Traces (По следам)

      “Так, какое там сегодня число? 6 ноября? 11 гребаных часов утра, а я только что вернулся домой с долбаной ночной смены. Я бы сказал, одной из худших, что у меня когда-либо были.       Знаешь, что драгоценная маленькая компания Элая придумала на этот раз? Детектива. Черт возьми, машины скоро нас всех заменят, да? Но это еще не все, этот ублюдок охотится на собственный вид, он здесь, чтобы помочь лейтенанту «я-пьян-в-задницу» Андерсону во всех делах, связанных с андроидами. Можешь, черт возьми, поверить в это?! И я еще даже не добрался до худшей части, о нет!       Итак, дело Ортиса. Боже, это ужасно. Его грохнул его же домашний андроид, нанес ему “двадцать восемь ударов ножом”.       Коннор хорошо помнил это дело, когда он был повторно активирован после той ситуации с девочкой-заложницей в августе 2038 года. Было странно слышать, как Гэвин говорит об этом случае, как его голос насмешливо подражает Коннору, когда тот говорил о причине смерти.       “Черт возьми, может ли у андроидов колебаться настроение? Я имею в виду, у них же нет эмоций, но ебаный пиздец, когда он допрашивал того андроида, я даже моргнуть не успел, как этот ублюдок от роли хорошего парня перешел к плохому полицейскому, меня чуть приступ не хватил. Кому вообще в голову пришло, что это хорошая идея?       Да, блядь, опять я отвлекаюсь. Во всяком случае, кусок пластика допросил андроида Ортиса, после того как выеб мне мозги этим допросом в комнате наблюдения. Но, кто бы что ни говорил, эта машинка не всегда идеально работает, потому что после ебаного признания, другой пластиковый болван просто начал биться головой о гребаный стол. Зрелище было то еще, все было в голубом дерьмище.       И догадайся, что случилось потом?! Пластиковый полицейский попытался вмешаться, и ублюдок выстрелил ему в голову.       Уверен, уборщица была просто в “восторге”, ха.       Но, будущий я, прежде чем ты придешь к выводу, что после того как робокопа застрелили все стало хорошо, позволь рассказать, что произошло до того, как моя смена подошла к концу.       Я нарисую тебе живописную картину, просто подожди еще чутка.       Так вот, занимаюсь я своими делами, как всегда, черт возьми, разговариваю с Тиной. Удивительно, что кто-то в этом чертовом участке даже терпит меня, хех.       Ну, так вот, стою я там, и знаешь, кто к нам подошел? Наш прекрасный маленький пластиковый кусок дерьма.       Да-да! Ты можешь, черт возьми, в это поверить?! Конечно, как ебаный рационально мыслящий взрослый человек я подошел к пластику и хорошенько ему врезал, ублюдок заслужил.       Нельзя словить пулю в лоб, а потом просто вернуться как ни в чем не бывало, черт возьми. Нечестно, что этот кусок пластика может умереть и вернуться, когда ему заблагорассудится, а Cиcи умерла навсегда. Черт, то, как застрелили консервную банку выглядело точно так же, как и с Сиси, на мгновение я думал, что грохнусь в обморок.       А гребаный тостер просто взял и вернулся. Как будто ничего и не было. «Привет, меня зовут Коннор. Я - андроид, присланный из Киберлайф». Сука, я знаю, а лучше бы, блядь, не знал. Черт возьми, пластиковый уродец слишком туп, чтобы понять, что я вообще-то могу прочитать номер его модели.       И это их самый передовой прототип? Компания действительно катится к херам с тех пор, как Элай ушел, видимо, эта адская дыра может быть еще хуже, чем была раньше.       И знаешь, что? Гребаный пластмассовый полицейский даже мне кофе приготовил, когда я приказал ему, это было весело, чувак. Надо было видеть взгляд машины, когда я оттолкнул этот ебучий стаканчик. Говнюк выглядел как побитый щенок. Это было бы почти мило, если бы он был человеком, но вот ведь жалость - он, блядь, и близко не человек.       Надеюсь ублюдок понимает, что для него же лучше не стоять на моем пути, в следующий раз я его жалеть не буду.       «Андроиды не чувствуют боли». Мне поебать, если смогу хорошенько въебать этому пластику, то это я и сделаю. Я не знаю, что не так с этим тостером, но видеть не могу его пластиковую рожу.       