Патология Гэвина Рида

      — Ну что встал? Проходи в гостиную.       Пропустив гостя вперёд, Гэвин придвинулся к шкафу и вытащил оттуда хрустальную вазу, которой, думал, никогда не воспользуется. Наполнив её водой, он прошёл с ней в зал и поставил цветы на пыльный стол.       Гэвин Рид был не из тех, кто предпочитал обсуждать важное и сокровенное при дневном свете, поэтому, оказавшись в комнате, он в первую очередь решил задёрнуть старые шторы. С диким скрипом в помещении всё же воцарился привычный полумрак ночника, и Рид наконец ощутил уют.       — Я знаю, что у тебя есть много вопросов, — он шумно свалился на диван, посмотрев прямо на Коннора, — сейчас я готов ответить на них.       Андроид замолк, соображая о чем-то. Вот так и наступает момент, когда наконец-то «да» — ты можешь получить то, что хотел, но так и стоишь у сокровища, не зная, как взять горсть монет. Напарник был удивлён и совсем немного испуган, но решил отодвинуть возможные алгоритмы и довериться ощущениям.       — Я хочу знать о тебе больше, — андроид постарался вложить в свой голос всё то волнение, какое испытал, когда увидел, как Гэвин шагнул с моста, — вовсе не потому, что интерес к загадкам вложен в меня программой. Я многого не понимаю ещё, что со мной происходит.       — Для людей это привычный расклад вещей.       Рид закинул ногу на ногу и провёл ладонью по волосам. Он подумал, что, возможно, давно пора было открыться кому-то. Особенно Коннору.       — Каково это, как думаешь, когда в одно прекрасное утро ты просыпаешься, а твой самый близкий человек просто исчез? — сложив руки в замок, спросил Гэвин. Он был куда более расслаблен, чем обычно. — Вот прямо так — нигде его манаток нет, ни одной ебучей записки. Будто я всегда был один.       Андроид озадаченно оглядел человека напротив, всмотревшись в его глаза. Они будто просвечивались лампой насквозь и были какими-то хрустальными. Красноватая кромка воспаления подчеркивала этот насыщенный серый, вмешивающий в себя алые рефлексы ночника.       — Я никогда не пойму этого,— кратко заключил он, совсем безэмоционально. Была в этих словах какая-то лёгкая меланхолия, какой Гэвин раньше точно не замечал. Светодиод принял желтизну, и взгляд Коннора стал отсутствующим.       — Да можешь не шарить по своим базам. Я тебе и так скажу — пиздец полнейший, — человек махнул рукой в сторону книжного шкафа. — Видишь эти книги? Мы прочли их полностью, каждую от корки до корки. Мы спали в одной кровати неделю, когда добили «Зов Ктулху» и, блять, в туалет боялись сходить ночью.       Коннор повернулся в направлении руки и с интересом сосредоточился на разноцветных корешках старых книг. Он попытался рассмотреть особо крупные надписи и различил имена Миллер, Керуак. Он хотел бы подойти и действительно изучить то, чем наполняли себя братья с самого детства, ведь, как было сказано в библиотеках данных, книги очень важны в становлении личности человека.        Но Рид продолжил:       — Первым желанием, когда я осознал, что он просто съебался, было сжечь это полностью, — прозвучало тихо, голос Рида был нисходящим, говорящий всё еще сомневался, ломал в себе боязнь сказать. Гэвину хотелось раскрыть это всё, не говоря, да и вообще забыть то, что засело обидой. — И я не смог. Я просто сидел на его кровати и, сука, бил в неё кулаком, а затем зарыдал как девчонка, понимаешь?       — Люди склонны проявлять агрессию, когда не видят выхода из сложившейся ситуации, — отметил Коннор негромко. Он всё смотрел и смотрел в глаза Рида. Они красиво блестели.       — Я хотел порвать все эти чертовы ватманы, потому что каждый из них — каждый, — Гэвин помотал головой, будто не веря, и упёрся взглядом в край гладкого стола напротив, — пах Элом, этими чёртовыми чернилами, он же левшой был, ещё и самоучкой в рисовании. Вечно с левым полностью измазанным рукавом.       Рид сделал паузу, ощутив внезапное головокружение. В глазах на момент возник туман. Он, сам того не подозревая, сильно волновался.       