Твой менеджер

— О, Сокджин, ты уже вернулся. Рановато, — Тэхён отрывается от формата и смотрит на своего дядю, который разувается, снимает пальто и проходит в зал. Там его племянник сидит за новым проектом, заданным в университете. — Как день прошёл? Как очередной разбитый, намалёванный мальчик или какая-нибудь никем не принятая девочка? Кстати, я даже был удивлён, что ты оставил своё место в клинике ради твоей нелюбимой работы. Ты же так поглощён душевными речами своих клиентов, что забываешь обо всём на свете. Даже о собственном племяннике, умирающем в одиночестве и в голоде, — Сокджин сдерживает себя, чтобы не закатить глаза. — В чём причина? С кем ты там работаешь? Может, это Сынхе, неожиданно решившая податься в звёзды? Или там же работает твоя бывшая жена, с которой ты вдруг захотел всё возобновить? А что если- — Тэхён, ради святого, прекрати задавать так много вопросов после моего долгого рабочего дня, — Сокджин драматично вздыхает, усаживаясь на диван и краем глаза рассматривая тэхёнов проект какого-то здания. — Мой старый знакомый попросил помочь его другу с трудными жизненными обстоятельствами. — Это Юнги? У которого ещё лицо постоянно недовольное? Я помню его, — задумываясь, отвечает Тэхён. Ответом служит утвердительное хмыканье. Сокджин понятия не имеет, почему племянник первым делом подумал именно о Юнги. Они с ним не близки, чтобы называться даже приятелями. Может, Тэхён думает, что у его дяди больше нет никаких знакомых и друзей? Что же, это огорчает. — Какие у этого ворчуна могут быть друзья среди знаменитостей? — вопрос остаётся без ответа.       Сокджин разглядывает тарелку с недоеденной гречкой, стоящую на нижней полке столика. Ему стоит отругать Тэхёна за бестолковость и то, что он каждый раз не в состоянии убрать за собой. Телевизор включен в беззвучном режиме. Эта привычка Тэхёна — работать с мельканием на экране в качестве заднего плана — когда-нибудь лишит последних денег, которые благополучно будут потрачены на оплату счетов электроэнергии. Сокджин берёт лежащий рядом пульт и выключает. В ответ слышится недовольный возглас. Пульт оказывается спрятанным куда-то под диванные подушки.       Он рассматривает уже привычный беспорядок. Когда Тэхён работает над заданиями, такой бардак сохраняется на неделю точно. По залу разбросаны клочки смятой и рваной бумаги. Вдобавок к крошкам ластика на полу валяются остатки подстроганного карандаша. На столе размазан грифель. Сам стол завален разными книжками, предметами графики, линейками разных размеров и форм. Сокджин удерживает себя от второго драматичного вздоха. Тэхёну стоит заниматься своими проектами в собственной комнате, потому что он точно не будет убирать за ним снова. — Ты не хочешь делать свои проекты в более удобной обстановке? На мой взгляд, журнальный стол подходит для этого меньше всего, — едва заметная строгость слышится в голосе.       Сокджин терпеть не может беспорядок. Тем более в собственной квартире, которая по возвращению с работы обычно остаётся убранной. А не обычно в ней проживает Тэхён, устраивающий эти самые беспорядки. — Может быть, потом, — безразлично кидают ему в ответ, уходя с головой в работу.       Сокджин встаёт с дивана и начинает снимать с себя рубашку, которую аккуратно вешает на гладильную доску, стоящую рядом с окном. Его взгляд цепляется за лежащие на комоде письма из налоговой и страховой, оповещающие о том, что месяц подходит к концу и уже пора оплачивать счета. Сокджин хвалит себя за уплату коммунальных услуг в начале месяца, иначе бы сейчас пришлось выплачивать в два раза больше. Не то чтобы у него недостаточно денег, наоборот хватает на все нужды и счета, просто привычку быть экономным и расчётливым уже так просто не выведешь. Рядом разбросаны различные скидочные купоны, буклеты и карты. У половины срок действия уже истёк. Стоит выкинуть, да руки всё не доходят. Нужно будет попросить Тэхёна разгрести этот завал. Хоть какая-то польза от его проживания.       Теперь ему нужно будет быстро перекусить и заняться новыми бумагами, подложенными агентством в качестве награды за вступление на должность. Плюс идёт нагрузка от Намджуна, который благополучно делает из себя помойное ведро. Сокджин должен подумать над зависимостью своего подопечного. Справится ли он с этим в одиночку или стоит сдать его агентству? Было бы правильнее доложить обо всём, но Юнги просил по возможности без лишних глаз, ушей и мозгов. «Если они сдадут его в стационар, то я взорву это чёртово агентство, — цитирует Сокджин у себя в голове не своим голосом». Интересно, чем вызвана такая реакция. — Так ты расскажешь, кто на этот раз стал твоим негласным пациентом? Или это секрет? — вновь расспрашивает Тэхён, вместе с тем чертя какую-то линию. Сокджин снимает брюки, вешает их туда же, куда и рубашку, затем надевает растянутую майку и домашние шорты. Да уж какой это секрет. Секретом была бы сокджинова девушка, потому что прознай о ней Тэхён, ему пришлось бы попрощаться со своим личным пространством. — Ким Намджун, — безразлично отвечает он. Чужие округлённые глаза смотрят на Сокджина. Теперь тэхёнов проект забыт. — Погоди, погоди. Тот самый Ким Намджун? Который Арэм? Который мировая звезда? Который пишет агрессивный рэп, смешивая в текстах все важные проблемы нашего общества и полный разнос хейтеров? — он переводит дыхание. Сокджин кивает. — Охренеть! Подожди, этот ворчун Юнги его друг?! Вы скрывали это от меня?! Как вы оба могли меня не познакомить с этим человеком?! Это же Арэм! Арэм! Он великолепен! И что с ним может быть не так?!       