I remembered black skies, the lightning all around me. I remembered each flash as time began to blur. like a startling sign that fate had finally found me and your voice was all I heard, that I get what I deserve.
Джун со вздохом откидывается на спинку дивана и молча смотрит в потолок. Сокмин всё же затащил его к себе на квартиру и теперь сосредоточенно перебирает книги на одной из множества предназначенных для них полок, раздраженно пыхтя себе под нос. — Уроки просвещения по этой теме для лохов, да, друг мой любезный? В школу никогда не ходили, кому это надо? — продолжает тот язвить уже вторые сутки. В Джуна прилетает сразу несколько справочников и еще каких-то книг, каждая из которых специализируется на детальном изучении всего, что относится к понятию "соулмейты". Все виды этой связи, все аспекты её влияния на жизнь человека, теория возникновения, профилактика и лечение заболеваний методом использования особых свойств связи... Да уж, как посмотришь, так едва ли не весь мир на этом построен. Зачем мне всё это надо? Сокмин плюхается на диван рядом с Вэном и, взяв один из справочников, бегло его перелистывает. Быстро находит нужную страницу и пихает книгу в руки Джуну, указывая пальцем на необходимые строки. — Читай и вникай, а я посмотрю. Поджав губы, Джун молча берёт в руки книгу, с обречённым вздохом начиная вчитываться в неё. — Что значит это транс.. цендентен... трансценталь... — Трансцендентальный ты балбес*, дай сюда. — Эй! — Джун сделал возмущенное лицо, приняв сказанное за какое-то очень веское оскорбление, хотя значение этого слова так и осталось для него загадкой. Ли вернул в свои руки книгу и замолчал на некоторое время, чтобы прочитать необходимый кусок текста и понять его суть. — Объясняю простым языком специально для тебя. Тут говорится: несмотря на то, что устройство связи соулмейтов по-прежнему остаётся тем, что лишь частично объясняется научными методами, была выяснена природа последствий расставания и отвержения соулмейтами друг друга. Ты меня слушаешь!? — поскольку Сокмин во всей этой ситуации единственный, кто в самом деле осознавал её полностью, он надеется, что сможет вразумить друга. Но Джун так и продолжает демонстрировать, что откровенно не понимает, для чего ему всё это надо, — Ради всего святого, сейчас послушай меня серьёзно, потому что это важно. Ты правда не понимаешь, что натворил. Тебе нужен Минхао или нет? Я сейчас плюну на всё, и сиди дальше загоняйся без толку сколько захочешь. — Да понял я, понял. Я тебя слушаю, — Вэн бормочет это, садится поудобнее и уже действительно смотрит на Сокмина, а не куда-то сквозь стену. Он до жути не любит признавать себя в чём-то виноватым и слушать наставления, но понимает, что сейчас лучше отбросить собственную гордыню. В кои-то веки. — Сразу бы так, — парень кивает ему, откашливается и после продолжает, — В общем, это довольно сложное явление, и конкретные последствия зависят от самого случая. Например, если соулмейты знают о своей связи, но не предпринимают ничего, рано или поздно у них начинается ломка. По слухам, были даже случаи тяжелых болезней с летальным исходом, но я в такое не верю, слишком неправдоподобно. Итак... В случаях же, более близких к твоему, чаще всего случается следующее: связь между душами чувствует, как её пытаются насильно разорвать, и по душе наиболее привязанного к своей паре человека в итоге это очень сильно ударяет. Название термина данного явления всё еще не придумано, но абсолютно всегда оно сопровождается дикими физическими и душевными болями. И они не прекращаются до тех пор, пока, не выдержав, отвергнутый соулмейт полностью не открестится от своей пары. Хотя чаще всего в результате подобного люди просто кончают жизнь самоубийством. Можешь сейчас сколько угодно говорить мне о том, что ты не умышленно, факт остаётся фактом — ты отверг его. А отвечая на последующий вопрос о том, почему теперь тебе не больно, когда Минхао тебя отшивает — потому что он от тебя отрёкся. Связь уже нарушена. Да, она подлежит восстановлению, но нужно ли теперь это восстановление Минхао после всего, что он пережил по твоей вине — уже другой вопрос. Окончив свой монолог, Сокмин многозначительно смотрит на парня, который как молчал всё это время, так и продолжает молчать. Со вздохом сожаления Ли кладёт свою ладонь на плечо Джуна, но этот ободряющий жест совсем не производит должного эффекта. — И что мне теперь делать?.. — наконец спрашивает тот совсем тихо. Наверное, на памяти младшего, Джун еще никогда в жизни не выглядел настолько потерянным.***