Напарник, сидевший всё это время практически неподвижно, наклонился вперёд, желая быть ближе к Гэвину, рассматривать каждое новое выражение его лица и жесты похудевших рук. Для Коннора он выглядел совсем по-иному сейчас, андроид будто приблизился к тайне максимально близко, снова открывая для себя Гэвина Рида.        Этот шелковистый, полный сопереживания и интереса взгляд не мог ускользнуть от внимания Гэвина. Он видел этот немой вопрос в глазах — Коннор ждал, ждал, когда Рид позовёт его.       — Чёрт, не смотри ты так на меня, — скривился хозяин дома, — где прыть подрастерял? Садись уже.       Коннор неспешно поднялся с кресла и уселся практически вплотную к Гэвину. Тот лишь поморщился и описал головой полуокружность вдоль плеч, суставы хрустнули.       — Мне никогда ещё не было так тяжело ждать мать с работы, — тихо продолжил Гэвин, — типа, понимаешь, ты в один день просыпаешься будто не в своём доме.       Рассказчик умолк, прикрыв глаза. Коннор увидел, как проскользнула дрожь по его рукам.       — Я, блять, чего-то упустил, и я искренне не понимал, какого хера, в чём я-то виновен? — Рид пожал плечами и всплеснул руками. — Родители делали вид, что нихера не произошло, якобы братец сбежал и вернётся, ведь через недельку ему уже в общежитии жить, все дела, университет, — говорящий глубоко вздохнул, на лбу выступили линии морщин, — только какого чёрта у него был вырублен телефон? А ещё тот день…       Рид впился в подлокотник, по лицу его заходили желваки, и весь он напрягся совсем, точно размышляя о чём-то тяжёлом.       — Гэвин, ты очень любишь своего брата, — Коннор придвинулся ближе и аккуратно положил ладонь поверх кисти Гэвина. Он позволил сползти себе чуть вниз вдоль спинки дивана, уложив голову на плечо Рида. Пальцы, едва ощутимо огладив тонкие фаланги, вплелись в чужую руку. Гэвин совсем перестал дышать, прислушавшись к себе. Было так сладко и невесомо внутри. Он оглядел руку андроида, прогулявшись взглядом по едва заметному рисунку синих вен. Молочная кожа в свету любимого ночника принимала какой-то неясный цвет — будто на розы разлили сливки и потоптались там.       — Ты понимаешь, все съехали с катушек,— сказал он совсем смиренно и прикрыл глаза. Он, сам того не осознавая, уткнулся носом в волосы Коннора и вдохнул. Цветы вперемешку с химическими запахами. Щекотно.       — Гэвин, всё в порядке? — Коннор выпутал руку и переместил ладонь на тёплую шею человека. Висок пожелтел, и напарник нахмурился: — У тебя понижение температуры тела. Ты ведь давно не ел.       — Давно, — кивок.       Пальцы андроида мимолётно скользнули по трёхдневной щетине, ощущая её приятную колкость, и наконец отпрянули.        — Тогда всё ясно. Тебе нужно поесть, Гэвин, — заключил Коннор и нехотя поднялся с дивана, — я схожу в магазин. Что ты любишь?       — Шоколад или какао на кокосовых сливках. И драже хочу. С шоколадом, — Рид тихо рассмеялся. — Я сдохну без еды. И без душа.       Они вместе дошли до коридора, и Коннор, кивнув, скрылся за дверью квартиры.       Стоя в супермаркете через улицу от дома напарника, Коннор размышлял: а что в действительности хуже — не понимать, что вообще такое чувства, путаться в них и пугаться, как это происходило с ним самим, либо, подобно Гэвину, гореть всю жизнь, чтобы изжечь себя дотла?       Этот вопрос был сложным.       Тем временем Рид всё же нашёл в себе силы снять с себя одежду и бинты и зайти в душевую кабину. Как же это нереально круто — иметь душ и ванную в своём доме. Вообще прекрасно иметь своё жилище — оно определенно значит что-то очень важное в жизни человека. Дом — это реалистичная и упрощённая модель души человека. Возможно, не было бы домов, и люди бы не поняли, каково это — ощущать то самое духовное единство, живя рядом друг с другом.       Стоя в едва тёплых струях воды, Гэвин вдруг почувствовал внезапное облегчение: беседа с Коннором явно сломала какие-то блоки внутри его сознания — они слетели, и стало как-то спокойнее, что ли.       Спокойнее, что кто-то принял его историю и не осудил, не посмеялся.       Вместе с тем из головы не уходило то, что он так и не смог сказать вслух.       Рид прикрыл глаза, подставляя лицо искристым каплям, щека всё ещё болела, но уже не вызывала столько неприятных ощущений.