Очередное подтверждение сокджиновых слов, сказанных сегодня Намджуну. Все они идеализированы. Никто не видит их настоящих. Что с ним может быть не так? Тэхён понятия не имеет и не должен иметь. Это не для его болтливого рта и поклоняющегося кумиру миллионов разума. Пожалуй, Сокджин согласится с тем, что пусть люди видят в них идеалов, чем разрушенных карьерой людей, которые на самом деле никакие не идеалы. Потому что никто не хочет разочароваться в том, что твои кумиры оказались обычными людьми, а не какими-то пластмассовыми куклами, которые должны нести радость в их жизни, но никак не очередные проблемы.       Все эти айдолы как артисты цирка. Почему? Потому что клоуны тоже веселят людей, когда на деле их разрывает от боли, скрывающейся под вечной улыбкой. — Уж это точно не твоё дело, что с ним не так. Будь добр убрать за собой всё это, когда закончишь, — Сокджин жестом указывает на скомканные бумажки и уходит на кухню за поздним ужином.       Дверца холодильника хлопает, после того как оттуда вытаскивают сыр и хлеб. Он достаёт тарелку с верхних полок, ножик из ящика и пакетик чая из коробки на подоконнике. Сокджин на скорую руку нарезает все ингредиенты. На приготовление такого элементарного блюда не нужно быть максимально аккуратным и заморачиваться на том, ровно ли ты отрезал кусок хлеба. Сыр он режет точно так же. На тарелке лежат три куска хлеба с сыром, рядом стоит кружка чая. Приятный запах бергамота заставляет на секунду прикрыть в наслаждении глаза.       Только Сокджин собирается пройти с этим в свою комнату, как Тэхён появляется на кухне, загораживая собой проход. Хорошо, Сокджин может поесть здесь. Рядом с ним по кафелю скрепит второй стул, за который садится Тэхён, внимательно наблюдая за сокджиновой трапезой. — Может, тебе вернуться к Сынхе? — из-за столько неожиданного предложения Сокджин даже прекращает пережёвывать бутерброд и с непониманием смотрит на племянника. Тот сразу же пытается объясниться: — Ну, я имею в виду, когда вы были вместе, ты хотя бы питался нормально и не заваливал себя работой. И всё в этом духе. Ведёшь себя как настоящий холостяк, — Тэхён смолкает на несколько секунд. Сокджин всё ещё внимательно на него смотрит. — Что ты на меня так смотришь? Не смотри! Вы были классной парой. Она вся такая из себя любящая, строгая девушка, а ты весь такой… Ну, такой! — Тэхён размахивает руками, пытаясь объяснить свои мысли хотя бы жестами. Сейчас Сокджину не удаётся сдержать вздоха. Он продолжает есть дальше. — Тэхён, прошло два месяца с нашего расставания. О каком возобновлении отношений вообще может идти речь? Не неси ерунды. И последним делом я хочу слышать любовные наставления от собственного племянника. Если не хочешь жить у отца, то не поднимай эту тему вообще, — Тэхён смолкает, угрюмо смотря в стол. В последний раз он настаивал на том, чтобы Сокджин вернулся к бывшей жене, аргументируя это тем же, чем и сейчас. Где только этот ребёнок увидел в нём настоящего холостяка? Ему просто некогда нормально питаться, чуть больше отдыхать, и он в состояние гладить себе вещи сам, стирать их и… Ладно, может быть, Сокджин совсем чуть-чуть холостяк. Он доедает второй бутерброд, запивая его чаем. — Ты звонил матери? — после затянувшейся тишины начинает он, тем самым заставляя Тэхён вздрогнуть. — Звонил, — всякая радость отсутствует в голосе. Сокджин уверен, что дело отнюдь не в его выговоре. — Она ещё не вернулась, потому что в командировке. Болтается где-то в Штатах вторую неделю. Бесит. Всегда так было. Как что-то нужно перевезти или починить, так сразу: «Тэхённи, дорогой, помоги маме. Ты же хороший мальчик у меня». А как я прошу, так всё: «Извини, Тэ, но я улетаю. Рейс через два часа», — пискляво передразнивает племянник.       Сокджину забавно слушать такое о собственной старшей сестре, с которой жил всю жизнь. Сестра на самом деле хорошая, просто развод с мужем плохо влияет на неё. Вот и загружает себя максимально по работе. Командировки, задержки на работе допоздна, дополнительные обязанности и прочие вещи, не позволяющие думать о том, что внутри. Правда, из-за такой равнодушности к себе она неосознанно губит собственного сына.       Этот способ побега от себя, видимо, семейное. Старшая сестра, сам Сокджин в юношеские годы, их отец лечатся таким лекарством. Кроме миссис Ким, их с сестрой матери, которая была простой женщиной и не видела ничего хорошего в таком лечении. Поэтому и ушла от них рано, не выдержав этой тяжёлой атмосферы. Теперь они втроём, двое из которых потоптаны жизнью, и третий, наконец выбравшийся из общей семейной ямы. Сокджин думал об этом: брак отца неудачный, собственный коту под хвост, а теперь ещё и сестра оказалась в этом же. Проклятие ли это или просто глупость, он не знает. Эту тайну раскрыть не по силам. Сколько бы он не пытался.       Тэхён же живёт у него, когда мать не дома. С отцом он категорически отказывается оставаться, называя его виновником всех бед. Фактически в этом есть правда, только слишком категоричная, преувеличенная и прошедшая через призму боли. Ему тяжело переносить развод. Как детям может быть не тяжело, когда они видели в семье только хорошее, а тут вдруг пришла разруха. «Почему, если всё было хорошо?» — спрашивают они у себя. Тэхён тоже спрашивал и у себя, и у матери, и у Сокджина.       