G550 — реактивный двухмоторный самолёт бизнес-класса. 3. Puta madre (исп.) — переводится вариативно как матерное восклицание: «твою мать!», «вот дерьмо!», «сукин сын!» и т.д. 4. Политтехнолог — специалист в области практического применения политических технологий. Обладает необходимыми знаниями для реализации стратегии кампании политика по формированию нужного общественного мнения, имиджа и иных политических условий победы. Задачей политтехнолога является достижение политических целей, чаще всего — это обеспечение прохождения в выборные органы власти. 5. Пинстрайп — классической узор из очень тонкой полоски. Используется преимущественно для мужских костюмов. 6. Сыщики и воры (cops and robbers) — американский вариант названия игры «казаки-разбойники». Существует также название «cowboys and Indians» (ковбои и индейцы). 7. Пятый Битл или Брайан Эпстайн — менеджер «Beatles», которого называли пятым из группы Битлс (в самой группе играло лишь четыре человека). Благодаря невидимой для чужого глаза деятельности Эпстайна, группа обрела популярность. После смерти Эпстайна дела «Beatles» пошли на спад. Он считался связывающим звеном для всех четырех музыкантов, организовывая всю их жизнь.