Патология Гэвина Рида

      Гэвин долго не мог поднять веки. Это было не в первый и даже не в десятый раз за его жизнь. Слишком всё это было знакомым и пугающе привычным.       Мир был чужд. Воздух ощущался куда более плотным, опасным. Пробуждаться полностью не хотелось.       Возможно, именно из-за таких ощущений люди так и не выходят из комы. Правда, иногда Риду казалось, что кто-то звал его. Убаюкивающе, спокойно, будто предлагал послушать его сказку — как когда-то он сам читал Элайдже.       Со временем свет становился ярче, а тело стало различать прохладу больничной простыни более явно.       И невозможно было понять, сколько времени он пробыл в этом состоянии, но когда наконец разлепил глаза, то первым делом по привычке постарался сжать кулаки, как делал это после приступов — руки поддавались с трудом, но слушались. Они были жилистыми, кое-где проглядывалась болезненная синева вен.       Он был снова жив и привычно не радовался этому, разглядывая рисунок собственного пульса на черном экране прибора. Гэвин видел в фильмах, как противно попикивали старые бандуры в начале века, отмеряя ритм человеческого сердца. Возможно, этот молчал, потому что у Гэвина Рида и сердца-то толком никогда не было. Сплошная незаживающая рана.       За пустотой в голове пришло нарастающее беспокойство — ватное, вялое. Эмоции тоже возвращались постепенно, ровно так же, как и боль по всему телу. Ему явно кололи обезболивающее — потому как она была притуплённой. Морфий? Он пережил операцию? Рид старался удержать это состояние — по возможности не думать ни о чем. Потому что он знал, о чём в первую очередь вспомнит.       Шум в ушах оказался шелестом осенней листвы. Мир не изменился, пока его не было тут, и это ведь было прекрасно — так, как он хотел.       Когда Гэвин наконец надолго закрыл глаза, он представил Коннора. Испуганно замершего на момент, смотрящего прямо на него, упустившего на секунду нить происходящего, из-за чего они…       А провалили ли они задание?       Гэвин откинул голову на подушку, посмотрев на выбеленный потолок помещения. Просторная бездушная палата. Вместилище страха, боли, слабости. С железками-кроватями, строгими стерильными полами. Мерзким, режущим глотку запахом спирта.       В больницах страшней всего умирать, они чётко дают тебе осознать, что ты — не лучше других. А другие ничтожны.       Рид ощутил опустошение. Возможно, в его крови давно не было чего-либо вселяющего какие-то желания к земному существованию — лекарств, наркотиков — всех этих имитаторов жизни. Внутри зияло одиночество.       И больше всего Рид боялся увидеть Коннора.       Он ощутил стойкое отвращение к себе.       Всё это было искажённо, неправильно, неверно. Он всё сильнее путался, и хотелось одного — чтобы от него просто все отстали. Чтобы просто подумать, представить, что не нужно-то, в общем-то, чего-то решать, бежать куда-то, пытаться разгадать игры своей искажённой души. Он с ужасом вспоминал реакции своего тела, и ему становилось…       Омерзительно страшно.       Он тащит их обоих на дно. Он — покойник. Коннор — чёртов андроид. Рид уже однажды отступил, испортил человеческую жизнь. И сейчас, кажется, снова занимается этим.       В сущности, если всё это произошло из-за его одиночества, то всё это можно понять. Он с Коннором, потому что больше не с кем быть. Чтобы убежать от пустоты, скрыться от боли и ощущения ненужности.       Рид старался поверить, что только поэтому. Поэтому он испытал к нему что-то.       Больше всего в жизни Рид боялся быть пустым.       Ведь, по сути, состояние беспросветного, глубокого несчастья — это состояние, полное чувств, жизни.       Куда ужасней смотреть на всё из пустоты.       Нет ничего страшнее этого.