Он бы сказал, что это результат не просвещения собственных детей, уже более зрелых, в дела родителей. Этих бедняг привыкли сохранять в сладкой, ребяческой лжи, которая охраняла их покой. Родители порой круглые идиоты, потому что боятся вытащить своё чадо из этой услады, губящей сознание в сто раз больше, чем правда.       Иногда Сокджин жалеет, что так и не смог положить начало собственному чуду, но другая сторона, рациональная, говорит иначе. Родился бы ребёнок у него с Чживон, они бы начали делить его. Хуже было бы только ему, не родителям, которые оказались не в состоянии сохранить семью. — Расскажи о Намджуне, — просьба вырывает из раздумий. Сокджин ставит наполовину полную чашку на стол и бросает на Тэхёна внимательный взгляд. — Ну, просто, какой он? В жизни, в смысле. Я же не идиот, понимаю, что люди на сцене не на все сто являются собой… — Сокджин хмыкает. Действительно. — А каким ты себе его представляешь? — Тэхён задумывается, убирая свою отросшую чёлку. — Эм… Возможно, добрым, отзывчивым. Ну, то есть, если к нему будут относиться хорошо, то и он будет таким же в ответ, — Тэхён прикладывает пальцы к подбородку и слегка постукивает ими. — Наверное, он человек, который не может скрывать свои эмоции, только при особых ситуациях берёт над чувствами полный контроль… Ах, это сложно! Я не могу описать конкретные черты! Но почему-то мне кажется, что он прошёл большие трудности, раз его музыка так помогает многим людям. Вся его злость на общество, политику, всё его недовольство и все его призывы действовать очень сильно помогли мне и другим. Когда я зол, раздражён или устал, я слушаю музыку Арэма и мне становится легче, потому что он такой же, как и я, в своих текстах. Иногда просто достаточно понять, что ты не одинок в собственных мыслях и чувствах, — он смолкает, вновь задумываясь непонятно над чем. Что же, всё было ожидаемо, помимо последнего пункта. Сокджин удивлён, что Намджун ещё в состоянии выразить понимание и оказать своего рода поддержку. — Мои слова имеют место быть? — Плюс-минус, — Сокджин встаёт со стула, относит тарелку и чашку в раковину, принимаясь их мыть.       Конечно же, пока Сокджин не может точно говорить есть ли в Намджуне хоть капля из описанного Тэхёном. Есть ли в нём эти слова простого, почти не тронутого жизнью человека. Почему-то ему тоже кажется, что он самый простой парень, только запутавшийся в себе. В нём нет этого звёздного синдрома, формирующегося у обретающих популярность артистов. Некая высокомерность по отношению к людям проскальзывает, но не на постоянной основе. Согласитесь, все мы хотим порой чувствовать себя чем-то большим, чем мы являемся, оттого иногда и ведём себя чересчур гордо. Но это не делает нас плохими людьми. Сокджин считает, что Намджуна сделало плохим в глазах, например, того же Юнги его внутренняя боль, которая играет с ним в одностороннюю игру.       Она заставляет плевать на себя, на близких, на жизнь. Шепчет тёмные желания, заглушающие себя настоящего. Юнги сказал, что прошло много времени с тех пор, как он и Намджун говорили по душам. Последний раз это было во времена первого намджунового скандала (Сокджин слышал мельком об этом скандале ещё тогда, но не стал придавать ему значения, уж никогда не предполагал, что будет работать с самим Ким Намджуном). Вот из этого и выливается непонимание. Намджун не может заставить говорить, выставляя себя эгоистичным ублюдком, ещё и посмевшего впасть в какую-то там депрессию. Только кому от этих недомолвок легче? Боль, разочарование начинают пожирать не одного, а всех, замешанных в этом.       Пожалуй, единственное и самое неоспоримое, что усвоил для себя Сокджин за всю свою жизнь — если есть человек, даже один, готовый выслушать, нужно использовать его по максимуму. Не строить каких-то надуманных стен и оборонительных крепостей, а просто-напросто рассказать.       Сокджину неизвестно по каким причинам зародилось это недоверие к окружающим. Хотя догадки всё-таки есть. Юнги, лучший друг, как оказалось тоже не в курсе. Однако, когда тот начал строить свои предположения, выдвигать теории, Сокджин остановил его. Если и узнать о Намджуне, то только от самого Намджуна. Третье лицо рассказывает своё видение, а не видение нуждающегося в помощи. Никогда не нужно слушать друзей, родителей, просто близких людей. Они не скажут что там, в душе, у человека. Всё, что им доступно, это лишь верхушка айсберга.       Иногда такие рассказчики считают себя правыми и думают, что знают человека лучше него самого. Глупость и туфта. Сокджин всегда работает только напрямую с первым лицом. А когда третье лицо пытается вмешаться, их уход провоцируется простой фразой: «Вам тоже нужна клиническая помощь? Тогда запишитесь на приём у стойки возле входа или выхода, как Вам угодно».       Сухая чашка стоит на раковине, поблёскивая на свете ламп, тарелка в холодильнике с последним надкусанным бутербродом. Вода стихает. Джин вытирает руки полотенцем и разворачивается спиной к раковине, немного опираясь на неё. На кухне только он. Тэхён, по всей видимости, ушёл дальше заниматься проектом. Тихими шагами он направляется к окну. Типичная вечерняя трапеза, перед тем как опустить жалюзи. Сокджин смотрит в окно, где ярко светятся фонари и неоновые вывески магазинов; свет фар то появляется, то исчезает; деревья загибаются от сильного ветра и несколько человек как можно сильнее натягивают на себя капюшоны, пытаясь обезопаситься. Откуда-то издалека слышен лай собак и крики молодых людей. На небе не видно ни луны, ни звёзд. Полнейшая темнота. Последняя неделя дождей началась.       У Сокджина всё ещё перед глазами растерянное и полное тоски лицо Намджуна.