***

      Воспоминания       Дверь в квартиру не закрыта, и такой сквозняк прохладный — август в Детройте всегда полумёртв, а мама никогда не закрывает окна. На Гэвине старая потёртая олимпийка Nike цвета грозового неба, и чувствует он себя, словно неделю ходил под лсд — убитым эмоциями и телом.       У Гэвина на лбу до сих пор жар — через пару дней будет финал школьного турнира, и сегодня была последняя силовая нагрузка — она добила полностью. Его довёз друг, и он безумно рад этому.       Тело измотано. Мышцы немы, и Рида знобит. Ему хочется упасть и раствориться в одеяле. Не просыпаться вовсе.       Из их комнаты на втором этаже доносится мелодия, и Гэвин не удивлён — Эл часто слушает музыку, когда никого нет дома. Он знает, что брат должен прийти позже.       Гэвин опирается локтём на стену и аккуратно стягивает серые найки, закидывая для этого поочерёдно ахиллы на одно из колен чуть согнутых ног, чтобы не садиться на больные мышцы. На белых носках проступает кровь от двухчасового бега в неудобной обуви.       Он вздрагивает, потому что внезапно различает слова:       I'm not the boy that you thought you wanted       Деревянный паркет поместья холоден.       Дом безмолвен, кроме их спальни, где ещё может быть жизнь.       Их дом слишком большой и одинокий.       Say I shouldn't be here but I can't give up his touch       Дверь в комнату чуть приоткрыта.       В комнате Эл. Гэвин хочет отворить её сильнее, но что-то останавливает, когда ладонь ложится на дверной косяк.       Рид приглядывается и испуганно замирает.       По телу пробегает озноб. Гэвин убил свои мышцы. К чёрту, к чёрту спорт, к чёрту и то, что он видит.       Это ненормально, когда человек сидит посреди комнаты. Это ненормально, когда он в уличной одежде. Алый тренч смят, одна нога согнута в колене, и он упирается в него лбом.       It is him I love, it is him       Это пугает, когда в лицо твоей копии впиваются собственные ногти, ладонью зажимается рот.       Это очень страшно, когда плечи, что всегда выгнуты назад, ссутулены сейчас.       Don't you try and tell me that God doesn't care for us       Это убивает, когда он твой брат.       И он плачет, заглушая всхлипы музыкой с вашей общей колонки.       It is him I love, it is him I love       Это отвратительно, когда ты всего лишь подросток с херовой психикой и отступаешь назад, чуть не запнувшись о провод оставленного пылесоса.       Рид бежит в кухню и отворяет холодильник, затем хлопает им со всей мощи.       — Бля, где бананы? — как можно громче, так, как позволяет хриплый от сухости в горле голос.       «Я здесь, чёртов Эл, прекрати быть таким, мне страшно».       Гэвин падает потным лбом на холодный металл и тяжело дышит. В отражении дверцы его расплывшееся лицо, и оно покраснело от того, что Гэвин тоже на грани.       Его колотит, и в голове гудят истребители.       Через минуту в комнате появляется Эл.       Он слабо улыбается и здоровается:       — Привет, братец, как тренировка? Ты снова живой мертвец?       Рид криво ухмыляется — это всё, на что способны мышцы его лица. Ему хочется снова избить Эрника, который сегодня сказал, что его брат похож на мягкотелого социофоба.       Но, услышав слова Эла, Гэвин думает об одном: только один ли здесь живой мертвец?       Он кидает беглый взгляд на лицо близнеца.       Глаза Эла обрамлены лёгкой краснотой, а на щеках с редкими веснушками соседствуют капли воды, что текла пару минут назад из крана. Серота глаз кажется сейчас пугающе белёной, волчьей и до боли одинокой.       — Что с твоими глазами, а? — Гэвин смотрит на кружку остывшего чая, оставленного им же утром, и зачем-то хватается за неё. Чтобы ну просто так. Чтобы спокойнее было.       — Полагаю, аллергия на какие-то цветы.       В тот день Гэвин понимает, что ни одна ложь в его жизни не принесёт настолько много боли, какую он пережил сегодня.       Ты трус, Гэвин Камски.

