***
Что люди оставляют после своего ухода? Яркие вспышки памяти в сознании? Коннор был готов целовать упрямые губы днями, видеть глаза со скрытой горечью, но такие счастливые порой, полные настоящей, выжигающей жизни. Гэвин Рид согласился поменять лёгкие. Согласился вживить в себя часть «железок», чтобы видеть Коннора и любимого брата. Тело Гэвина Рида не приняло новые легкие. И Коннор мог поклясться, что Гэвин знал, что так и будет. В последние дни перед операцией он смотрел на него как в последний раз, улыбался, и все прижимал к себе ближе в объятьях, когда просыпался утром — точно знал, что ещё пару раз, и настанет последний.***
Людей вокруг обычной, ничем не отличающейся от прочих могилы было много. Они все что-то говорили, но Коннор не слушал, однако точно понимал, что Гэвин был бы счастлив. Элайджа не сказал ни слова. Казалось, он умер ровно наполовину, пусто глядя на любимое имя, вбитое в камень. Он улыбался порой — только сейчас андроид осознал, что эта оборонительная, нейтральная улыбка то и дело проскальзывала и у Гэвина. Интересно, кто кого научил? Ветер приятно касался грустных лиц, а совсем невдалеке, за деревом, спряталась хрупкая фигурка, то и дело откидывающая непослушные кудри с лица. Лицо девушки было полно светлой печали — она широко улыбалась, а по щекам катились горячие слёзы, слёзы самой огромной утраты. Господи, почему люди уходят?***
Когда пропал Коннор, ни у кого не возникло вопросов, что случилось. Он ушёл с Гэвином Ридом, и это само разумелось. Мутация генов, которая должна была убить, заставила жить — ярко, по-настоящему, со страданиями. Болезненное существование в конце концов превратилось в жизнь, полную самых разных эмоций, красивую печать в воспоминаниях других. Гэвин Рид был синим, упрямым, нелепым цветком. Но до ужаса прекрасным и незабываемым. Гэвин Рид был одинокой стихией. Коннор, теребивший в руках последний подарок, вопреки всему не положил цветок на могилу. Путь его лежал в тот сиреневый лес, где Гэвин сказал, что любит его. Что умрёт совсем скоро. Осенние цветки сирени выглядели странно, но цепляли взгляд. Вот где-то здесь, после общения с Бэккой на обратном пути Гэвин Рид неумело-глупо отломил соцветие и тыкнул им в Коннора. Сейчас Коннор вглядывался в лепестки, и ему казалось, что они в руках Гэвина, что Гэвин снова ему их подарит, как попало отломив. Закроет лицо смазанным жестом, отведёт взгляд и снова скажет что-то вроде «Я не гомосек». Коннор заплакал. Он обещал не делать этого Гэвину, но не собирался сдерживать ни одно своё обещание. Как и то, что сегодня он продолжит жить. Его путь должен был окончиться здесь. В Конноре было слишком много Гэвина. Он вдыхал его, не чувствуя ароматов, химические формулы были приятны потому, что это был Гэвин Рид — набор белков, жиров и углеводов, аминокислот и генов, собравшихся в буйном, неконтролируемом сочетании. Андроид уселся на скамейку под особенно большим кустом. Он неспешно потянулся к карману в попытке найти очень важную вещь. Руки неконтролируемо тряслись, это было сложно, но вскоре Коннор вытащил черную трубку. А затем и пакетик с дурью, совсем небольшой. На нем были нарисованы белые нелепые слоники, что так забавляли любимого человека. Андроид кинул сухие спирали в трубку. Сложнее всего было поднести зажигалку. И услышать этот щёлк, что так забавно выходил у Гэвина. «Задержи на три секунды». И выдохни. Раз. Два. Три. Люди, проходящие мимо, видели мирно сидящего юношу под сиреневым кустом. Он будто бы спал — в красивом блеклом тренче с таким расслабленным и безмятежным выражением лица, что кто-то подумал: он точно влюблён и во сне видит того самого, дорогого человека. Гэвина. Гэвина Рида.