***
Тогда и сейчас, когда Коннор смотрел на Гэвина — он видел в нём человека. Ему не надо было задумываться о правдивости этого факта — это всё само разумелось. Если отбросить мысли о плоти и крови и порассуждать, кто Коннор без всей этой физической оболочки, то всё выходит куда сложнее, вызывая целый ряд логических ошибок. Девиация. Она не заставила Коннора чувствовать. Она лишь позволила ему это делать. Позволила ежедневно совершать выбор между «стать кем-то другим» или «просто плыть по течению». Так уж получилось, что Коннор человек снаружи, а машина внутри. Но стоит подумать — так ли это? Спустя некоторое время после событий на Иерихоне Коннор в действительности ощутил беснующуюся массу чувств у себя внутри. Он не знал, как их выражать — и это ещё сильнее осложняло его существование. Но ракурс его мыслительных процессов не сдвинулся с места ни на сантиметр — он продумывал каждое действие, стремясь к математической точности, правда, теперь он старался решать всё собственно-выдуманными алгоритмами, не обращаясь к программам. Он старался создать «свою» программу в сознании. И Рид умудрялся рушить все его логические вычисления, ломать его восприятие мира, крушить ветхую стабильность его разума. И делала ли синтетическая кожа снаружи его человеком? Нет, совсем нет, да и он не совсем стремился именно к этому. Так уж получалось, что приходилось постоянно выбирать, но выборы казались изначально искажёнными и неверными. Возможно, влюбленность — это тоже девиация, но более высокого и чистого уровня?***
Собственно, все душевные страдания, отголоски которых узрел детектив, происходили из-за одного только вопроса. — Мне нужно извлечь диод, Гэвин. Рид комично завис с кружкой в руке, а затем, хлопнув её дном о пластик стола, всплеснул руками и удивлённо замотал головой. На бледном лице проступили следы истеричного сарказма. — Что, Железка? Ты это серьёзно? При чём тут я? — Гэвин сам удивился тому, насколько разные вопросительные интонации он может из себя извлечь. — Я имею некоторого рода проблему, — постарался начать Коннор как можно деликатнее. Открывать себя было непривычно, и он ощущал чувство сродни «быть раздетым». — Иными словами, — Коннор снова умолк, следом послышался механический вздох, больше похожий на дыхание больного бронхитом, с помехами какими-то, — мне страшно. — Чёрт, а знаешь, как мне страшно? Всё, сука, абсолютно пустое, и вот я снова тут, сижу перед тобой, хотя хотел просто сдохнуть. Коннор долго молчал, совершенно спокойно глядя на странную солонку в виде петуха на столе. — Я не хотел тебя задеть. Наверное, это была излишне прямая просьба? Рид шумно вздохнул, машинально проводя рукой по порезанной шее. Он чуть поморщился, ощутив лёгкую волну боли. — Нет, вовсе нет, Коннор. Просто я не совсем понимаю, зачем ты это делаешь и почему просишь меня? — После революции многие андроиды сняли свои светодиоды. Но я не модель из сферы обслуживания и не дочерний андроид — мой светодиод нельзя просто так извлечь. Я думал, что останусь с ним, чтобы ощущать хоть какую-то стабильность, что это нормально. Рид ухмыльнулся, допивая напиток. Нотки цитрусов, охватившие рецепторы, приносили немеренное удовольствие, и он на секунду прищурился, демонстрируя андроиду абсолютную расслабленность. — Но это не сработало, так? — подытожил человек. Коннор окончательно выпрямил спину, казалось, тоже немного отойдя от нервного напряжения. Внутри стало как-то внезапно проще — Рид не оттолкнул, не прогнал его, как он предполагал изначально. Подумав об этом, Коннор по-забавному склонил голову и постарался изобразить улыбку. — Да, Гэвин. Понимаешь, я чувствую себя