***

      Где-то около одиннадцати зашла доктор. Её звали Мэгги, Рид ещё подумал — что за нелепое имя для врача. Мэгги было около сорока, и взгляд у неё был на все шестьдесят. Блондинка с зелёными, мать её, миндалинами-глазами.       — Ты легко выкарабкался, Рид,— фамильярно заметила она, оглядывая человека в белой пижаме в странные квадратные фигуры,— только вот мы провели ряд анализов, и у меня возникли подозрения...       Рид безразлично пожал плечами.       — Ну?       — Гэвин, в ближайшие месяцы у тебя было что-то похожее на гнойный бронхит, проблемы с дыханием?       Рид сразу понял, к чему она вела. На лице возникло нелепое подобие ухмылки.       — Полгода назад. Началось полгода назад.       — Я просмотрела твою электронную карту... В ней нет записей за целые годы.       Она выжидательно уставилась на Рида.       — Это то, о чем я думаю? Можешь не молчать, я и так узнаю все через генетический тест.       — Да, — почти что шёпотом сказал Рид, совершенно невозмутимо глядя на доктора. Взгляд был тяжелым, будто человек слишком много пережил из-за того, о чем они говорили. Будто давно принял. Мэг стало не по себе.       Доктор понимающе вздохнула. Они оба не собирались разыгрывать трагедию.       — Тебе нужно понаблюдаться.       — У меня есть свой доктор,— холодно хмыкнул Рид, хотя Мэг была ни в чём не виновата.       — Как знаешь, Гэвин Рид.