Джонхан действительно был уверен, что всё наладилось. Он быстро освоился на работе, закрыл образовавшиеся на учёбе долги и снова стал одним из лучших студентов потока. В перерывах между первым и вторым часто собирался с друзьями. Теперь иногда он даже проводил время с Минхао, который оказался очень разносторонним и интересным человеком. Ну и не обошлось без Чхве Сынчоля, который прочно прописался за прошедший месяц в списке близких друзей Джонхана. Первая полноценная зарплата позволила оплатить счета за съёмную квартиру. Всё наладилось. Всё в порядке. Теперь всё точно будет в порядке. Именно так думал он, пока не начал каждую ночь просыпаться в холодном поту с выламывающей болью в грудной клетке. И каждый раз после пробуждения в его мыслях была полная пустота, посреди которой яркой вспышкой мерцало то самое имя, тяжело ударяя по вискам и до самого утра лишая возможности спокойно, безболезненно вдохнуть. Это было похоже на фантомную боль, возникающую, когда человек лишается части своего тела, но эта несуществующая часть продолжает болеть. И с этим ничего нельзя сделать, только терпеть, сжав зубы и ждать, когда же наконец всё прекратится. Или пока измученный страданиями парень не начнёт сам собой отключаться, проваливаясь в беспокойный сон, что на утро напомнит о себе сильной головной болью и дрожью в ослабших руках.***
Минхао никогда не любил подобные места, но сейчас он видел в этом самую простую возможность забыть о проблемах хотя бы ненадолго. Он не любил напиваться, но сегодня был тот день, когда голосам в голове, вторящим его принципам, пришлось заткнуться. И теперь, стоя на входе какого-то пресловутого сеульского гей-клуба, он не думал, что будет о чем-то сожалеть после. Всем нам нужны моменты, когда признаёшь свою слабость и позволяешь ей на время взять над тобой верх, а Минхао слишком долго заставлял себя быть сильным. Впрочем, ничего необычного, конфликт с родителями, несколько часов очередных истерик матери и обещаний отца вручную вправить ему мозги, если всё дальше будет так продолжаться. А началось всё с того дня полтора года назад, когда Минхао внезапно съехал из родного дома на съёмную квартиру, никого не предупредив. Он не сказал адрес, отключил телефон и примерно месяц не появлялся в университете. Все посчитали его капризным ребёнком, который решил устроить бунт, ведь отец парня всегда был очень негативного мнения о внешнем виде сына, о его роде деятельности, о его окружении. Скандалы были в их жизни практически всегда, периодически с применением физической силы. Так что было очень просто списать всё на глупость и отсутствие совести у подрастающего поколения. Минхао знал, что его не будут искать. И никто, кроме его лучшего друга, тогда не слышал душераздирающих криков по ту сторону запертой на все замки квартиры. Су чувствовал, словно его кости кто-то медленно и методично ломает, проникая под кожу. Он заперся от всего мира, чтобы никто не увидел его, сломанного изнутри. Разбил все зеркала, чтобы даже он сам никогда этого не увидел. Сначала это всегда были слёзы, даже слишком много слёз, но в определённый момент они просто закончились. Было множество вопросов: за что? почему? когда это закончится? Ответы просто приходили сами собой, и когда примерно на восьмую ночь наступило долгожданное, такое короткое время "перерыва", во время которого боль отступала, Минхао понял: потому что это то, что ты заслужил. Это плата за наивность, всего лишь естественный отбор. Никто и никогда теперь не должен узнать, что на самом деле происходило тогда, в течение трёх месяцев подряд. Даже отыскавший в итоге квартиру лучшего друга Сунён так ни разу и не ступил на её порог. Лишь принимал и отдавал сквозь щель ненадолго приоткрывавшейся двери задания из университета, продукты и лекарства. Пытался говорить с Минхао сквозь неё и иногда не уходил из подъезда полузаселённого дома ночи напролёт, боясь, что в один момент Су наложит на себя руки, а тот не сможет сделать совсем ничего. Он видел, насколько болезненно-худой и бледной выглядела ладонь парня, ненадолго мелькая из-за двери, которая тогда превратилась в нерушимую стену. И Квон знал: из-за этой стены Минхао больше никогда не выйдет тем человеком, каким был прежде. А спустя три месяца, когда Су сидел в парикмахерском кресле и просил перекрасить его яркие волосы в чёрный, работник салона сказала ему, что большая часть отросших корней имеет