очень странно. Я не хочу переставать быть андроидом, но также хочу уметь чувствовать много и по-разному. Светодиод помогает определять окружающим моё настроение. Но я понимаю, что это неправильно. — Вовсе нет, Коннор. Ты просто такой. Если ты считаешь, что люди выражают свои эмоции ровно так, как ощущают это внутри, то ни черта это не так. Рид сам не понимал, зачем он так серьёзно подходит к разговору, и больше всего удивляло то, что он внезапно стал сопереживать. Чёрт, он не замечал за собой такого со времён старшей школы, когда жизнь была куда более беззаботной, чем сейчас. Коннор определённо учил его чему-то новому. А может, заново учил чувствовать? Эта стена, что повисла между ними, поразмыслил Рид, стала как-то внезапно рушиться, и на смену пришла ветхая, казалось, но опора. Непередаваемое и уютное чувство доверия, какое он давно ни к кому не проявлял. — Железка, пойми, чувства не всегда получается выразить. Они разные у всех. С чего ты вообще взял, что ты мало чувствуешь? Если у твоих ощущений нет названия, это вовсе не значит, что их нет вовсе, — Риду становилось сложнее говорить, он начал считать себя диванным психологом, но вместо того, чтобы просто смеяться и саркастировать, почувствовал внезапный прилив волнения. — То есть у тебя так же? — уточнил андроид совсем уверенно. И поглядел прямо на собеседника, демонстрируя чистый, искренний взгляд. Только морщины на лбу показывали всю степень заинтересованности и нужды в точном ответе человека напротив. Рид отвернулся, поджав губы. Он упёрся горячим лбом в прохладную и вспотевшую от переживаний ладонь, облокотившись рукой о стол. Коннор был очарователен, когда глядел на него вот так вот — совсем заинтересованно и взволнованно. Любые эмоции андроида давно уже трогали, задевали за живое. Рид не мог просто так принять эту симпатию, но и противиться ей уже не оставалось сил. Подозревал ли андроид о том, что именно он заставлял Гэвина путаться в собственых чувствах? Да, он, пожалуй, точно знал об этом. — Блядь, с твоей прямолинейностью надо ещё поработать, — беззлобно ответил он, а затем добавил чуть тише, — да, Коннор. Рид внезапно протянул руку к солонке, удивительно, что ещё не нагретой от пронзительного взгляда собеседника, и, перевернув её, снял со дна бумажный квадратик. Он чуть блестел в ослепительном свету трёх кухонных ламп. Рид открыл рот и засунул палец с бумажкой на кончике за губу. — Я тебе помогу, — кратко выразил свой ответ Гэвин. Но Коннор напротив как-то внезапно встрепенулся и подался вперёд, анализируя внезапные действия детектива. — Гэвин, это то, о чём я подумал сейчас? — как можно нейтральнее произнёс он, вынув наконец руки из-под стола. Теперь он не выглядел как смущённая на экзамене леди, но двигался ломано и встревоженно. — Что именно тебя смущает? Я с такой хернёй в обычном состоянии справляться не буду. Нет-нет, железка. — Гэвин, наркотики ничего не решают. Человек напротив закатил глаза. — Сколько бы людей разобрались со своими проблемами с психикой, если бы это разрешили в лечебных целях? Спроси у своего гугла в голове. В конце концов, ты ещё и полицейский, — ухмыльнулся Рид, — в любом случае, мы теряем время. То, что я только что поел и держу это под губой, даст форы минимум минут десять. Так что на всё про всё полчаса. Андроид нахмурился, но команды послушался и встал, направляясь за Ридом в ванную. — И всё же, что это? ЛСД? — чуть слышно уточнил он по пути. — Нет, ту-си-би, — бросил Гэвин, не оборачиваясь, — от ЛСД у меня всегда депрессия. А это эйфоретик и визуал, хотя по сути одна херня. Я так понимаю, этот круг не так легко вытащить? Коннор на секунду