***

      Сегодня его менеджер ещё и личный водитель, у которого оказалась довольно крутая тачка. Это так, к слову.       Намджун опирается головой на подставленную руку и смотрит в окно, на котором множество капель дождя, разбившихся с шумом о стекло. Видно абсолютно ничего. Погода решила отыграться за те последние тёплые октябрьские деньки. Может оно и к лучшему. Хотя бы под настроение. Он пальцами вырисовывает на запотевшем стекле «Maybe, I'm lonely» и тут же ладонью стирает надпись.       Тело откидывается на сиденье, Намджун смотрит на двигающиеся туда-сюда дворники автомобиля. Его взгляд скользит к брелку-ароматизатору, который висит на зеркале. Из-за этой оранжевой болтающейся хрени в салоне присутствует отвратительный аромат апельсина. Запах до дури насыщенный и вызывает лёгкую тошноту. Ладонями от холода потирает предплечья сквозь тонкую ткань куртки. Намджун наобум тыкает кнопки на панели управления, надеясь увеличить температуру обогрева. Спустя несколько секунд становится тепло и холод уже отпускает.       По радио транслируется какое-то утреннее шоу. Одно из тех, которые Намджун посещал во времена дебюта. Пару раз на таких шоу его пытались высмеять и всячески задеть. Когда однажды его и его музыку напрямую оскорбили, это стало последней каплей. С тех пор он больше не появляется ни на одном корейском радио. Всё, что получают новички на таких развлекательных программах, это порцию насмешек, упрёков и пренебрежительного отношения. Конечно, оно незаметно, и замечают только сами артисты.       В голове всплывает то самое последнее шоу. — Намджун, ты только новичок в сольной деятельности. Как известно, большинство стремится дебютировать с группой. Как ты думаешь, с чем это связано? — эхом отдаётся в голове сначала добрый и звонкий голос ведущей. — Думаю, артисты не уверены, что готовы справляться с такой нагрузкой в одиночку. Ведь, когда у тебя есть команда, люди, которые поддерживают, готовые брать под руки и помогать вставать, становится чуть легче. Но, будучи соло-певцом или рэпером, ты остаёшься один на один с самим собой. Из-за этого труднее двигаться, — Намджун заканчивает, поднимая взгляд на ведущую и тут же легко улыбаясь ей. Однако в ответ получает насмешливую ухмылку (да, он и сам сейчас знает, что наивностью так и прёт). — А ты уверен в себе, Намджун? Сможешь двигаться в одиночку? Твоя музыка непопулярна среди слушателей. О тебе мало кто знает. В твоём агентстве есть множество артистов известнее тебя. Думаешь, они из последних сил будут продвигать ещё одного новичка? В большинстве случаев о таких, как ты, быстро забывают, — голос полный язвы, резкости и грубости почему-то до сих пор пробирает до самых костей, заставляя оглядываться назад. Он лишь натянуто улыбается, так, что глаза превращаются в щёлочки, а на щеках выступают ямочки. — Тогда это тот самый случай, не входящий в большинство, — он бросил вызов не только этой нахальной девушке, но и всем, кто слушал прямой эфир.       Ну что же, ты поставил её и остальных на место. Толку только от этого?       Сейчас он полностью не в состоянии двигаться в одиночку и в принципе двигаться. Посмотрите на него: задыхающийся от нехватки наркотиков, убивающий себя изнутри и с отсутствием желания делать хотя бы что-то. Как можно двигаться с таким набором? Абсолютно никак.       У него нет сил снова бросать вызовов обществу и что-то доказывать. Доказывать, какой он всемогущий, что он не из помойного ведра и что знает себе цену. Без разницы что. Иногда ему кажется, что всё уже доказано, все дерзкие и многообещающие слова исполнены. Уже и плевать на мнение тех, кому до сих пор не смог угодить. «Всем не угодишь», — вот как думает теперь Намджун. Вроде бы оно и хорошо звучит, даже правильно, но что-то всё-таки в этом не так. Эта мысль, что ли, обездвиживает тебя?.. Теперь больше некуда идти. Край. Вперёд нельзя, тут только стена, на которой висит указатель с тупиком. Назад можно. Развернуться, и увидит огромное тёмное пространство, которое удалось пройти. Ради чего? Ради стены? Чего он добился этими своими успехами, идущими наперекор всем неверующим в него? Стоило доказательство обществу собственной важности?       Доказал им всем насколько силён и убедил себя насколько жалок. Поэтому, развернувшись, ступает назад, прочь от стены, возможно, уже даже теряя всё, что успел обрести. — О чём думаете? — Намджун поворачивает голову на голос.       Сокджин садится в салон, взлохмачивая волосы и таким образом избавляя их от влаги. Затем он начинает их укладывать в привычную причёску. При виде него у Намджуна замирает внутри абсолютно всё. Это пугает до чёртиков. Это пугает уже неделю. Он смотрит на Сокджина, который убирает зеркало, пристёгивается, переставляет рычаг и начинает поворачивать руль. От него исходит столько уверенности в себе и своих действиях, что любой позавидует. И все его движения даже при вождении плавные, размеренные… И это его пальто невероятно смотрится на нём. Так хорошо обтягивает широкие плечи. Намджун быстро моргает и отворачивается. У него, кажется, что-то спросили. — О своём последнем интервью на радио. — Слышал, что вы отказываетесь от любого приглашения на подобного рода интервью. Отчего же? — Потому что на последнем своём интервью меня хорошенько обосрали, назвав никчёмным новичком одиночкой, — Сокджин на секунду оборачивается на парня. Намджун смотрит в ответ и продолжает смотреть даже тогда, когда он отворачивается. — Рассержены?       «Я хочу поцеловать твои губы уже блядскую неделю, но не имею никакой возможности. Как ты думаешь, рассержен ли я?» — думает Намджун, пожирая глазами те самые мягкие на вид, наверняка и на ощупь, губы. Он с силой заставляет себя оторваться от них и посмотреть куда угодно, только не на Сокджина. — Не сейчас, — он пожимает плечами. — Когда я услышал это, меня заполнила злость. Такая, что самому стало страшно. И в тот момент мне захотелось поставить эту выскочку на место. Сказать ей, какая она дура, и остальным, что они даже не подозревают, насколько ошибаются, игнорируя меня, — Намджун замечает — они едут не по привычному маршруту, по которому ездят с Юнги до агентства. — Почему мы едем этой дорогой? — Почему нет? Не любите разбавлять рутину хотя бы такими мелочами?       Откуда Намджуну знать? Он никогда не пробовал. Возможно, зря. — Я не рассержен сейчас, потому что мне плевать, что скажут обо мне, что подумают, как посмотрят или как оценят мои песни. Наверняка, ты скажешь что-то по типу: «Это правильно, потому что не должно волновать мнение окружающих». В таком духе говорят психологи. Знаю, бывал однажды, — Сокджин хмыкает.       Бывал, значит. Прошлое Намджуна интересует больше и больше. А знать его хочется абсолютно всего. Последний человеком, нашедшим способ пробудить неподдельный интерес, была бывшая, Сынхе, с которой он расстался два месяца, пятнадцать дней и — взгляд незаметно опускается на циферблат — семнадцать часов назад. Она также была его пациенткой. Это был очень непрофессиональный и очень глупый поступок. Ошибка длиною в два с половиной года. Однако всё идёт опять в ту же сторону. Чем это вызвано? Сокджин понятия не имеет. Может быть, Намджун напоминает ему Сынхе? — Но для меня, — продолжает он после затянувшейся паузы. — Это неправильно. Оно толкало меня на новые действия. А из-за того что я не вижу причин кому-то что-то доказывать, стою на месте. Не знаю, есть ли ответ, почему так происходит. Кто мне его даст. Подожди, дай угадаю, я должен сам найти ответы на все мои вопросы. Но что делать, если не получается? Не получается элементарно найти ответ. Хотя бы на вопрос «Почему я стал дерьмом?»       Страшно. Страшно всё это говорить. Сердце колотится бешено. От нервов руки в карманах куртки снова раздирают кожу на ладонях. Но отчего-то хочется сказать свои давно накопившиеся мысли, которые некому было рассказать, которые не изложить в лирики. И пускай это будет Сокджин. По неведомо какой причине Намджун хочет ему открыться. — Я скучаю по старому себе. Когда мне хотелось идти наперекор всем, когда готов был грызть глотки, когда рвал и метал за свои альбомы, за уважение к себе, за то, чтобы доказать, что я могу быть лучше. Сейчас ничего из этого я не хочу делать. И мне пиздецки тоскливо по старому себе. Я сержусь и раздражаюсь из-за пустяков, но не из-за того, из-за чего должен.       Сокджин тормозит. Пробка. Взгляд Намджуна перемещается с него на впередистоящие автомобили, но ничего не происходит. Мир не кажется ужасно несправедливым, жизнь не становится в разы хуже, и умирать прямо на месте тоже не хочется, как это было всё остальное время. Когда он с Юнги попадал в час пик, Намджун молился как можно больше, чтобы всё рассосалось быстрее, потому что в последнее время невыносимо проводить время наедине с ним. Однако сейчас всё наоборот. Пускай они застрянут здесь хоть на полчаса, хоть на два, потому что с Сокджином, который смотрит только вперёд, чуть прищуриваясь. Он молчит. Намджуна это беспокоит. Вдруг его всё-таки осудят или вовсе промолчат. Не может же Ким Сокджин быть всегда таким понимающим. — Отвечали ли вы себе на вопрос «Стоили мои доказательства всего этого»? — Намджун вздрагивает, когда Сокджин неожиданно заговаривает, когда поворачивается к нему и когда смотрит на него очень внимательно, словно пытаясь уловить каждую деталь, как и сам Намджун. — Кому вы что доказали? Вы доказали людям, но не доказали себе. Не спросили себя, чего хотите вы. Со злости метнулись не на ту дорогу. В итоге пошли наперекор всем, в том числе и себе. Думаю, если бы вы спросили собственное «я», вы никогда и не шли бы что-то доказывать людям. Конечно же, оно того не стоило. Потому что сейчас вы не знаете, чего хотите из-за всех этих громких высказываний по типу «я ещё докажу вам». Отхапали массовое признание и уважение, кучу наград и денег, но забыли про совсем маленького себя на фоне всего этого пышного и грандиозного. Если у нас нет самих себя, то никакие деньги, никакое чужое уважение не способны сделать нас круче и лучше.       