Мрак — это не просто отсутствие света, а нечто реальное, ощутимое. Он чувствовал, как мрак касается его кожи, оглаживает, проверяет, проникает в мозг, забирается в легкие, глаза, рот…
В груди, в голове что-то натягивается, угрожая пружиной скакнуть обратно, протянуть меня через стены, дома, города обратно. К моему брату. К моему личному монстру. Так хочется срезать ту метку, что находится прямо над сердцем. Не хватит сил. Не хватит сил даже попытаться, не говоря о том, чтобы воткнуть в это самое сердце кинжал. Так было бы намного проще для всех. Но мысль, что придется оставить Клэри, крушит к чертовой матери эти идеи. Я не смогу ее бросить. Опускаю воротник пальто, за которым прятался от пронизывающего ветра и снега, и спрыгиваю вниз со здания. Есть время. Опасно как никогда, но, если не сейчас… Пока Себастьян занят вампирами, пока находится рядом с Клэри… Пальцы сами сжимаются в кулаки. Надо ее вытащить. Нужно найти способ убрать ее из дома, а там… Там будь, что будет. Тогда только одно мне сможет помешать. София Меззанотте. Она сумасшедшая. Кажется, рядом с Себастьяном она окончательно свихнулась, поставив перед собой единственную цель — защитить Моргенштерна. Наверное, я тоже такой. Пытаюсь защитить Клэри ценой всего. Но согласился бы я убивать всех вокруг, если бы знал, что это спасет Клэри? Без сомнения. Но Клэри не чудовище и не монстр. Она Творец, она нефилим, она человек, в конце концов. Ни одно из этих слов нельзя сказать в адрес Себастьяна. Ни одно из этих слов не подходит, чтобы описать того, кто стремится разрушить мир вокруг, что пытается уничтожать, а не создавать. На мгновение пробивается жалость к Софии. Каким бы был я, если бы отец не умер во время Совета? Стал бы я таким же как она, если бы не попал к Лайтвудам? Если… Если правда заключается в том, что мой отец был верен Валентину до конца… Если бы он выжил, но не отрекся бы от идей Круга… Ненавидел бы я Конклав также, как это делают Себастьян и София? Ответ, наверное, да. У меня бы не было другого выхода, кроме ненависти. Сейчас бы я поистине был на стороне Себастьяна Моргенштерна. Сейчас бы я действительно был его братом. Так хочется плюнуть, стукнуться головой, только бы выбить эти мысли. Но нельзя, нельзя, пока он занят другими делами, пока от него зависит жизнь Клэри, нельзя привлекать к себе внимание так опрометчиво. Даже если от мыслей тошнит, и хочется сдохнуть сильнее, чем слушая его приказы. Пробегаю окрестности церкви, прячась в тени, и, активировав руну, запрыгиваю на выступ окна, едва не разбив собственным весом стекло, но ловлю равновесие, аккуратно постучав костяшками пальцев. В какой-то момент боюсь, что нужного человека нет дома. Что за окном пустая в комната, и я зря рискнул, притащившись сюда. Но штора распахивается, а слабый свет лампы вылавливает знакомый мужской силуэт: — Джейс? — Он отшатывается, не открывая окно, кажется, ищет свое оружие. — Это я, Алек. Впусти меня. — Стучу еще раз, привлекая его внимание. — Убирайся. Убирайся, Джейс. Я не хочу тебе навредить. — Он подходит ближе, не отрывая от меня взгляд, полный сожаления. — Это я, Алек. Настоящий Джейс. Твой брат. Твой парабатай. Почувствуй, ну же. — Прижимаю ладонь к руне, прикрывая глаза, пытаясь нащупать ту связь, что связала нас сильнее, чем кровные узы. — Я уже давно не чувствую своего парабатая. — Он опирается руками на подоконник, опустив голову. — Алек, сам подумай, если бы меня послал Себастьян, я бы давно прижимал к твоей шее клинок. — Пытаюсь достучаться до его разума. — Уходи, Джейс. Я не подвергну Институт такой опасности. Настоящий Джейс это знает. — И настоящий Джейс знает, что только Алек Лайтвуд может найти выход из того дерьма, в котором он оказался по самые уши. — Алек? С кем ты говоришь? — На пороге его комнаты, впуская косую полосу неяркого света, появляется Изабель. Так хочется засмеяться, громко, почти оглушительно. Она точно заставит его впустить меня внутрь. Заставит выслушать. Улыбаюсь, отсалютовав ей. Девушка замирает, то ли испуганно, то ли с радостью глядя на меня. Даже не рискует шевелиться, словно я туманом исчезну, в то время, как Алек пытается закрыть шторы. — Впусти его, Алек. Это же Джейс. — Она пробегает по комнате, хватаясь за ручку окна. Алек ее отталкивает, что-то шипя вполголоса, так, что мне ничего не слышно. Прикрываю глаза, продолжая стоять на выступе, словно очередная статуя. Снег продолжает сыпать, забивается за шиворот, покрывает белым пухом волосы. Слышу тихий щелчок рамы, и створка окна отходит в сторону, освобождая мне дорогу. — Входи, Джейс. Но если ты…. — Я уйду сразу же, как только почувствую его контроль. Себастьян не должен знать, что я был здесь. — Запрыгиваю в комнату, стряхивая с плеч снежинки. Изабель врезается в меня, обхватив за талию, прижимается к моей груди, уткнувшись носом куда-то в ткань рубашки. Не рискую ее отстранить, на мгновение прижав к себе ближе, коснувшись пальцами ее затылка и целуя в висок. — Больше месяца, Джейс! Мы не видели тебя больше месяца! — Она вдруг бьет меня в грудь, отстраняя от себя. Не больно, но если Себастьян почувствует… — Хватит. — Перехватываю ее руку, прижав к себе спиной. — Он почувствует твой удар. И придет за мной. Прекрати, Иззи. Прошу тебя, прекрати. Она всхлипывает, хватаясь за мою ладонь. Впивается ногтями, словно не слышала моих слов. А чего еще я ждал? Они моя семья. Я много лет был Лайтвудом, а не одной из тех фамилий, что менялись за прошедший год. Усаживаю ее на кровать Алека, освобождаясь от хватки. Алек подходит ближе, но не рискует дотронуться. Опаска в его глазах еще есть, но теперь видно и облегчение, ведь я еще не убил ни одного из них и не попытался напасть. — Джейс, я так рад… — Я ненадолго, брат. Себастьян ослабил контроль, только поэтому я сейчас здесь. Мне нужна ваша помощь. — Помощь? — Алек скрещивает руки на груди. — Ты знаешь, как освободиться? — Что ты задумал, Джейс? — Иззи сверлит меня взглядом. — Соберите оборотней. Я хочу, чтобы меня похитили.***