притормозил, вновь мигая диодом. — У нас нет инструментов, но я видел у тебя длинный тонкий нож. Рид раздражённо помотал головой. — Чёрт, ну я тогда пошёл за ним, — он оглядел Коннора в полутьме коридора. Виден был лишь его силуэт, полностью обездвиженный, — иди в ванную, бери полотенца. Чувствую, будет весело. Догонюсь по пути МДА. Вернувшись в комнату уже с ножом, Гэвин застал напарника за созерцанием себя у ванного зеркала. Рид приглушил свет, оставив включённым лишь слабый плафон у двери, и не спеша шагнул к андроиду. Коннор смотрел на отражение так, словно чего-то не узнавал в себе — встревоженно, приподняв брови. — Ты меня просветишь, что и как, или мне самому это делать? Руки андроида ещё сильнее сжались на краях холодной раковины. Казалось, это была единственная его опора сейчас. От их внезапного напора стаканчик с сиротливой голубоватой щёткой заходил ходуном. — Между основным корпусом и компонентом есть стык. Я говорил, что так просто это не сделать. Тебе придётся поддеть его ножом, чтобы изъять. Рид пару раз моргнул, посмотрев на лезвие ножа, поблёскивающее в слабом свету. Рука на рукояти непроизвольно сжалась и чуть затряслась. — Охуенно просто, — выдохнул он.— Здравствуй, тириум. Коннор вспомнил события минувших дней и резко двинул грудью. Рид явно питал слабость к синей крови в прямом смысле, о чём андроид толком не задумывался. Висок RK непрерывно горел красным. — Гэвин…— начал он. Слова не хотели подбираться. В глубине программного сознания замигали огни. Он подумал, что если отступит сейчас, то больше никогда на это не решится. — Да к чёрту, всё в порядке, — Рид сделал ещё один шаг, оказавшись практически в полной близости с напарником. То, что Коннор слегка склонил свой корпус вниз, опираясь на раковину, позволяло быть их лицам на одном уровне.— Почему ты просто стоишь? RK медлено обернулся вполубок, так и не решившись поглядеть на человека, а возможно, просто утонул в собственных мыслях. Он опустил свой взгляд под ноги, и Гэвин засмотрелся на такие длинные и пушистые ресницы. Он приметил их ещё тогда, когда разглядывал безликое лицо в краске. — Мне надо снять скин, — сказал андроид, и голос его показался Риду обречённым, — хотя бы наполовину. «Ясно», — рассуждал Гэвин, — «боишься, значит, показать мне свой пластик. Глупый андроид». — Валяй, — тон его прозвучал чуть снижено. Ладонь непроизвольно сама опустилась на крепкое предлечье, отчего Коннор, похоже, вышел из своего транса и снова уткнулся взглядом в теперь их общее отражение. — Я не делал это при человеке,— отметил андроид, отняв одну из рук от холодной сантехники. Пальцы коснулись выпирающей щеки там, где расположилось созвездие из родинок, будто стремясь удержать искусственную кожу, что должна вот-вот слететь с лица. А затем, помедлив, Коннор добавил: — При тебе. Рид выдохнул, проклиная про себя весь свой день, всю свою жизнь и Коннора, выворачивающего наружу его быт. Поддерживать словами он совершенно не умел. Да и вообще — поддерживать. Он прижался к андроиду вплотную, обняв его спереди за талию. Ладонь, оказавшаяся на противоположном боку, чётко ощутила горячую кожу под тонкой материей водолазки. Коннор горел виском, телом. Коннор горел душой, и это было понятно сейчас — такой живой, не устающий искать себя, думать и рассуждать абсолютно обо всём. — А ты думал, открываться так просто, да? — человек притиснулся щекой к мягкой синтетике волос, губы его едва ощутимо коснулись аккуратного уха. — Ты так хотел узнать обо мне всё, буквально из кожи вон лез, — Гэвин ухмыльнулся последним словам, прозвучавшим буквально шёпотом и так медленно, — а сейчас боишься снять передо