***
Хруст костей эхом отдаётся в ушах, заставляя ненадолго замереть. А когда ты ломаешь кому-то кости, ты ломаешь у себя что-то в сердце? Стайлз судорожно вытирает влажной ладонью кровь, капающую из рассеченной губы. Кровь неприятным металлическим вкусом оседает на языке, заставляя поморщиться и пропустить удар. Обязательно на тренировках бить с такой силой? И обязательно ставить его с сильным противником из закрытого блока? Стайлз уходит от следующего удара в стороны, скользя по песку, насыпанному на этой арене. Глаза соперника мутные, поддёрнутые легкой невидящей дымкой. Он тяжело дышит, осматривая поломанные когти. Это он об других сломал их, да? Чудесно. Стайлз с сильным прогибом уворачивается от когтистой руки, оказываясь сбоку и вспарывая бок. Стилински чувствует, как его глаза дают мерное голубое свечение, и он боится, что, как и любой омега, здесь свихнётся, потеряет это мерное свечение. Потеряет, и вместо него будут неоновые вспышки и этими самыми вспышками в сознании будут мысли о том, как пропороть этот бок, достав до рёбер? Это не то что хочет Стайлз, а хочет он, на самом деле, немного. Хочет, чтобы его не травили в этом месте, желая увидеть, как он слетает с катушек и делает дыры в чьё-нибудь теле. Хочет, чтобы нынешний противник был хоть несколько ему равен. Хочет, чтобы на него сейчас откровенно не пялились из-за стекла, которое якобы не просвечивает, ага. Стилински чувствует прожигающий незнакомый взгляд и поворачивается приблизительно в ту сторону, где чьё-то присутствие ощущается сильнее и показывает средний палец. Ну да, он повторяется, что поделать. Он поворачивается к сопернику достаточно вовремя, чтобы успеть взглянуть в глаза, сейчас абсолютно мутные, словно выцветающие, будто чём-то он накачан. Хотя, почему будто? «Азапол» — мелькает догадка в голове, но поздно. Противник давящей грудой нависает сверху, заставляя упираться руками в разодранные плечи, облепленные мокрой, потной тканью, которая пропитана ненавистным запахом чертового азапола. Ну конечно, куда им до честной игры, гораздо проще заставить оборотня потерять рассудок специальными отравами. — Что б ты сдох, а, — Стайлз не может сдвинуть себя эту массу, которая раза в два больше, да и добавить к этому траву, что напитывает лёгкие вызывая внутри раздражение, а снаружи ненависть к блядскому учреждению «Imperium Immanitas».* Конечно, потерять контроль при клиенте, который естественно разочаруется, а потом у них будет повод отправить его в закрытый блок. Хер вам. Забыли, что у Стайлза все через одно место? Вот и сейчас вместо должного помутнения рассудка — паническая атака. Стайлз зажмуривает глаза, успевая увидеть, как непонимающе на него смотрит соперник и отползает в сторону, скуля. Ведь он знает, что ему достанется от работников за несработанную схему, но он не виноват, что у Стилински такая реакция, но он все равно получит. Стайлз пытается вздохнуть, но чувствует насколько малы его лёгкие в этот момент, чувствует насколько тяжёл воздух вокруг, такой тяжелый, что сейчас оседает на полу, не имея возможности попасть в сокращающиеся легкие. А когда немного кислорода попадает внутрь, то становится хуже, ведь он впитывается в легкие, давая им расширится, а раз они больше, то и воздуха нужно больше, а этого им дать нет возможности. Где-то там, за собственной панической атакой он слышит незнакомый голос. Обладатель которого присаживается рядом, кладя горячие ладони на его щеки, и начинает говорить. Нет, разговаривать. Мужской голос ведёт беседу, задавая риторические вопросы, понимая, что у Стайлза нет возможности ответить. Он продолжает говорить, не смолкая, а Стилински концентрируется