Как только выпрыгиваю из окна, вдохнув полной грудью, ощутив на кончике языка привкус свободы, что-то бьет в голову, в мысли, темное-темное, мерзкое просто до тошноты. Даже мысли Себастьяна по сравнению с этой тьмой не кажутся такими противными, в такие моменты даже не хочется бежать от его приказов, не хочется вонзить в его грудь клинок. «Убей ее, убей, убей!» Я слышал однажды эти голоса, всего лишь мельком. В день прихода Клэри, в день, когда я собственноручно затащил ее прямиком в ад. Я слышал их в мыслях Себастьяна, когда они нашептывали ему те же самые слова, когда просили прикоснуться к девушке, что сидела под его дверью, закрыв глаза. Они просили Софию. И сейчас просят то же самое у меня. Прижимаю ладонь к виску, падая на колени, зарываюсь рукой в холодный снег, что тут же начинает колоть кожу, вызывая мурашки по спине и онемение пальцев. «Мы хотим ее, Джейс Эрондейл» «Отдай ее нам, ангельский мальчик!» «Она же мешает тебе» «Мешает твоим планам» «Мы тебе поможем» «Мы ее убьем» — Кто вы такие?! — Крик рвется сам, громкий, раздирающий горло, рвущий голосовые связки к чертовой матери. «Мы сердце Эдома, мальчик» «Мы пекло» «И мы хотим девчонку, что пометила Лилит!» — Ваше место с Себастьяном! Почему вы здесь? «Он перестал нас слушать!» «Он пытался нас изгнать!» «Мы нашли вашу связь!» «И вот мы в твоей голове!» И я слышал их сегодня днем. Когда они привели меня в комнату Софии, требуя дать им то, чего они так хотят. Они хотели эту девушку так сильно. Хотели ее смерти, ее крови, даже если ощущаться она будет на чужих руках. Они так сильно хотели уничтожить эту девушку, словно она могла что-то изменить. Сломать что-то, чего они так хотели. — Я ее не трону, не трону… — Закрываю глаза, пытаясь вызвать в мыслях образ Клэри, пытаясь их напугать, ведь днем именно она их спугнула. «Тронешь» «Ты же тоже этого хочешь» «Ты хочешь от нее избавиться» «Мы лишь подскажем тебе способ» — Нет… — Сжимаю зубы, раз за разом пытаясь вызвать перед собой образ Клэри, пытаясь увидеть перед собой рыжие волосы, пытаясь снова вспомнить ощущение ее рук на лице, ее губ. — Я не убийца. «Не противься нам, Джейс» «Мы всего лишь хотим помочь» «Она скоро вернется домой» «Скоро ты сможешь ее достать» Виски сдавливает болью, на затылок давит тяжесть чего-то темного, того отвратительного, что я так боялся увидеть в мыслях Себастьяна. Моргенштерн был не совсем тем чудовищем, что мы в нем видели. Что я в нем видел. Но и добром он тоже не был. Он — создание Эдома, нефилим с кровью демона, монстр, собирающийся уничтожить мир. Но эта тьма… Боль взрывает череп, перед взором мелькают образы убийств, кровь, что омывает мои руки, что россыпью звезд падает на лицо. Кинжал, что почти сливается с пальцами, становится их частью, их продолжением. — Нет! И эти светлые волосы, растрепавшиеся от борьбы, темные глаза, горящие яростью, и бесчисленные попытки освободиться, вырваться, убежать. Ей со мной не справиться. Я это знаю, она это знает. Но София попытается. Попытается дать отпор, попытается победить в этой схватке, попытается взять надо мной верх. И заплатит за это своей жизнью. Вытолкнуть, отогнать, уничтожить видения, вырваться из их плена, освободиться. Но они не отпускают, щупальцами оплетают сознание, стискивают, угрожая раздавить, выжать, заползти внутрь и вывернуть наизнанку, изорвать, выпотрошить. «Помоги нам убить девчонку» «Помоги убить еще одно дитя Лилит» — Она не демон… — Выдыхаю, зарываясь обеими руками в снег, пока они не немеют до самого запястья, выше, достигая рукавов пальто. «Не демон» «Но Лилит ее выбрала» «Пометила ее душу» «Никто не сможет съесть ее после смерти» — Это невозможно… Невозможно, невозможно, невозможно… Действительно ли? Невозможно — удержание ангела в кандалах, в темном подвале. Но мы освободили Итуриэля, помогли ему вернуться обратно. Невозможно — договориться с демоном, заключить с ним сделку и получить его кровь. Но Валентин это сделал и создал Себастьяна. Создал воина без чувств, без сожаления, с холодным расчетом, сильного и неудержимого.Невозможно — призвать Разиэля, собрав вместе три Орудия смерти, и заставить его исполнить желание. Но именно так Клэри вернула меня к жизни. — Она пометила тебя? — Моргенштерн недовольно хмурится, слабое раздражение прокатывает по ладони, когда он впивается ногтями в кожу. — Она провела тот же ритуал, что и с тобой. — Она касается своей груди, но тут же отдергивает руку, словно почувствовала что-то. На мгновение кажется, словно у нее под кожей что-то пульсирует, выдаваясь вперед, словно печать, что связала меня с Себастьяном Хочется мотнуть головой, вытряхнуть эти мысли, избавиться, не думать. Пусть будет меченой, пусть будет демоном, она умрет за Себастьяна и это важно. Она опасна лишь потому, что ценой всего защищает жизнь Моргенштерна. Она совершенно не думает о том, как защитить себя, если что-то угрожает ему. Она легкая мишень. Тень на пути. — Она мне не мешает… «Ты хочешь убить сына Лилит» «Ты хочешь его смерти» «Ты хочешь его боли» «Мы тебе поможем» «Вспомни…» — Ты слабое