Намджун переводит взгляд в пол. Вид у него пустой. Как он не понял всего этого сразу? Как он не понял, что это не его настоящие желания? Он же, на самом-то деле, и вправду ничего не доказал себе. Уверен ли он в своей славе и своём могуществе? Нет. Зато убедил остальных в этом. Почему ответ лежал на поверхности всё это время? Почему не в той глубине, в которой искал Намджун? Оказывается, всё так просто. — Хотите, скажу вам правду? — Сокджин облизывает сухие губы. — По большому счёту всем было плевать на вас. Общество потравит и забудет — одна из основных функций этого механизма. Вы для них были каплей в океане. Они каждый день травят, унижают, высмеивают подобных вам, что забывают об этом через несколько минут. Вы никому не были нужны, а уж тем более, ваши доказательства. Знаете, что я всегда говорю, когда у меня спрашивают, как пережить насмешки? «Вы подумайте, как бы пережили люди отсутствие насмешек над вами?» Все сразу удивляются моему вопросу, ведь ответ очевиден. Всем было бы плевать, что есть вы, что нет вас и этих насмешек. Так и вы наплюйте на тех, кто сквернословит в вашу сторону. Не тратьте время на таких людей, не уважающих вашу личность. Вот и всё.       Намджун трёт лицо ладонями, распрямляет спину и отворачивается к окну, подпирая рукой щёку. «Вот и всё», — эхом отдаётся в голове. Действительно, всё. Проще некуда, да, Ким Намджун, известный как Арэм и кумир миллионов? По лицу расплывается слабая усмешка над самим собой. Какой же он идиот на самом деле.       Где же ты был всё это время, Ким Сокджин? — Вообще, я голоден, — резко переключается он, застёгивая куртку и накидывая капюшон на голову. — С утра ничем не успел перекусить, живот ужасно урчит. Знаю я одно местечко, где меня не воспринимают как экспонат в музее. Прокатимся?       Сокджин понимает, что не поел Намджун вовсе не из-за отсутствия времени, но принимает его игру. — Введите здесь конечный путь, — Сокджин тыкает что-то на панели и указывает пальцем на строку ввода. — Терпеть не могу этот район, постоянно блуждаю в нём. Сколько раз здесь ездил, каждый раз терялся, — Намджун послушно вводит адрес излюбленного места и тут же отвечает: — Но всё равно поехал здесь, — отчего-то сказанное заставляет растянуться пухлые губы в глупой улыбке, даже едва заметные ямочки выступают на щеках впервые за долгое время. Сокджин поднимает уголки губ, однако это больше похоже на добрую ухмылку, нежели на улыбку. — Чего не сделаешь ради вас. Развеетесь, увидите что-то новое. Посмотрите на ту антикварную лавку. Интересно обделан вход, не думаете? Здесь не только она такая необычная, — Сокджин кивает головой в сторону входа той самой лавки, встроенной в дом. И вправду интересно. Но Намджуну это совершенно безразлично. В голове только одно.       Ради вас.

***

— У тебя всё нормально? — на том конце слышатся шуршание и чьи-то голоса. — Да, пока всё в норме, — рука почёсывает выбритый затылок, взгляд цепляется за буклет с подробным описанием акции. Сегодня скидка на какой-то макиато. Наверняка, что-то сладкое и липкое. Намджун предпочитает стандартное американо. — Твоё «пока» меня не очень устраивает, — намджунов тяжёлый вздох на это служит знаком, что лучше прекратить подобные реплики. — Ладно. Я верю тебе на слово, — «Ага, как же», — думает он. — Отношения с Сокджином всё ещё в норме? Ты не успел достать его или вывести из себя? После первой встречи с ним ты был в неплохом расположении духа. Что было удивительно. Среди твоего бубнежа смог расслышать даже что-то хорошее в его адрес. Знаешь ли, я был очень рад такому раскладу дел. Обычно ты только говорил, что это очередной безмозглый старпёр, которому лишь бы отхапать денег.       Намджун переводит взгляд на объект их разговора, который изучает ассортимент кофеина в этом заведении. Интересно, какой кофе предпочитает он? Может, что-то более горькое и крепкое. Он похож на того человека, который пьёт крепкие напитки. Солидные люди всегда предпочитают что-то строгое и сдержанное, верно?       Говоря про их отношения, то у них всё в норме, если не считать того, что Намджун медленно сходит с ума (хотя куда уж больше сходить). Почему? Потому что даже сокджиновы неровные пальцы, перелистывающие меню, выглядят как самая правильная вещь в этом мире. Губы слишком красиво блестят при хорошем освещении. Взгляд слишком пронзителен. Мысли слишком правильные и спасающие. Впервые за год с половиной Намджун почувствовал понимание. Весь его сумбур в душе просто взяли и изложили нужными словами. От этого что-то тёплое внутри начинает греть. «Намджун», — как сквозь вакуум доносится до ушей. — А, да. Всё в порядке, — он отводит взгляд в сторону, затем вовсе отворачивается. — Ты скоро вернёшься от матери? — Завтра. Ей уже лучше. К тому же, отец взял отгулы, чтобы ухаживать за ней. Соскучился? — шутливо вопрошают в динамике.       