мной имитацию? — Гэвин, — андроид вздрогнул, ощутив, как правую щёку обдало горячим дыханием. Вещество начинало действовать, и Рид понемногу расслаблялся. — Не обманывай себя, я знаю, кто ты, — продолжил человек, облизнув губы. Он будто сам себя успокаивал, понимая, что с каждым словом спадает дрожь с рук. — И мне совершенно без разницы, что у тебя там — железо, пластик или кости. Коннор стоял, не двигаясь, вслушиваясь в каждое слово из длинной речи Гэвина. Он ощутил внутреннее опустошение, когда Рид замолк и глубоко вздохнул, прежде чем уткнуться губами в его плечо. Андроид закрыл глаза, постаравшись раствориться в собственных чувствах. Он вновь вспомнил о том, как важно сейчас избавиться от того, что вживили в него при сборке, как приятны прикосновения и такое горячее, столь протяжное дыхание Гэвина, прижавшегося совсем близко. Это будоражило и успокаивало одновременно. Раз. Запрос к программе на отключение внешнего скина. Коннор на секунды замирает, выполняя операции по частичному снятию кожи. Два. Глубокий вздох, и Гэвин видит, как искристое сияние охватывает правую половину лица андроида, и там, где только что была на ощупь мягкая, напоминающая корку гладкого мармелада, кожа, теперь что-то серебристое и грубое. Волосы, что так приятно щекотали скулу при каждом вздохе, растворились, оставляя после себя голую бездушную поверхность. Андроид по-прежнему пылал, горел, казалось, и замер, вглядываясь в зеркальное лицо Рида. Гэвин набрался храбрости — в конце концов, взрослый человек, чего уж тут — и поглядел прямо в лицо тому, кто был с ним весь этот месяц. Плавные стыки на скулах, что он так любил рассматривать, сам того не осознавая; блестящий, тлеющий под его собственной кожей пластик; эти панели, изгибами напоминающие белые и серые лепестки; и глаза. Чернеющие, скрывающие под линзами оптический блок, который горит в зрачках совсем блекло-рыжими оттенками. Рид на секунду перестал дышать, ощущая, что вот сейчас ему тоже открывается кто-то куда более закрепощённый, в этом не было сомнения. Ломает себя, возможно, ощущая ту самую болезнь внутри, от какой Рид предпочитал бежать, едва ступив во взрослую жизнь. — Всю, — смотря прямо в глаза через зеркало, как можно мягче произнёс он. Мягче, сука. Он следил за своим тоном, когда это в последний раз происходило? Будто сломать боялся. — Всю кожу снимай. Коннор ухватил лёгкими воздух и издал звук, чем-то похожий на человеческий влажный кашель. Он исполнял требование и точно действительно ломался внутри, и лишь это надрывистое придыхание говорило о том, как ему тяжело сейчас. — Ты такой искристый, шёлковый, — человек немного отстранился, оказавшись у пластикового уха. Он едва шевелил губами, выдавая тихий и ласковый, до боли интимный шёпот, растягивающий согласные. — Прекрасный, когда открываешься. Андроид ощутил резкий скачок стресса, а затем он внезапно стал растворяться, оставляя после себя послевкусие испуга вперемешку с дикой радостью, что называется счастьем от преодоления самого страха. Парадоксально тяжёлое, опустошающее чувство — неясное и человеческое. Он почувствовал, как ложатся пальцы Рида на его челюсть — они аккуратно зафиксировали голову в нужном положении, а большой палец успокаивающе огладил щеку. Рид вздохнул, опуская в едва заметный зазор нож. Ощутив вторжение в тело, Коннор съежился, надбровные пластины дрогнули. — Больно? Неприятно? — Ещё пока, — Коннор оборвался на полуслове, шикнув, — нет. В голове сквозь помехи выскакивали одно за другим сообщения об ошибках. Андроид больше на автомате пропускал их, стремясь обратиться сразу к центральному процессору. «Компонент A8193 нестабилен. Изъять