ангельское отродье, Джейс Эрондейл. — Перед взглядом мелькает ухмылка Себастьяна. — Ты все тот же мальчишка, что жил с Валентином. Одиннадцатилетний, недолюбленный, покинутый ангельский щенок. — Ощущаются его пальцы, впивающиеся в куртку на плече. — Мы оба знаем, чем должна была закончиться та битва. Где-то в горле зарождается утробное, злобное рычание. Твари в голове довольно урчат, бьют хвостами по стенкам черепа, врезаются когтями в кору головного мозга: — Идем, мальчик. Портал сворачивается, закручивается, увеличивается, показывая очертания гостиной, показывая путь прямиком в логово чудовища. Свет тусклый, словно хочет меня скрыть, укрыть, спрятать от лишних глаз, позволить мне исполнить то, о чем так настойчиво просят голоса в голове. Это ли не начало безумия? Они позволят мне подойти так близко, чтобы она ничего не поняла, пока не станет слишком поздно. Замечаю ее на диване, полуспящую над какой-то книгой, которую я в этом доме раньше не видел. Она перелистывает страницы, сосредоточенно пытается что-то прочитать. Лампа освещает ее совсем тускло, выдает лишь цвет волос и еще чуть сверкающая руна возле запястья, руна виденья. София поднимает на меня взгляд, изгибает брови и мотает головой, вновь утыкаясь в книгу. По губам усмешка расползается абсолютно самостоятельно, рисует оскал, что обычно принадлежит Себастьяну, а не мне. Пересекаю комнату, на ходу скинув пальто, и швыряю его на кресло, не заботясь о том, что с него хлопьями падает снег. Девушка снова поднимает взгляд, в этот раз более сфокусированный, сосредоточенный, поджимает пальцы ног, плотнее прижимая их к себе, везет ими по дивану, словно хочет сжаться в комок и исчезнуть. Неужели боится? Опускаюсь с ней рядом, укладывая руку на подлокотнике, и откидываюсь на спинку, прикрывая глаза. София снова на меня смотрит, чуть склоняет голову к плечу, поджимает губы, но упорно молчит. Совершенно неинтересно, какой черт меня к ней принес? Черти, которые так хотят ощутить тепло ее крови на лапах, вкус на языке, увидеть ее цвет на клыках. «Убей ее» «Убей прямо сейчас» «Пока она так беззащитна» «Пока она не догадалась» София наконец отводит взгляд, захлопывает книгу, зажимая пальцами обложку, делает вид, что я помешал ее чтению, что только я мешаю ей закончить, поднимается. — И куда же ты? — Усмешка ползет по губам, словно червяк между слоями почвы. — Неужели Себастьян ждет тебя в своей комнате? Она вздрагивает. Удар пришелся прямиком по цели. Корешок книги едва не гнется, когда девушка сильнее сдавливает его пальцами, до такой степени, что костяшки становятся почти снежно-белыми. — А ты, что, снова уговорил какую-нибудь вампиршу на быстрый перепихон? Такое выражение лица, словно ты только что испытал просто незабываемое удовольствие. — Она кривится, оборачиваясь ко мне через плечо. — У тебя такое выражение лица, словно роль подстилки Моргенштерна тебе вовсе не нравится. Она с шипением подлетает ко мне, замахивается книгой, словно хочет ударить по лицу. Бегает взглядом по линиям скул, по губам, по челюсти. Выдыхает, совладав с чем-то. Я уверен, что не ошибаюсь. Какую бы пользу она ему не приносила, как бы много для него не делала, вряд ли Себастьян воспринимает ее только как помощницу. К тому же, она частенько то входит, то выходит из его комнаты, слишком уж часто посещает, в отличие хотя бы от меня. Клэри он вообще не подпускает ближе двери, не говоря уже о том, чтобы запустить в комнату. — Закрой рот, Эрондейл. — Она наклоняется вперед, заглядывая в глаза. — Если все твои «отношения» сводятся к этому, то у тебя очень и очень большие проблемы. Тогда ты вовсе не тот идеал, каковым себя считаешь. — Усмешка, с таким отвращением, словно видит не меня, а самого мерзкого демона из глубин Эдома. Как будто видит одного из тех, что сидит в моей голове. — Не ты ли говорил, что меня не касаются твои дела, а тебя — мои? — Мы с тобой выбрали Моргенштернов. — Пожимаю плечами, ликуя от ярости, что на мгновение проскакивает на ее лице. — Так почему бы не обсудить это? — Подаюсь навстречу, не сдерживая смеха, и она стремительно отшатывается. — Ополоумел. Окончательно ополоумел. — Выдает между хрипами. Взгляд на мгновение, всего на мгновение, заволакивает тьмой, заключает, смывает, оставляя лишь черный цвет, заливающий все вокруг. Он отступает быстро, словно скатившаяся капля, возвращая на место видимость. София отшатывается еще дальше, встряхивает головой, словно пытается что-то отогнать, словно не хочет видеть, словно испугана. — Чего-то боишься, София? — Усмехаюсь, оказавшись прямо перед ней. «Давай» «Убей ее!» «Сейчас!» — А должна? — Она изгибает бровь, но напрягается, будто чувствует, что что-то не так. — Ты мне скажи. — Рывком хватаю ее за шею, сжав пальцы под подбородком. Ее пульс бьется пулеметной очередью, она изгибается, пытаясь ударить в лицо, но я перехватываю руку. София взмахивает ногой, описывая короткую дугу, бьет под ребра, делает ощутимо больно, но это не мешает мне удерживать ее. — С… Сволочь… — Хрипит, и все же наносит удар в лицо, прямо в скулу, заставляя качнуть головой, отвернуться чуть в сторону. — Сумасшедшая. — Тяну по слогам, и швыряю ее через диван, заставляя сбить все бутылки со стеклянного столика, наполнить комнату вонью спирта. — Ты не победишь меня. Она разбивает столик собственным весом и приподнимается на локтях, не обращая внимания на осколки и целые лужи алкоголя, что угрожают слиться в целое озеро. Подтягивает колени ближе к животу, шипит, когда на ладонях выступает кровь, когда тонкими ручейками