Блять, Юнги возвращается уже завтра. Это слишком быстро. С Сокджином он проведёт абсолютно весь день только сегодня. С завтрашнего дня они буду встречаться намного реже. Одного дня недостаточно. Это слишком мало. Катастрофически. Ему недостаточно только сегодняшнего разговора в машине. Как же хочется проговорить с ним до самой ночи. Намджун раздосадовано цокает, пытаясь унять обиду. Где-то на краю сознания болтается мысль, что Юнги определённо не заслуживает такого отношения. — Of course, — машинально срывается с языка. Недовольством так и плещет. Намджун прикусывает себе до боли язык, жмуря с силой глаза. Ну почему он не может держать себя в руках? Теперь Юнги точно понял. Перед глазами всплывает картина, стоящего возле окна и облокотившегося на подоконник блондина с телефоном в руках и застывшей, слабой улыбкой на лице. Намджун переходит на английский только в двух случаях: когда зол и когда сильно расстроен. И Юнги об этом прекрасно знает. — Это хорошо. Рад, что у тебя всё складывается с новым менеджером, — намного тише, чем несколько секунд назад, произносит он. — Надеюсь, к завтрашнему дню ты не успеешь накосячить, — нервный смешок. — Ладно, тут мама зовёт, пока. — Передай ей скорого выздоровления, — а это уже предназначается сброшенному звонку. — Ну какой же ты придурок, Намджун, — с губ срывается приглушённый стон безысходности.       Когда он возвращается к столику, им уже принесли два кофе и заодно кожаную книжку с чеком. Судя по всему, Сокджин не будет больше ничего брать. Намджуну в рот ничего не лезет уже как дня два. Отлично, денег тратить меньше. Он садится напротив и сразу же берёт в руки чашку, отпивая. На намджуновы резкие движения реагируют укоризненным взглядом, на что он старается не обращать внимания.       Намджун отворачивается к окну, занавешенному гирляндами. Снаружи ходят люди, ездят машины и течёт жизнь. А по другую сторону сидит Ким Намджун, который мудак по жизни и который не ценит людей. Откуда-то из недр поднимается злость на самого себя. Хочется разбить об стену чашку с кофе, перевернуть стол, после спрыгнуть с моста в Хан. Точнее съехать на машине. Лучше на ней. Шансов выжить меньше. Запутается в ремне безопасности, а даже если и выпутается, то дверь не откроет точно. Тогда он начнёт терять сознание и- — Сказали, что голодны, но заказали только кофе, — Сокджин смотрит на него, немного нахмурив брови. С чего бы вдруг ему хмурить брови? Разве Намджун так подозрительно выглядит? — Я соврал, — сдаётся он без попыток сопротивления. — Я просто не хотел ехать в агентство и начинать работать, — по взгляду напротив видно, что вот эту ложь распознали. Что же, он и не пытается как-то сильно скрывать её. Пускай Сокджин уже читает его как раскрытую книгу, так будет проще для всех. — Как Юнги? — Получил свою сегодняшнюю порцию дерьма от меня, — после этих слов хмурость исчезает с чужого лица. Видимо, тот понял причину его раздражённости. Однако лицо становится немного озадаченным.       На телефон приходит уведомление с какаоток от контакта «jh». Намджун резко убирает телефон под стол, дабы сообщение не было неувиденным.

jh: твой заказ прибыл раньше времени. что будешь делать?

      Пока Сокджин взглядом прожигает в нём дыру, он размышляет над написанным, рассчитывая примерные дни с наибольшим свободным временем. Однако сразу же сдаётся. Всё-таки с Сокджином этого решить нормально не получится. Особенно когда он стучит своими пальцами по столу, будто ожидая чего-то от Намджуна.

me: я не могу сейчас говорить. давай решим позже jh: напиши мне вечером.

      Телефон оказывается в заднем кармане джинс. Взгляд Намджуна встречается с чужим, в котором абсолютно точно читаются упрёк и скептицизм. Сокджин хочет на него надавить. Он это понимает сразу, но глаза не отводит. Намджун будто пытается противостоять. В конце концов, он не полный слабак. Однако эти гляделки становятся неловкими для него. Блик в чужих тёмных глазах сверкнул как-то так, что взгляд стал другим. Более томным, более напористым и более угрожающим. Словно теперь Сокджину подвластно абсолютно всё, и теперь правила устанавливает только он. А Намджун всё-таки слабак, поэтому и сдаётся с позором. — Не думаете, что он заслуживает к себе отсутствия хотя бы ежедневного дерьма? — с нажимом вопрошают у Намджуна, так и не отводя взгляда. Точка его кипения достигнута. — Ой, нахуй, — Намджун соскакивает, срывает куртку с вешалки и быстро натягивает её на себя. Парочка сидящих рядом людей оборачивается на него. — Учи меня чему угодно, но только не отношениям с Юнги. С этим я разберусь самостоятельно, thanks. Извините, здесь оплата по карте. Я буду ждать в машине, — второе он добавляет так, чтобы слышал только Сокджин.       Он расплачивается и вылетает пулей из заведения. Сокджин тяжело вздыхает, отпивая напиток. Одной из первостепенных вещей, о которой нужно поговорить с Намджуном, является их дружба с Юнги. Или, как бы сказал он, остатки этих поломанных отношений. Только нужно найти правильный подход к делу. Для Намджуна это, видимо, больная тема.