компонент?». Коннор прищурился и ещё сильнее нагнулся к раковине, низко и протяжно ахнув. — Блять. Рид ощутил, как внезапно стал поддаваться алеющий круг, словно между компонентами налили масла — под напором ножа он начал медленно отъезжать от гладкого пластика, плавно затухая. Гэвин задержал дыхание, понемногу увеличивая давление и смещая траекторию нажатия. Он всё думал и думал, что будет, если сейчас он убьёт андроида к чёрту — как он переживёт это? Всё вокруг понемногу смягчалось, а цвета становились ярче — серебро корпуса Коннора соблазнительно сияло, притягивая взгляд своей насыщенностью. Когда миниатюрный элемент вместе с небольшим чипом крепления с пронзительным звуком ударился о борт раковины, Рид отпрянул и с облегчением выронил нож, ощущая внутри отголоски эйфории — расслабления, переходящего в трясучку. Хотелось смеяться и внезапно плакать — он задышал с громкими всхлипами и тут же заметил, как с гладкого пластика в месте, где был только что диод, сочится тириум — горошины жидкости набухали, а затем скатывались ровными полосами по очертаниям серого лица. — Чёрт, чёрт, — смог выдохнуть Рид и неконтролируемо зажать ладонью рот. Коннор на глазах покрывался редкими приятными волнами, стоило зависнуть на пару секунд взглядом. — Я что-то сделал не так? Андроид накрыл ладонью височную область. — Нет, Гэвин. Лёгкое повреждение соединительных элементов, — серая кожа вновь стала сменяться бледным покровом имитации. Самым пугающим в лице андроида было отсутствие красивых, правильных бровей, хоть частично отображающих внутреннее состояние. Вместе с тем, это выглядело всё же притягательно — просто потому, что это видел только Гэвин. Люди — горделивые существа. Они любят тайны, любят сокровенное. «Внутри я куда более уродлив». Коннор вернул себе прежний облик, наконец отлипнув от раковины. С виска кровь уже не стекала, но синяя жидкость запачкала шею и ткань водолазки. Она не спешила впитываться, и в почти полной темноте комнаты казалась куда чернее, блестела ещё. В образовавшейся тишине Рид ощутил ускоряющимся ритм сердца — пространство плыло, будучи таким уютным — перспектива темноты вокруг обволакивала и дымилась, то и дело немного наступая на стоящих в комнате. Невероятное сочетание веществ с собственным адреналином. — Гэвин? — андроид напротив следил за тем, как, обняв себя за плечи, Рид с минуту вглядывался в дальний угол душевой. — Подействовало? Гэвин повёл плечами, ощущая холодок, царапающий спину. Влага комнаты играла с кожей, приятно касалась, пробегая. Хотелось согреться. — Я в душ, — сказал он, почувствовав, как с движением его груди пространство превращается в легкий, несущий вперёд поток. Рид постарался удержаться на месте, а потом, поддавшись течению тьмы, вдруг сделал шаг и крепко схватил дверцу душевой, завалившись внутрь. — Ты можешь зайти сюда. Как у вас там с гигиеной? — Нормально, — с ноткой удивления ответил Коннор. Он немного опешил, но затем послушно схватился за край водолазки и стал её стягивать. Рид навалился на стеклянную поверхность, плавно стекая по стене вниз. Было приятно от любых прикосновений, всё это ощущалось совсем под кожей. Он потянулся к вентилю и выкрутил краны на едва ощутимую прохладу. В кабине воцарилась ранняя, ласковая осень. Сверху полился мерный и шумный поток; под душем было не столько приятно сидеть из-за ласки воды, сколько из-за непрерывного, позволяющего раствориться в собственной тьме звука. Он обволакивал, и Рид исчезал, стоило закрыть глаза. Капли приятно холодили и без того озябшую в удовольствии кожу, а штаны, полностью пропитавшиеся влагой, прилипли к телу, словно всегда были