бежит по пальцам. — Ты слабая тварь, София. Ты меня не одолеешь. Не хватит ни сил, ни хитрости, ни ума. — Двигаюсь к ней, наблюдая как она встает на колени, как осколки впиваются в ткань ее джинс, глубже, выпуская на светлую ткань темно-алые капли. — Ангельский ублюдок. — Она откидывает волосы с лица, марая их все той же кровью. — Кто бы говорил. — Неудавшийся эксперимент. — Выплевывает с отвращением. — Предательница. — Выродок самоубийцы. — Бьет прямо в яблочко, в то больное, что никто не обсуждает. Пощечина. Такая сильная, что с ее губ слетает несколько рубиново-красных капель. Твари в голове восхищенно визжат, облизываются, бьются, предвкушая бойню и смерть. София, словно в насмешку, облизывается, стирает оставшуюся кровь большим пальцем, и заглядывает в глаза. — Нравится бить девушек, Эрондейл? — Только тебя. — Как прекрасно, что мне тоже хочется выбить из тебя дерьмо. — Она бьет в ногу, заставляя пошатнуться, тут же сбивает подсечкой, коленом придавливает руку, нажимая на сгиб запястья, почти смеется, не отрывая взгляда. - Очень много времени тратишь на разговоры. Снова. Удар под ребра, в область солнечного сплетения, и она уже хватает ртом воздух, судорожно пытается вернуть контроль над телом, не дать мне освободиться, но лишь врезается в диван от силы еще одного удара. Она не посмеет меня ранить. Не посмеет оставить собственную отметину, ведь точно такая же появится на теле Себастьяна. Она не посмеет добавить к его шрамам новые, ведь так боится принести ему боль. Даже скучно. — Почему же ты бьешь так слабо, Меззанотте? — Поднимаюсь на ноги, глядя на замершую девушку. Она продолжает сидеть на полу, не отрывая от меня взгляда. Пытается что-то увидеть, выискать, рассмотреть, понять причину. О такой причине она даже не догадается. Даже не подумает, что это может быть вызвано демонами, теми, что она приветствует, когда они обитают в голове Себастьяна. Вызвано демонами, для которых готова на все, если они смотрят на нее из зрачков Моргенштерна, если видят его глазами. — Что ты делаешь? — София заглядывает в глаза, силится заглянуть внутрь черепа, чтобы найти ответы. — Я хочу тебя убить. «Сверни ей шею» «Перережь ей глотку» «Вытащи из ее тела все органы» — Ты не Джейс. — А ты видела меня настоящего? — Склоняюсь к ней, заставляя запрокинуть голову. — Не видела. Но ты не он. И днем тоже был не он. — Почему ты так в этом уверена? — Потому что Эрондейл хочет всего лишь сбежать. Ему не нужна бойня. — Говорит уверенно, даже не сомневается в правдивости своих слов. — А ты хочешь чего-то совершенно иного. Смерти, крови, боли. Ее крови на своих руках, на своём лице. Хочу смотреть в пустые глаза, отражающие потолок комнаты, смотреть, как ее кровь будет неровными струйками бежать вокруг мебели и под нее, украшая полы алой росписью. Хочу смотреть в лицо Моргенштерну, когда он увидит ее тело. Хочу увидеть что-то на его лице, ведь больше некому будет прикрывать его тыл. — Хочу твоей смерти, Меззанотте. — Перехватываю ее ногу, выкручивая в сторону лодыжку и следом до самого бедра, заставляя упасть на бок, в попытке вывернуться и не чувствовать боль. — Отпусти меня! — Пытается ударить свободной ногой, отползти, вырваться, но я лишь крепче стискиваю пальцы. — Нет, нет, нет. — Тьма снова скрывает все вокруг. Чувствую, как сгибаются колени, как тело опускается вниз. Понимаю, что опускаюсь на корточки рядом с ней. Пальцы зарываются в волосы, дергают, тянут ко мне ближе. Слабо ощущаю ее дыхание на своем лице, но она почему-то даже не думает ударить. Другая рука ведет по ее щеке — словно и не моя рука, не мое тело вовсе – почти нежно, невесомо, но она дрожит, дрожит от ярости и отвращения. — Хочу убить тебя. — Усмешка тянет губы, до боли натягивает мимические мышцы. Твари в голове возбуждённо скребутся, рычат, тихо просят — убей, скорее, убей. — Кто ты такой? — София говорит четко, зрение возвращается лишь на мгновение, позволяя увидеть ее испуганное лицо. Действительно испугалась. Почувствуй ее страх. Убей ее. — А кого ты хочешь видеть? — Тянусь к ней ближе, хотя в желудке скручивается отвращение, ведь Клэри… Мысль сносит быстро, не давая ей оформиться. Твари ее блокируют, сжирают, убирают. Бояться Клэри до чертиков, ведь… Снова вспышка и остаются только чужие слова, чужие голоса, похожие на звериной рычание, на шипение змей: «Пора» «Давай» «Убей» Медленно встаю, тяну ее за волосы за собой следом. Она шипит, изворачивается, даже бьет по ногам, заставляя пошатнуться. От этого лишь смеется, но стоит снова ударить, хлестнуть по щеке, смех превращается в кровавое бульканье, и в такт ее упирающимся шагам — кап, кап, кап — скатывается по ее лицу кровь, падая на пол. — Облегчи мне жизнь, София. — Перехватываю ее руку, занесенную для удара, вжимаю в стену, сильно вдавив предплечье в основание чужой шеи, мешая дышать и думать, заставляя хватать ртом воздух, в панике цепляться в мои плечи, чтобы отстранить. — Умри сама. Зрение возвращается, открывая ее искаженное ужасом лицо. Она бьется в моей руке, прижатая к стене. За моей спиной, словно проходя через какой-то вакуум слышится голос. Голос, который должен меня остановить. Голос Клэри. Хочется повернуться, опустить руки, посмотреть в зеленые глаза… Но я игнорирую этот голос. Игнорирую девушку, что может спасти сейчас нас обоих. — Джейс? Что ты делаешь? — Она замирает, словно боится подойти ближе. — Уходи, Кларисса. — Пойми, что это не я. — Это не Джейс! — Девушка в моих руках выгибается, у нее почти получается освободиться. — Беги! — София… — Беги… — София