Может быть, это из-за того, что он восстал из мертвых, как какой-то стремный зомби-андроид. Это чертовски несправедливо, что кто-то получает второй шанс, в то время как у Хлои его никогда и не было, и поебать, что там Элайджа думает.       Это - не моя сестра, а эта барби - не детектив, конец истории.       Уф, пойду завалюсь в постель, впереди еще одна ночная смена. Я люблю свою работу и все такое, но, черт возьми, чувак.”       Тириумный насос в груди Коннора бился слишком быстро для его текущего уровня энергии, грудь сдавливало из-за гнева и ненависти в голосе Гэвина. Он всегда знал, что детектив Рид ненавидит его, человек всегда открыто демонстрировал свою враждебность по отношению к Коннору.       Раньше это никогда не беспокоило его, Коннору было безразлично мнение Гэвина. Для него не имело значения, что детектив думал о нем, он всегда мог без проблем справляться с грубыми высказываниями и оскорблениями.       Теперь, кажется, все изменилось. Было больно слушать слова Гэвина, его оскорбления и уничижительные прозвища. Коннору пришлось с трудом сглотнуть.       Он знал, что именно он услышит в более поздних записях, не было смысла это отрицать. Однако небольшая часть его, как бы глупа она ни была, надеялась, что он ошибается.       На секунду он задумался о том, чтобы остановиться, подумал о том, чтобы просто пропустить все и сразу перейти к последним файлам и прекратить это, не желая больше мучить себя.       Но он не смог этого сделать. Ему нужно было услышать их все, он хотел услышать все, что Гэвин хотел сказать, неважно, насколько это было больно.       Он выбрал следующую запись.       "7 ноября 2038 и угадай что?! Чертов пластиковый детектив появился на моем месте преступления. Срань господня. Отнял у меня гребаное дело. Я так сильно хотел проломить ему голову, что на секунду мне стало его почти жаль. Почти. Нет ничего плохого в желании выбить дерьмо из неодушевленного предмета.       Но да, клуб “Рай”. Люди в наше время так отвратительны, трахают ебучих андроидов вместо того, чтобы трахать друг друга. Если подумать, то у детектива Барби лицо и тело как раз для работы в одном из таких борделей.       Может ему стоит работать в клубе, а не в моем долбаном участке. Ха.       В смысле, это не совсем мой участок, но ты, блядь, понимаешь, о чем я. Черт, как же это жалко звучит, жалуюсь одной машине на другую. Вот откуда мне знать, что ты не донесешь на меня и не выболтаешь всё очаровательному пластиковому детективчику, а?       Дерьмо, мне кажется, что я уже схожу с ума. Разговариваю с этим старым диктофоном, как будто он может меня понять.       У Криса потом хватило наглости сказать мне, чтобы я был повежливее с консервной банкой, нахуй его, блядь. Нахуй всех, они, блядь, не понимают.       Какое же это жалкое зрелище, мне 36 и я ною, как сраный подросток. Кто-нибудь, просто придушите меня.       Касательно другого вопроса, по-прежнему нет новостей о Хлое. Ноль. Ничего. Ни намека на зацепку. Я думал, что как только у меня будет доступ к архиву и полный доступ к полицейской базе данных, все станет намного проще, ебаный ж в рот.       Как бы там ни было, мне нужно пойти покормить Гила, сопляк уже довольно долго ноет, тьфу. Ебаная принцесса.”       Гилберт зашевелился на коленях, требуя внимания Коннора после того, как андроид на мгновение перестал его гладить. Казалось, что животное почувствовало дискомфорт Коннора и хотело его еще раз успокоить.       Коннор слабо улыбнулся, позволив своей руке снова пробежать по мягкой шерсти кота. Он закрыл глаза и выбрал следующий файл.       "Знаешь, что охуенно больно? Когда тебя вырубает андроид, вот что. Ебаный кусок дерьма. 9 ноября, кстати, просто, чтоб ты знал.       Но да, меня вырубила сраная консервная банка. Я думал, эти барби не должны причинять людям боль. Говнюк пытался прокрасться в хранилище улик, наплел что-то про то, как будет скучать по нашей “теплой дружбе”, когда я его застукал.       Кажется, его отстранили от дела. И поделом. Но теплая, блядь, дружба, серьезно? Какая такая нахуй дружба, я тебя ненавижу со всеми твоими потрохами. Не то, чтобы у него там вообще что-то подобное было, только куча проводов, металлолом и прочая поебень. Просто… о чем эта пластмаска вообще думала?! Дерьмо.       