***
Внезапных жаворонков окружили шум вскипающего чайника, появляющаяся желтизна на светло-голубом утреннем небе; а веки, тяжёлые, ещё предательски опускались каждый раз, как пытаешься смотреть прямо, но знаешь, что всё равно уже не заснёшь… Реально как в школу. На душе было тяжело — непонятно, почему. Разлёгшись на кухонном столе, Фриск смотрела то на Чару, то в окно и не понимала, почему ей так тяжело дышится. Смотрела, а в голову лезли странные мысли… Ностальгические. Взгляд кареглазки остановился на Чариных глазах — едва открытых, но бездонных, словно в них заточена целая галактика. Когда-то давно, — Фриск помнит — ещё будучи ребёнком, который рос в стенах Подземелья, её пугали эти красные, отчего-то бесовские глаза. На мелкой худощавой девице лет восьми алые глаза смотрелись неестественно большими, словно линзы — казалось, такое существо должно прятаться у тебя под кроватью и преследовать по ночам, в темноте. Кажется, Фриск была слишком наблюдательной… Она глядела по-нездоровому заворожённо на то, как красноглазая резво бегала по улице — полностью одержимая своим занятием, казалось, она потеряла себя, — или рвала садовые цветы — может, так же она должна была обрывать чужие жизни. Но, похоже, Фриск — единственная, кому Чара казалась странной. Единственная, для кого Чара была слишком притягательна, несмотря на вполне равнодушное отношение и, в принципе, отсутствие отношений каких-либо между ними; отличалась эта тяга своей необъяснимостью и ненормальностью. Параноидальностью? В итоге Чара правда была совершенно обычной девчонкой, но в ней… каким-то образом заключилось что-то неизвестное и зловещее, что разглядеть могла только Фриск. Если конечно сама кареглазка не ошибается, и все её терзания — лишь игра воображения. В любом случае теперь, вспоминая этот нечеловеческий взгляд, как один из самых страшных моментов детства, Фриск покрывается мелкой дрожью, но то-то и всего. Эти глаза — теперь не более чем раритет из прошлого, и, смотря сейчас на Чару, кареглазка с уверенностью может сказать… Чара выросла. Во всех смыслах. Устрашающий взор исчез, словно дымка от потушенной свечи, — чаще всего глаза девчушки выражают сосредоточенность, раздражение или, наоборот, отрешённость, скуку. Та пугающая девчонка исчезла; Чара стоит теперь, высокая, стройная, веки её приопущены, а взгляд затуманен, передаёт усталость раннего пробуждения. Нет, нельзя передать то, почему, стоило кареглазке подолгу задержать на Чаре взгляд, сердце Фриск залилось внезапно кровью, словно именно там по определению свои крылышки распахнули все бабочки до единой и стали метаться там из края в край, как птица в клетке, желающая обрести свободу… Но могут ли ощущения Фриски в любом случае обрести свободу? Впрочем, бесстыдница так и не отвела от Чары взгляд и наслаждалась дальше странным и новым ощущением, тревожащим, пугающим… Но засчёт сонного состояния так не хотелось париться о чём-то таком, ох, как не хотелось… Сознание в дымке, а Чара перед Фриск — загадочная и манящая, взгляд её холоден и проницателен, как сталь, но всё так же, как прежде, хотелось… заглянуть поближе, в самую их суть. Ведь, чёрт возьми, так манили эти глаза… И всё больше хочется без остатка утонуть в ней, в обладательнице этих двух красных озёр… Стоп. Придержи коней, юная***