хватает ртом воздух, пытаясь вдохнуть поглубже. Впивается ногтями в мою руку в безуспешной попытке освободиться. Перехватываю ее шею ладонью, поднимая выше, заставляя встать на кончики пальцев, судорожно пытаться устоять. — Себастьян! Ее кожа теплая на ощупь, пока теплая, стоит только чуть сильнее сжать пальцы, и она остынет, заледенеет, замерзнет. Останется в моих руках безжизненным трупом, пустой оболочкой от девушки, что боготворила Себастьяна Моргенштерна. Оболочкой от девушки, что была готова защищать его ценой собственной жизни. Склоняю голову вбок, оглядывая пряди светлых волос, что едва достают до плеч. Она словно копия Себастьяна, но другого пола. Но я наблюдал, изучал, читал дневники. У них ничего общего. Ничего кроме этого внешнего сходства. И внутренней тьмы. «Убей ее» «Тебе нужно лишь усилить хватку» «Она уже проиграла» «Она уже не сможет сбежать» Усмешка. Моя ли она? Или даже мышцы сейчас принадлежат тварям, что приползли из головы Моргенштерна в мою? Слышу тихий скрип ступеней, слышу, как Себастьян спускается вниз. Дергаю головой — по своей ли воле? — оглядываясь на него через плечо. — Они всего лишь в очередной раз повздорили. — Открытое пренебрежение Себастьяна заставляет сильнее сжать пальцы на шее девушки. Она хрипит, обеими ладонями обхватывает мое запястье, пытаясь ослабить мою хватку, запрокидывает вверх голову, силясь поглубже вдохнуть, не дать себе задохнуться, потерять сознание. Клэри что-то ему говорит, тихо, почти шепча. Или это шум в ушах так глушит ее голос? Они настолько ее боятся? — Отпусти ее, Джейс. — Себастьян усмехается. — Ты не посмеешь ее убить. — Правда, Джонатан? — Зрение заволакивает тьмой, весь мир темнеет, словно отключенный. — Что за черт… — Джейс! — На мгновение становится видно, как Себастьян оттаскивает сестру от меня подальше, не давая приблизиться. — Нам не нравится, что ты нас не слушаешь. — Не мои слова. Не мои. — Мы хотим эту девчонку. И мы убьем ее. — Что с ним? — Клэри дрожит в его руках, ногтями вцепляется в его локоть. — Как вы к нему попали? — Себастьян не обращает внимания на вопрос, отпускает девушку, направляясь ко мне. — Ваша связь — это путь. — Голоса гудят в голове колокольным звоном. — Мы пошли по нему. И мы убьем девушку. — Зачем? — Потому что так нужно. Нам так приказали. — Кто приказал? — Он почти срывается на рык. — Наш хозяин. Наш отец. Себастьян подходит еще ближе. Со смехом, ослабляю хватку, позволяя девушке на мгновение схватить ртом воздух, чуть съехав вниз по стене, но тут же прижимаю к себе, удерживая за шею. Несколько шагов, и Моргенштерн оказывается к нам спиной. Замираю, не давая девушке отстраниться, поглядываю на Клэри через плечо. — Ангел. — Словно плевок, будто это слово — оскорбление, самое худшее, что могло произойти. — Ангельское отродье. — Отпусти девушку. — Себастьян оборачивается, но не двигается с места. — Она дорога тебе, мальчик? — Гортанный, хриплый смех раздирает горло. — Ты ее хочешь также, как и мы? — Губы касаются ее затылка. — Что ты готов отдать за ее жизнь? — Ваши чертовы головы. — Он с рыком бросается вперёд. Вместе с Софией увернуться не получается. Моргенштерн перехватывает мою руку, рывком заставляет разжать пальцы. Девушка падает на колени, судорожно пытается наполнить легкие кислородом. Себастьян теснит меня в сторону, пытается прижать к стене, как я только что прижимал Софию. Спина прижимается к стене, локоть Моргенштерна давит на горло, но не мешает почти оглушительно смеяться. Тьма то прячет все вокруг, лишая зрения, то вспышкой показывает происходящее, показывает Себастьяна, что раз за разом задает один и тот же вопрос, пытается что-то узнать, но я не слышу слов и уж подавно не знаю ответа. Потому что вопрос он задает не мне. — Кларисса, уходи… — София поднимается, вздрагивая, но не отрывает от меня взгляд, полный просто невообразимого испуга. Считала себя достаточно сильной, чтобы меня одолеть? Какое разочарование. — Ему нужно помочь… — Клэри пытается подойти, но ее перехватывают. София за локоть оттаскивает ее к лестнице, что-то тихо шипит, почти трясется от ярости. Встряхивает ее за плечи, словно это поможет что-то понять, запомнить, осознать, снова подпихивает к ступеням, заставляет вцепиться в перила. — Иди. Я приду за тобой, обещаю. Клэри, не отрывает от меня взгляд. Кого она видит? Джейса Эрондейла? Джейса Лайтвуда? Или чудовищ, что говорят моим голосом, почти раздирая связки громким смехом? Видит убийцу и такое же чудовище, как ее брат, или парня, что смогла полюбить? — Хочешь спасти этого ангельского выродка, святоша? — Перед взглядом мелькает испуганное лицо Клэри. — А ты на что готова ради этого мальчишки? Хочешь его освободить? От нас и от своего брата? — Затылок больно бьется о стену, когда Себастьян встряхивает меня за плечи, когда дергает за ворот рубашки, словно хочет так выбить тварей из моей головы. — Мы подскажем тебе путь, ангел. Возьми кинжал. Возьми и вгони его в это ангельское сердце. В сердце этого мальчишки, который так услужливо помог нам с вами поговорить. Ты спасешь мир. Ты избавишься от своего брата. Все будет по-прежнему. — Пасти закройте. — Себастьян хватает за челюсть, сжимает пальцы, заставляя повернуть голову в его сторону, оторвать взгляд от Клэри, что почти бегом устремилась вверх по лестнице, стирая катящиеся по щекам слезы. — Кто вас послал? Где демоны Лилит? — Лилит? — Снова смех, прямо в лицо Моргенштерну, словно они вовсе не опасаются его. — Те слабые твари, созданные падшей сукой? Они сами поотрывали