на этом голосе, от которого в голове мелькает странное сравнение голоса с ощущением бархата под пальцами. Постепенно паника отступает и омега начинает дышать ровнее, зрение фокусируется, и он видит очертания лица того, кто помог ему справиться с реакцией организма, которую Стайлз категорически ненавидел в себе. Он рассматривает правильные черты, легкие морщинки в уголках холодных глаз, светящихся пониманием. Начиная дышать глубже, парень с трудом переводит взгляд от сузившихся зрачков, тонущих во льдах радужки, и замечает тонкие губы и волевой подбородок, подёрнутый лёгкой щетиной, наверняка колючей… — Кто вы? — задаёт он вопрос, когда незнакомец удовлетворительно кивает и чужие руки соскальзывают с его щёк. — Возможно твой новый альфа, — отвечает коренастый мужчина и слегка светит алым цветом глаз с насмешливой ухмылкой на губах. — Мой альфа? — непонимающе переспрашивает Стилински, косясь на очертание фигуры возле двери. Пришелец прослеживает взгляд юноши и понимающе хмыкает. Понимая, что тот по какой-то неведомой Стайлзу причине знает, кто стоит у стены, парень постепенно осознаёт, что сейчас происходит. Несмотря на треклятый спарринг и паническую атаку, у него появилась прозрачная надежда на избавление от оков «Imperium Immanitas». И, чёрт возьми, он не имеет права на провал. Собрав всю свою волчью волю в кулак, Стилински поднялся на ноги и вновь окинул взглядом мужчину, назвавшегося «его возможным альфой». Хорошо скроенный чёрный костюм облегал тело, выгодно подчёркивая мощную фигуру… — Юноша, вы не в музее, чтобы любоваться, — усмехнулся альфа, лениво поднявшись на ноги и нарочитым движением оттряхнув свои брюки. — Чисто эстетический интерес, — растерянность от подобного заявления накрыла парня почище травы, которой был накачан его недавний соперник, но он все равно нашёл, что ответить и почти не соврал. — Знаю, — понимающе ухмыльнулся он, оттряхнув ещё и руку перед тем, как протянуть её для рукопожатия. —Питер Хейл. Омега озадаченно уставился на протянутую руку. Что-то тут было не так. При всём манерном виде, мужчины, в его глазах было что-то такое, что подсказывало волчонку об истинной природе стоящего перед ним альфы. Снобизм, вероятно наигран в виду того, что так требовало место. Огонёк лукавого интереса прятался где-то внутри этих глаз. В голове Стилински мелькнула идея, о которой он мог бы пожалеть, но риск — дело оправданное, если ты хочешь спастись. Облизнув зажившую губу, Стайлз быстро ухватил руку, потянул её на себя и, поднырнув под противника, попытался вспороть ткань пиджака и рубашки когтями. Раздался треск ткани и два испуганных вопля с разных сторон комнаты — соперник и сотрудник учреждения, виноватый во многих прегрешениях в отношении своих подопечных, инстинктивно кинулись к ним. Соперник понимал, что ему и без того достанется не мало, но если он спасёт альфу от спятившего омеги, тот может передумать и взять его в свою стаю. Сотрудник руководствовался лишь мыслью о том, чтобы убийство клиента не повесили на него. Однако, вмешательство вовсе не требовалось. Подсечённый за ноги, Стилински рухнул на колени с удивлённым вздохом, вырвавшимся из глотки, и поднял голову. Да, ему удалось вспороть ткань пиджака, который странными лоскутами свисал с широких плеч мужчины, но вот белая льняная ткань рубашки осталась нетронутой. Правая рука Питера легла на шею противника и выпущенные когти неприятно упирались в тонкую кожу. Сотрудник и соперник зависли в шоковом состоянии, боясь дёрнуться, считая, что альфа сейчас же прикончит нахалёнка. Сдерживая свои эмоции, Стайлз старался смотреть прямо в глаза Хейла, не выдавая своего страха, которым