***

      Рид вышел как раз тогда, когда Коннор подходил к его жилищу с покупками. Открывать ему дверь собственного дома было довольно-таки приятно — сейчас он ощутил какое-то тягучее и в то же время ускользающее чувство покоя — та река и события на следующий день словно что-то перевернули в его голове, открыли глаза на то, чего он сам ранее не замечал. На что-то совсем живое и интересное рядом. Он будто снова стал подростком, пытливым до чувств и внешнего и внутреннего опыта.       Рид каждый раз ломался, но вновь и вновь начинал, рвался жить, ища тот ракурс, что назывался спокойным счастливым существованием. Обугленные нервы после приступов давали возможность на пару дней вздохнуть и постараться привести себя в порядок. Какая же всё-таки интересная штука — тело со всеми его защитными механизмами: обрубить своё полное функционирование ради того, чтобы была возможность приподняться с собственного дна психического истощения — разве это не абсолютно правильное поведение?       Коннор оглядел Гэвина не без интереса — человек напротив всё ещё не переоделся, стоя в одном полотенце на пороге. Он казался таким по-домашнему забавным — как облитый из ведра соседский кот — всё с таким же вороватым и затейливым выражением на морде и желанием попытаться стащить сметану вновь.       — Почему ты так улыбаешься сейчас?       Рид ничего не ответил, тряхнув мокрыми, чуть более темными от влаги волосами, и только отступил и впустил андроида внутрь. Он не хотел говорить вслух, что находит данную ситуацию очень милой и нелепой.       — Эй, иди в кухню, я сейчас что-нибудь надену и приду.       Коннор, так и не получивший ответ, загруженно проводил взглядом деловито вышагивающего в сторону спальни Гэвина.       Сложив на стол продукты, андроид решил изучить кухонные предметы на гарнитуре напарника. Удивительно, но всё выглядело вполне аккуратно и даже подчинялось некоторой логике — столовые приборы по категориям, полотенца разложены совершенно аккуратно. Плита была абсолютно чистой. В одном из кухонных отделов обнаружился целый кладезь специй — видимо, Рид питал любовь к острым вкусам и ароматам, заключил Коннор.       Гэвин всё же стремился к внутреннему порядку, проецируя его на предметы быта. А ещё Коннор заметил, что детективу нравится красный и чёрный — слишком много вещей в его доме имели такой цвет. Чёрная плита, бордовая мебель, стол из красного дерева — это всё смотрелось вполне гармонично, и только зеленые обои в прихожей выбивались из общей концепции обители Рида.       Интересно.       Рид зашёл в кухню в одних только чёрных спортивках и чуть прищурился, столкнувшись с ярким светом ламп. Он недовольно фыркнул, увидев зажженными все три, но всё же молча уселся на деревянный стул.       — Как ты собираешься это готовить?       — По дороге назад я скачал библиотеки,— спокойно ответил андроид, не отвлекаясь от выуживания кастрюли из шкафных недр кухни Рида. На металлическую кружку или турку он не надеялся изначально.       — Ты теперь на одну сотую кухарка —просто чудесно,— с улыбкой заключил Рид.       — К слову, вряд ли получится сделать всё правильно. У меня нет опыта, и моя программа изначально была заточена под решение иного рода задач.       — Боже, это слишком сложно. Так и скажи, что ты, как человек, ни черта не смыслишь в готовке даже с книгой рецептов в голове.       Коннор оглянулся на Гэвина и невозмутимо засучил рукава обтягивающей водолазки. Выглядел он достаточно мило, всё так же с растрёпанной сквозняком шевелюрой и каким-то особенным блеском в глазах.       