Ты мой наркотик. Слышишь, Олеж?

На часах девять ебаных утра, мы опять едем в машине и я с утра не завтракал, отчего меня очень пучит и я чувствую, как мой желудок съедает сам себя. Сегодня мы едем к матери на кладбище, как и договаривались вчера за столом, когда Олежик любезно согласился, глядя этому старому старперу в глаза. Прекрасное начало дня для какого-нибудь долбаеба, которому нечем заняться в такое ранее время суток, но не для меня. Вчера до полуночи мы с Олегом обсуждали что-то, рассказывали друг другу странные истории и он активно расспрашивал меня, какие же я люблю блюда и есть ли у меня аллергии. – Вообще-то, Олег Вадимович, про мои аллергии должно было быть в моём деле написано. Если вы его читали, конечно же. И я уверен больше, чем на сто процентов, что этот человек даже не открывал его. Потому что это папка настолько огромная, что даже я не помню, на что у меня есть аллергия и какие я препараты потреблял, во время нахождения в ребухе. Папка «Дело: Роман Николаевич» включала в себя всякую ненужную хуйню, которую, почему-то, вели все мед.сестры и врачи, которым когда-либо приходилось наблюдать за мной. И это было бы смешно, если бы не было так хуево и грустно. Эти сумасшедшие люди записывали все, что происходило со мной за день, что я ел и сколько раз пытался выпилиться, сколько раз я ходил в туалет и в конце дня просили меня записывать на листочек, чего мне хотелось больше всего. В самые последние недели моего пролеживания в этом ужасном месте, я написал, что хочу уже съебаться оттуда и больше никогда не возвращаться. Возможно, они все-таки выполнили мое желание и не просто каждый день просили записывать свои желания. Но с кем бы я не общался, все говорили, что никто не вел такую хуйню.. и у меня есть легкие подозрения, что это просил делать мой батя. Ну, он тоже немного параноик и слишком заботлив... – Простите меня, Роман Николаевич, но эта хуйня необъемная. Прочитать такое, как прочитать войну и мир. Так что скажи мне коротко: что ты любишь и на что у тебя аллергия. Вечером мы глянули фильмец, да спать легли. Но лучше бы я не ложился, чтобы сегодня, в машине, спать, и не слушать эти сопливые разговоры. Нет, вы не подумайте. Я очень люблю своего отца, очень люблю свою мать и Олега( по дружески), но как же меня бесят рассказы бати, которые он рассказывает просто всем. Я слышал эти истории уже две тысячи раз, я уже знаю их просто наизусть и они отложились у меня в памяти настолько, что даже сквозь огромное количество таблеток, я пронес их и до сих пор помню. А мне пихали таблетки, знаете ли,к которые очень плохо влияли на мою память. Я очередной раз слышу историю бати о том, как он упал в прорубь зимой, а я спасал его и слышу милый смех Олега, который внимательно слушает его, да еще и умудряется нормально вести тачку. – А Потом Рома.. – очередной раз начинает мой отец, но я уже просто не могу слушать его. Я уже молю Бога, в которого не верю, чтобы мы, наконец, приехали. – Долго там еще ехать? – спрашиваю я, смотря в навигатор Олега усталым взглядом. – Да не, терпи. Еще минут 10. есть полное ощущение, что эта поездка длится больше, чем год лежание в ребухе... Через 10 минут мы, наконец, приезжаем на то место и я почти вываливаюсь из машины, чувствую руками ту самую холодную и сырую землю. Господи, ну наконец-то, блядь. У меня затекло буквально все. Даже уши, которые уже просто слышать не могли этот смех и эти истории. Да у меня при прослушивании басов на полную громкость так уши не болели. Закрывая машину, за отцом, мы идем рядом с Олегом. Как только мы вылезли из машины, какой-либо смех прекратился. Потому что сейчас мы приехали в новый дом матери, где мы должны быть максимально тихими... Ведь это ее новый храм, ее новая квартира. Мы подходим к могиле и я вижу перед собой красивый, гранитный памятник, на котором избражена она: Женщина всей моей жизни, единственная, которая любила меня всю жизнь и из-за этого и умерла. Мне иногда так не хватает ее рук. И почему смерть так внезапна? Отец подходит ближе к гранитному памятнику, на котором изображена она, в самом расцвете сил и сияющая, как никогда. Он садится рядом с ней на корточки и кладет свою черствую, холодную руку на бугор... – ну