второй кожей. В объёме онемевшего сознания Гэвин почувствовал вибрацию стенок — андроид привалился к соседнему углу, оказавшись совсем близко. Коннор всматривался в расслабленное лицо напарника, он застрял в углах чёрного многогранного зрачка, захватившего серость радужки, а затем сам, потеряв себя, подставил щиплющим каплям лицо, сильно задрав голову. Рид поглядел на него: водные линии очерчивали бледную кожу, и лицо было не безэмоциональным, а расслабленным как-то по-детски, безмятежно. Волосы тонкими вьюнами прилипли к правильному лбу — Коннор был красив, даже будучи вымокшим до нитки. Рид придвинулся к андроиду ближе, и мир будто сосредоточился на этих хаотичных линиях, вырисовывающих в сознании чуть затухающий образ андроида. Плавным движением руки он откинул свисающие пряди со лба, и через пальцы пробежалась лёгкая волна возбуждения. Это было не желание трахнуть, а бархатистое вожделение, мягко обволакивающее внутренности. Так хотелось продолжить эту короткую близость — её отсутствие переживалось сейчас как болезнь — борясь с этим, Рид ломанно подался вперёд, сгребая в охапку ладони брюнета — затем обхватил их крепко своими. Руки Коннора казались песком: они жглись и кололись, и были совсем морскими крупицами — Рид сжимал их, пропуская через себя. Частички впивались в кожу, опаляя ментолом, залившимся под эпителий. Это было приятно и вызывало страх. — Рид? — тихо уточнил Коннор. — Ты молчишь сорок четыре минуты, всё в порядке? Гэвин замычал и постарался дышать короткими глотками — внутри появилась мягкая пустота, и в ней вмещался весь мир. — О, Коннор, более чем, — он поднял глаза на андроида, образ его дышал, и наиболее яркая часть затененного силуэта плавно надвигалась ближе. Коннор отсвечивал едкой зеленью, и при каждом вздохе обливался редкими и плавными красными линиями. — Просто дыши, хорошо? Это важно. — Тебе плохо? — Иногда я ощущаю тревогу, — Рид задержал дыхание и отпустил напарника, — знаешь ли, то, что у меня осталось от тела, никуда уже не годится. Даже для трипа. Капли блестели, переливаясь цветами и рефлексами, будто Коннор вновь стремился снять псевдокожу, и это было так магически, по-настоящему прекрасно. Рид старался разглядеть каждую крупинку воды, но они двигались беспорядочно, и страшно было, хотелось кричать, что эта красота не может быть вечной — чувство горечи и высокой, чистой любви переполняли тяжелеющим и вязким воздухом грудь. Коннор смотрел с интересом, вглядываясь в лицо, полное возбуждения и ощущения приходящей смерти — Гэвин думал, что умрёт, умрёт, забыв этот блеск на коже и приоткрытый алый рот, паника находила медленно, с каждым глотком воздуха. Всё это переполняло, стремясь разорвать человеческую грудь, и Рид начал вовсе бояться дышать — он не хотел отдавать свой внутренний мир никому — даже самому миру. Бьющиеся в дрожи ладони подставились под падающие линии воды, но полосы исчезали, едва только касаясь. Вода была одинокой, и она точно являлась живой — Гэвин очень хотел, но не мог ей помочь, начиная злиться на самого себя. Он всхлипнул и оторвал спину от душевой кабины. — Чёрт, иди сюда, — человек дёрнул андроида за край мокрой штанины, поднимаясь сам, — иди же, иди. Коннор послушно подался вперёд, отодвигаясь от прохладной стенки. Хотелось бы и сказать что-то, но андроид не мог — он видел Рида, и Рид смотрел, говорил, пылал, живо и сумасшедше глядя на него, он чуть закинул голову, и на шее его оттенялась мышца, а пальцы Гэвина снова обвились вокруг синтетических рук, и прижали их к груди, как только андроид оказался на одном уровне с напарником. Ноги Рида почувствовали влажную длину травы, гладкой