***

      Абсолютную тишину разбавляет тиканье часов. Так тихо, что это ритмичное, медленное «тик-так» сводит с ума уже целых два часа. Оно эхом отдаётся в голове, затмевая собой все мысли. Ты перестаёшь думать о чем-либо, сосредотачиваясь только на каждом новом тике. «Тик-так». Взгляд обращается к стрелке часов в надежде, что та замрёт, но она лишь отрывисто передвигается с одного деления на другое. «Тик-так». Пальцы начинают теребить край листка тетради, и нога нервно дёргается. Отчего такая нервозность? Появляется какое-то скребущее чувство, что в животе всё скручивает и все мышцы — тоже. «Тик-так».       Он не позволит себе уйти, пока на листке не возникнет хоть что-нибудь новое. Но ничего не возникает, поэтому Намджун слушает это дурацкое тиканье. Лучше бы его и дальше таскали по всему агентству, чтобы подписать какие-то документы или ещё что. Его желание оказаться в тишине слишком буквально восприняли. Тишина такая, что выпилиться хочется.       «Тик-так»       Намджун соскакивает со стула, из-за чего тот отъезжает и прокручивается на месте. Сокджин поднимает свой взгляд, отрываясь от документов. Нет, так работать он точно не может. Особенно, когда в студии есть кто-то другой, помимо него. Даже если это Сокджин, от которого и шороху не слышно, с которым он не разговаривает с того случая в кафе. Зол ли Намджун? Раздражён? Нет. Обижен? Может быть.       Намджун мерит шагами расстояние от стола с компьютером до полки с наградами. Ещё и голод никак не отступает. Скручивает живот на протяжении всего дня. И эти болезненные звуки, издаваемые желудком, уже невозможно слышать. Каждый раз, когда он урчит, Намджун с силой сдавливает живот, в попытке заглушить этот внутренний бунт, и глотает залпом почти всю воду в бутылке. Возможно, из-за голода не получается сконцентрироваться на работе.       Он честно пытался поесть. Но когда Сокджин принёс ему бургер из ближайшей забегаловки, его чуть не стошнило от одного запаха. Пришлось выкинуть в мусорку и накрыть кучей рваных бумажек, чтобы Сокджин не увидел нетронутую пищу. Ещё же докопается. Намджун до трясучки ненавидит это состояние после наркотиков. Накрывает насморком, голодовкой, желанием сдохнуть и- — Намджун? — тихий голос раздаётся как гром средь ясного дня. Что Намджун? Намджун ничего. Он нормально. Вот, даже остановился, слушает. — Что случилось? — «Ты же, блять, прекрасно всё знаешь. Нахуя спрашиваешь?» — злобно отдаётся ответ в голове. — Всё very cool, — он отворачивается к стене, где висит полка с несколькими наградами, которые агентство разрешило оставить себе, и где стоят его три альбом. «В каждом десять треков, плюс две коллаборации и один скит. Всё обо мне и о вас», — отчеканивает Намджун в мыслях, как говорил на всех интервью и шоу. Наизусть запомнил. Будто считалку. Взгляд кидается к тетрадке, где не закончен последний, пятый трек, его нового альбома. Этот трек Намджун пишет полтора года. — Намджун, — рука на плече заставляет вздрогнуть, а кожа под ней начинает гореть. Он смахивает её. Не сейчас, Сокджин, не сейчас. — Хорошо, — сказано холодно и грубо. — Не думайте, что я слепой. Если вам плохо, то вы должны отправиться домой. Насколько мне известно, вы не ели со вчерашнего дня. Тогда не мучайте себя еще больше. Это бесполезное занятия. Вы не герой и уж точно не бог, чтобы находиться без энергии в активном состоянии. — Ты сам говорил, что я должен сидеть здесь и работать, чтобы меньше думать о моём желании закинуться.       Намджун разворачивается лицом к Сокджину, смотрит со злобой в его до ужаса красивые глаза. И с раздражённостью в голосе произносит: — Поэтому я иду работать. Сейчас.       Он направляется обратно к креслу. Старается идти уверенно, чтобы Сокджин понял его намерения и отвалил. Но ноги подкашиваются, и к горлу подступает неожиданный приступ тошноты, почему-то перед глазами всё начинает плыть. Неужели голову повернул слишком резко? Намджун хватается рукой за шкаф, пытаясь удержаться за него и не упасть. Он жмурит глаза, в надежде прекратить эту карусель в его голове, из-за которой вещи вращаются по кругу. Откуда-то, будто через толстый слой ваты, доносится голос Сокджина, видимо, пытающегося привести его в чувства. Его резко хватают и тянут на себя.       Намджун чувствует под собой что-то мягкое, видимо, его посадили. Попытка приоткрыть глаза и понять происходящее заканчивается провалом, потому что головокружение всё ещё не прекратилось. Это усиливает тошноту. Ему до ужаса отвратительно. — С-сокджин… — Намджун хрипит и пытается нащупать Сокджина. Его тут же хватают за руку. Крепко. Не отпуская.       В рот суют бутылку воды, царапая верхнюю десну, в ответ раздаётся болезненное шипение. Он пытается глотать. Часть воды стекает по подбородку, намачивая кофту. Как только бутылку убирают, Намджун слышит что-то про дышать глубже и про дом. Всё, что выходит, это слабо мычать в знак согласия, вбирать носом как можно больше воздуха и как можно сильнее вцепляться в руку Сокджина.