Ночью не страшно

***

      Впереди расстилался город, сияющий тысячью огнями, которые завораживали и пугали одновременно, щекоча душу и пуская в неё липкие корешки страха. Позади шевелилась тьма одинокой квартиры, а в голове слышался дикий хохот мёртвой предводительницы несуществующего ныне королевства йом. Оно разрушилось, засыпая камнями и пеплом останки былой армии, после финальной битвы с рыжей бестией. Воительницы и Небесные Генералы выжили, но какова была цена их победы? Они почти не общались друг с другом, разбившись на пары, и практически в одиночестве залечивали нанесённые физические и духовные раны. Усаги оставалось только надеяться и ждать, что они все смогут пережить эти дни, вылечить уставший разум и вернуться к обычной жизни.       Она вздохнула и поплотнее укуталась в тонкий плед, в который завернулась в надежде спрятаться от непроглядной темноты позади себя. Отголоски ядовитого смеха и хриплых слов проклятий всё ещё эхом отдавались в голове, когда Усаги пыталась забыться, отречься и выкинуть из памяти прошедшую битву. Она устала бояться и каждую ночь вздрагивать от ощущения чьего-то чужого присутствия в комнате, а потому сейчас пришла к Мамору в надежде, что наконец-то сможет уснуть. Но его пока не было дома, и Усаги молча стояла у окна, ожидая его возвращения.       Холод обжёг ладони и лоб, когда она прижалась к стеклу, стараясь разглядеть хоть что-нибудь на улице около подъезда. Может, Мамору уже парковал машину?       Внизу мигал фонарь, и ни одного человека не было видно в неровном круге дрожащего света. Усаги вздохнула и перевела взор вдаль, на сияющие огни Токио. Ночь медленно вступала в свои права, и где-то там, разбросанные по Токио, разрозненные, но не одинокие, её подруги пытались справиться с личными страхами.       Усаги закрыла глаза. Сердце ровно билось, пульсом отдаваясь в висках, и только иногда его ритм сбивался, когда перед внутренним взором вспыхивали картины прошедшего. Страх и одиночество, боль и отчаяние призраками следовали за её мыслями, словно хотели запугать окончательно, извести душу, чтобы Усаги прекратила свои бесплотные попытки к сопротивлению. Но она знала, ради чего жила, а потому продолжала бороться, даже несмотря на то, что с течением времени сил оставалось всё меньше и меньше.       Позади раздался тихий шорох. Усаги резко развернулась к источнику звука, сощурилась, пытаясь разглядеть непрошеного гостя. Луна осталась дома, девочек тут не могло быть, а Мамору ещё не пришёл.       Сердце бешено билось, а дыхание прерывалось. Пальцы Усаги слегка дрожали, когда она пыталась нащупать в кармане брошь для перевоплощения. Тьма шуршала перед её глазами, пугая и заставляя ноги подгибаться, но руки не слушались хозяйку. Усаги казалось, что она отчётливо слышала тяжёлые вздохи и громкие шаркающие шаги. Входная дверь, однако, не скрипела, от чего Усаги пугалась ещё больше: кто бы это мог быть, как не заблудшая йома, материализовавшаяся из темноты?       — Усако?       Она вздрогнула, замирая. Глаза, лихорадочно скользящие по сумеречным очертаниям комнаты, выхватили из пространства чей-то расплывчатый силуэт. Этот голос, и то, как он звал её… Разве могла это быть йома?       — Мамо-чан, это ты? — хрипло спросила Усаги, сжимая холодными пальцами края сползающего с плеч пледа.       — Кого же ты ещё ожидала увидеть? — добродушно усмехнулась тьма, которая теперь не казалась страшной или опасной.       Наоборот, понятия Усаги в один момент поменяли свою полярность. Она и раньше догадывалась об этом, но только сейчас внезапно поняла, насколько была глупой — маленькой девочкой с большими от страха глазами, которая всё равно всем сердцем тянулась к тому, кто скрывался в сумраке комнаты. Не всегда Усаги боялась темноты: в давние-давние времена она ассоциировалась у неё с земным принцем, который всегда приходил под вечер, укутанный в плащ беспроглядной тьмы. А когда он обнимал её, накинув на плечи ночь, Серенити чувствовала, как сама становилась частичкой того, что некогда внушало в неё страх. Так что же поменялось с тех пор?       