себе головы, как только мы появились. Они были слишком слабыми, чтобы противостоять нам. Чтобы защитить тебя от нас. — Когда? — Себастьян рычит не хуже этих демонов, что скалят зубы, словно хотят вцепиться в кости черепа, выгрызть себе путь сквозь глазницы и кинуться на него. — Когда? — Рука сама тянется вверх, пальцы сжимаются на запястье Моргенштерна. — Когда вы были слишком глупы, когда были слишком слабы, чтобы защищаться. Себастьяна отбрасывает, словно пушинку. Он врезается в противоположную стену, бьется головой так сильно, что последствия отражаются и на мне тоже. По затылку на шею бежит кровь, слепляя волосы в безобразные бордовые колтуны, впитывается ткань рубашки. — Ты нас не победишь, Джонатан. Как Лилит не может победить нашего отца. — Ноги несут меня вперед, прямо к Себастьяну, что выводит иратце на своей шее. — Мы убьем девушку. Мы слишком давно хотим ее убить. — Левиафан… Вы дети Левиафана. — Голос Софии вспарывает тишину, что почти на мгновение заполнила гостиную. — Умная девочка. — Всего секунда, и я уже перед ней, упиваюсь этим испуганным взглядом, этим ужасом в зрачках, почти сливающихся с радужкой. — Это лишь одна из причин тебя убить. Пальцы вновь обхватывают ее шею, сжимаясь поверх оставшихся фиолетово-красных следов, добавляя к еще не оформившимся синякам новые, которые узором останутся на ее коже, ведь сегодня она умрет. Ведь эта кожа станет белой как снег, холодной, как лед, а эти синяки станут инеем. Сейчас пальцы надавят на ребра, до хруста, пока не хлынет кровь. Так будет с каждым ребром, с каждой костью, что образует грудину. Она будет дышать, будет чувствовать, ведь так нужно. Себастьян будет наблюдать. Он должен видеть, как умрет девчонка. Должен понять, что он никого не может защитить. Возможно, он даже закричит, как только ее ребра раскроются, словно лепестки налившегося цветом бутона. Это будет кровавая роза с трепещущей сердцевиной. С сердцем, что я вырву за секунду до того, как оно остановится. — Нам было бы жаль убивать тебя, девочка. — Ногти царапают ее щеку, оставляя почти незаметный след. — Но мы ненавидим Лилит, ненавидим ее сына, а ты стала их частью, выбрала их сторону. Ты сделала неверный выбор. — Отпусти ее. — Себастьян наконец поднимается, справившись с собственным телом. Слабый человек. Он никогда не станет одним из демонов. — Мы не подчиняемся твоим приказам, Джонатан. Но она тебя послушает. Скажи ей преклониться. — Притягиваю ее ближе, почти ощущая пульсацию крови у нее под кожей. — Скажи ей прекратить борьбу, и мы свернем эту тонкую шейку. — Из горла вырывается довольное урчание. — И уйдем. Мы освободим ангелочка и вернемся в Эдом. Ты ведь этого хочешь? Хочется кричать, выть, бороться. Тьма внутри черепа усиливает хватку, заставляет хрипеть сквозь стиснутые зубы. На мгновение становится отчетливо видно лицо Софии, что напряженно наблюдает за изменениями в мимике. Словно видит что-то. Девушка хрипит в моих руках. Кровь обжигает ладонь до самого запястья, покрывает словно перчатка, согревая заледеневшую кожу. В ее глазах — затухающий огонек жизни, остаток той ярости, что горела во взгляде, но теперь тухнет. Ведь теперь нет ничего кроме боли. Ее ребра белые на фоне кровавых пятен, на фоне бордово-розовых мышц, врезаются, словно осколки адаманта в телах демонов, словно это кинжалы нефилимов разорвали ее на части, а не мои собственные руки. — Хватит! — Крик раздирает глотку. Мой собственный крик. — Вытащите их! Разжимаю пальцы, отшатываясь от девушки, словно из-за нее голоса вообще появились. И не просто голоса. Демоны. Демоны из Эдома, дети одного из первых падших существ. Демоны в голове у человека с ангельской кровью в жилах. Демоны в мыслях у нефилима с кровью Итуриэля в каждой вене и каждой артерии. Как это возможно? Боль тараном бьет в затылок, словно собирается снова пробить, выпустить кровь, открыть ход обратно в мою голову, снова захватить управление. Снова, снова обхватываю голову руками, шатаясь из стороны в сторону, словно потерявший контроль над телом. Нельзя, нельзя позволить им… — Не борись с нами, мальчик! — Губы вновь шевелятся, выпуская слова. — Ты нас не победишь. Почему думаешь, Князей изгнали из Эдема тысячелетия назад? Они оказались слишком сильны для ангелов! А мы потомки сильнейших! София вдруг тянет ко мне руку, сжимает мою ладонь в своей, плотнее прижимает к виску, пытаясь заглянуть в глаза. В ее взгляде испуг смешался с чем-то вроде жалости, с ее этим безудержным желанием защитить, что всегда направлено на Себастьяна. Почему она хочет помочь? — Будет больно, Эрондейл. — Она вдруг прижимает вторую ладонь к моей шее, почти вдавливает кончик стило, словно хочет загнать его прямо в горло. — Будет больно. Никаких сомнений. Кожу обжигает иратце. Снова крик, но она продолжает держать меня за плечо, не дает отстраниться, кажется, лишь она и не дает мне упасть. — Себастьян! — Не замечаю, как двигаются мои руки, как обхватываю ее за шею, прижимая локоть к месту под подбородком. Она пытается царапаться, кажется, даже разрывает ткань рубашки, впивается ногтями в плоть, но я ничего не чувствую. Не чувствую, как она снова и снова бьет меня в ногу. Не чувствую, как ее локоть раз за разом врезается куда-то под ребра. — Твоя смерть освободит нас, помеченная. Мы выпустим тьму, что поселила в тебе Лилит, и ты трупом упадешь к нашим ногам. — Пальцы зажимают артерию, что почти с пулеметной скоростью пропускает кровь. — Ты ведь этого боишься? Боишься оказаться в Эдоме после смерти? — Усмешка болезненно натягивает