привет, мать. Скучала? – произносит он, улыбаясь. Возможно, мой отец двинулся кукухой после смерти матери, но он серьезно начал разговаривать с могилой.. И это. Насколько мне известно, уже не первый раз. – Мы тоже по тебе очень скучаем... А вот. Посмотри, кого я тебе привел. Узнаешь? – он показывает своей рукой на меня и улыбается. Так искренни, так мило. А его глаза так и наполнены слезами искренности и доверия. Этот человек действительно счастлив снова побывать тут. – сын твой. А это, вот, посмотри, друг его новый: Олег. Прекрасный парень, хороший человек... Из глаз моего отца текут горячие, соленые слезы, а он продолжает говорить, будто ничего и нет. Я смотрю на растерянные глаза Олега, который слегка тоже смущен всей этой ситуации и общее решение, которое было принято в результате обсуждения глазами, я должен был оставить их на едине. Отцу необходимо было просто выплеснуть эмоции, которые он так скрывал от всех. А нам необходимо было оставить его на едине с его болью. – Пап, папа.. – говорю тихо я, не поднимая глаза на него, чтобы не видеть его лицо. Потому что у меня есть полное ощущение того, что если сейчас я посмотрю на него, то я просто тоже зарыдаю. Ненавижу, когда плачут старики. – Мы это... Пойдем пройдемся, посмотрим, что тут, хорошо? – он не отвечает из-за огромных количества горячих слез, которые скопились в его душе и из-за комка в горле, а лишь кивает головой. Мы разворачиваемся и уходим отсюда, лишь бы не видеть, как моего отца разнесло. Краем глаза, я вижу, что он вовсе и падает на могилу, все громче и громче плача. Но, к счастью, я не слышу этого, так как скорее пытаюсь удалится отсюда. Это кладбище располагалось в маленьком боре. Да, не самое лучшее, конечно же, но все же. Рядом с ним была небольшая, но до пизды холодная речка, в которой я в детстве не рисковал купаться. Было очень страшно. Если честно. А если оттуда выплавит какой-нибудь мертвец? А рядом с бором была старая, заброшенная церковь, которая всегда мне очень симпатизировало. Было огромное желание забраться на верхушку этой церкви, рассмотрев все вокруг. Но мать всегда запрещала мне, когда мы были тут у родственников, а один я здесь не бывал. А хули мне тут одному делать? – Прогуляемся? – спрашиваю я у Олега и он кратко отвечает мне, смотря мне в глаза сквозь очки. – Да, можно, только не далеко. Медленно мы идем в сторону той самой церкви, ничего друг друга не говорю. Птицы поют, кукушка кукует, а природа, как всегда меня радует. Если быть честным, я не слышал этих звуков около года. Я так скучал по ним, что хочется просто лечь и слушать их до самого утра. – Кстати, Ром.. – неожиданно произносит Олег, глядя себе под ноги. Кажется, кто-то не очень хочет смотреть в мои наркоманские глаза. – А как давно умерла твоя мать? Хах, помнить бы мне, когда она умерла... Я говорю абсолютно серьезно: я не особо помню, как давно это все случилось. Всё то, что я рассказывал, обдумывал, были лишь мои догадки и обрывки памяти. Которые я записывал на бумажку, перед тем, как меня начали пичкать этими таблетками... – Ну... Около года назад, может быть. – И твой отец все еще не отошел от этого? – Это было бы смешно, если бы не было, так грустно. Да, мой отец все еще не отошел от этого дерьма. Для него эта женщина все еще жива, она все еще живет с ним в доме, спит и иногда помогает готовит. Он даже разговаривает с ней, насколько я знаю. – ну, как видишь.. – так тяжело это осознавать и принимать эти плоды, которые не так давно снял. Особенно, когда ты главный зачинщик этой каши. – кстати... А где твоя семья? – неожиданно задаю этот вопрос я Олеги и вижу, как он буквально теряется. Неужели, для него это очень больная тема, точно также, как и для мня? О личной жизни Олега я, в прямом смысле, ничего не знал. Я понятия не имел, откуда этот человек, сколько ему лет и кто он по образованию... я лишь знал одно « Савченко Олег Вадимович». – Да это.. я же из Витебска. А они сейчас в Минске. Ну нихуя тебя перебросило, дружок. – А ты что делаешь в санном Петербурге? – он мог ответить на этот вопрос, как угодно. Приехал, чтобы найти телку. Приехал, чтобы реализовать себя. Приехал, чтобы наркоманить и быть бомжом, местным алкашом и так далее. Но его ответ меня слегка удивил...