Скоро рассвет

В тумане потерян тот берег, И впереди - гребни волн. Давай, пожалуйста, без истерик, Садись в пробитый чёлн.

Наступают сумерки, когда Юри вылетает из подъезда в прозрачную синеву улицы. На мокрой от снега лавочке кто-то, скукожившись, сидит. Юри смотрит пару секунд на долговязый силуэт, выискивая малейший намек на то, что человек жив. Но он не двигается, голова опущена и накрыта капюшоном, в темной одежде он кажется лишним в белизне двора, тенью, которую вскоре развеют рассветные лучи. — Извините, — Юри аккуратно трясет человека, — вам помочь добраться до дома? Человек мычит, дергается, Юри отходит, не зная, чего ожидать. Капюшон слетает, сначала он видит спутанные тускло-платиновые волосы, а уже потом — помятое выцветшее лицо Виктора. — Виктор? Что ты здесь делаешь? Сначала кажется, что Виктор пьян, но, всмотревшись в его лицо, Юри с удивлением понимает, что тот скорее похож на того, кто мучается от похмелья, а не на недавно выпившего. Виктор неуклюже поднимается, словно не знает, как справится со своим телом и куда себя деть. Он долго смотрит на Юри, и Юри медленно тонет в их неловком молчании, отводит глаза, не желая видеть взгляд Виктора. — Я караулил тебя всю ночь, — говорит он. Юри чувствует, как что-то гадкое и всеобъемлющее скатывается в желудок, как только он вспоминает, что происходило в квартире, пока Виктор мерз под окнами, надеясь непонятно на что. — Зачем? — спрашивает он. — Я хотел поговорить, Юри, пожалуйста… Виктор трет щеки покрасневшими от холода ладонями. Юри хочется одновременно обнять его и убить. — Хорошо. Виктор сразу ободряется, на лице вспыхивает слабая улыбка. Они идут в круглосуточное кафе неподалеку, в котором были пару раз до случившегося. Юри специально выбирает другой столик, подальше от места, где они раньше сидели. На окне рядом ровно горит вывеска — красные 24/7 в синем прямоугольнике. Сердце Юри стучит с перебоями. Виктор заказывает у сонной официантки два кофе, просит добавить карамельный сироп для Юри. Как обычно. Юри смотрит на подрагивающие пальцы Виктора и молчит. — Юри, я… — начинает Виктор, руки сжимаются в кулаки. — Прости меня. Он выдерживает паузу, собираясь с мыслями. Над ними загорается гирлянда, золотые огоньки начинают беспорядочно мигать, и Юри наблюдает, как желтый на секунду очерчивает черты Виктора, а потом потухает, снова и снова. Им приносят кофе. Виктор вцепляется в чашку, греет об нее ладони. — Я не знаю, что на меня нашло, я даже не помню ничего… — Юри отворачивается к окну. — Я даже не знаю, как ее зовут и что именно я делал, как так вышло. Я слишком много выпил, я потерял рассудок, я понятия не имею... Он чувствует на себе взгляд Виктора, но упрямо продолжает смотреть на плывущие в сумерках дома, на птиц на проводах, на яркие 24/7 над ними. — Я всегда любил только тебя, Юри! Я не контролировал себя, я был ужасно пьян, я не… Мне снишься ты по ночам. Я не смогу жить… — Виктор вываливает слова бессвязно, бросает их Юри под ноги вразброс, не в силах сложить их воедино. Вот будь они на катке… — Юри, что мне сделать, чтобы ты меня простил? Я сделаю все! Пожалуйста, пожалуйста, Юри… Виктор хватает его за руку, Юри дает себе секунду прочувствовать тепло пальцев, прежде чем выдернуть руку и спрятать под столом. — Я не знаю, Виктор, я не уверен больше ни в чем. Юри понимает, что холодная маска трескается — он начинает плакать. Вдруг вспоминается, как Виктор по утрам в ванной напевал что-то себе под нос, какое лицо у него было, когда он замечал вставшего Юри, как он тогда улыбался. — Я люблю тебя, Юри, я на все готов, — говорит Виктор, и Юри поворачивается, ему необходимо увидеть его лицо, — только прости меня. Я никогда больше… Я больше никогда… У него глаза цвета сумерек за окном, губы такие бледные, будто их припорошил снег, волосы — тусклые седые нити, напоминающие плывущий лед по Неве во время краткой оттепели. Кажется, если его коснуться, можно проткнуть кожу. Ужасная, извращенная версия Виктора, неудачная пародия, шутка, копия. — Я больше никогда не буду пить, я сделаю все, что ты хочешь, — отчаянно выпаливает он, — только вернись. Юри представляет, как оттаивает, стирает слезы с лица, берет Виктора