Фриск проснулась уже около полудня или часа дня, и чудом никто из жителей её не разбудил. Просто чудом. Из окон пробивались тёплые дневные лучи, а из кухни позади доносился аппетитный запах… Должно быть, Ториэль уже успела состряпать что-то вкусное. Обстановка такая, что сильно напоминает беззаботное детство… Фриски приподнялась на диване, и тут же ей компанию составила Чара. — Проснулась, соня? — съехидничала она, подходя к спальному месту Фриск, — Подолгу спать очень вредно, как сказала бы Ториэль. — Да что ты говоришь? — отвечала Фриск несознательно, глядя полуоткрытыми глазами в окно. — Тебе припомнить, сколько раз ты спала до двух часов дня, и тебя ещё приходилось будить? Ответ на это, к сожалению, был вовсе не устным… На голову Фриск с силой прилетела подушка, брошенная Чарой. В ней же утонул смешок кареглазой, однако вместе с тем это действие девушку расшевелило. Она всё ещё держала подушку в руках, успела и встать с дивана, а затем просто не могла не ответить на столь грубый жест — мешок, набитый пухом, летит в Чарину макушку, со всей возможной для Фриск силой. У нас на глазах разрастается настоящая битва! И причём набирает серьёзные обороты: Фриски уходит за спинку дивана, и какое-то время у неё успешно получается за ней скрываться. В это время в бой вступают все подушки, что были найдены поблизости, однако девчушки совсем не волнуются о том, что в порыве сражения они могут что-нибудь разбить. Словно в детстве, они прыгают на диване и перепрыгивают через его спинку, и от подушек, которыми они вооружились, словно мечами, летят во все стороны пушинки. Так и не заметили подростки, что снова оказались на полу, да к тому же очень близко друг к другу. — Ты собираешься сдаваться? — в духе фильмов про пиратов спрашивает Чара, — Прими поражение, твоё сопротивление бессмысленно! — Ну уж нет… Я буду сражаться до конца, — делает своё решение Фриск. — Раз так… Казалось, эта фраза должна была закончиться, но Чара опять действует неожиданно. Девушка стала наступать ещё яростнее, таковыми были и её суровые удары… подушкой. Фриск не совсем уверена, что видит хоть что-то перед собой, ведь в основном только прикрывается руками; перед глазами мелькают белые полотна, перья, ну и частички Чариного лица. Фриск всё отступала назад, пока эта тактика не обернулась ей боком. Ноги заплетаются и через секунду трясутся, ведь, кажется, Фриск отправляется в свободное падение, и от ощущения ничего под ногами накатывает даже какое-то чувство страха. Фриск падает, к счастью ничего не задевая, но уголок тумбочки задевает её руку, и вот это было больно. Однако не только она теряет равновесие — Чара заодно. Но, в отличие от Фриски, красноглазая упала не на пол, а на свою подругу собственной персоной. В обычных условиях это должно было обескуражить, успев только произойти… Но из-за бешеного сердцебиения, разогретого детской игрой, не сразу поймёшь, что случилось. И поэтому Фриск поняла, что Чара оказалась сверху только тогда, когда услышала хлопок ладони красноглазой о пол у самого уха и вместе с тем её достаточно громкий и тяжёлый выдох, прямо перед лицом. Сожмуренные глаза сразу распохнулись со скоростью включенной лампочки. Через секунду Чара увеличила расстояние между обоими, но то, что оказалось у Фриск перед глазами, теперь уже не совсем вписывалось в картину обычного и обыкновенного. Чара сидела на Фриск в том месте, где бёдра переходят в ляжки, а её ноги были по обе стороны от Фриск; задействованная в бою подушка оказалась на животе кареглазки, и именно на неё Чара, в основном, упиралась… Что до её лица — запыхавшись, девушка глядела на Фриск сверху вниз, точно чуть презрительно, вместе с тем сдувала с лица взъерошенные из-за инцидента волосы. Нет, кое-что ещё крылось в этом выражении лица — торжество. Торжество из-за победы. — Что, доигралась? И почему её голос звучит