в открытую веяло от свидетелей происходящего. Чёртовы глаза мужчины неотрывно смотрели на омегу, непроизвольно вновь лизнувшего губу в том месте, где прежде была рана. Довольно усмехнувшись, альфа склонился над своей жертвой и с притворной заботой промолвил: — Нехорошо портить чужую одежду, — сверкнув алым проблеском, мужчина сжал руку, глубже впиваясь в кожу. Стайлз понимал, стоит ему двинуться и мужчина переломит ему основание черепа — перед его мысленным взором уже предстал собственный хладеющий труп с дорожками запёкшейся крови из носа и ушей и, возможно, вспоротым по средней линии живота телом. Не похоже, что эта парочка сбоку сможет удержать Питера. Хейл слегка кивнул, казалось собственным подтверждённым выводам, почувствовав, что омега действительно соображает — он словно читал все мысли парня в его карих глазах, так выгодно подчёркнутых ярким освещением комнаты. Стилински действительно был умным и уж тем более не был слабаком. Да, не без изъяна, но что-то в молодом человеке было такое, что заставило Питера вновь припомнить слова банши. Однако, оставлять подобный выпад без внимания точно не следует — Стайлз должен понять, что при весьма демократичных, в принципе, семейных взглядах на отношения внутри стаи, уважать альфу ему придётся. К сожалению, в подобной ситуации этого нужно добиться быстро и самым варварским методом. Продолжая улыбаться, Хейл с твёрдостью во взгляде поднёс левую руку в к лицу омеги, забавно раскрашенному родимыми пятнами, и совершенно невозмутимо, медленно вонзил коготь большого пальца в тонкую губу, вспоров её насквозь. Парень с трудом удержался от вскрика, но концы когтей, окольцовывающие его шею, излишне красноречиво напоминали, что надо терпеть. Зажмурившись, Стилински замер, попытавшись абстрагироваться от боли, прибегая к практикам, которые ему удавалось тайно и урывочно изучать. Когда альфа опустил свою руку, то Стайлз едва расслышал его самодовольный смешок и понял, что всё получилось. Вот оно — Хейл почувствовал, как его собственная губа начала ныть ровно в том же месте, которое он терзал у волчонка. Питер догадывался, что что-то в юном Стилински не так просто, и его предположение оказалось верно — мальчишка умел что-то ещё, он не просто оборотень. Облизнув свою целую губу, пульсирующую фантомной болью, Питер выпустил парня из опасного захвата и рывком за плечи поднял на ноги. Альфа перевёл взгляд на сотрудника. — Я буду тренировать его, — Удивление, вспыхнувшее в глазах мужчины, вызвало у клиента снисходительную усмешку. — Готовьте документы. Через неделю этот юнец отправится в мою стаю.***
Пять дней усиленных тренировок прошли довольно напряжённо, и Стилински удалось продемонстрировать новому альфе свой потенциал. С нестираемой усмешкой на губах Питер нещадно гонял юного омегу, заставляя не просто сражаться, но и решать при этом стратегические, логические и даже математические задачи. От возмущений по этому поводу Стайлзу пришлось воздержаться, хотя природная острота языка так и рвалась наружу. Несмотря на внешнюю грубость и ожесточение происходящего, внутренне парень осознавал, что всё это занавес — пыль, пускаемая альфой в глаза работникам центра, только для того, чтобы получить возможность забрать его с собой. Такие уж правила в этом филиала ада на земле. Стайлз убедился в своих подозрениях на пятую ночь. Альфа временно жил при центре в соседней комнате. Юноша не мог не отметить тот факт, что в крыле, где они временно проживали, обращение с «товаром» было откровенно иным. Клиент, вероятно, мог делать всё, что взбредёт ему в голову. К счастью для Стайлза, у Питера явно была голова на плечах, несмотря на кровавое