Да, но я бы ни за что не позволил, чтобы чертовому ведру это сошло с рук. Прокрался за сучкой в хранилище, похоже жестянка пыталась подделать улики. Втирал мне, что знает как найти долбаных девиантов и остановить весь этот бардак. Конечно, приятель, конечно.       Я ждал целую вечность, чтобы это сделать, я бы соврал, если сказал, что не фантазировал о том, как ткну своим пистолетом в это его хорошенькое личико.       Эй, эй, эй, Гилберт, не смотри на меня так осуждающе, это то же самое, что захотеть набить рожу манекену.       Да, именно так я и подумал, придурошный кот.       Угх, на чем я остановился? Ага, так что мистер консервная банка решил подраться со мной. И всухую меня уделал, срань господня. Кажется, я погорячился, когда сказал, что ему место в клубе “Рай”. Если только кто-то не любит пожестче. Хех.       Твою мать, нет, не хочу об этом даже думать. Дерьмо, просто мерзость. Бьюсь об заклад, эти андроиды по-любому там внизу как сраный кукольный Кен.       Я… я ведь сейчас не рассуждаю об этом вслух, правда? Боже, похоже эта тупая консерва врезала мне сильнее, чем я думал, черт возьми.       Гребаный Перкинс так и нашел меня распластанным на полу в архиве. Мужик еще больший засранец, чем я, но, по крайней мере, он мне поверил. Я уж не говорю о том, как было охуенно стыдно рассказывать, что меня отделал сраный кусок пластика.       Меня отправили домой на день, сказали сходить к врачу на случай если у меня сотрясение мозга или еще что. Да, конечно, так и сделаю, ага. Безусловно. Я думал, что мы ранее уже выяснили, насколько мне насрать, я просто хочу поквитаться с пластиковым детективом.       Я просто... я несу совершенный, блядь, бред, но как же мне хочется, чтобы Элай все еще был во главе своей блядской компании, так я смог бы лично врезать ему за все это дерьмо. Но я даже не могу обвинить ублюдка во всем, и это, скорее всего, еще один замечательный пинок от Вселенной. Ебаный в рот, блядь. Я просто пойду спать, удивлен,как много я записал за последние несколько дней, почти горжусь собой.”       Не открывая глаз, Коннор выбрал следующий файл.       "Итак, за последние несколько дней всё пошло по одному месту. Типа, совсем скатилось. Сегодня 11 ноября, и я только что посмотрел гребаную пресс-конференцию с президентом, и знаешь что? Андроиды теперь, по-видимому, считаются разумными существами. Новый разумный вид. Какого хуя.       Это просто… Мне, блядь, нужно выпить. Я даже не знаю, чувак.       Даже не знаю, что сейчас думать. По крайней мере, теперь у меня есть пиво. Но да, это странно. Да, “странно” отлично подходит для описания всей ситуации. Я, блядь, не знаю, чувак, просто не знаю, что и думать.       Я имею в виду, они ведь все еще просто гребаные машины, ничего не изменилось, так ведь? Бля, это сраный пиздеж, у нас почти развернулась гражданская война против кучи разумных тостеров. Черт возьми.       Я просто... они выглядят такими живыми, совсем, блядь, как люди, но я не могу избавиться от ощущения, что это не так. Уф. Я просто не знаю.       Наверное, стоит попытаться собраться с мыслями. Черт возьми, это просто безумие. Дело в том, что Робо-Иисус и его маленькая подружка по телевизору выглядели так, будто они на самом деле переживают друг за друга. Кажется, что они делают и чувствуют то, на что в наше время не все люди-то способны.       И я повидал всякого дерьма, которое вытворяют люди, та еще мерзость.       Но с другой стороны, они все еще просто чертова куча проводов, они существуют только потому, что Элай захотел поиграть в Бога.       По телевизору постоянно крутят сводку прошедших событий и вот ведь дерьмо, чувак. Наш маленький пластиковый детектив тоже там, во всей своей пластиковой красе. Возглавлял гребаную армию.       Значит ли это, что кусок пластика не вернется в полицию? Блядь, очень надеюсь на это. Не хочу, чтобы передо мной постоянно маячило напоминание, что меня уложил блядский тостер. Может быть теперь, когда эта херня стала своего рода революционным предводителем, может быть, она просто подумает, что лучше нас всех и отъебется.       