седой цвет. Но он лишь шутливо списал всё на генетику и наследственные особенности. Минхао не помнит, когда его улыбка последний раз была абсолютно искренней. — Да не ссы ты, как будто в первый раз. Погнали, я тебе даже выпивку куплю по такому случаю, — "друг" усмехается, хлопая парня по спине как-то сильнее положенного, так, что Су невольно морщится от неприятных ощущений, но кивает молча. Они без вопросов проходят фейс-контроль. Еще бы, когда тебя сопровождает главный спонсор этого сомнительного заведения, также известный как Ли Чан. Познакомились они с этим парнем когда-то давно в анонимном чате не особо гетеросексуальных ребят. Как-то завязалось общение, ну и на тот момент Хао еще не знал, что Чан — постоянный посетитель самых разных ночных клубов, да еще и не против иногда побаловаться чем-то потяжелее алкоголя. В своё время именно факт такого образа жизни стал причиной, по которой Су перестал как-либо контактировать с Чаном, но кого еще просить о компании, когда речь идёт о местах такого рода? Клубное помещение не отличалось ничем от того невеликого множества клубов, в которых Хао успел побывать за свои студенческие годы. Стандартная картина: куча пьяных людей, бьющие по ушам биты, ярко вспыхивающие огни со стороны танцпола, едкий запах алкоголя вперемешку с потом. То же самое можно увидеть практически в любом месте, подобном этому. Собственно, за каждый из этих пунктов Су клубы ненавидел. Но сегодня он не обращал внимания ни на что, ведь внутренняя усталость уверенно брала верх. Надеялся, что Чан всё-таки сейчас подвыпьет и затеряется в пьяной толпе, оставит его одного, позволит молча гасить алкоголем ледяное пламя собственных сожалений и разочарования в мире. В клуб Минхао благодаря ему без лишних вопросов пропустили, на том и необходимость закончилась. — Бро, налей ему моё любимое! И мне тоже, — Чан небрежно сунул бармену пару смятых купюр, а брюнет на всякий случай инстинктивно проверил, точно ли он положил телефон с бумажником именно во внутренний карман джинсовки. Ибо пару раз ему уже случалось оставаться без одной из этих вещей, когда он бывал с друзьями на тусовках. Не прошло и пяти минут, как перед парнями уже образовались два идентичных стакана с какой-то оранжевого цвета жидкостью. Минхао не уточнял, что это такое, и даже не принюхивался, он просто желал побыстрее накидаться, лишь бы разум помутнел и все проблемы вылетели из головы. А Чан, видимо, был даже и не против такого расклада, уже после второго-третьего стакана подзывая к себе бармена и передавая ему в руки пластинку с какими-то таблетками из собственного кармана. Он прошептал что-то мужчине на ухо и взглядом указал на сидящего рядом китайца, который уже мало что замечал. А если и замечал, то не придавал этому никакого значения. Хао не заподозрил подвоха, выпивая очередной стакан алкоголя. В голове стоял сплошной туман, и парень не заметил, когда именно Чан с соседнего стула пропал, а с телом стало твориться что-то странное. Подсевший к нему незнакомый парень начал что-то говорить, в то время как его рука медленно и плавно легла на тощее колено брюнета, заставляя его вздрогнуть и даже слишком резко для своего состояния убрать её прочь. Прикосновение отдалось таким жаром, будто весь Минхао в один момент превратился в подобие оголённого провода. Даже дыхание перехватило. Суть происходящего доходила очень медленно, мизерные остатки разума провоцировали разве что панику, и первое, что пришло в голову парня — нужно побыстрее отсюда уходить. Он подорвался со своего места и не совсем ровным шагом начал петлять по клубу, периодически сталкиваясь с кем-то и пытаясь вспомнить, где вообще находится выход. По мере своих сил старался ни с кем не соприкасаться, но это было абсолютно бесполезно. Пару раз чьи-то руки даже хватали его за задницу, от чего Су становилось совсем уж плохо. У Минхао кружилась голова, он даже начал забывать, зачем и куда пытается идти. Врезавшись в очередного парня и почувствовав, как его тело моментально подхватили, он лишь спустя несколько долгих секунд понял, чьё лицо видит сейчас перед собой. И этот запах. Минхао знает его, знает аромат этого дорогого парфюма, он знает эти глаза. Он знает, что ненавидит всё это, но мир плывёт и трещит по швам, стирая все границы дозволенного. Еще одно прикосновение, и разум отключается, не остаётся ничего кроме слепых инстинктов тела и отголосков уже давно полумёртвой души, которой в этом состоянии было достаточно всего лишь