представление, разыгранное при знакомстве. Вечером того же дня, когда тот вернулся с вещами и заселился, омега извинился за испорченную вещь. Хейл же лишь улыбнулся ему уголками губ и заметил, что Стилински уже отплатил за проступок кровью. После пятой тренировки юноша оказался настолько вымотан, что ему хватило сил только на то, чтобы упасть в свою постель и закрыть глаза. Он мечтал о том, чтобы хорошенько отдохнуть и ещё раз получить одобрение со стороны Питера, который несомненно нравился ему всё больше. Где-то в глубине души юноша понимал, что в сравнении со всеми, кто держал его тут столько времени, Хейл может показаться чуть ли не святым: твёрдая рука, холодный рассудок, врождённые харизма и обаяние. Стайлз сам не понял, как оказался в холодной, разрывающей лёгкие темноте. Сонный разум был не в состоянии осознать паническая ли это атака или банальный кошмар, который, казалось, отступил прочь с появлением в жизни молодого человека надежды на лучшее. Просто настала тьма. Её гулкую тишину внезапно разрывает оглушительный вопль, прерываемый грозным рычанием. Натруженные мышцы разрываются от переполняющей их силы, а в голове набатом стучит единственная мысль: «Убей! Убей! Убей!». По напряжённым рукам стекает что-то горячее, густое и липкое. В нос ударяет запах железа, срывающий последние ограничители. Бешенная работа клыков и когтей превращает всё вокруг в кровавое месиво, ещё тёплое, но уже не кричащее, а навеки смолкшее. Он трясёт головой, смаргивая кровь, начинает тереть глаза и лицо, размазывая саму жизнь по себе, отчаянно надеясь избавиться от неё, но кровь словно проникает внутрь его пор, насыщая оборотня чужой болью, страхом и гневом. Заливаясь слезами ужаса парень подскакивает на постели, крича на всю мощь своих лёгких и тут же слышит тот же самый голос, что не так давно вывел его из панического состояния. Крепкие мужские руки перехватили его поперек груди и плотно прижали к литым натренированным мышцам. — Тш-ш-ш… Всё хорошо. Всё хорошо, Стайлз. Вскоре оборотень приходит в себя и, повернув голову, поднимает взгляд на мужчину. От него пахнет стыдом и смущением, Стилински боится увидеть в глазах альфы презрение, злобную насмешку, признание слабости и несостоятельности своего выбора. Однако, в глазах Питера нет ничего кроме понимания и едва скрытой заботы. Хейл продолжает говорить что-то успокаивающее и закутывает волчонка в одеяло. Совершенно спокойно дождавшись, когда тот заснёт, Питер возвращается в свою комнату и, устроившись на постели, рассматривает потолок, пытаясь понять, что могло так сильно напугать этого задорного парнишку и как долго это продолжается.***
Вечером седьмого дня Стайлз закидывает на плечи сумку со своими скромными пожитками и с непривычной робостью следует за своим новым альфой. Теперь по закону Стайлз Стилински являлся бетой Питера Хейла и входил в его стаю. Находясь в состоянии лёгкой потерянности, парень вышел из учреждения, видя как солнце садится за горизонтом. Глубоко вздохнув, Стилински закинул сумку на заднее сидение приличного автомобиля и понял, что воздух показался ему слаще. Постепенно до него начало доходить, что он теперь свободен от привычной жизни. Теперь этот странный альфа всегда будет рядом, а где-то там есть дом, в котором он теперь будет жить и познакомится со своей новой «семьёй», как называл свою стаю Питер. Вздохнув ещё раз, Стайлз расправил плечи под заинтересованный взгляд Хейла и, обернувшись на здание, прокричал, показывая учреждению оба средних пальца: — ИДИТЕ НАХЕР, ЧЕРТОВЫ УБЛЮДКИ! Я СВОБОДЕН! Довольный собой, оборотень плюхнулся на переднее сидение машины под тихий, такой чарующий, смех Питера.