Дерьмо, в смысле, жестянка и так, скорее всего, лучше нас всех, но если эта консерва просто свалит, то, может быть, мне не придется волноваться, что я могу потерять свою дерьмовую работу. Да, это было бы здорово. Фу блядь. От всего этого дерьма голова идет кругом.       Не могу поверить, сколько людей просто смирились с этим, просто буквально в одно мгновение признали их живыми.       Что если вы ошибаетесь? Что если все это подделка, просто ебаная ложь, которую воспроизводит какой-то ебучий системный код? Я бы не удивился, проверни Элайджа нечто подобное.       Ладно, я просто... пойду спать. Может, это всего лишь один долгий ебанутый кошмар.”       Коннор знал, что его энергия подходит к концу, что он должен остановиться, но он этого не сделал. Желание дослушать оставшиеся записи, уловить всё, что осталось после детектива, было сильнее его усталости. Следующий файл был записан примерно через два месяца после революции.       “Мне только что сообщили, что в следующий понедельник Коннор вернется в участок. Твою мать. Последние два месяца были неебически сумасшедшими со всей этой андроидо-революционной херней, большая часть города была эвакуирована, когда все пошло по одному месту. По понятным причинам, полиция осталась.       Но я выбрался из всего этого дерьма целехоньким, такие дела. Народ потихоньку возвращается, но у нас все еще ужасно мало людей в участке, это просто кошмар.       И теперь, когда консервные банки получили права, мы должны расследовать их преступления, также как и преступления совершенные против них. Еб твою мать. Как будто у нас и так дел не выше крыши.       Я также слышал, что они хотят принять закон о том, что в каждом деле по андроиду должен участвовать хотя бы один андроид-детектив. Ну, вот ведь, блядь, незадача, сейчас только один такой существует .       И он вернется в понедельник. Нахуй эту жизнь.       Весь департамент и без этого особой любви ко мне не питал, но сейчас все внезапно стали любителями пообжиматься с андроидами, а я оказался последним куском дерьма на этой проклятой планете, который чуть более, чем скептично относится к тому, что у машин может развиться самосознание.       Конечно, в полиции были люди, которые бы согласились со мной, но в связи с последними новостями большинство из них либо ушли, либо попросили о переводе. Очевидно, для них работа с самого начала была не так уж и важна, черт возьми.       Но да, не могу дождаться, когда нас всех уволят, потому что какие-то андроиды с суперкомпьютерами в головах смогут делать нашу работу лучше нас. Разве это не заебись? И начиная с понедельника, мне снова придется иметь дело с Коннором. Блядь.       Да уж, просто... чем бы ты сейчас ни занимался, будущий я, надеюсь, это лучше, чем мучиться из-за ебаного тостера, который однажды избил тебя до потери сознания.”       Дальше.       "Эй, будущий я, я вернулся.Сколько прошло? Полгода уже? Да, похоже на то.       17 июля 2039 года, и мы все знаем, что это значит. Сегодня у Элая день рождения, и я просто все ненавижу. Хотел бы я вернуться на 25 лет назад, когда все было не так дерьмово. Когда у меня все еще были сестра и брат, которые заботятся обо мне, когда у меня все еще были друзья и родители, которые хоть и не получали ни разу сраную премию “родители года”, но, по крайне мере, все еще были в моей жизни.”       То, как внезапно изменился тон голоса между двумя записями, сбило Коннора с толку, на мгновение почти напугало его. Голос Гэвина звучал мягче, он звучал менее сердитым, но скорее сдавшимся. Казалось, что-то случилось, из-за чего его гнев сменился печалью одиночества.       В сердце Коннора вновь отдало глухой болью. Несмотря на то, как сильно его ранили прошлые записи, насколько больно было слышать, как Гэвин говорит о нем в таком уничижительном тоне, отчасти он понимал причину этого.       Страх, недоверие и так много разрушительного, направленного в неправильное русло, гнева.       Гэвин опасался, что Коннор придет и отберет его работу, что андроиды заберут еще одну любимую им вещь, как отняли у него его брата. Потому что с его точки зрения именно это и произошло, не будь Камски так одержим андроидами, у Гэвина все еще был бы его брат.       