за руку, отводит домой. Забывает номер Плисецкого, удаляет фотографии Виктора той ночи с телефона, стирает его сообщения с извинениями, отпускает случившееся и обнимает его, как ни в чем не бывало. Как Виктор засыпает и просыпается с улыбкой на лице, не отходит ни на секунду, покупает билеты в Амстердам, Вену, Париж или куда Юри захочет. Как они идут, взявшись за руки и прижавшись друг к другу. Юри говорит: — Мне надо подумать. Это ни да, ни нет. Виктор кивает, трет глаза, с надеждой смотрит на него. — Я понимаю, я буду ждать, сколько нужно. Он открывает рот, чтобы что-то добавить, но не решается и кусает губы. Пристально наблюдает за Юри, пока тот выходит из кафе в рассеянный свет бледного утра. Когда Юри оборачивается перед тем, как свернуть за угол, Виктор сидит и молча плачет, смотря прямо перед собой в пустоту, где раньше сидел Юри. Он не знает, куда теперь идти и просто скитается по улицам Петербурга. Ему не холодно, не больно, ему — никак. Он заходит в какое-то кафе в центре к обеду, занимает столик подальше, что-то ест, а потом укладывается на сложенные руки и засыпает под разговоры людей и звон посуды. Снятся ему серебристые волны, бьющиеся о тонущую лодку, бесконечная ночь и Виктор, держащий его за руку. — Ты сможешь меня простить? — спрашивает он. Юри качает головой, и Виктор исчезает, растворяется в пронизанном алыми лучами небе. Лодка тонет, тонет, тонет, но Юри спокойно, он лежит и смотрит на умирающее небо, пока волны не утягивают его на самое дно. Когда он просыпается, у него болит голова и звонит телефон. — Ты где? — спрашивает беспокойно Юра. — Я больше не приду, — отвечает Юри, прикрывая глаза, — прости. И бросает трубку. На улице становится легче. Небо такое белое, что кружащийся снег кажется серым на его фоне. Небо такое белое, что все вокруг словно фальшивое и только наверху — прекрасная пугающая пустота, великое ничего. Юри греется в торговом центре, когда вспоминает вдруг, как Виктор приносил завтрак ему в постель. Юри смотрит на ряд рождественских сувениров, когда вспоминает, как Виктор массажировал ему больную спину. Юри в книжном, когда в его голове Виктор поет ему колыбельные. От Виктора нет спасения нигде. Время падает и теряется, Юри исчезает вместе с ним, не способный остановить момент, влиться в поток, прочувствовать невидимое начало и конец. Все происходящее кажется слишком искусственным, Шекспировской трагедией, где все страдают и в конце умирают. Или они уже мертвы? Юри не понимает, имеет ли он право злиться на Виктора, когда сам чуть не изменил ему ночью. Он не чувствует себя лучше и не думает, что Виктору поделом и что это всего лишь месть. Он чувствует себя грязным, ненастоящим. Он не может простить ни себя, ни Виктора. Он ненавидит и себя, и Виктора. Юра звонил еще раз десять. Юра хороший, и Юри на него не должен злиться и не должен чувствовать к нему отвращение. Но он все равно чувствует. Он отправляет Юре смску: «Спасибо за все. Не звони мне больше». Но больше всего Юри ненавидит себя. И это заполняет всё внутри. Юри снова курит. Снова идет метель. Ему страшно быть в одиночестве, заплутать в своих мыслях, как в лабиринте, и никогда не вернуться. В ближайшем баре много людей, гремит музыка и разговоры — достаточно громко, чтобы заглушить мысли. Юри берет кружку пива, не желая сильно напиваться, а желая немного, совсем на чуть-чуть, забыться. Его мысли и голова уже кружатся, когда он видит ее. Девушку, с которой спал Виктор. Нет сомнений — это точно она, Юри так часто всматривался в ее лицо на фотках, что перепутать было невозможно. У нее ровное каре, тонкое смуглое лицо, алая смеющаяся складка губ, длинные ноги, крепкие бедра. Она выглядит так, словно ей место на южном пляже, где ее губы слились бы с закатом, а ступни утонули бы в мокром песке. Она идет с подругой и смеется. Юри представляет, как стреляет ей в висок, убивает, заставляет исчезнуть. Она ищет кого-то в толпе. Закатные губы что-то шепчут. Глаза встречаются на секунду с глазами Юри. И хоть в баре царит полумрак, Юри уверен, что они у нее темно-карие, совсем как у него самого. Она отворачивается первой. Юри надевает куртку и уходит в морозную ночь. Он точно знает, что мертв.