И как Рид раньше не замечал — у Коннора столько эмоций. Пускай они и не отличаются большой степенью накала, но Гэвин явно замечает, когда андроид смущённо косится в сторону, чуть поджимая губы, либо с человеческим любопытством сверлит что-то взглядом, совсем чуть-чуть хмурясь. Все эти чувства на его лице до боли мимолётны, будто Коннор сам их до конца не понимает, но они выглядят как что-то совершенно спонтанное и живое.       — Может быть и так,— помолчав пару секунд, ответил наконец RK800. Светодиод беспокойно моргнул красным. — Ты же не расстроишься, если я что-нибудь поврежу?       Рид, не сдержавшись, широко улыбнулся. На его щеках чуть заметно проступили ямочки, а ресницы смотрелись куда выразительнее в радостном прищуре.       Коннор, оглянувшийся в этот момент на детектива, удивлённо прекратил двигаться, ощутив резкое повышение температуры в биокомпонентах. Внутри стало так странно, так волнительно, будто что-то тёплое разливалось не только по механическим внутренностям, а где-то намного глубже. Коннор с уверенностью мог сказать, что у Гэвина Рида самая красивая улыбка на свете.       — О, чёрт, ты меня радуешь. Жги всё нахрен, Коннор, у тебя отлично получается ломать вещи.       «И меня».       В кухне повисло молчание, сопровождаемое нередким бряцанием и беспорядочными шумами. Коннор, судя по всему, соорудил водяную баню и сейчас сосредоточенно следил за тем, как тает шоколад.       — Почему ты любишь это? Привязанность у людей к еде забавна. В твоей семье часто пили шоколад?       Рид чуть нахмурился, разглядывая спину андроида. Действительно широкая, как в том сне. Оказывается, его подсознание умеет подмечать такие красивые детали.       — Если бы в нашей семье вообще предпочитали завтракать вместе, — холодно проговорил человек, — это было бы чудесно. В семье Камски в почёте были балы, а не домашние посиделки. Хотя когда-то, совсем в детстве, мы часто выбирались на пикники, было дело.       Коннор чуть замер, перестав помешивать уже заметно подтаявший и начавший приятно пахнуть шоколад.       — Так Элайджа Камски твой брат?       — А то ты не смотрел в досье, ха. Не верю.       Коннор повернулся к Риду, привалившись низом спины к краю кухонной стойки.       — После революции мне закрыли доступ к досье всех сотрудников. Сейчас у андроидов неясный спектр прав. Ты наверняка слышал о дебатах.       — А то, — хмыкнул Рид. — Ну, тогда — да, он мой брат.       Коннор снова вернулся к готовке, потянувшись рукой к пакету с продуктами.       — У меня есть вопрос. Я почувствовал от тебя апельсиновый запах в «тот» день. Ты любишь цитрусы?       — Ещё бы.       Светодиод андроида моргнул жёлтым.       — Тогда я добавлю немного сиропа сюда?       Рид кивнул, не отрываясь взглядом от действий Коннора. Будто на представление поглядеть пришёл, ей-богу. Только ещё на душе так тепло…       — Тут есть одна проблема: я не смогу проверить сладость, — отметил андроид вкрадчиво и в очередной раз помешал шоколад, — я могу дать тебе попробовать?       — Конечно, — Рид глядел, как аккуратными движениями андроид черпает всё ещё густой напиток и направляется к нему.       Ложка с красивой коричневой жидкостью так и застыла у лица человека. Коннор внезапно снова замялся, что только позабавило Рида. Он мягко схватил андроида за запястье и сам сунул ложку в рот.       