ощутить Джуна один раз, чтобы заставить Минхао подчиниться её желаниям. Парню хочется оттолкнуть, убежать, накричать, но вместо этого он будто одержимый жмётся плотнее и тянет к себе, чтобы почувствовать эти губы с привкусом текилы, которые когда-то были всем, чего он так сильно хотел. Дыхание и без того сбитое теперь превращается в секундные, жалкие попытки вдохнуть раз в несколько поцелуев, чтобы не потерять сознание уже буквально. Брюнет сжимает воротник кожаной куртки Джуна до побеления костяшек. Воздух по ощущениям пылает, будто в комнате, переполненной горючим газом, зажгли спичку. Парень тянет его куда-то, а Минхао просто подчиняется. Внезапно громкие звуки клубной музыки приглушаются, остаются где-то позади, а заплетающиеся ноги несут утратившее волю тело за руками, что продолжают касаться чуть ли не всюду. Чужие горячие губы судорожно впиваются в бледную шею, где-то рядом щелкает замок двери, и они оба вваливаются в пустую комнату. Джун небрежно захлопывает дверь, а в следующую секунду Су уже находит себя лежащим на холодной постели, прохлада которой не отрезвляет, а только усиливает ощущения. Ладони Джуна горячие, обжигающие, особенно когда дотрагиваются до обнажённых участков тела. Большая часть верхней одежды была скинута еще на пути к кровати. Теперь прямые касания кожи о кожу действуют на них как наркотик, каждый хочет еще, больше, дальше. Холодные, бледные ладони Хао слабо царапают ногтями спину парня, когда тот оставляет на коже яркие метки и болезненные укусы. Во всём этом нет любви, нет чувств, нет ничего, кроме обоюдного сумасшествия и животного желания. Но Минхао всё равно в этом тонет, позволяя воображаемой воде заложить уши, застелить глаза и проникнуть в лёгкие. Здесь и сейчас он хочет каждое из этих прикосновений. Он не знает, сколько прошло времени, прежде чем на нём не осталось никакой одежды. Ладони так и продолжают грубо ласкать его обезволенное тело. Чужие пальцы бесцеремонно проникают внутрь, но Су почти не чувствует боли. Она притупляется количеством выпитого алкоголя и подмешанными в него таблетками. Закрывает глаза и тяжело дышит, выдавливая из себя некое подобие стонов, слышит шепот Джуна прямо над ухом, но не может ничего разобрать. Да даже если бы мог — не хочет. Поэтому он молча, на ощупь тянет парня к себе и впивается поцелуем в губы, лишь бы тот не медлил и не пытался никак пробудить его. Потому что так будет только хуже. Резкое, но на контрасте с этим аккуратное проникновение выбивает из него уже более громкий стон, приглушенный чужими губами. Не хочется пытаться осмыслить, что будет потом, какие будут последствия, будут ли они вообще. Они оба не в состоянии осознать хоть что-либо сейчас. Джун почти сразу же начинает двигаться, а Минхао отрывается от его губ, откидывая назад голову. Жарко, по-прежнему неумолимо жарко. Через пару минут чёрные волосы парня уже влажные и раскиданы слишком небрежно. Он кусает покрасневшие от долгих поцелуев губы и лениво выгибается навстречу, чувствуя, как меток на теле становится всё больше и больше. Не чувствует отвращения, хоть после будет горько, с оттенком боли и растоптанных самим собой принципов. Сам же оставляет на чужой шее алые следы, словно в бреду покрывает спину нарочито глубокими царапинами, будто часть его души хочет хоть как-то отомстить за причинённую боль, но вместе с тем и ухватиться за него, забрать хоть кусочек, мизерный клочок чего-то чужого, но вместе с тем болезненно родного. Парень не понимает, когда именно по его вискам начинают течь слёзы. Когда губы Джуна мягко сцеловывают их с раскрасневшегося лица. Когда быстрый темп и обжигающие прикосновения сменяются мягкими, нежными поцелуями и дрожащий голос тихо, полушепотом просит у него прощения. Наутро Минхао забудет каждый из этих моментов, в памяти не останется ничего, кроме размытых, режущих тупой болью по сердцу очертаний, грозящихся выломать грудную клетку изнутри. Джун знает это, а потому сейчас позволяет себе с всё еще живой надеждой целовать худое, хрупкое тело, каждый его сантиметр, в каждом из этих прикосновений продолжая просить прощения, ведь это может быть первая и последняя такая возможность. Он целует искусанные до крови губы ровно до того момента, пока Минхао не засыпает. Вдыхает, впитывает в себя тонкие нотки запаха его кожи, который старается запомнить хотя бы частично на случай, если после всего этого окончательно и бесповоротно наступит конец для того, чему так и не повезло обрести начало.