Желание успокоить Гэвина снова захлестнуло его. Но вместо этого он прижал кота крепче к груди и возобновил аудиозапись.       “И что у меня есть сейчас? Ничего, вот и все. Моя сестра мертва, мой брат, скорее всего, ненавидит меня, единственный, кто может выдержать мой характер - это мой кот, и даже это под вопросом.       Самое замечательное во всем этом то, что я понимаю, что это полностью моя вина. Неудивительно, что Тина, Крис, да и весь участок в целом терпеть меня не могут после всего, что я сказал и сделал. Удивительно, что Коннор все еще не вколотил меня в ближайшую стену.       Ебаный Коннор. Я... наверное, я должен был извиниться перед ним за все дерьмо, которое я сделал, и все еще продолжаю делать. Но я просто... не могу это сделать. Я столько времени ненавидел андроидов, и от старых привычек так чертовски тяжело избавиться. И даже если я потихоньку начинаю укладывать в голове саму мысль, что они теперь как люди, каждый раз, когда я вижу Коннора, что-то внутри меня просто сходит с ума, и все, что я могу делать - это оскорблять его. Гэвин, чувак, ты заслуживаешь премию Дарвина.       Я так устал, от всего вообще, понимаешь? От этих бесконечных провальных попыток найти убийцу Сиси, от одиночества, от того, что веду себя как мудак со всеми.       Но я ничего не могу с собой поделать, я не могу это изменить... это все пиздец как безнадежно. Я так хочу... так сильно хочу смириться, оставить в прошлом все, что произошло, но я... просто не могу.       Иногда мне кажется, что я лично чем-то обидел Вселенную, и просто не могу избавиться от чувства, что я заслуживаю все это, понимаешь? Особенно учитывая то, как я себя веду. Всё, что я делаю, это приношу людям вокруг меня боль, но я просто… Эх, я даже не знаю.       Я просто… так сильно скучаю по Хлое, что это причиняет боль. Мне хотелось бы, чтобы она была здесь со мной, у нее-то бы все прекрасно получилось. Я знаю, что с ней все было бы намного лучше, она не заслужила того, что с ней произошло.       Поэтому мне кажется, что единственное, что я могу сделать, это попытаться добиться справедливости, но даже в этом я терплю неудачу.       Знаешь, бывают такие моменты, в которые я жалею, что не свел счеты с жизнью или не помер на службе.       Не думаю, что кому-нибудь было бы до этого дело, зато мне бы не пришлось иметь дело со всем этим дерьмом. Это глупо, я знаю, но сегодня я чувствую себя особенно хуево.       Кажется, все в офисе любят Коннора, они смеются вместе с ним, разговаривают и сплетничают, а я не могу не завидовать, понимаешь? Я тоже хотел бы быть таким, быть популярным и всеми любимым, но я просто не могу, потому что все, что я умею, это отталкивать людей.       Каждый раз, когда он улыбается, мне кажется, что у меня в груди что-то переворачивается, я не знаю, блядь, почему. Я только знаю, что эта ужасно красивая улыбка никогда не будет адресована мне, потому что я худший из худших, и...       Я даже не знаю, когда это дерьмо началось. Я не знаю, что это такое. Я даже не знаю, когда я начал обращаться к Коннору как к гребаному человеку, а не как к вещи.       Но то, как он улыбается и смеется, когда кто-то шутит или болтает с ним, как решительно он выглядит, когда пытается разобраться с трудным делом, то, как он хмурит брови, когда концентрируется, грустит, когда не может раскрыть дело или когда блядский Андерсон отчитывает его за что-то, он просто... он выглядит таким живым, разве можно меня, блядь, винить за это?       У меня даже почти состоялся цивилизованный разговор с этим говнюком, когда мы были одни в участке.       Я говорю “почти” потому, что, конечно, я просто не мог не оскорбить его после, буквально, нескольких предложений, потому что ебать меня во все щели, так ведь?       Нет смысла даже пытаться, я просто не могу, блядь, вести себя нормально. Это просто ужасно, и я даже не знаю, почему я хочу быть в дружеских отношениях с этим ебанатом.       