Полный круг

Чем дальше они отъезжали от дома, тем ровнее билось сердце Рика. Он несколько раз обернулся, однако они уже миновали с тройку поворотов, и знакомое крылечко вместе с чахлыми азалиями давно скрылось из виду. Удивительно, как быстро он прикипел к этому дому. Хотя в его жизни было сотни мотелей, апартаментов, с десяток съемных квартир и пляжных коттеджей, почему-то именно этот дом занял свое крохотное, но почетное местечко в памяти. Рик точно будет помнить и статуэтку гусыни в шляпке, и не вполне правильно собранную кровать, которая слегка кренилась, если они с Ниганом ложились по правую сторону. — Что ты так долго собирался? Андреа оставила тебе сообщение, что выезжаем раньше. На центральном перекрестке пробка. Мы могли опоздать. — Я не слышал телефон, — безразлично отозвался Рик и снова уставился в окно. За рулем был шофер — привилегия губернаторского поста. Как и две машины с охраной: спереди и сзади. После официального вступления в должность кортеж станет больше, а на капоте появятся правительственные флажки. Когда-то Рик и сам рассчитывал оказаться на месте Блейка. Необязательно на подобном посту, но близко. Теперь он этого не хотел. Ни за что в жизни не согласился бы дать присягу. Какая ирония, что к этой мысли его подвел Ниган — тот, кто разрушил на корню его карьеру и наблюдал за ее повторным взлетом. Казалось, он всегда оказывался неподалеку, когда Рик снова и снова ступал на скользкую дорожку, вымощенную предвыборными обещаниями. По пути к зданию мэрии, где Филип запланировал давать присягу, телефон Рика тихонько завибрировал. Сообщение от Нигана: «У нас все оки-доки». Рик с улыбкой развернул окошко чата, куда пришла смазанная фотография, где Ниган курил за рулем, а на заднем сидении о чем-то болтали Карл и Сиддик. Они улыбались и выглядели безмятежными, будто ничего дурного не происходит и все это мероприятие — лишь повод побыть вдвоем. «Они, определенно, влюблены», — подумал Рик. Неожиданно в его голову пришла мысль, что он и сам-то был влюблен. Именно так, как это случается у юнцов: крепко, горячно, без оглядки. Да уж, с Ниганом все действительно было без оглядки. С ним Рик переставал думать. Прощал ему все на свете как дурак. И сомнительный бизнес, и дела, обстряпываемые по ночам, и любые выходки, и невыносимый нрав с фантастической заносчивостью и непоколебимой убежденностью в собственной правоте. Смешно, но при одном только взгляде на эту широкую самодовольную усмешку, которую Рик про себя называл улыбкой Братца Кролика[1], его переполняло теплое ощущение искренней привязанности. — У бурных чувств неистовый конец, — внезапно нараспев проговорил Филип. В его голосе сквозила насмешка. — Так сладок мед, что, наконец, и гадок. Как там дальше, м? Рик недоуменно нахмурился, а уловив мысль, ответил: — Избыток вкуса отбивает вкус. По-моему, как-то так. — Ах да! А моя любимая строчка, хм… Не будь ни расточителем, ни скрягой: лишь в чувстве меры истинное благо, — торжественно подытожил он. — Всегда любил Шекспира за меткость слова. Если задуматься, понадобится лишь две-три его трагедии, чтобы проиллюстрировать целую жизнь. Чью-угодно. А твою в особенности. Неосознанно Рик провел пальцем по фотографии на экране. Поймав себя за этим жестом, он торопливо щелкнул блокировкой, словно Блейк мог причинить вред людям на снимке своим взглядом. — Как странно на тебя подействовала инаугурация. Какую трагедию придется цитировать, когда попадешь в Сенат? — Посмотрим, но я точно знаю, к какой трагедии тебя приведет Торн. Ведь… — Филип осмотрел свои ногти. — Кто друг убийцам — тоже душегуб[2]. Подумай об этом, Граймс. И да, я удивлен, что фермерский мальчик может процитировать даже самую известную поэму. Хотя, не уверен, что ты способен оценить по достоинству нечто подобное. Напомни, в каком университете ты учился? Задумчиво, будто припоминал что-то далекое, и уж явно не название своего университета, Граймс посмотрел куда-то поверх плеча шофера. В уголках его глаз тут же собралась паутина морщинок. Этот взгляд всегда выдавал в нем южанина, даже если он не раскрывал рта, а просто смотрел, щурясь, как от лучей полуденного солнца над бескрайней пустошью. Солнца беспощадного и яркого до белизны, совсем не похожего на полыхающий диск над Флоридой, который и разглядеть-то можно разве что в самую ясную погоду, когда не шел дождь, а все кругом погружалось в невыносимую влажную духоту. — Ты когда-нибудь был в техасской прерии? — спросил он Филипа. — Никогда. — Как-то в детстве мы с Ниганом гнались друг за другом по прерии. Она огромна. Даже если влезть на самый высокий холм или самое высокое дерево, все равно не