Патология Гэвина Рида

      — Детектив, ваше жилище странное, — Коннор произнёс это с чёртовым присущим только ему акцентированием.       Конечно, Рид ждал чего-то подобного от андроида, предпочитающего наблюдение эксперименту. Глядел Коннор много, и ему, в принципе, было плевать, на что. Это могли быть люди, не всегда живые, впрочем, могли быть животные, здания, тупые бумаги, какими по прямому углу был уложен весь стол. Но вот в этот раз под обзор попал дом Рида.       Коннор устроился как раз в лучшей его части, а точнее — на мягком полосатом кресле — любимчике всех, кто когда-либо был тут. Неудивительно. Оно было идеальным во всём — свободное, стильное, в нём хотелось утонуть и забыться на пару минут, чтобы затем пойти и выловить всех детройтских преступников, либо совершить очередную саркастичную дичь по-ридовски. Словом… Жаль было, что кресло Гэвина — не человек.       Коннор не словил этот космос: он сидел в нём, сложив на коленях руки, но ладно ещё подлокотники — без внимания осталась идеальная спинка — андроид не спешил тонуть в ней, держа себя ровно.       К слову, фраза Коннора была чем-то вполне ожидаемым ещё и потому, что Рид скрылся в спальне, забыв крикнуть прежде «Стоп». Молчание возымело обратный эффект, и, пока Рид натягивал любимое худи BOY PATCH, купленное десяток лет назад, Коннор прошерстил весь дом, без сомнения, заглянув в каждое фото и потрогав забавные вещи. С этими мыслями Гэвин неспешно прошёл в гостиную, включив самодельный ночник. Он любил накидывать на висящую на стене лампу алое полотенце — чтобы лишний свет не мешал его отдыху, и готов был поспорить, что мало кто догадался бы до такого охуенного хода.       А что он ждал от Коннора? Что он вообще от кого-то ждал?       Вот у него, к примеру, в голове вообще один тупой, но весьма логичный вопрос: почему бордовый диван, который покупал лично Рид, не любит никто?       Ебучая несправедливость.       Гэвин устроился с ногами у края, подвернул их так уютно, что сам обомлел. На расстоянии вытянутой руки находился задумчивый Коннор, Рид посмотрел на него и, покопавшись в карманах, извлёк оттуда чёрную трубку. Та была гладкой и очень старой, Гэвин любил её не меньше своих цветов.       — Что же тебе не нравится здесь, мистер сыщик? — беззлобно интересовался он, потирая гладкий кончик приспособления. Гэвин опёрся на большой подлокотник и ловкими движениями пальцев забил скрученные спиралями листки в трубку. Просто идеально — остается поднести спичку, и в пламени вспыхнет Ридов рай.       Он мог думать о рае, вкусном дыме, и вообще обо всём мог — андроид напротив замолчал и не на шутку загрузился.       Но детектив предпочёл подумать вот о чём: а не слишком ли много Коннор «соображает»? Ходит вечно в работе, загруженный, а что дальше-то? Куда, собственно, это всё движется? Он, Рид, сдохнет совсем скоро, а роботу с его идеальным телом жить и куда-то катиться, не сойдёт ли он с ума, если вот так две сотни лет пропялится в материалы дел?       — На окне цветы, — коротко заключил андроид. В руках у него были непонятные синие нитки, с которыми часто играла Бэкка, когда жила у Рида. Коннор впутал в них пальцы и внимательно изучал, мигая диодом.       «А ещё — почему ваши родители, о которых никогда не говорит даже Тина, так счастливо улыбаются со старых фото?».       Коннор, казалось, заново удивился немому вопросу и немного нахмурился.       Столь «красноречивая» реакция гостя заставила Гэвина чуть отвлечься от дела: всё происходящее закономерно начинало волновать и совсем чуть-чуть побуждало задуматься — а не много ли в Конноре настоящего и жизненного он старается заприметить?       Ведь вчера виноват был Гэвин. Ну откуда было андроиду знать, что Бэкка — та, о ком он не способен говорить? А теперь гость напротив подбирает каждое слово, чтобы не задеть его, Рида, чувства, которые на хер кому-либо нужны.       — И что?       — Это ваши, да?       Рид кивнул. Смысл распинаться о том, что у детектива Рида есть такое офигенно миленькое хобби — зачем? Эти растения на окне заставляют возвращаться домой и быть убежденным, что мир его века всё так же красив.       Красота. Гэвин умел её чувствовать. Гэвин видел прекрасное. Любил его по-прежнему.       Длинные костлявые пальцы растягивали нитки уже куда ловчей и быстрее. Вскоре они стали похожи на клетку — такие часто плела Бэкка с загадочной улыбкой.       — Что это? — поинтересовался Рид. Он никогда не говорил об игрушке с её хозяйкой, но в руках андроида нити смотрелись волнующе странно.       — Ловушка для кошки. Это детская игра, — тонкие пальцы провернули петлю.       Коннор на секунду ослабил хват, но затем натянул нити заново и поднял конструкцию к лицу. Он взглянул сквозь плетение: Рид смотрел на препятствие заинтересованно и, казалось, озадачившись чем-то.       — Похоже на иксы в твоей голове. С ума сойти можно.       Гэвин снова откинулся в мягкое. Он поднёс спичку к трубке и, чиркнув ей, вдохнул дым. Голову Рид запрокидывал сильно — так любил только он — не дать воздуху выйти так просто, чтобы смола ровнее села в лёгких.       Гэвин курил вечерами, по утрам он курил тоже — снова и снова пытаясь прогнать пустоту, что засела куда глубже, чем серость дыма.       Эта пустота, казалось, перешла все границы, находясь сейчас рядом. Она гуляла и дивилась: каков глупец Гэвин — куда-то бежит, вечно ищет смысл в том, в чём его быть не должно. И Рид, испугавшись её, совершенно не торопился прогонять андроида сегодня. В конце концов, если есть у него желание копаться в бумагах или играть с нитками здесь и сейчас — пусть делает это и уходит.       Но Коннор решил по-иному — в нём будто некстати зажглось желание изучать. Взгляд прогуливался по лицу Гэвина, опустившись на ровную длинную трубку.       — Что, даже ничего не скажешь? — заприметив внимание, уточнил Рид, но ответа ждать не собирался.       Свист спички, поднесённой к трубке вновь, прозвучал оглушительно. В этот раз дым оказался каким-то уж слишком ласковым. Гэвин хотел его весь, чтобы что-то непременно осталось на губах, прежде чем заполонить больные лёгкие. Он всегда напрягал губы чуть сильнее, чем того требовало курение, всегда прикрывал глаза, погружаясь в безликий объём дыма внутри.       Ему хотелось раствориться и уйти, убежать от бессмыслия, что, похоже, давно поглотило не только его. А ещё было что-то, что легло на руки. Да, от эффекта отмены* не уйти. Тремор.       Не беги от него, Рид, ты не трус. Неужели ты думаешь, что Коннор не в курсе того, что ты псих?       Вдох. Выдох.       Почему ты сжимаешь трубку сейчас так сильно, чтобы скрыть дрожь?       Он снова закрыл глаза, разглядев внутри вязкую тишину, но теперь что-то тяжелое опустилось рядом и прогулялось затем по лицу, так явно огибая глазницы, доходя до подбородка. Взгляд?       Не следовало открывать глаз, Гэвин знал это, но открыл. Эффект от травы всегда настигал внезапно, даря ощутимую лёгкость, но вместе с тем дурь была грузной. Он сам, не подозревая того, боялся иногда глаз Коннора. Это было слишком тяжело выносить сейчас. Они были слишком чёрными, затягивали внимательностью и чёртовой осознанностью.       — То, как вы курите, — вкрадчиво произнёс андроид. Это был ровный и механически выверенный голос, — это интересно.       Риду казалось, что тело его готово к полёту. Он не чувствовал ничего и мог раствориться в услужливо предоставленной реальностью тьме — спрятаться там прямо сейчас. Коннор напротив казался уже достаточно близким, чтобы устроить его своей компанией.       — Разъяснишь? — расслабленно прошептал Гэвин, совсем обмякнув в диване. Дрожь соскользнула с рук, только прикоснувшись. Маленькая победа.       Андроид выдержал паузу, на виске проскочил красный.       — Ваше лицо расслаблено и немного безмятежно. Вы будто бы снимаете то, что носите на нём обычно, — произнёс Коннор, не прекращая глядеть так внимательно. Он изучал каждую эмоцию на его лице, — Гэвин, ваша искренность и порой детская доброта притягательны, и я хочу на это смотреть.       Детектив отнял голову от спинки и постарался сфокусироваться на лице гостя. Хотелось улыбнуться и совсем немного обнять весь мир.       — Я бы угостил тебя, но ты с этим телом даже кайфа не почувствуешь, — произнёс он простодушно. И зачем-то добавил: — Коннор.       Это было верным решением. Нужно было обозначить то, что они всё-таки находятся здесь, у Гэвина в квартире. Рид не один. Их молчание и полное безучастие мыслится чем-то таинственным и вместе с тем — умиротворённым.       — А я был бы не против попробовать, Рид.       Гэвин уже не скрывал своей насмешливой улыбки. Это было так забавно — дать андроиду закурить, чтобы он сыграл свою маленькую роль в собственном спектакле.       Он подозвал его ближе. Когда Коннор оказался совсем рядом, Гэвин деловито вручил ему трубку и потянулся за пакетом с его любимым лекарством.       — Ты это, когда курить будешь, плантацию хоть определи, лады?       Коннор никак не реагировал, тупо упершись взглядом на стержень, но висок на момент покраснел, и рука с трубкой так и не сдвинулась с места. Он, похоже, волновался и боялся чего-то упустить. Какая ирония, думал Гэвин — в первый раз, закуривая, он выглядел так же.       Губы у Коннора оказались небольшими и сочетали в себе все идеальные пропорции, какие только представлялись Риду: эта относительная пухлость, всегда расслабленный вид — ими не только приятно удерживать трубку, но, наверное, неплохо еще и целовать…       — Смотри сюда, на искру, — пальцы прикоснулись к гладкому бортику широкой части трубки, — когда она загорится — вдыхай, — он на секунду задумался, — ну или что ты там умеешь делать. Погнали?       Коннор, держа в губах тонкую часть, чуть заметно кивнул, уставившись в обозначенную точку.       Спичка вновь прошлась по карабину и, дойдя до свернутых ростков, окрасила тёмную зелень во что-то тлеюще горячее. Они совершенно прекрасно распустились от прикосновения огня. Вместе с тем наполнилась и выгнулась грудь андроида.       Рид не понимал, зачем он повёлся на это. Зачем он так самозабвенно глядит сейчас на то, как щёки андроида втягиваются, желая захватить как можно больше дыма, который обязательно заляжет в механически-мёртвых внутренностях. Андроид перед ним закрывает глаза, и точно уходит в себя, точно так же ищет свой «рай». Только Рид не может оторваться от вида прикрытых век и тёмных и излишне густоватых ресниц.       Господи, он ведь не раз думал, насколько Коннор красив, но внешность эту не дал ему бог, не дали два человека, хоть немного любящие друг друга. Вместе с тем это совершенно не меняло того, что андроид походил на что-то совершенно живое…       Но… Это, вообще-то, не железке требовалось ощутить себя живым сейчас, вовсе не ему, а Гэвину.       — Ты неплохо справляешься с ролью курильщика, — улыбнулся Рид расслабленно, — а теперь задержи это на три секунды и медленно выдохни.       Впервые на памяти Гэвина андроид сидел, чуть ссутулившись, и смерял его пристальным взглядом. Но Рид, казалось, не собирался скрывать того, как он наблюдает за выпускающими дым губами, как обезоруживающе прекрасно щурятся при этом глаза Коннора. Это было грехом — не смотреть на момент тайной, известной только ему теперь красоты, на это своего рода безумие, рожденное в их головах.       — Вы находите меня привлекательным, когда я делаю это? — прозвучало тихо. Диод выдавал волнение — круг лихорадочно краснел, будто это андроид, а не Гэвин боится вопроса. Он, наверное, тоже чуть одурел от того, как касался дым нутра его — глядел так прямо, и вместе с тем Гэвин не мог прогнать ощущение — печально. Алая спинка дивана показалась Коннору куда дружелюбней, и он, похоже, не без удовольствия утонул в ней, чуть сильнее уткнувшись ближайшим к Гэвину локтём и расположив голову на мягкой ткани. Так он оказался совсем рядом, и можно было ощутить тепло его тела, разглядев при этом ряд родинок на бледной щеке.       — Твои создатели одарили тебя красивым лицом, — смолы в лёгких опьянили сознание, разрешая, приказывая говорить всё, что уму заблагорассудится. Ладонь Гэвина коснулась острой щеки. — Только на лице твоём, железка, тяжелая печаль. Человеком тебя делает, привлекает к тебе, понимаешь?       Андроид, ощутив на себе прикосновение, прикрыл глаза, на этот раз расслабившись и позволяя касаться себя так, как этого пожелает Рид. Это доверие, скрытое в синем свечении круга, будоражило. Рид проскользил по коже вверх — медленно — впутался пальцами в мягкие волосы — сжав их — ощутив затем их жесткую текстуру: они были немного волнистыми и столь же непослушными, как сам андроид.       Казалось, то, что он делал, совсем выбивало из спокойной привычности — андроид трогательно не шевелился, лишь склонившись в сторону немаленькой руки у себя в волосах.       Рид подумал: а что и кто у него остался? Тина, которая всегда терпела его любым? Брат-еблан? Был ли выбор у Коннора, когда он пошёл в напарники к главному мудаку отдела?       Вся повседневность, где Гэвина покинул, без сомнения, каждый, становилась чем-то иллюзорным и абсолютно неважным, она позволяла затем прийти к спокойной смерти на каком-нибудь пустяковом вызове. Но этот робот был слишком явным сейчас, чтобы позволить Гэвину спокойно сдохнуть.       — Бля, просто послушай меня сейчас и вообще лучше забудь потом,— Гэвин потупил взгляд, подумав "пиздец стрёмно, но пора бы". Он урывисто вздохнул. —  Прости меня за то, что был мудаком с первого дня, как ты пришёл к нам.       Нет, ему не казалось — андроид кивнул и сильнее уткнулся в его руку, что снова касалась щеки. Да как так-то?       Ладонь, скользнув вдоль шеи робота, переместилась на плечо, и Гэвин, не думая, притянул Коннора ближе. Андроид упал к нему на грудь, и Рид аккуратно обнял его, ощущая тепло под угольной тканью — это было приятно, дарило уют.       В комнате пахло землёй и гуляли остатки дыма — Гэвин забил этим лёгкие, чтобы так явно не чувствовать симпатию, что разливалась приятной дрожью по телу.       Где-то на краю сознания Рида возникли мысли, что робот вполне мог оттолкнуть его, ушлёпка, — и был бы прав, но сейчас он сам замер и, казалось, оставил задачу «дышать» Гэвину, уткнувшись носом в его худи.       — Я всё понимаю.       Рид поразмыслил: не такая уж и плохая штука — жизнь. Может, и ему доступен второй шанс?       Он не знал, что иксы в руках андроида для него предвещали ловушку.