мышцы лица. — Мы можем тебя освободить. Сейчас кровь из шеи брызнет, росписью растечется по дощатому полу, вырисовывая древесные прожилки, вырисовывая картину убийства, такую прекрасную, что становится невыносимо жарко. Эта кровь окажется на лице, превратится в маску, станет второй кожей, станет моей защитой. Видел ли Себастьян то же самое? Желал ли он ее смерти также, как сейчас желаю я? Или он хотел спасти ее, как та маленькая часть меня, что еще пытается бороться? — Слушай меня, Эрондейл. — Себастьян двигается медленно, вымеряет каждый шаг, каждый жест, словно пытается запутать, отвлечь внимание. – Их нужно заткнуть. Ты сам должен это сделать. Считаешь себя достаточно сильным, чтобы убить меня? Как тогда, у озера Лин? — Девушка в моих руках вздрагивает, понимая о чем идет речь. Ведь именно в тот день умер Джонатан Моргенштерн, тогда на свободу вырвался тот сын Лилит, что сейчас медленно уничтожает мир. – Если сможешь их отрезать от власти над тобой. Хотя бы на мгновение. Я поверю, что ты все же воин, а не мальчишка с манией потребности в семье и любви. — Он кривит губы в усмешку, едва не плюет на пол, словно эти слова не вызывают ничего, кроме отвращения. — Поверю, если ты справишься. Потому что в одном эти твари безусловно правы. Вы ангельские выродки, и это ничем не изменишь. Он делает жест рукой, который отличается из всех его движений. Бедро пронзает болью, словно в насмешку, ведь София воткнула в него стило, вогнала глубоко, окрашивая кровью собственные пальцы. Эта боль отрезвляет, будто будит, вырывает из какого-то вакуума, из пустоты, в которой голоса так пытались меня удержать. Отталкиваю ее от себя, швыряя куда-то в сторону, будто безвольную куклу. Себастьян лишь смеется, кружит вокруг меня, жестом заставляя девушку отойти подальше. Он не обращает внимания на кровь, он словно хищник облизывается, словно готов защищать что-то важное для него. Неужели он защитит Софию? — Мы можем показать ангелочку чего ты так хочешь. — Взгляд заволакивает тьмой, на этот раз лишь с боков, оставляя возможность видеть напряженность его лица. – Покажем ангелочку то, что показали тебе. Ты ведь не хотел просто ее убить. Она… — Зачем вы пришли? — Себастьян подходит ко мне вплотную, а демоны внутри черепа воют, скалят зубы, тянут когтистые лапы, словно хотят его достать. — Мы хотим убить девчонку. Дай нам это сделать, и мы уйдем. — Почему ее смерть так важна? — Он смотрит прямо в глаза, словно сквозь радужку видит их, словно они смотрят друг на друга, без моего участия и присутствия. Он так услужливо позволил нам с вами поговорить. — Нет, нет, нет, Джонатан. — Зубы почти с треском стукают друг о друга, словно демоны хотят щелкнуть каждый своей пастью перед лицом Моргенштерна, словно это лицо они сейчас хотят обглодать, изодрать, уничтожить. Как будто они за ним сюда пришли. – Тебе нужно лишь освободить путь. — Если я не позволю? — Себастьян усмехается, когда все мышцы моего лица тянет, видимо, выдавая удивление, тот возмущенный визг в голове. Они надеялись, что он отступит. — Ты с нами не справишься, мальчишка! Мы древнее чем ваши родословные, мы старше, чем весь род Сумеречных охотников! — Хриплый смех, уже почти неслышный из-за боли в горле, но в этот раз он имеет эффект. Ведь это горло Себастьяна сейчас оказывается в моей ладони. — Мы покажем вам кое-что. Вам обоим покажем. Тьма, тьма, тьма. Кровь. Тьма и кровь, смешанные и яркими пятнами покрывающие простыни. Комната Себастьяна, без сомнения. Но внимание привлекает не открытое настежь окно, что впускает ночной воздух, холодный до дрожи, настолько, что сотней иголок рисует татуировки по лицу и шее, по рукам, пробирается под одежду. Внимание привлекает девушка на кровати, девушка, чьи светлые волосы разметались на подушке, ресницы которой трепещут в такт шагам. Моим или Себастьяна? Она открывает глаза, она видит, в зрачках отражается Себастьян, с довольной усмешкой, с кинжалом в руке. Она не боится. Она знает, что будет дальше. Хочется вырваться, освободиться, перестать собственными глазами видеть, словно запертый в голове Моргенштерна, как кинжал очерчивает кости ее ключиц, как струйками выпускает кровь, когда снова задевает уже покрывшиеся новой кожей раны. Не чувствовать, как губы по этой коже скользят, не ощущать на языке привкус крови. Это он видел? Этого так хотел? София не пытается отстраниться, лишь выгибается навстречу, подставляет для ран все больше кожи. Хочется зажмуриться, когда кинжал скользит под ее одежду, когда на пальцах ощущается тепло ее кожи, почти незаметное из-за жара, бегущего от затылка и до самой поясницы, жара, что вулканическим пеплом ощущается на кончиках пальцев. Себастьян хотел эту девушку? Кровь пропитывает ткань майки, но София лишь стонет, не так, как должна стонать девушка, которой наносят увечья. Это не стоны боли. Она позволяет Себастьяну это делать. И ему это нравится. Она обхватывает его ногами, она тянет его ближе, и он позволяет. Я должен от этого избавиться. София даже не думает о том, чтобы его остановить, она упивается им, не отрывает от него взгляда ни на секунду. Словно он ее жизнь, словно кроме него ничего другого нет. Неужели для нее это так?Себастьян смеется, уткнувшись ей в ребра, когда она зарывается пальцами в его волосы, когда задевает шрамы на шее, поглаживая рубцы аккуратными движениями.