видно, где она кончается. В ней легко заблудиться. Все кругом одинаковое: пучки сорговника, ковыль, глыбы, камни. Кажется, ты либо не был в одном месте дважды или что, наоборот, топчешься кругами. Вокруг ни души. Птицы не поют, — он достал из внутреннего кармана пиджака маленький портсигар из простой стали. Закурив, чуть опустил окно. — Мы долго бежали. Почти выбились из сил, но все равно не останавливались. Сколько себя помню, так было всегда. Впрочем, в прериях есть удивительные вещи, которые даже нас заставляют замереть на месте. — Например? — Старое кладбище. Деревянные кресты стояли ровными рядами. Их было немного, не больше сотни. Мы подошли ближе, и тут я заметил: на некоторых крестах висели ржавые колокольчики. Я спросил у Нигана — он-то был на целый год старше, знал побольше моего — зачем эти колокольчики. Оказывается, их вешали на случай, если человек вдруг очнется или если его по ошибке закопали живьем. Чтобы он мог позвонить. И вдруг Ниган рассмеялся. Не просто рассмеялся, он прям-таки ухахатывался, так ему было весело. Я даже испугался, настолько дикое это было зрелище. Конечно же, я спросил, отчего он смеется. А Ниган ответил, мол, какая же это шутка, вешать колокольчики на кладбище посреди прерии, где их все равно никто и никогда не услышит. — Ну-с, я так и знал, что дальше удивительных сельских историй ты не пойдешь. Но я ценю твою откровенность, хотя и не понимаю, к чему все это было рассказано. — Не понимаешь? Правда? — Рик склонил голову набок. — Ниган всегда был таким человеком. С детства. Всегда был кем-то, у кого самая жестокая, самая гнусная и бесчеловечная ирония вызывает смех. Бог свидетель, Филип, если я с тобой не справлюсь, уж он-то точно справится. А потом посмеется. Так что, будь себе другом, после инаугурации оставь в покое меня и мою семью. — Это угроза, Граймс? — Это факт. Какой-то резвый велосипедист яркой молнией пронесся прямо перед их машиной — водитель резко ударил по тормозам. Салон встряхнуло; Граймс нечаянно припалил сигаретой дорогую обивку. Однако они почти приехали: спустя два квартала кортеж замер. Охрана принялась суетиться, а один парень из этой безликой толпы галантно открыл дверцу машины со стороны Блейка. Выйдя, тот так же галантно принялся ухаживать за Риком, даже подал руку. У них больше не было времени на препирательства и разговоры. Стоило ступить на красную дорожку, как отовсюду засияли вспышки фотокамер. Рику пришлось привычно опустить ладонь на подставленный локоть Филипа и так же широко и радостно улыбаться, махая в камеру столь энергично, словно сегодняшний день лучший в его жизни. Здание мэрии — выбор Рика для присяги — не самое высокое и не самое помпезное. Ему было чуть больше сотни лет. Оно стояло в самом центре, маленькая архитектурная жемчужина сияющего миллионом зеркальных окон Даунтауна. Изящное, идеально симметричное, с часовой башенкой под круглым куполом, где на шпиле гордо развевался американский флаг. Когда Рик увидел здешнюю мэрию впервые, он даже сфотографировал этот миниатюрный дворец. Теперь он сам невольно попадет в исторический архив Флориды на его фоне. Не меньше сорока минут им пришлось позировать на каждом шагу. Филипу бесконечно пожимали руки, переставляли с места на место. Вся его команда из предвыборного штаба была здесь. Молодые сотрудники с энтузиазмом махали флажками, а кто постарше победно улыбались. Репортеры ловили каждое слово. Шуршали ручки, мигали огоньками диктофоны и камеры. — Мистер Блейк, и последний вопрос перед присягой, — охрипшим голосом выкрикнула одна из журналисток. — Какую роль сыграл мистер Граймс в вашей кампании? — О-о-о, — протянул Филип, — по правде говоря, Граймс — именно тот, кто меня сделал. Верно, дорогой? — Рад, что мы встретились, — ответил Рик без улыбки. Зал для дачи присяги был скромным — еще одно условие Граймса, который и так едва договорился проводить церемонию не в столице штата, а в родном городе Филипа, хотя тот перебрался в Тампу лишь с момента обучения в местном, и стоит сказать, весьма впечатляющем университете. Родился и все свое детство Филип провел в Сент-Питерсберге, том самом, где стояла галерея Мишонн. Однако сейчас это не играло никакой роли. Когда Филип легкой походкой поднялся на сцену, его встретили такие бурные аплодисменты, будто он новый Мартин Лютер Кинг, который с рождения вместо молока пил морскую воду из местного залива. Но чего удивляться? Никогда еще кандидат из Тампы не становился губернатором. Филип был первопроходцем и гордо пожинал плоды своей кампании. Он, не стесняясь кожаной повязки на глазу, прямо смотрел в зал на рукоплещущую толпу. Здесь было много важных персон: почти весь губернаторский кабинет в прошлом составе, местные власти, крупные акционеры, бизнесмены, почетные граждане и все-все-все, кто по-настоящему зависел от смены власти. Стоя за кулисами, Рик поискал взглядом Карла. Броский полосатый пиджак обнаружился на втором ряду. По обе стороны сидели Ниган и Сиддик. Это немного успокоило Рика. Он осторожно помахал им рукой — его заметил только Карл. Они обменялись короткими улыбками. Но вот в зале погас свет, а Филип, сверкая улыбкой в лучах прожектора, с величественным видом уложил ладонь на Конституцию. — Я, Филип Брайан Блейк, торжественно клянусь, что буду поддерживать, отстаивать и защищать Конституцию Соединенных Штатов и штата Флориды, что буду честно и добросовестно выполнять обязанности, возложенные на меня законом и должностью, на которую я собираюсь заступить, и что я беру на себя эту ответственность свободно, без корыстного умысла. Да поможет мне Бог. Зал снова взорвался аплодисментами, которые стихли, лишь когда Филип махнул рукой, чтобы перейти к благодарностям и своей инаугурационной речи. Граймс не слушал: он и так знал, что будет сказано. В конце концов, он и написал эту речь. И вместо того, чтобы внимать, про себя он считал минуты. Минуты до того момента, где Филип развернется к нему с притворной теплой улыбкой и подзовет к себе. Это тоже было прописано и, наверняка, отрепетировано. — О, ну и конечно же, самое время дать слово человеку, без которого всего этого бы не было. Дамы и господа, моя вторая и лучшая половина — Рик Граймс! Под бурные овации Рик выскользнул из-за кулис и подошел к кафедре. Филип тут же приобнял его за талию и легко коснулся щеки губами. Отчего-то поцелуй длился чуть дольше положенного, хотя Рику было все равно. Ему нужно было собраться. Для себя он речь не готовил. Впрочем, как и всегда. Что он должен был сказать об этом человеке? Какие подобрать слова, чтобы среди мнимых похвал не проскользнула желчь? С какой интонацией говорить и как звучать правдоподобно? Все эти вопросы застали Рика врасплох. Он недолго помолчал, и в тот момент, как зал полностью приготовился внимать, его взгляд вдруг остановился на Нигане. — Рад приветствовать сегодня. Большая честь — получить слово на инаугурации губернатора, — начал он, мягко улыбнувшись одному единственному человеку в зале. — Думаю, вы ожидаете, что я расскажу о виновнике торжества нечто такое, чего никто из вас не знает. Но нужно ли это? Вспомните, о чем вы думаете, глядя на супруга. Вы думаете: никто не знает тебя так, как я. Никто не видит в тебе столько прекрасного и столько отталкивающего, сколько вижу я и только я. Хотели бы вы поделиться с кем-то этим знанием? Вряд ли, — Рик тихо усмехнулся, продолжая смотреть на Нигана, который замер, удивленно вскинув брови. — Да и зачем? Вы знаете достаточно, чтобы поставить галочку напротив его имени в бюллетене. Ведь это ваш кандидат. Тот, кого вы себе выбрали. Кого выбрал себе я, и с кем бы хотел остаться, — он тронул безымянный палец, где не было кольца. — Спасибо. Несколько секунд в зале стояла тишина, и в этом безмолвии первые хлопки прозвучали так громко, что закладывало уши. За Риком было последнее слово инаугурационной речи. Все повскакивали с мест, зазвучали аплодисменты, кто-то даже свистнул. Только Ниган стоял, опустив руки. Он выглядел смущенным и ошеломленным. Застигнутый врасплох, не смог скрыть замешательства. Карл легонько толкнул его локтем, и только тогда он слабо захлопал, провожая Риком взглядом, пока тот не скрылся за тяжелыми кулисами. — Не хочется хвалить, но это было впечатляюще, — Блейк поймал Рика за сценой и тут же потянул к прессе. — Кратко и весьма тонко. Жаль, предназначалось не мне. — Какая разница? Публика все равно купилась. Как говорится, ешь что дают, Филип. В угоду фотографам им пришлось прижаться друг к другу. Рик сжал зубы, ощутив чужую руку на пояснице. — Очередная техасская присказка? — «Объедки» звучит одинаково во всех штатах. Вспышка ослепила их в последний раз, а потом Андреа повела их по узким коридорам в небольшой конференц-зал. Все приглашенные на банкет гости постепенно покидали мэрию. Их поджидали предусмотрено подогнанные машины и фуршет в Палм Харбор, а Рика с Филипом — бумажная волокита. Бюрократия с множеством бумаг. Оставшись только вдвоем, они молча принялись за работу: Рик подготавливал и проверял документы, Филип подписывал. Вот оно настоящее вступление в должность: сотни страниц формальностей, каждая из которых утверждала Филипа в качестве губернатора. Когда они закончили, на часах было без четверти десять. В дверь зала деликатно постучали — это Андреа принесла их заранее подготовленные смокинги. Сама она уже успела переодеться в вечернее платье. Рик проигнорировал ее встревоженный взгляд, а на вопрос о том, стоит ли помочь ему одеться, ответил недоуменным «нет». По дороге в Палм Харбор она все так же обеспокоенно смотрела по сторонам, мотая головой, как птичка, блуждающая вокруг силков. Но кому какое дело до чаяний политтехнолога, когда кампания уже выиграна? Стоило машине остановиться, как Филип с выражением полнейшего удовлетворения поспешил выбраться наружу. Похоже, он забыл даже о Рике, а спохватившись, без всякого интереса взял его под руку и повел знакомиться с гостями. Палм Харбор впечатлял размахом. Это был современный дворец, раскинувшийся на западной части острова Харбор, куда из Даунтауна вел новенький мост. Место для банкета выбирал Филип. Денег не пожалел: палас[3] был арендован целиком, да еще и на неделю, чтобы гости, приехавшие издалека, могли в полной мере насладиться флоридским гостеприимством. — Еще десять минут твоего времени, — негромко сказал Филип, взглянув на свои часы, — и можешь немного погулять. Потом ты понадобишься. И твой сын тоже. В ответ Граймс дернул желваками. Они неторопливо прошлись между шезлонгов у одного из множества лазурно-ярких бассейнов. По пути с ними здоровались гости. Все норовили одарить Рика улыбкой, пожать Филипу руку. Наслаждаясь аперитивом и закусками, люди в беспорядке разбрелись по всему паласу. Отрывки разговоров доносились то с балконов, то со стороны пальмового сада. Из огромных распахнутых дверей был слышен мягкий баритон Рэя Чарльза[4] — очередная дань местному культурному наследию. Они уже направлялись к крыльцу, как к Филипу подскочил неприметный мужчина в отглаженной форме прислуги. — Мистер Блейк, на телефоне конгрессмен Перес, — тихо шепнул он. — Я провожу вас. — Хорошо. Услышав это, Рик тут же выпутался из удерживающих его рук. Уже собираясь вежливо извиниться, чтобы отойти к телефону, Филип наклонился для привычного поцелуя в щеку, однако его губы коснулись пустоты: Рик стремительным шагом двинулся прочь, словно у него вообще не было спутника. Даже не обернулся. Оказавшись внутри виллы, Граймс внимательно осмотрелся по сторонам. Где-то в отдалении промелькнула знакомая высокая фигура и полосатый пиджак. Ниган вместе с Карлом и Сиддиком устремились куда-то на верхние этажи. Сжав плечи парней железной хваткой, Торн был похож на гуся, деловито переводящего свое потомство через дорогу. С той лишь разницей, что такую птицу вряд ли посмеет сбить и впечатать в асфальт какая-нибудь стремительно мчащаяся машина. А ведь «лихачей» кругом хватало. К своему удивлению Рик обнаружил на фуршете не только гостей из утвержденного листа приглашенных. Помимо политических акул Флориды, он узнал сенаторов Иллинойса и Нью-Йорка, нынешнего спикера палаты представителей, троих верховных судей и даже директора административно-бюджетного управления при нынешнем президенте. Были тут и губернаторы других штатов, причем, сугубо демократических: Роб Спекс из Вирджинии, Питер Мерфи из Миннесоты и Карлос Гарсиа из Нью-Мексико. Собрание политической элиты показалось Рику странным. Публика перерастала мероприятие, как если бы в рядовую булочную приехали дегустаторы Мишлен[5]. — Рик? Доброго вечера, — прозвучал грубый голос со странным акцентом. — Еще увидимся. Граймс резко развернулся — перед его лицом мелькнула улыбка Тито Ортиза. Золотые зубы вместе с бриллиантовой сережкой блеснули в свете ламп. «Как он здесь оказался…?» — в замешательстве подумал Рик, ответив на приветствие легким кивком. Уже более пристально он вгляделся в разношерстную толпу. Люди из круга Торна как всегда выделялись. Кто их пригласил, а главное, зачем — загадка. Где-то совсем близко разбился бокал — Рик вздрогнул, и вдруг бросился от этого звона, как чайка от корабельного горна. Торопливо он взбежал по центральной лестнице, где в последний раз видел Нигана и своего сына. На втором этаже их не оказалось. Тогда Рик поднялся на третий, но ни в бильярдной, ни в баре их не было. На четвертом этаже его ждал лишь густой дым сигар и полупустой зал для покера. На пятом и шестом — тихие коридоры с номерами для гостей. Рик шел все быстрее, задыхаясь от слишком туго повязанного камербанда, на последних пролетах сорвался на бег. И лишь на крыше, где верхушки пальм гнулись от порывистого морского ветра, остановился. Тяжело дыша, он прислонился к высокой колонне. Ниган стоял у самых перил с небольшой группой мужчин, на одном из которых была до невозможного пестрая рубашка. Они разговаривали, смеялись, пили шампанское. Ниган то и дело поглядывал в сторону стеклянной оранжереи — она занимала почти всю крышу. Через матовое стекло и зеленые заросли Рик не смог разглядеть, что происходило внутри. — Ну что, как насчет партии в покер? Может быть, отобьешь свои часы обратно? — мужчина в пестрой рубашке победно вскинул кулак, демонстрируя туго обтягивающие запястье часы. — Сколько можно тут торчать, а? — Оставь себе, — отмахнулся Ниган. — Гэвин в городе, сыграешь с ним. — С этим шулером? Чтоб он меня без трусов оставил? Да ты, блядь, шутишь! — Брось, Луи, кому нужны твои трусы. — Ха! Как будто он их носит. — Ага, небось, его колумбийские девки так устали снимать их зубами, когда ему приспичит, что он перестал их надевать. Компания рассмеялась. К ним подошел официант. Взяв свой виски, один из гостей сделал глоток и с одобрительным возгласом похлопал официанта по щеке, будто тот был его персональным мальчиком на побегушках. Все снова рассмеялись, а Ниган с небрежной ухмылкой закатил глаза. — Так кто этот парнишка, за которым ты присматриваешь? Крестник? Племянник? Ниган бросил взгляд на стеклянную дверь оранжереи. — Это мой. — Черта с два кто поверит! — Не похож! — Слишком симпатичный для моего сынишки? — Ниган обвел крышу рассеянным взглядом. — У него прекрасные гены, ребята. Посмотрите, — улыбнулся он, когда к ним приблизился Рик, — золотой генофонд Техаса. И тоже весь мой. Да, детка? В небо взметнулась комета фейерверка. Разговор тут же прервался, и все они, запрокинув головы, смотрели на тысячи искр, исчезающих прямо перед гребнями неспокойных волн. Рик ощутил прикосновение губ к кончику уха, а после его заключили в объятия. Спина привычно уперлась в подставленную грудь — впервые за вечер Рик позволил себе расслабленно выдохнуть. Однако идиллия длилась недолго: стоило последней вспышке озарить небо, как компания начала спешно прощаться. Все они обменялись с Торном крепкими рукопожатиями, будто закрепляли сделку. — Удачи, — Луи обернулся у самой лестницы. — Разберись со своей проблемой поскорее, matón. — Matón? — переспросил Рик, когда они остались наедине. Оба знали, что у этого слова много значений. Но все они — от бандита до убийцы — не были лестными. Ниган так и не прояснил, что именно имел ввиду Луи. Вместо этого он вдруг заявил: — Возьми мою фамилию. — Через дефис? — Нет, только мою. Ты и Карл. — Но зачем? — Упростит бумажную волокиту. Послушай, — Ниган с задумчивым выражением развернул Рика к себе лицом и достал телефон, — если Блейк выкинет трюк с наркотой или полицией, неважно, блядь, с чем, твоего мальчика придется увезти отсюда. Спрятать. И вариантов охуеть как мало. Все это, — он раскрыл на экране карту мира, а после обвел пальцем всю Америку с двумя материками и россыпью островов, — попадает под договор об экстрадиции США[6]. Но вот этот маленький сукин сын, — палец переместился к крошечной точке в Атлантическом океане вблизи Африки, — договор не заключал. — Ниган, подожд… — Заткнись и послушай меня внимательно. Кабо-Верде — ублюдочное островное государство. У меня там есть небольшой офшорный банк для отмывания бабла. Змееныш уже совершеннолетний, он может открыть там бизнес. Нужно всего тридцать-сорок кусков, и ему выдадут гражданство или пожизненную визу. Там он будет в безопасности. Это лучший вариант, что я могу предложить. Из оранжереи донесся хохот. Рик взглянул в сторону стеклянных дверей: внутри мелькнул полосатый пиджак. — У детишек своя вечеринка, — объяснил Ниган, пряча телефон обратно. — Видел здесь дочурку сенатора. Кстати, ты заметил, сколько важных хуев снизошло до старины Блейка? — И не только они. Что здесь делает Тито и… остальные? — Не знаю. Еще один салют взмыл в темное небо — они вздрогнули, как от выстрела.

***

Резные часы с маятником пробили о наступлении часа ночи. Рик механически взглянул на циферблат, однако тяжелый сигарный дым в кабинете стоял непроницаемой пеленой — ничего не разглядеть. Лишь белоснежные манжеты и воротнички рубашек мелькали в полумраке, когда кто-то из собравшихся подносил к губам бокал. Сам Рик не пил — только покачивал на весу свой виски. Чтобы избежать навязчивых объятий Филипа, он устроился в кресле. Оно стояло особняком, в углу. Удачное положение для наблюдения за присутствующими. Правда, он сам оказался тем, на кого были обращены все взгляды. — Что ж, должен признать, вы оказались в уникальном положении, Рик Граймс, — имя было произнесено с толикой небрежности, однако Карлос Гарсиа, губернатор Нью-Мексико, тут же спохватился и расплылся в широкой улыбке. — Разговор сугубо конфиденциальный, переживать не о чем. — Гарсиа, ближе к делу, — нетерпеливо рявкнул старик. — Мистер Граймс, вы знаете, кто я? — Бессменный директор бюджетного управления Белого дома, Мортимер Уиттекер, — подтвердил свою осведомленность Рик. — Как дела у президента? — Кому какое дело? Через пару лет все забудут его имя. Я застал четырех президентов, и все они были безнадежны. — Поэтому вы здесь собрались? Маленький государственный переворот? Рик даже не пытался играть в вежливость. С каждым словом, звучавшим в комнате, петля на его шее затягивалась все крепче и крепче. Он чувствовал это. И как отчаявшееся животное, не собирался подпускать кого-то близко. — Когда-то давно мы уже несколько раз пытались запустить к республиканцам подсадную утку, — Уиттекер проигнорировал выпад. — Но все тайное всегда становится явным. Ваш случай действительно уникален, Рик. Вы республиканец до мозга костей, ваша партия примет вас с распростертыми объятиями. Будете работать на демократов, влиять на решения республиканцев. Вы же никуда от нас не денетесь, Рик. Я здесь не только для, как вы выразились, «переворота». Я посажу вас в кресло конгрессмена. Как вам такое, а? Звучит здорово? — он рассмеялся старческим кашляющим смехом, как ворона, подавившаяся костью. — Ваша история не выдумка. Плюс, за год во Флориде вы завязали много полезных знакомств, — вставил Гарсиа. — Ты — мой троянский конь, дорогой, — Филип непринужденно улыбнулся, а подойдя к креслу Рика, закинул локоть на громоздкую спинку. — Через четыре года я буду сенатором. Ты вскорости заступишь на пост конгрессмена. А еще через пару лет начнется новая кампания на пост президента… — И вы все, — прервал его Рик, — метите в кабинет нового президента? — А вот и ваша хваленая проницательность, — Уиттекер согласно кивнул. — Как самый опытный, я займу место вице-президента. Гарсиа, Спекс и Мерфи — министров финансов, обороны и внутренних дел. Блейк — генерального прокурора или госсекретаря. — Кто кандидат в следующие президенты от демократов? — О, Рик, а это уже секрет. Да и какая разница? Не забивайте себе голову этой ерундой. Лучше подумайте о дате свадьбы. Как удачно, что вы с Блейком не торопились. Куда удобней, если бы он вступил в брак, уже будучи губернатором. Масштабность события и все такое. Да вы и сами понимаете. Рик задыхался. Их история никогда не закончится. Он никогда не сбежит от политики, от Филипа. Будет жить под колпаком, пока не ослепнет. В воображении мелькнул губернаторский дом в Таллахасси. Во дворе — опостылевшие пальмы. Кругом охрана и десятки праздных посетителей, что будут топтаться по дому, вертеть вазы и щупать ковры, лишь бы хоть как-то прикоснуться к главным людям их проклятого штата. И сколько бы дней он ни провел в конгрессе, рано или поздно ему бы приходилось возвращаться в этот дом, где не будет использоваться ни одна из гостевых спален — только хозяйская. В этом Рик был уверен. И как бы он ни отбивался, как бы ни протестовал, ему все равно пришлось бы лечь в эту огромную кровать, которая помнила спины и бока предыдущих губернаторских чет. «Не только лечь, — ответил тихий голос в его голове. — Ты ведь все сделаешь для своего мальчика». У Филипа всегда находился рычаг давления. Сколько Рик его знал, тот всегда умело сжимал руки на его глотке. Ссылка Карла — лишь временная мера. Его ребенок не мог жить на острове вечно. Он не заслуживал этого, как и не заслуживал расплачиваться за родительские ошибки. — Кстати, где твой сын? — Филип погладил Рика по макушке, как послушного питомца. — Зачем он тебе? — О, Рик, ваш сын мог бы работать в предвыборном штабе будущего президента. Блейк с радостью натаскает его во время своего губернаторского срока. У Карла подходящая внешность. Наверняка, он еще и смышленый малый, — вклинился в разговор Уиттекер, снова игнорируя резкий тон Граймса. — Целая семья политиков, это же поднимет рейтинги демократов до небес. Того и гляди, придется садить в президентское кресло самого Филипа, — он снова рассмеялся. — Вы нравитесь людям. Иногда мне кажется, что даже слишком. Так что там с вашим парнишкой? Он почтит нас сво… — Карл уже дома, — оборвал его Рик. — У него важный экзамен в понедельник. — Я же говорил тебе, что он понадобится. Губы Филипа изогнулись в опасной улыбке. Но Рик и бровью не повел. Еще час назад Ниган усадил Карла и Сиддика в потрепанный шевроле Джеда и отправил на квартиру к Дуайту. Сам Ниган остался в Палм Харбор, и наверняка бродил где-то неподалеку, как верный пес, который перестал быть волком. — Ладно, обсудим ваше чадо в другой раз. Я бы хотел видеть вас на съезде в Вашингтоне, скажем, в конце следующей недели, — Уиттекер поднялся с дивана и шаркающими шагами подошел к Рику. — Я устал от своей должности. А вы, уверен, устали быть никем. Мортимер протянул руку для пожатия, однако Граймс не спешил ответить на жест. — А что если я откажусь? — Откажитесь? Каждый из присутствующих эхом повторил вопрос. В голосах сквозило откровенное недоумение, будто им довелось лицезреть, как бездомный отказывается от тарелки сочных стейков. — Господа, дайте нам пару минут. Кажется, моей лучшей половине нужно перевести дух. Это был долгий день. Филип с хмурым видом сложил руки на груди, пока высокопоставленные гости один за другим исчезали за дверью. Спустя минуту эхо их шагов разнеслось по коридору, а потом и вовсе стихло. Спокойствие ночи нарушала лишь затянувшаяся вечеринка у бассейна. — Подойди, — Филип кивнул в сторону окна, а когда Рик приблизился, грубо перехватил его за шею, едва не вжав лицом в стекло. — Тихо, не дергайся. Лучше посмотри туда. Знакомые люди, не так ли? Граймс с глухим рыком вырвался из хватки. Бабочка съехала на бок, а пуговица на смокинге с треском оборвала нитки. Однако Филипу было все равно: он с упрямым остервенением закинул локоть обратно на шею и притянул Рика вплотную. — Как думаешь, зачем здесь Ортиз и другие клиенты Торна, а? Это все наши будущие спонсоры. Да-да, Граймс, именно эти ублюдки будут тратить деньги на новую президентскую кампанию. И они будут щедры. Очень. Взамен я оставлю им пару налоговых лазеек. Могут отмывать свои деньги во Флориде сколько душе угодно. И все легально, безопасно. Неплохая сделка, верно? Вдруг Рик зашелся беззвучным смехом. Его тело разом обмякло. Никакой борьбы — только странный клокочущий смех, настолько неожиданный и гротескный, что Блейка пробрала оторопь. — Сделка? С ними? — продолжал смеяться Рик. — Филип, ты даже не представляешь, во что ввязываешься. — О, я прекрасно представляю, дорогой. Когда я выкачаю из них деньги и перекрою кислород, угадай, кого они в этом обвинят? Меня? Но я уже буду сенатором, а может, и министром. Так просто не добраться. А вот их главный юрист по части денег… — Они не тронут Нигана. — Уверен? Насколько мне известно, у Луи до Торна было семь финансовых консультантов. И где же они? Никто не знает. А у Тито было четыре юриста по налогам. Где эти умники сейчас, а? По-твоему, Торн неприкасаемый? Сомневаюсь. Это бизнес, а в бизнесе, Граймс, прибыль всегда во главе угла. Даже если он будет отговаривать их вести со мной дела, они не послушают. Я создам для них настоящий налоговый рай — жадность не позволит отказаться. — Никто не даст тебе коверкать законы под себя. — Я губернатор. Моя работа — коверкать законы. Кстати, через три месяца будет готов мораторий на смертную казнь. Ты знаешь, какой благодарности я жду. Глаза Граймса распахнулись. На лице застыла гримаса отвращения. От одной мысли о «благодарности» мутило. — Я убью тебя, — тихо ответил Рик. — Нет, ты и пальцем меня не тронешь. Видишь ли, твоя маленькая семья — твоя большая слабость. Соскочишь с одного крючка, и я снова подсажу тебя на другой. Это несложно. Наркотики в общежитии, сбитый под травкой пешеход, несчастный случай во время серфинга. Устроить что-то подобное — обычный пустяк, — он презрительно поджал губы. — Боже, Граймс, ты ведь и правда сделаешь что угодно ради своего сына, ради Нигана. А ведь где-то там есть кто-нибудь еще. Твоя сестра, твоя племянница, другие дорогие тебе люди. Это было похоже на вспышку. Как щелчок затвора фотоаппарата, который Рик не услышал. Он ничего не запомнил. Им двигало лишь одно желание — свернуть пахнущую резким одеколоном шею. Она была такой длинной, что казалась бесконечной. Уязвимой. Когда он сомкнул на ней пальцы, то не почувствовал под ладонями теплой кожи. Он вообще ничего не почувствовал: ни как они упали на пол, ни как Филип ударил его в живот. Стол покачнулся от толчка их тел — бокалы с глухим стуком повалились на ковер. — Остановись сейчас же! — в ярости выкрикнул Филип. Но Рик не слушал. Его тяжелый кулак раз за разом опускался на одно и то же место. Рик бил с холодной методичностью, замахиваясь так высоко, что его рука была похожа на косу, на корню срезающую буйный цвет. В ушах стоял звон, а сквозь него, как из глубокой ямы, доносились звуки ударов. Один, второй, третий — скула Филипа превращалась в кровавую мешанину. Кожа лопнула, повязка на глазу расстегнулась и сползла к уху. Голова болталась из стороны в сторону, подобно автомобильному болванчику. Туда-сюда, все медленней и медленней, будто Филип прекратил сопротивляться или потерял сознание. Однако Рик не верил, что тот отключился. Он продолжал молотиться о неподвижное тело. Выверенный ритм сбился — оба кулака в беспорядке врезались куда придется. В шею, грудь, бока, голову. Оседлав Филипа, он все бился и бился о него, будто пытался снести стену, а не человека. От удара под дых Филип закашлялся. Внезапно он подобрался всем телом и из последних сил толкнул Рика на пол. Они вновь покатились, схватившись друг за друга мертвой хваткой. Кресла, столики, вазы — все опрокидывалось и падало, звенело, разбивалось, трещало. Тяжелые дверные створки с грохотом распахнулись — они и не заметили. Филип никак не мог отвести взгляда от невиданного доселе выражения, исказившего привычно мягкие черты и стершего с полных губ ничего не обещающую лисью улыбку, будто ее там никогда и не было, будто этот рот не способен улыбаться. Когда на плечи Граймса опустились тяжелые руки, он принялся слепо отбиваться. Его невозможно было оторвать от Блейка. Он даже не разговаривал — только сдавленно хрипел, бросаясь на любое препятствие, отделяющее его от этой проклятой шеи. Он хотел не просто сломать ее — скрутить в петлю, выбить зубы и затолкать их поглубже, туда, где гортань соединяется с глоткой. — Рик! Голос Нигана походил на белый шум. Все вторил и вторил: «Рик, Рик, Рик». Неожиданно что-то сбило Граймса с Филипа. Его руки оказались вывернуты за спиной. Голос Нигана зазвучал громче, в самом ухе. Ниган успокаивающе замурлыкал, словно только что не произошло ничего особенного, и вся эта сцена случилась не в реальности, а в чьем-то воображении. — Черт, вообще-то это было мое рождественское желание. Как всегда, поднасрал мне в планы. Тебя совсем нельзя оставлять одного? Иди ко мне, стой, успокойся. Рикки, ты слышишь меня? Эй, земля — Рику. Вытащи уже свою задницу из стратосферы, а из задницы — свою башку, черт бы тебя побрал, — продолжал бормотать Ниган, крепко перехватив Рика поперек груди. — Все. Довольно. Тихо, я кому сказал! — рявкнул он, и тут же вновь перешел на шепот: — Надо вытереть твои руки. Иди ко мне, ну? Несмело поднявшись на ноги, Рик в замешательстве осмотрелся по сторонам. Все еще лежа на полу, Блейк со свистом хватал воздух. Кабинет был разгромлен. На кремовом ковре разводами темнели пятна крови. Его рубашка была мокрой от пота, кое-где застыли бурые разводы, рукав пиджака держался лишь на паре ниток. А что до рук, то он не успел их рассмотреть: Ниган принялся тереть их смоченным в виски платком. Он вытер и его лицо, и шею. Прикосновения были отрывистыми, но вместе с тем аккуратными. — Увези змееныша как можно скорее. Лучше всего, блядь, завтра, — спрятав платок, Ниган с неопределенной усмешкой подхватил со стола стеклянную пепельницу и взвесил ее в руке. — Ну а теперь… Вдруг он ударил себя углом пепельницы прямо в висок, туда, где белесым стежком проходил старый шрам, оставленным острым камнем из ручья, куда Рик толкнул его без всяких колебаний. — Стой! — крикнул Граймс, тут же вцепившись в чужой локоть, когда Ниган замахнулся снова. — Тш-тш-тш, не усложняй мне, блядь, задачу! Выпутавшись из хватки, Ниган ударил себя снова. Покачнувшись, ошалело проморгался. — А теперь запомни кое-что, — он отшвырнул пепельницу и нетвердой походкой направился к Блейку. Забравшись на него, с задумчивым выражением сжал кулак, а после протолкнул костяшки между окровавленных губ. — Это все сделал я. Балансируя где-то между явью и обмороком, Филип потянулся к маленькой кнопке на стене. Ниган усмехнулся. Свободной рукой он перехватил Блейка за запястье и позволил ему достать до кнопки вызова охраны. Звонка никто не услышал. — Ты же выпущен под залог. И теперь сядешь, как только на тебя составят протокол, — едва слышно прошептал Рик. — Именно. — И что потом? — Ты приведешь губернатора ко мне. ________________ 1. Братец Кролик — персонаж сказок Джоэля Харриса, основанных на фольклоре рабов южных штатов США. Персонаж Братец Кролик представлен типичным трикстером, который использует свой ум, смекалку и обаяние в сложных ситуациях. 2. Все строки взяты из поэмы Шекспира «Ромео и Джульетта». 3. Категория «палас» — присуждается высококлассным отелям/гостиницам/апартаментам с пятью звездами. Нередко паласы не имеют ценового тега, т.е. их прайс не публикуется ни на сайте, ни в буклете. 4. Рэй Чарльз — американский певец и пианист (соул, блюз, госпел). В США считается одним из наиболее значительных музыкантов своего времени. Первые песни сочинил и записал в Тампе в 1947 г. 5. Мишлен — на сегодняшний день наиболее известный и влиятельный из ресторанных рейтингов. 6. Экстрадиция США — выдача преступников правительству США. Например, если преступник является гражданином Бразилии, нарушившим законы США, или беглым американским преступником, который прячется в Бразилии, по заключенному договору об экстрадиции Бразилия обязана выдать его властям США.