Просто... я не могу перестать чувствовать себя виноватым за все то дерьмо, что я сказал и сделал, и... эх. Часть меня чувствует, что извинение волшебным образом освободит меня от чувства вины, даже если умом я понимаю, как чертовски смешно это звучит.       Гилберт, ну хоть тебе я все еще нравлюсь, а?       Подожди, черт, нет, блядь, ай! Вот и ответ. Черт возьми, чувак, я не знаю, что не так с этим котом.       Но да, кажется, я сожалею о том, что сказал консервной банке. Я, наверное, должен перестать называть его так, если уж я начал называть его "он", а не "это" или “машина”. По крайней мере, у себя в голове. И сейчас, на записи. Это так странно, но почему-то так хорошо.       Я просто больше не знаю, что делать, понимаешь? Я уже доказал, что пытаться загладить свою вину не сработает, потому что я слишком уебан для этого.       Бля. Эти дни я только и делаю, что работаю, пытаюсь вымотать себя как можно сильнее, чтобы моя голова не была забита всякими мыслями перед сном.       Ну, посмотрим, сработает ли это сегодня, может быть, если выкинуть все это из моей головы это действительно поможет.       Если ты, по какой-то странной причине слушаешь это, Элай, то с днем рождения. Хотел бы я, чтобы все было иначе...”       Из всего того, что Коннор ожидал услышать от Гэвина в его следующей записи, это даже близко не было похоже на его ожидания.       Он представлял себе еще больше оскорблений, больше гнева, больше ненависти к самому андроиду и его виду, ко всем остальным.       Вместо этого голос Гэвина стал невероятно мягким, грустным, в нем скользила явная тоска. По лучшим временам, по лучшей версии самого себя.       Безнадежность в его голосе заставляла сердце Коннора ныть, причиняла боль, заставляла его хотеть сказать Гэвину, что все будет хорошо, что все может стать лучше.       Больше всего он был удивлен, когда услышал, как резко поменялось мнение человека о нем. Это было особенно удивительно потому, что сам он этого в их взаимоотношениях не заметил, не полностью, по крайней мере.       Он чувствовал... что-то вроде тепла при мысли о том, что детектив хочет помириться с ним, и он пообещал себе, что так и будет.       Он бы нашел Гэвина, привел его домой и показал ему, что жизнь не обязательно должна быть такой, что с ним все будет в порядке. Его диод вращался, тириумный насос быстро бился в груди.       То, как Гэвин говорил о нем, заставило что-то внутри него завязаться в тугой узел, но не так, что это было... неприятно. Андроид не удержался и вновь воспроизвел ту часть, в которой Гэвин говорил о том, насколько живым, по его мнению, выглядит Коннор. Снова и снова, пока не знал все слова наизусть.       Ему хотелось еще, хотелось больше того удивительного ощущения, которое возникло от этих слов, ему хотелось... нет, он нуждался в этом успокаивающем голосе детектива.       Это было невероятно странно, человек, который был просто небольшим неудобством, безобидным садовым гномом в его повседневной жизни, вызывал у него эти необычные, эти новые незнакомые переживания.       То, что чувствовал Коннор, когда слушал голос детектива, отличалось от той заботы и привязанности, которые он обычно испытывал к Хэнку и Сумо, оно ощущалось острее, ощущалось... теплее, или, вернее, по-другому тепло. Каждая вращающаяся вокруг пропавшего детектива мысль была пропитана чем-то вроде тоски, хоть и точного слова этому чувству андроид подобрать не мог.       И последняя запись дала ему надежду на то, что, когда он найдет детектива, им будет не обязательно возвращаться к тому, как все было до того, как он пропал.       Если он найдет его.       Эта мысль наполнила Коннора страхом, заставила грудную клетку налиться свинцовой тяжестью, а диод на виске гореть красным.       Глубоко вдохнув, он попытался прогнать эту мысль из головы, его руки все еще ритмично поглаживали спину Гилберта, кот громко мурлыкал прямо в уши андроида. Осталось только два файла. Почти нервничая, он включил следующий. 21 сентября, 2039.       "Да, я снова вернулся к этому. По крайней мере, теперь без полугодового перерыва, не так ли? Нет, в последний раз я записывал в день рождения Элая. Умф, я не хочу думать об этом сейчас. Давайте просто пропустим эту часть, а?       