и структуристой, колени задрожали от новой волны удовольствия. Они стояли так с минуту, но затем Рид дёрнул Коннора на себя и глубоко выдохнул. Вода обтекала приоткрытый рот, и он не внезапно представил, что это Коннор вновь касается его губ своими. Захотелось ощутить это вновь, и внутри всё заныло. Этого не может быть. Он шумно набрал воздуха в лёгкие, но пространство становилось каким-то тяжелым и плотным, будто внутрь заливалась вода. От неожиданности он прикусил губу — и в ту же секунду тело пронзил внезапный оргазм — в паху расползлись потоки истомы, поднимаясь до самой глотки. — Дыши же, блять, иначе я умру. Коннор резко двинул грудью, имитируя дыхание более явно, Гэвин охотно вжался в него, болезненно вздрогнул и зашипел, так же резко двинув грудью, на которой ещё виднелись следы порезов. Человек уложил одну ладонь на сонную артерию андроида, по его собственной талии расползлись, вдавливая в пути кожу, желанные и нежные руки. Как же было хорошо, он ощущал каждую крупинку себя; и Коннора будто тоже — вибрацию его тела, горячую кожу под холодными каплями. Он снова впился резцом в мягкую кожу губ, ощутив колючее возбуждение. Сил не оставалось — Рид застонал громко, уже не в силах сдерживать в себе бурю эмоций. Ноги внезапно подкосились. Так неестественно легко. И кажется, они настолько близко, будто вросли в друг друга и Коннор никогда его не отпустит. Не оставит одного. По телу пробежалась дрожь, андроид не мог не заметить её и нежно припал губами к виску Рида. Гэвин снова ощутил непреодолимую тягу к поцелую, рот его горел, и указательный палец сам потянулся к губам, проскальзывая между их влажной гладкостью. Он огладил самое остриё зубов, губы обхватили, посасывая фаланги. Рид издал очередной сладостный стон, когда Коннор ощупал его шейные позвонки. Гэвин протолкнул пальцы глубже в такт ласк андроида, что внезапно начал тихо и низко мычать — подушечками до гладких щёк. И снова прикусил их. Стоны становились протяжнее и отчаянней, Гэвин трахал себя в рот, вовсю очерчивая и царапая его стенки ногтями. Кабина звенела гулким эхом его криков. — Да, да, Коннор, обнимай, прислушайся ко мне, — шепнул Рид и провёл указательным по языку. Он будто переживал секс, просто чувствуя наготу изгибов шеи под одной из ладоней. Это был секс на уровне душ — сокрытый в одних только прикосновениях и дыхании. Каждый раз, когда грудные клетки напирали друг на друга, Рида уносило куда-то вверх, но Коннор словно удерживал его внутренний мир между ними. Почему-то сейчас казалось так важно не потерять его, оставить хотя бы немного этого объёма внутри. — Гэвин, прошло три часа,— нарушил тишину андроид. Человек, так крепко сжатый в его руках, долго молчал. «Потому что я готов трахать тебя вечно». — Время, Коннор... — шепнул Рид и невесомо огладил указательным пальцем едва заметную впадину, где раньше был диод. Голос задрожал от желания и волнения. — ...не для людей. И тем более не для железок. — Что? — андроид задумчиво склонил голову, веки его были чуть опущены. Он сам ощупывал, впивался в неширокую спину, изучая подушечками пальцев рубцы и следы старых ранений. От каждого касания Рид чуть заметно вздрагивал, пропуская в себя кусачие разряды тока. — Цифры сводят с ума, — выдохнул он, — важно видеть глубину. Это настоящее измерение. — Ты говоришь про глубину пространства? — Нет, про нашу глубину, — Гэвин страстно зашипел, потеряв опору и впившись ногтями в мягкую шею андроида, — ох, ты должен взять её от мира и нести в себе, но только не потерять. Рид был прав. Коннор ни за что не отпустит Гэвина Рида — человеческую бездну из страданий и отчаянных, чистых чувств.