Неужели он действительно это к ней чувствует? Она улыбается, когда тянет с него футболку, она улыбается, касаясь его губ своими, всего на секунду, улыбается, хотя ее губы окрашиваются ее же кровью. Вырваться, изгнать, освободиться от этих мыслей. Пытаюсь вытолкнуть себя из этих картинок, из этого жара, его адской смеси с желанием и потребностью причинять боль. Это не мои чувства, не мои, не мои. Под кончиками пальцев ощущается чужая футболка. Нет, в это раз не из видения, ведь об их одежде речи уже не идет. Медленно, шаг за шагом, возвращаю себе чувствительность рук, следом возвращается зрение. Взгляд упирается в Себастьяна, все еще прижатого к стене, закрывшего глаза. Он усмехается, довольный тем, что видит, довольный тем, какие ощущения ему эти видения дарят. Словно сквозь вакуум слышится голос Софии, что зовет его, что даже до меня пытается достучаться, но не рискует подходить. Понимает, что так может стать только хуже. Себастьян к ней так близко, близко, близко, что невольно кажется, что крови на их телах нет, что они просто влюбленные. Как мы с Клэри. Что нет всего того дерьма, что их окружает, в которые Себастьян собственноручно втянул эту девушку, но которая вместо того, чтобы раз за разом падать, умирать, вставала и шла за ним снова, словно привязанная, примотанная тысячей жгутов, обвитая сотней канатов, каждый из которых находился в его ладони. Неужели он чувствовал то же самое, что и я чувствую к Клэри? Неужели он чувствует? Ее не хочется отпускать. Губы снова и снова тянутся к ее губам, в поцелуе, в укусе, просто чтобы обдать дыханием, почувствовать ее ближе. Себастьяну это нравится, не сомневаюсь. Нравится ладонями очерчивать ее бедра, нравится языком обводить вычерченные кровью дорожки, нравится… Черт их дери, вот этого я точно видеть не должен… Но эти ощущения для нас сейчас общие, ведь твари хотели, чтобы я это видел, хотели, чтобы я понимал. Хотели, чтобы я знал, что значит для Себастьяна девушка, которая снова и снова спасала его ценой собственных ран, едва не отдавая за него жизнь снова и снова. — Я хочу быть рядом, Себастьян. — Она шепчет ему в ухо, выгибаясь в его руках, прижимаясь вплотную, так близко, врезаясь своими ребрами в его, угрожая сплестись грудными клетками и уже не найти способа разъединиться. Он от этих слов довольно урчит, прижимает ее к себе ближе. Ему нравится, когда она сжимает его бедра своими, когда стонет его имя, оказываясь так близко, не давая ему отстраниться, даже не смотря на бьющую ее тело судорогу. Ему нравится, что прижатая его телом она так беспомощна, что она даже не думает о том, чтобы с ним бороться, что он для нее — хозяин, повелитель, ее личный садист. Он ее целует, обхватывая за шею, держит за волосы, что-то рычит ей в губы, но даже в таком положении я не могу разобрать слов. София на его слова кивает, обвивает его плечи, зарывается в волосы на затылке, притягивая ближе, что-то тихо-тихо шепчет, заглядывая в глаза, и эти слова отпечатываются в памяти, врезаются лезвием топора, вскрывая все, до чего могут достать. — Я люблю тебя, Джонатан Моргенштерн. Иллюзорные щупальца, что, кажется, обвивают каждую клетку мозга, контролируют каждую мысль, на какое-то мгновение ослабевают. Этого хватает, чтобы хлестнуть Себастьяна по щеке, вырвать из видения, в котором он подносит к горлу девушки нож. Он ударяется виском в стену, распахивает глаза, уставившись на меня почти невидящим взором. — Себастьян… — Словно утопающий вцепляюсь в него, заставляя заглянуть в глаза, плюя на то, что не следует ему видеть мой страх. — Ты знаешь, что это… Забери их… Забери их обратно… Он мрачнеет, вдруг зажимает мои пальцы своими, до предела натягивая связывающую нас нить печати. Что-то темное, что до этого оплеталось лозой вокруг ребер, что пленкой покрывало грудину, вдруг съеживается, сворачивается, и через эту нить выползает, уходит, возвращается в отведенное место. Колени подгибаются, и я падаю у ног Моргенштерна, впиваясь ногтями в деревянный пол. Себастьян вдруг хрипит, склоняясь надо мной, словно его самого сейчас что-то изорвет изнутри. — София… - Он прижимает ладонь к виску, едва не падает рядом со мной, но какая-то сила удерживает его на ногах. — Идешь со мной. Пора разобраться, что это за дерьмо… — Он протягивает мне вторую руку, чтобы помочь подняться. — Ни слова об этом, понял? — Себастьян тянет меня к себе, заглядывая в глаза. — Я знаю, что ты вырвался, что ты не в моей власти. — Он усмехается. — Не смей говорить об этом Клариссе. Я вернусь, и все встанет на свои места. — Он ослабляет хватку, но тут же тянет к себе ближе, хватает за горло и шипит на ухо. — Расскажешь о том, что видел… — Себастьян едва не рычит. — О том, что показали твари. — Щекой чувствую его усмешку. — Я проделаю то же самое с Клариссой. Поверь, удовольствия будет больше, чем в том видении. Он исчезает в портале, а София, все еще подрагивающая, подходит ко мне на расстояние пяти шагов, но взгляд не поднимает. — Я… — Она встряхивает головой. — Спасибо, что не дал им… — Она поднимает на меня взгляд, хотя в глубине зрачков еще виден отчетливый страх, почти панический ужас. — Спасибо, что не убил меня. — Смазанное движение, и девушка на мгновение прижимается к моей груди, всхлипнув куда-то в шею. — Спасибо. Она исчезает следом за Себастьяном, оставляя меня в одиночестве. Сажусь на диван, откидывая голову на спинку, и закрываю глаза. Никогда. Никогда и никому я не расскажу об этом. Не расскажу о связи с Себастьяном, не расскажу, что попал под влияние демонов. И ни за что не расскажу, что спас от смерти ту, что выполняет все приказы Моргенштерна. Ведь именно она держит его на плаву. Ведь именно ее он так безумно желает. Почему же он противится этому?