***

      Где-то в обед раздался стук, и в приоткрытую дверь втиснулся Коннор. Звук был едва слышен, но даже так — Рид дрогнул плечами.       — Железка?       Коннор молча приблизился, подхватив предварительно стул у стены. Ножки цокнули о пол.       С окна веяло влагой и душным неуютом. Рид молча смотрел на андроида, скользя взглядом по его коленям, обтянутым рабочими брюками. Коннор сегодня был в пиджаке — напоминающем кроем тот первый, в котором он его увидел. Гэвин старался скрыть то волнение, нахлынувшее внезапно — вот Коннор подходит к нему с Тиной в столовой — красивый, совсем человек. Прямо так и хочется кольнуть в самое кибер-сердце, вывести на эмоцию...       Красивый мальчик. Коннор.       — Как ты? — севший напротив андроид не знал, как начать беседу. Он забавно выпутал руки из пиджака и, сняв его, повесил на спинку стула. — К тебе не пускали неделю. Кома, Гэвин…       Риду было без разницы, что в очередной раз произошло с его телом — он словил себя на мысли, что всё это время боится фокусироваться на лице напарника. Что-то подсказывало…       — Как всегда, херово, — буркнул он себе под нос. И наконец-то поднял голову.       Сейчас Коннор был в чёрной рубашке со стоячим воротником. С озабоченно-тревожным лицом.       — Блядь, твой глаз… — хрипло выдал Рид. Голос подводил от нахлынувшего волнения.       Это было не сном. Рид действительно подвёл их на задании — не догадался оглядеться как следует. Чёртов бездарный коп.       Человек подался вперёд, нервно цепляясь за больной бок. Он вгляделся в лицо напротив и понял, что не так. Радужка андроида выцвела, приняв оттенок охры. Смотрелось дико.       — Теперь понятно, что ты со своим вожаком заодно, — сказал Рид первое, что пришло в голову. А сам едва сдержал подступившую к горлу истерику.       «Это из-за того, что я, блядь, ебанат».       — Кислотный состав разрушил пигментную решетку, — постарался объяснить андроид, внимательно наблюдая за реакцией Рида, — тебе противно?       Рид отрицательно покачал головой, обессиленно откинувшись на спинку кровати. Из груди вырвался тяжелый вздох.       — Почему ты не позаботился о защите?       — Почему ты не позаботился обо мне? Не уточнил данные о наводчике? Нас подставили, — холодно парировал Рид. Серые глаза не выражали эмоций, говорящий чуть ухмылялся. — Я уже давно это не делаю, а ты только узнал?       Коннор внезапно заметил, как затравленно выглядит человек. Из вены торчала капельница, кожа вокруг закреплённой иглы была покрасневшей, будто Гэвин долго расчесывал её.       — Гэвин… — он потянулся к повлажневшей ладони, расслабленно лежавшей на коленях, хотел понимающе ее сжать, поддержать. Ему тоже нужна была поддержка. Но Рид резко вырвал её из хвата, как только ощутил касание, и, игнорируя расходящуюся по телу боль, с уже привычной мерзкой ухмылкой взглянул на андроида. Внутри всё смешалось адским коктейлем страха и паники.       — Проваливай. Просто уходи, — уставшие глаза блестели, он был растерян и зол и выглядел совсем хрупко без привычной мешковатой одежды. Глюкоза в крови не помогла сохранить детективу более-менее приличный вес.       — Гэвин, я хочу быть с тобой, — попытался успокоить его Коннор, но, увидев дерзкий, полный негодования взгляд из-под собранных на переносице бровей, умолк.       — А я нет, блядь! — вскрикнул он внезапно в ответ, махнув болезненно тонкой рукой. — Мне не нужны эти игры с тобой нахуй. Просто отъебись. Я нормальный, понимаешь?       Осознав смысл сказанного, робот замер, выпрямился по струнке. На лице его пропало всё, что было ранее, напоминающее о чувствах к Гэвину: хмурость волнения испарилась, внезапно он снова оказался чужим андроидом. И Коннор не отвёл взгляд. Он смотрел на Гэвина.       И в глазах его было глухое, безысходное осуждение.       И разочарование.       Гэвина это больно задело. Он сконфуженно ухмыльнулся, скорее уже на автомате, и потянулся рукой к подбородку, проведя ей по щетине. Тело уже вовсю колошматило дрожью, и он чувствовал себя зависимым и униженным.       Он упустил Коннора.       Всё, чего он теперь хотел — умереть.       — Вали!       Лицо андроида исказилось… болью. Человеческой, полностью трагичной. Будто теперь он потерял последнее — веру в человека.       Он упустил Гэвина.       Гэвин не болен неврастенией.       Гэвин Рид умер.       Рид точно прочёл это всё в повадках Коннора: андроид съежился, губы его, похоже, задрожали от обиды и растерянности, а затем он сильно прикусил нижнюю — на ней тут же показалась синяя жидкость, очертившая затем подбородок. Коннор отпрянул резко, механически, сильно ударившись о спинку стула.       Рид на секунду прикрыл глаза, а затем потерялся в пространстве от того, что произошло.       Звон в ушах ощутился внезапно. Удар ладони андроида пришёлся на ушную раковину — пощёчина была сильной, мужской. Скула горела и ныла, Рид резко схватился за эпицентр боли, а игла выскочила из вены, с руки мелкой струйкой потекла кровь.       Коннор неуклюже-отчаянно вскочил, задев стойку с приборами. Раздался скрежет металлической поверхности.       Он стоял.       Чужой.       Навис холодной, безликой скалой, и лицо его было затенено бьющим в спину уличным светом.       Блеклое безликое лицо.       — Ты мразь, Гэвин Рид. Которая всегда делала и будет делать всё, что хочет, — участливо-заводским тоном, безэмоционально, чуждо. Модель RK800.       Рид ощутил, как его колотит. Это было уже невыносимо и переросло в паническую атаку, захотелось плакать. Внутри смешались боль, собственная озлобленность с непонятным чувством вины и ненавистью к себе. Истерика.       Он зажмурился и ссутулился сильно, пытаясь хоть как-то утихомирить эмоции, чтобы не зарыдать, и прикрыл ладонями лицо, больно растирая кожу.       Раздался мерный шаг, и тихо захлопнулась дверь.       Когда он открыл глаза — Коннора не было. Один только пиджак, так напоминающий форму "Киберлайф", остался висеть на спинке.       Ты трус, Гэвин Рид.