так обыкновенно, словно ничего не случилось? Хотя погодите. А почему он не должен так звучать? Разве что-то действительно произошло? Фриск поймала себя на мысли, что положение в данный момент обоих не оставляет её равнодушной; девушка не знает, как на всё реагировать. Она была в смятении, и её рот не издал и звука. Именно это молчание расшевелило и Чару. — О, чёрт, прости, — мгновенная реакция: Чара быстро поднялась и с Фриск, и с пола, успела отряхнуться, а зетем и подала руку помощи Фриск. Фриск испытала то же будоражащее чувство, когда их ладони соприкоснулись. Вот, Фриск снова стоит на ногах, но ей так стыдно, будто она сделала что-то не то? Хотя ничего не случилось. Девушка не находит себе места, направляя взгляд во все стороны перед собой, но точно не на Чару. — Эээ, я пойду в ванну, — предупредила Чара, указав большим пальцем на дверь. Она выглядела такой же ошеломлённой и… смущённой? После этой фразы девушка сразу скрылась, оставив Фриск одну. И поверьте, это одиночество действительно заставило кареглазку спокойно выдохнуть… Хотя, ненадолго. Фриск, казалось, почувствовала что-то вроде паники, и пока она нарастала всё сильней, девушка мигом направилась в комнату. Расстояние преодолено, дверь закрыта наглухо, а подросток шумно упала на неё и обессиленно скатилась вниз к полу. Сердце всё ещё колотилось как бешеное. И как это можно объяснить? Что конкретно произошло, чтобы… Столько вопросов, совершенно разных и даже самых крайних, кружились в голове, и вместе с тем ни один не находил себе там места. Неизвестно было даже самой Фриск, что действительно пугало больше — неизвестность происходящего или происходящее само? Колени трясутся, руки дрожат. Фриск словно знобит… Это действительно похоже на панику, но с чего бы? И Фриск понимает, что правда боится того, чего не знает. Девушка резко встала и подошла к окну, открыла его настежь и прильнула к пространству за ним, словно у неё была жажда свежего воздуха. Никогда Фриск не чувствовала себя более тревожно… Она подпрыгнула на широкий подоконник и спиною облокотилась о стекло… Верно, прохладный ветер всегда поможет расслабиться и успокоиться. Главное — думать. И Фриск подумала: а ведь что-то похожее уже было в её жизни, и не раз. Воспоминания всплывали не совсем чёткой картиной, но в одном девушка была уверена точно: те моменты были отнюдь не страшными, не за рамки вон. И в каждый из них они просто были с Чарой или Азриэлем вместе… Фриск тряхнула головой — что-то не сходится. Неужто она не может решить эту головоломку? Девушка подумала ещё раз. Трясутся колени, дрожат руки. Да её всю трясёт! Сбившееся дыхание и сердцебиение. Что же это, беспричинная паническая атака?.. В безвыходном положении Фриск прибегнула к тому, что всегда давало ответы на все вопросы, да и никогда не являлось источником ненужных знаний — книги. Правда, сделала это девушка совсем неосознанно, просто вспомнив строчки из прочитанного романа.«— Ах, няня, няня, я тоскую, Мне тошно, милая моя: Я плакать, я рыдать готова!.. — Дитя мое, ты нездорова; Господь помилуй и спаси! Чего ты хочешь, попроси… Дай окроплю святой водою, Ты вся горишь…»
Вспоминая этот разговор, Фриск может только отметить, что в чём-то действительно похожа на Татьяну в данной ситуации. Также нездорова? Девчушка подумала, что, может, это и безумно, но вполне может стать зацепкой или полностью решить проблему. К счастью и неудивительно, Фриск прекрасно помнит сюжет этого произведения. Прекрасно помнит, что образовало в Татьяне такие душевные терзания.«— Я не больна: Я… знаешь, няня… влюблена.»