Было очень вкусно и фруктово, и Гэвин притянул руку чуть ближе, проведя кончиком носа по нежной молочной коже, вдыхая. Она пахла синтетикой и… шоколадом.       Очаровательно. То, что надо.       Коннора, на удивление, действия Рида не очень удивили, он, напротив, просто развернулся и приступил к готовке далее. Только внутри всё внезапно сгорать начало.       — Балы? — в конце концов спросил андроид.       — О, да, у нас вечно были эти званые вечера. Элайджа очень долго потом проводил подобное у себя дома — чёрт, это, хоть убей, абсолютно тупое напоминание о том, что у нас была странная, но всё же семья. На одном из таких вечеров я и встретил её в прошлом году.       Коннор вливал кокосовые сливки в кастрюлю.       — Бэкку?       — Да, — коротко ответил Рид, — на всей этой тусовочке сливок общества с абсолютно свободным дресс-кодом. Я был мертвецки пьян и валялся в кресле.       — Кто тогда та девушка из конверта? — полюбопытствовал Коннор. — Я посмотрел, ты оставил бумагу на полу.       — Да к чёрту, — скривился Рид, — это она и есть. Я же говорю, бухой был просто в стельку — пришёл ради этого. Я в тот день прострелил ногу подростку, который бежал на меня с ножом в точно таком же состоянии. Решил ограбить магазин, когда я зашёл за едой.       Наконец андроид влил в стакан жидкость и поставил на стол к Гэвину, присев напротив.       — Я её спутал с одноклассницей. А она, поняв это, расхохоталась и села на подлокотник моего кресла. И давай расспрашиваться меня, шутить, — на лице Рида застыла светлая меланхолия, казалось, он делится чем-то очень важным. — Никому не было дела до меня. Никому.       Коннор проследил, как ладони Рида в конце концов обвивают горячий бокал, чуть отдёрнувшись сначала. Гэвин шикнул, оставив на стекле только кончики пальцев.       — Она была дочкой печатного магната, одного из самых больших в нашем штате и ряде других. Дочка богача. Но такая красивая и простая… Кажется, я уже тогда начал влюбляться, но… — Рид на секунду замолк. — В тот день сам Элайджа решил потанцевать. Представляешь, свет в зале погас, остался центральный холл. А я как раз сидел рядом с Бэккой. Она была в летящих свободных чёрных брюках, скрывающих хрупкую комплекцию. Прыгнула к Элу как бабочка в своей летящей блузе и подала ему руку.       — Я часто смотрел танцы по телевизору.       Рид покачал головой.       — Ничего не передаст прямого созерцания движения тел. Это был пасодобль. Понимаешь, она даже не надела платья. Спина у неё была голой совсем, такая привлекательная. И когда они задвигались, — Рид глубоко вздохнул, погружаясь в воспоминания, — я понял, что пропал. Они танцевали чертовски страстно, ломано и плавно одновременно. Она выкручивала бёдрами спирали, привлекая ближе Эла, но он мерк в её свету, хотя, могу поклясться, танцевал брат неплохо. Позвонки на спине Бэкки, помню как сейчас, словно змеёй извивались — просто очаровательно и так соблазнительно… Я снова впервые влюбился. А потом оказалось, что Эл встречается с её братом. С этим ублюдком, — Рид осёкся, потупив взгляд.       Коннор пытался переварить поступившую информацию, её было очень много.       — Гэвин, шоколад.       Рид наконец обратил внимание на напиток, уже вполне остывший. Он поднял кружку и отпил насыщенно-коричневую жидкость. Цитрусовый аромат был вовсе не лишним.       — Неплохо. Но знаешь, вовсе не думай, что я тебе после всего этого чем-то обязан.       Коннор внимательно поглядел на Рида, моргнув виском.       — Вообще-то у меня тоже есть просьба.