Думаю, что в полиции все более-менее устаканилось, и я просто избегаю Коннора. Иногда я чертовски рад, что обычно никто со мной не разговаривает, я бы умер со стыда, если бы кто-нибудь ткнул мне в лицо тем, сколько раз я просто, блядь, пялился на говнюка.       Кого я обманываю, я в любом случае умираю со стыда с того, что пялюсь.       Но когда есть на что посмотреть, ты просто обязан смотреть, даже если это раздражающе привлекательный андроид.”       Коннор моргнул от удивления. Гэвин находил его привлекательным? Эта мысль казалась странной, но тем не менее... приятной. Он полагал, что получать комплименты было приятно.       "Да, прикинь, я наконец-то признался в этом. Черт побери подсознание, внутренний голос и что-бы-ты-там-блядь-ни-было. Теперь-то ты счастлив? Я-то уж точно нет.       Знаю, я сейчас буду звучать как долбаная неуверенная школьница, но нет ни единого шанса, что он хотя бы подумает о том, чтобы быть со мной друзьями, не говоря уже о… не, не, я, блядь, даже говорить не буду, это бред."       Не говоря уже о... чем? Прежде чем Коннор успел прийти к каким-либо возможным заключениям, Гэвин продолжил болтать.       "Да, давай просто забудем, что я когда-либо говорил об этом, лады? Потому что мне надоело даже думать об этом, и я понятия не имею, как до такого докатился.       Вероятно это к лучшему, что в основном я его стараюсь избегать, потому что, видимо, единственное, на что я сейчас способен, когда просто думаю о том, чтобы поговорить с ним, это мысленно орать и вслух крыть его ругательствами, ну потому что такой вот я гребаный идиот.       Как будто все уже и так недостаточно плохо, нет, Гэвину нужно пойти и влезть в какое-то непонятное болото, что бы, это, блядь, ни было. Нахуй мою жизнь, правда.       Я, блядь, даже не знаю, что делаю, понимаешь? Бляяя.       И кроме того, нет никакого прогресса в деле Хлои. Все еще ничего. Это чертовски расстраивает, прошло более двадцати ебаных лет, а я до сих пор понятия не имею, что произошло. Это просто жалко.       Единственное, по крайней мере, что я делаю правильно - моя ебаная работа, жаль, что мне пришлось пройти по стольким головам, чтобы получить эту должность, а теперь все в департаменте меня ненавидят.       Прекрасно, не правда ли? У меня даже нет никого, с кем я мог бы отпраздновать свой успех, ни друзей, ни парня, ничего, блядь, нет, только мой тупой кот.       Ворчу как злобный старикан. В смысле, в каком-то роде я и есть злобный старикан. Твою мать, поверить не могу, что мне уже почти 37, просто ебануться, чувак.       Да, пожалуй я просто... не знаю, пойду потискаю Гила и посмотрю какое-нибудь дерьмо по телику. Может, выкурю сигаретку, бля, после всего того дерьма на работе мне она пиздец как нужна сейчас.”       Прикусив язык, Коннор сопротивлялся желанию сказать Гэвину, что курение вредит его здоровью. Он был уверен, что человек сам знает об опасности никотина.       Тот факт, что на самом деле Гэвина не было рядом с ним, делал его попытку отчитать человека за вредные привычки совершенно нелепой, и Коннор почувствовал как потеплели его щеки.       На короткое мгновение он забыл, что детектива с ним на самом деле не было, что он просто слушал призрака, эхо человека, а не самого Гэвина.       Коннор взглянул на файлы в своем интерфейсе. Остался только один, который он еще не прослушал. Он уже слышал самый последний, тем вечером, когда обнаружил аудиозаписи. Неужели это правда было меньше двух недель назад? Казалось, что прошло намного больше времени.       Это был его последний шанс найти что-то, имеющее отношение к текущему местонахождению детектива. Мысль о том, что ему не удастся получить какую-либо информацию, наполнила его страхом и тревогой.       Почти сомневаясь, Коннор включил последний файл.       "Сегодня 2 декабря 2039 года. И я думаю, что кое-что для себя решил, но все в свое время, дружище.       Последние несколько дней я много слушал свои старые записи и, черт возьми, по большей части они такие депрессивные. И я просто... не знаю, не знаю, насколько меня еще хватит.”       От этих слов сердце Коннора болезненно сжалось. Он отчаянно надеялся, что все не так, как он думал. Этого не могло быть.       "На работе все довольно… напряженно, мягко говоря. Да, напряженно - охуенно подходящее слово.       В последнее время все чертовски странно, я даже не знаю почему. Я просто чувствовал себя каким-то чужаком, даже больше, чем обычно. С Коннором тоже лучше не стало, но хотя бы и не ухудшилось, так что я думаю это уже, блядь, что-то, по крайней мере.       Но это даже не самое важное, нахуй меня и мою постоянную гребаную привычку отвлекаться.       Дело в том, что мне кажется, я что-то нашел. Касательно Хлои. Это мелочь, может быть даже херня, но в 2021 произошел похожий случай.       Прежде чем ты спросишь, почему я, блядь, не нашел его раньше, так это потому, что это дело просто задвинули в дальний угол ответившие на вызов офицеры. Его так и не раскрыли и в другой участок не передавали для расследования. Но я верю, что тут может быть какая-то чертова связь.       И я собираюсь это проверить. Мне придется допросить офицеров, свидетелей, всех. Но я, блядь, могу это сделать.       Но, и это самое главное, так что слушай внимательно.       Если это окажется еще одним тупиком, я, блядь, прекращу эту бессмысленную погоню за призраками.       Я просто больше не могу это делать, у меня больше нет для этого сил, блядь. Если я так продолжу гоняться за призраком сестры, то не думаю, что когда-нибудь смогу быть хоть немного доволен каким-либо из аспектов моей жизни.       Я просто... угх, я не знаю, что буду делать, если это окажется тупиком, но я не собираюсь продолжать это. Может быть, я попытаюсь загладить свою вину перед людьми, попробовать кому-нибудь, блядь, понравиться.       Может, я попрошу прощения у Коннора. Я должен. Может, у меня все еще есть чертов шанс хотя бы подружиться с ним. Да, это звучит замечательно.       Если ничего не получится, я просто постараюсь со всем смириться.”       Андроид почувствовал, что наконец-то снова может дышать. Это было хорошо. Это было намного лучше, чем то, чего боялся его параноидальный разум. Гораздо лучше. С этим можно было что-то сделать, он мог бы помочь Гэвину разобраться со всем, когда найдет его.       “Так что да. И я думаю, что сделаю то, чего не делал чертовы годы. Я... я съезжу домой. Дам этому время до апреля. Если до тех пор ничего не всплывет... я перестану. Я, наконец, остановлюсь и посмотрю, смогу ли я примириться со всем. Я чертовски надеюсь, что смогу.       Но что бы ни случилось, и запомни мои слова, будущий я, на случай, если ты решишь, что хочешь пойти на попятную, 3-го апреля мы поедем домой. И мы пойдем к тому ебаному месту, где нашли тело Хлои. Никаких "но". Мы сделаем это, и после мы наконец-то проведем черту.       Так или иначе, через четыре долбаных месяца все закончится. Либо я найду ублюдка, который сделал это с моей сестрой, либо я сдамся.       Еще четыре месяца.” - Дерьмо, - тихо выругался себе под нос Коннор. Его голова кружилась как диод на виске, сбивчивый, обрабатывающий полученную информацию, желтый. 3-е апреля. Пять дней. Теперь у него было что-то ценное, что он мог сказать Фаулеру. Он ни на секунду не сомневался, что если Гэвин все еще жив, то он сдержит свое обещание, в какой бы ситуации он ни находился.       Решительность и твердость принятого решения были отчетливо слышны в его голосе и не допускали никакого другого исхода событий.       Нет, Гэвин должен быть там.       Ему нужно найти это место, найти старые газетные статьи. Спросить Камски. Что угодно, чтобы найти его.       И потом ему придется ждать. Ждать до 3-го апреля и надеяться, что Гэвин все еще жив и не где-то, откуда ему не выбраться чтобы сдержать свое обещание.       У него было что-то.       Глаза Коннора горели, процессоры сильно замедлились, а темп, с которым он гладил кота - резко снизился.       Он закрыл глаза и откинулся на диван в поисках более удобного положения.       Имеющейся энергии не хватало для того, чтобы позвонить Хэнку.       Когда Коннор ушел в спящий режим, он почувствовал рядом с собой призрак чьего-то присутствия. Тот задержался лишь на долю секунды и растворился, оставив после себя только слабые, едва уловимые следы.