«Да, она была влюблена… — медленно произносит про себя Фриск, — стоп… влюблена?» Внезапно во Фриск разгорелся пожар ещё более сильный, чем раньше. Влюблена — но в кого? В кого Фриск может быть влюблена? Да не бред ли это вовсе? Но она прекрасно понимала, — она была достаточно умна для этого, — что это правда… Она ещё раз вспомнила все те моменты. Да, все моменты именно с Чарой. Девчушка отчаянно спрыгнула с подоконника на пол… Глаза начали заполняться влагой. Кто бы мог подумать, что осознание первой влюблённости будет таким трагичным? Фриск, право, ожидала румянца на щеках, тонны смущения, тепла на душе да бабочек в животе. Хотя, если так подумать, что-то похожее действительно частенько случалось в её жизни… И Фриск была настолько слепа, чтобы понять это только сейчас! На душе — просто ураган эмоций и ощущений. Сначала отрицание, неприятие, даже ярость и горечь. Может, девчушка оказалась в этот момент слишком глупа, раз сравнивала всё ранее пережитое с тем, как это было описано в книгах… «Нет, это как-то неправильно… — колебалась Фриск, — влюбиться в девушку — это вообще правильно?» Так вышло, что она подходила к этому всё ближе. Сначала она выяснила, что всё нескончаемое тепло, что девушка испытывала рядом с Чарой, имело определённое объяснение, и поняла, почему она переживала такие реакции. И смущение, и чувство крайней привязанности… Да и в конце концов, Фриск была попросту счастлива рядом с Чарой. Но счастлива не так, как была бы с друзьями в школе, или с Азриэлем… о чёрт. Наверное, это и пугало больше всего. Признавать не хотелось, но бежать от этого вечность было бы нельзя. Да и раз уж в мыслях был задан тот самый роковой вопрос… Значит, время пришло. Это признание. Определённо. Признание самой себе. Фриск влюблена в Чару, хочет она того или нет. Кареглазка снова поднялась и начала расхаживать по комнате, панически запутав пальцы в своих волосах. Она хранила в сердце последнюю надежду — непонятно, правда, на что — и потому представила себе лицо Чары… Именно в тот момент, и именно сегодня — лицо, выражающее и вымотанность, и презрение, и торжество… Именно это лицо сию секунду вызвало новый удар сердца, а за ним ещё один, и ещё… И какое-то щекочущее чувство внизу живота. Зная, по каким биологическим причинам обычно вызывается это чувство, Фриск не ожидала такого от себя… «Да это же бабочки в животе… — отчаянно подытожила девушка, — чёртовы бабочки.» Ходила по комнате вот так ещё некоторое время. Её даже не заботило сейчас, правильно это или неправильно — а есть ли разница? Фриск просто не понимала, как так получилось. И почему именно Чара. Почему та, с которой они живут под одной крышей ещё с самого детства? Это какой-то нонсенс, но… Фриск поняла, что хочет она того или нет, но она по-настоящему влюблена в Чару и не сможет уйти от этого чувства ещё очень, очень долго, ведь оно чертовски сильное. Девушка, знатно вымотавшись, приземлилась у изножья собственной кровати и опустила голову на колени. Теперь-то уж точно там не было ни одной мысли, ни одного вопроса. Надо просто жить дальше… Фриск просидела так ещё несколько минут, наверное, десять или пятнадцать. Время проходит незаметно не только, когда ты хорошо его проводишь, но и когда витаешь в облаках. Кареглазка не до конца успокоилась, не знала даже, как к этому всему относиться. Так или иначе, прошло некоторое время… И успокаивающую тишину, к которой успела привыкнуть Фриски, разорвала дверная ручка — кто-то попытался зайти в комнату, но дверь-то была заперта. Девушка насторожилась, подняв свой взор на вход в помещение. И уже затем внезапный гость удосужился постучаться. — Эм, Фриск, это ты там? То был Чарин голос, по-прежнему жёсткий, но неуверенный именно в данный момент. По-прежнему родной и… такой приятный, оказывается. — Да, я, — ответила скомканно Фриск, проводя руками по лицу. Ответ последовал незамедлительно: — Можно я войду? А хотя, забудь, — Чара внезапно оборвала свой вопрос, заданный, к слову, весьма вежливым и аккуратным тоном. Хотелось бы видеть её сейчас, а не слышать за закрытой дверью. Тем не менее, после небольшой интригующей паузы Чаре всё же случилось продолжить: — Ты не хочешь прогуляться? И снова Чарина инициатива заставляет Фриск встрепенуться, а на этот раз ещё и окончательно прийти в себя. А почему бы, в общем-то, и да? Когда бы Чара ещё предложила первая прогуляться, — какое право вообще имеет Фриск отказать? Прогулка на свежем воздухе сейчас ей как раз на пользу.«— Сердечный друг, ты нездорова.»
— Оставь меня: я влюблена… — Что-что ты сказала? — Я сказала, что сейчас буду!В главе использованы отрывки из романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин».