***
Филип уже начал забывать, каково это — проводить время в гольф-клубе, где по какому-то чудесному стечению обстоятельств всегда было оживленно, хоть и немноголюдно. Его взгляд то и дело натыкался на обрюзгшие телеса стариков-завсегдатаев: тощие коленки, поросшие седым мехом икры, обвисшие до состояния тряпки трицепсы и маленькие круглые животики, едва скрываемые за пастельными рубашками-поло. Однако ряды старшего поколения с каждым годом редели все заметней. Часть из них умирала, а часть просто отходила от дел, ведь куда приятней получить свой финальный сердечный приступ, потягивая коктейли в Ритце или наслаждаясь тишиной в домике в горах. Были здесь и такие, кто попал в негласную опалу. Например, все тот же многострадальный мэр Тампы, суетливо семенящий по ярко-зеленому газону вслед за мальчиком-кедди[3]. Конечно же, чтобы стать изгоем среди местной элиты, необязательно быть старым — достаточно потерять деньги, влияние или связи. К большому удовольствию Филипа, из его круга еще никто так не опростоволосился. Да и куда там, если джентльмены его поколения оказались куда более цепкими и дальновидными, чем «старая гвардия». Это казалось логичным и вполне закономерным. Должность окружного прокурора он получил в тридцать девять лет — на восемь лет раньше своего предшественника. Мартинес сместил своего босса примерно с таким же разрывом. Как и его приятель из Верховного Суда или нынешний глава Законодательного собрания. Времена менялись, все менялось. Теперь среди ослепительно белых и лысеющих макушек все чаще можно было увидеть густые вихры. Брюзжащие голоса заглушались зычными, приправленными акцентами говорами. Среди шорт и льняных брюк нет-нет да промелькнет плиссированная юбка. А каждый приветствующий его человек посчитает своим долгом поинтересоваться, когда Филип наконец-то приведет сюда своего друга. Сегодня, это будет сегодня. Любые мысли о Граймсе всегда являлись для него чем-то приятным, даже если были связаны не с самыми лучшими событиями короткой истории их отношений. И то, что Рик в последнее время его нарочно избегал, Филипа никак не волновало. Он знал, что тому нужно было дать немного времени. И чтобы оправиться, и чтобы все обдумать. Филип надеялся, что до Рика рано или поздно дойдет — во всем виноват он сам. Торн был тем, кто несколько лет назад вырыл ему эту могилу, в которую Рик сам послушно лег, когда связался с ним снова. А что до Филипа, то он просто захлопнул гроб. Однако сегодняшний день был слишком хорош, чтобы думать о чем-то подобном. В кои-то веки в прокурорском офисе выдался выходной, и вся предвыборная суета обещала ограничиться полуофициальным ужином. Филипу не хотелось даже браться за клюшку. Вместо этого он лениво поднялся с оттоманки и неспешно двинулся по веранде, что спустя десяток шагов заканчивалась на ступенях белоснежной мраморной террасы, откуда открывался вид на гектары зеленых полей. Аккуратно подстриженные деревца и мелкие ухоженные пальмы скрывали за собой выход к стартовой игровой площадке, а еще дальше, где за небольшим холмиком виднелись песочные насыпи препятствий, на солнце блестела озерная гладь. — Так и знал, что рано или поздно поймаю тебя именно здесь. — Цезарь? — Филип обернулся, едва не сбив подкравшегося со спины друга. — Давно пришел? — С полчаса назад. Не заметил тебя, пока ты, здоровяк, не поднялся на ноги. Играешь? — Нет. Лень. Словно в подтверждение своих слов, Блейк подавил зевок. Он позволил Цезарю привычно взять себя под руку и все в том же неспешном темпе повести к плетеным креслам, удачно спрятавшимся в тени толстых колонн. — Как дела с кампанией? Слышал, рейтинги растут. Твоя заслуга или опять Граймс? — Ésto y lo otro[4]. Когда как, — пожал плечами Филип. — Что в департаменте? — Так себе. В Майами позавчера был новый локальный митинг из-за перестрелки. Наши парни застрелили несколько белых в спокойном районе. Пьяные идиоты зашли в дом, вроде как на спор. Взять ничего не взяли, зато сработала сигнализация, приехал патруль, при задержании завязалась потасовка. Журналисты раздули целое событие. Полицейский произвол, туда-сюда. — В который раз этот месяц? Четвертый? Зачастили с митингами, разве нет? — Такое время. Все чем-то недовольны. Даже в департаменте неспокойно. — Что случилось? — Да ничего особенного, — уклончиво ответил Цезарь, переводя взгляд на тащащийся по полю гольф-кар. — В последнее время на копов неплохо давят. Причем со всех сторон. И на нас, и на отделы, даже спецотряду досталось. Все на взводе, шеф теряет позиции. Поговаривают, что его хотят сменить. — Разве тебе это не на руку? Помнится, ты никогда не был в восторге от своего шефа. — Да, но я не хочу, чтобы этот козел обделался до твоего губернаторского срока и оставил мне свою кучу неразобранных дел. А он может, поверь мне. За один только ноябрь у нас при исполнении погибло девять копов. Говоря понятным тебе языком, это почти 11% от годовой смертности среди полицейских во всей стране. Добавь сюда эти митинги и прочую ерунду. — Майами и Джэксонвилл[5] всегда портили нашему штату статистику. Все будет в порядке. Мы просто переживем это, как и всегда. И я знаю, — с нажимом сказал Филип, — что мы все здесь зависим друг от друга. Никакие митинги и статистика не повлияют ни на мои рейтинги, ни на твои перспективы. Наоборот, беспорядки в Майами неплохо дискредитируют местных кандидатов на губернаторский пост. А их там целая уйма. Поэтому просто расслабься и следи за ситуацией. Может быть, тебе подвернется шанс себя проявить. Хотя кому какое дело, если я все равно назначу тебя шефом департамента, независимо от твоих заслуг. — Я стою того. Хотя бы за свои скромные услуги в случае с Торном. Кстати, когда ты собираешься от него отделаться? Мне уже давно нужен козел отпущения в случае с Арройо. Копам не нравится, когда их коллег безнаказанно молотят по ногам. — Не сейчас. Попозже, — Филип отмахнулся от всех вопросов, как от роя назойливых мух. — Лучше скажи мне как опытный отец семейства и дядюшка дюжины остолопов, чем можно заинтересовать парня лет, скажем, двадцати? Я плохо помню о своих увлечениях в этом возрасте. Это еще подросток или пубертат должен миновать, как считаешь? — Собираешься завести новую пассию или в чем дело? — Нет, боже мой. Это Граймс. Карл Граймс. Сын Рика. Я пригласил его на сегодняшний ужин.***
Однако его планам по поводу Карла не суждено было сбыться: что тогда, что сейчас Рик защищал своего сына подобно коршуну. У него всегда находился повод держать Филипа подальше. На этот раз он сослался на близость зимних экзаменов в колледже, и кто Филип такой, чтобы мешать юноше грызть гранит науки. На самом деле Филип не собирался принимать отказ, но голос Рика по телефону звучал мягко, почти ласково. В нем снова можно было уловить ту снисходительную терпеливость, к которой он обращался, если хотел деликатно убедить Филипа в своей правоте. Тот решил не возражать. В конце концов, с момента кошмарной ночи он впервые говорил с Блейком таким образом. На ужин они приехали порознь: Филип так и не выяснил, где живет Рик, если не остается ночевать у него. Но даже этот факт не испортил ему настроение, когда он встретил Граймса на террасе у ступеней монументального особняка. Хозяином вечера был потомок знаменитого Висента Ибора, сигарного магната, возведшего этого четырехэтажного исполина неподалеку от северо-восточных границ Тампы. Выстроенный полукругом, особняк особенно выделялся своим фасадом, представляющий собой нарядный корделож, где высокие окна стояли друг к другу настолько близко, что создавалось впечатление, будто обращенная к визитерам стена полностью прозрачна. Единственное, что мешало струящемуся из окон свету — грубоватые колонны с повисшими между ними балконами, а кое-где — и произвольно вьющимся виноградом. Колонны бросали на подъездной двор и стеклянные оранжереи вытянутые гротескные тени, где Филип нашел немного уединения, пока ждал своего спутника. У сегодняшнего собрания не было особенного дресс-кода. Это можно было бы назвать дружеской или партнерской встречей. Никакого официоза или снующей повсюду прессы. Подобные мероприятия всегда появлялись в расписании Блейка и других людей его круга, когда дело приближалось к окончанию года. Это было время обновления соглашений, разрыва и заключения партнерства, завершение старого налогового квартала и начало нового. Говорили в основном о деньгах, да и о чем еще разговаривать на этой ярмарке тщеславия, на первый взгляд казавшейся лишь сборищем снобов, а на деле — тесной компанией прощупывающих друг друга дельцов. Филипу было любопытно, как Рик поведет себя в подобном обществе. Он немного помедлил перед тем, как тот вышел из машины и отдал ключи парковщику. Даже не оглядываясь по сторонам, Граймс уверенно двинулся в сторону ступеней, как будто он точно знал, что Филип его встретит. Он не вздрогнул, когда Блейк перехватил его за локоть у самого входа — разве что немного напрягся, получив спонтанный поцелуй в щеку. — Хорошо выглядишь. Тебе идет черный, — тихо усмехнулся Филип, поправляя лацканы чужого пиджака. — В курсе списка гостей? Здесь судья Чамблер, тот самый, на которого ты так взъелся со своими казнями. Я хочу, чтобы ты был с ним мил; он мне еще понадобится. И кстати, Андреа тоже здесь. Похоже, она по тебе соскучилась. Не вздумай больше так долго меня избегать — не хочу, чтобы кто-нибудь начал сплетничать о всякой ерунде. — Тогда чего мы ждем? Пошли. Рик сам подал Филипу руку и ненавязчиво потянул за собой. Большинство гостей собралось в просторном боковом зале, окна и распахнутые двери которого выходили во внутренний двор. Легкий прохладный ветерок гонял туда-сюда свежий воздух, и весьма кстати: внутри ожидаемо пахло сигарами, отчего шлейфы чужих одеколонов и духов казались особенно терпкими. Сам зал представлял собой чрезмерно богато, в чем-то даже аляповато обставленную комнату, где каждый кусочек дерева, будь то сервировочный столик или подлокотник кресла, был украшен мелкой резьбой, а стены завешаны картинами в таком количестве, что скрывали за собой обои. В центре располагался огромный круглый стол, где нашли свое место бокалы и закуски; вокруг него, повернувшись спинками, в произвольном порядке стояли кресла и кое-где — кушетки. Все бродили туда-сюда, сбивались в небольшие компании или наворачивали круги по тускло освещенному дворику. Сидящие в креслах и кушетках, казалось, играли в «стулья»: стоило какому-нибудь месту освободиться, как на него тут же плюхался очередной желающий поболтать, да так быстро, что остальные могли и не заметить подмены. Все это действо скрывалось за клубами густого дыма — хозяин угощал наследством знаменитого предка. — Хочу представить тебя кое-кому лично. Это новый человек в Тампе, но он уже весьма успешен в северных штатах. Владелец фармацевтической кампании, в следующем году планирует открыть самый крупный филиал на нашем побережье из-за местного порта. Это удобно для экспорта, никаких трат на наземную перевозку. Производство тоже будет поблизости. Уверен, он захочет выкупить муниципальные земли для строительства своего завода и... — ...И раз ты тот, кто вскорости будет распоряжаться муниципальными землями, ты просто обязан его заполучить, — повел бровью Рик, делая маленький глоток из своего бокала и с незаинтересованным видом осматриваясь по сторонам. — Тогда стоит поспешить, пока кто-нибудь из твоих приятелей не предложил ему лучшую цену за территории. Насколько я знаю, некоторые владеют большими участками и даже улицами на правах собственников. — Именно. Кстати, он сам родом из Миссисипи. Вы почти земляки. У вас, южан, неплохая хватка во всем, что касается бизнеса. Хотел бы я знать, почему... — Потому что мы республиканцы, — ответил Рик. — В основном. Филип на секунду замер, но все-таки не смог сдержаться и улыбнулся: — Боже, я по тебе скучал. Граймс не потрудился сделать вид, будто польщен или впечатлен. Его целью было создать видимость постепенной оттепели. Поэтому он улыбался лишь в случае необходимости, но при этом всеми силами пытался казаться расслабленным, стоило ладони Филипа ненавязчиво проехаться по его талии под расстегнутым пиджаком. Иногда ему было неловко от обращенного к ним внимания, однако куда большую неловкость он испытал неделю назад, когда они с Ниганом сорвались в Кентукки, где их фиктивный брак был скреплен почти через час после подачи заявления. Они выбрали местечко в самой глуши: там никто не знал, кто такой Граймс, и вся эта афера не получила бы огласки. Однако сам перелет в соседний штат и мучительно долгое ожидание необходимых документов оказались самыми неловкими временами, что ему довелось провести с Торном наедине. Всю дорогу они почти не разговаривали, даже смотреть друг на друга им было невыносимо тяжко, хотя оба знали, что брак — фиктивность и формальность. Он служил защитой Рику и открывал ему доступ к американским счетам Торна. Деньги тоже стали необходимостью, и каково было удивление Нигана, когда Рик наконец-то о них попросил. Никогда еще Нигану не доводилось отдавать свои деньги просто так, без каких-либо четких пояснений, на что они будут потрачены и кому предназначаются. Слишком осторожный с собственными накоплениями, разбросанными по множеству банков мира, Ниган не пользовался кредитками и чековыми книжками. Его финансовый след был настолько запутан, что напоминал кроличью тропу. Доступом к его личным счетам располагал лишь он сам. Никаких доверенных лиц, попечителей или сторонних бухгалтеров. Поэтому когда Рик затронул эту тему, Ниган не придумал лучшего способа включить его в свою финансовую систему, кроме как через брак. Это стало еще одним поводом скрепить их союз официальными узами. Брачный контракт был составлен Ниганом с невероятной тщательностью. Это был колоссальных размеров талмуд, в котором и разобраться-то мог разве что сам Ниган. И помимо обычных нюансов, вроде финансовых обязательств супругов, он включал в себя множество поправок, некоторые из которых были настолько дикими, что Рик не нашел аргументов против. К их числу относился пункт по поводу наличия у Рика обязательного телохранителя. Так что, в добавок к новоиспеченному мужу и внушительному счету в банке, он получил еще и здоровяка Джеда, на фоне которого любой человек ниже двух метров роста выглядел скорее заложником, чем охраняемой персоной. Без присутствия Джеда Рик не мог получить и цента. Даже сегодня этот бородатый верзила караулил его в машине неподалеку от особняка. Но раз уж Рику постоянно выпадало находиться в зависящей роли, он решил разыграть эту карту. Откровенно говоря, сейчас он готов был разыграть какую угодно карту, лишь бы удовлетворить единственное свое желание — избавиться от Филипа. Избавиться таким образом, чтобы у всего этого не было последствий, и чтобы тот потерял любую возможность держать свой палец на красной кнопке. Рик готов был переломать эти пальцы один за другим. Он сделал бы все, чтобы больше никто и никогда не заставил его жаться в угол и безвольно отбиваться от рук, собравшихся проверить нанесенный ему урон. Именно так он это и назвал — урон. Ведь урон хотя бы можно измерить. Однако сколько бы Рик ни пытался, он вряд ли сможет измерить то, что случилось. Прошло не меньше двух часов с тех пор, как Блейк водил его за собой, подобно выставочной собаке. Получив возможность спокойно вздохнуть, Рик отошел к столу, взял бокал и осмотрел присутствующих на комфортном отдалении. Он искал конкретного человека. Тот стоял к нему вполоборота, сосредоточенно рассматривая одну из множества картин. Это было даже смешно, что самый молодой на этом сборище мужчина — на вид ему было не больше тридцати — занят осмотром недооцененного публикой шедевра. Рик подошел к картине и встал рядом — их плечи соприкоснулись. — Скучаете? — Скорее, не вписываюсь. Вы мистер Граймс, верно? — он протянул руку для приветствия. — Я Гарет. — Зовите меня просто Рик. Не вписываетесь? Довольно странно, учитывая, что ваша семья владеет одной из самых старых газет в штате. «Терминус», ведь так она называется? — Все знают, что мы на грани разорения. — И никаких перспектив? — Нет, старым изданиям сейчас довольно сложно конкурировать и подавать новости из первых уст. Теперь любая новость моментально сливается в интернет. И чтобы купить ее до этого момента, нужно заплатить стрингеру большие деньги. Вы знаете, кто такие стрингеры, Рик? — Журналисты-внештатники, которые первыми снимут материал, а потом предложат его каждой газете и новостному каналу, пока не продадут по самой высокой цене. — Именно. И найти толковый материал для передовицы довольно сложно. Большинство из того, что предлагают внештатники, не стоит своих денег, — протянул Гарет, лениво хрустнув затекшей шеей. — Я был еще слишком молод, когда моя мать начала проваливаться в банкротство из-за появления интернета. Помню только, что в газете сократили 80% всего штата. Теперь «Терминус» медленно разлагается. Хотя, акции газеты на рынке все еще высоки, но это заслуга громкого имени и репутации. — На самом деле я в курсе вашей ситуации. Я знаю, что вам пришлось сократить тираж в несколько десятков раз и урезать нынешний штат, чтобы убытки хотя бы сравнялись с прибылью. — Тогда... Что вам нужно? — Все сюда приходят за сделками, разве нет? Мне нужна ваша газета, Гарет. Я покрою затраты на десятикратно увеличенное тиражирование. Мне нужно, чтобы вы освещали те события, которые я скажу вам освящать. И будьте уверены, «Терминус» окажется первой газетой, которая о них узнает. У вас образование журналиста, ведь так? Как залог успешного сотрудничества, я дам вам шанс быть первым на месте громкого происшествия, которое не придется долго ждать. Если вас это устраивает, напишите мне необходимую сумму на своей визитке, — отставив бокал, Рик достал из внутреннего кармана ручку и протянул ее Гарету. — Решите до того, как я уйду. __________________ 1. Золпидем — мощное снотворное. Одно из самых популярных в США. 2. Калки — часть механизма музыкальной шкатулки. Выглядят как штырьки на вращающемся цилиндре, о которые цепляется гребень, из-за чего звучит та или иная нота. 3. Кедди — человек, который носит спортивный инвентарь и подает игроку клюшки для гольфа. 4. Ésto y lo otro (исп.) — и так, и сяк; то одно, то другое. 5. Криминальная статистика по Майами и Джэксонвиллю — Майами отличается высоким уровнем преступности: на 100 тысяч человек здесь приходится свыше тысячи криминальных инцидентов в год. В настоящее время Джэксонвилл страдает от большого количества тяжких преступлений — в период с 1989 по 2006 год город 12 раз становился лидером по количеству убийств.