На самом деле всё было просто. Это она стала не такой: слишком пугливой и настороженной. Усаги Цукино никогда не вернуть былые годы, когда она была нежной и послушной королевской особой, но… Возможно, это к лучшему? Они с девочками не могли бы обрести счастья, когда были закованы обязанностями принцесс собственных королевств. Теперь же река судьбы сверкала перед ними своими вариантами, и течение их жизни зависело лишь от того, куда они свернут со своим решением. Однако Усаги всё ещё сомневалась, не в силах поверить в то, что Серебряное Тысячелетие так или иначе — было обречено.       Усаги всхлипнула, прикрыв рот ладонью. Правда колола сердце, но на душе было невыносимо легко, хотя совесть всё равно взывала к беснующемуся разуму.       — Усако? Всё хорошо? — встревоженно спросил Мамору, делая шаг вперёд.       Она быстро-быстро закивала и бросилась ему навстречу, падая в объятья темноты, которая ласково окутала её теплом рук Мамору. Он крепко прижал Усаги к себе, позволял тихо расплакаться на груди. Тьма прятала её слёзы, гладила волосы и плечи, осторожно целовала щёки и покрасневшие глаза. А потом — оторвала Усаги от пола и тихо унесла прочь, в самое сердце мрака, которого она, впрочем, теперь не боялась.       Они лежали на кровати, близко-близко друг к другу. Даже в темноте Усаги видела глаза Мамору — он внимательно смотрел на неё, стараясь уловить малейшее изменение в её настроении. Их пальцы осторожно касались друг друга, а дыхание смешивалось, от чего у Усаги внутри что-то нестерпимо, но приятно щекотало.       — Ты не боишься, что Тёмный Эндимион может вернуться? — негромко спросила она и тут же прикусила язык.       Вопрос сам собой сорвался с губ, Усаги не хотела задавать его. Но сказанного не воротишь, и ей оставалось только затаить дыхание и ждать ответа Мамору.       Он слегка улыбнулся и приподнялся на локте, подперев ладонью голову. Усаги придвинулась ближе, не желая разрывать связь их взглядов и дыхания, и смотрела на Мамору снизу вверх, продолжая гладить его пальцы другой руки, которые всё ещё касались её кожи.       — Видишь ли… Он — часть меня, как бы мне не хотелось этого признавать, — наконец отозвался Мамору. — Поэтому я не могу сказать, вернётся он или пропал навеки. Думаю, он всегда был со мной, и есть даже сейчас, просто… Нам по пути, особенно когда ты рядом. А тогда — Берилл хотела повернуть меня против тебя, и поэтому произошёл кризис. И мир узнал Тёмного Эндимиона.       — Тогда… Какой же ты настоящий?       Усаги затаила дыхание и придвинулась ещё ближе, прижимаясь к Мамору всем телом. Он тут же обнял её свободной рукой и, прикрыв веки, лбом прислонился ко лбу Усаги.       — Настоящий я тот, который рядом с тобой, — негромко проговорил он, но Усаги показалось, что прогремел гром.       Однако она не испугалась. Только улыбнулась — смущённо и нежно — и, зажмурившись, быстро поцеловала Мамору. Куда, она даже не задумывалась: щёки, губы, нос — это было неважно, ведь Усаги любила его всего.       — Я рада, — прошептала она. — И… Наверное, всегда знала это. Просто не понимала.       Мамору уткнулся носом Усаги в шею и добродушно усмехнулся. По коже у неё прошли сотни мурашек от его горячего дыхания, от которого у Усаги внутри всё замирало и приятно ныло. Она была готова нежиться в объятьях Мамору хоть целую вечность, только лишь бы это мгновение продлевалось тысячекратно.       — А тебе не страшно?       — Что именно?       — Что он… вдруг… может…       Мамору не договорил, лишь хватка его рук стала крепче. Усаги улыбнулась и обняла его за шею, оставила невесомый поцелуй в волосах. Она поняла, что он имел ввиду: в последних битвах они часто сталкивались, сражаясь друг с другом.       — Ты же сам сказал: только со мной ты настоящий. Даже когда ты был не на нашей стороне, ты всегда защищал меня, — горячо зашептала Усаги, стараясь убедить его. — Ты — Мамору. И я не боюсь тебя. Никогда.       — Спасибо, Усако…       Темнота баюкала, качая в ласковых объятьях. Усаги не было боязно, потому что она знала одну непоколебимую истину: когда есть рядом тот, кто укроет тебя и поможет не сойти с ума в одиноком холодном мире — то всё по плечу. И неважно, насколько сильно дрожат вокруг чёрные клубы мглы, ведь страшно только от собственных мыслей о том, что может быть скрыто за пеленой беспросветной тьмы. Но когда рядом руки — любимые, ласковые руки — даже беззвёздная ночь становится источником вдохновения…