Сломать судьбу

Три дня назад «я», Хьюга Кьёджи, получил Проклятую Печать побочной ветви клана Хьюга. Четыре же дня назад мне исполнилось восемь лет, и теперь я пытался разобраться, что мне с этим делать. Причин для беспокойства, — если отринуть самые очевидные, с плохим сном (кошмаром, переходящим в обоссывание простыней) и внезапным омоложением на четырнадцать лет, — было предостаточно. Я бы даже сказал — завались. На меня странно косился старший брат, одиннадцатилетний Ко, который вскоре должен был получить протектор с символом листа. Ну да, истерика, которую я закатил после того, как смог начать истерить — уже через два часа после «чудесного перемещения», едва ли не стала достоянием общественности. Меня пришёл даже успокаивать, ммм, кузен? Как его назвать в этом мире — я пока не знал, Ироха, который, оказывается, был уже чунином и младшим племянником матери. Ироха, которого я не помнил в «каноне», и который точно был реальным, добил мою теорию о галлюцинациях, что повергло меня в ещё больший шок, ступор и истерику. Кое-как успокоившись, на следующий день я с утра встал в туалет — и, мягко говоря, удивился. Из маленького зеркала на меня смотрел не кто иной, как товарищ Хьюга Неджи. Почти. Такая же бледная кожа, глаза неповторимого лавандового оттенка (это вообще нормально?), длинные волосы за спиной… и тело восьмилетнего мальчишки. Ко нашёл меня истерично всхлипывающим в позе эмбриона. Видимо, психологические особенности детского тела наложили свой отпечаток на мою личность. Хотя мыслил я (по крайней мере, пытался, когда не бился в истерике) как взрослый человек — как и привык. Уже вскоре, когда меня практически насильно накормили и напоили, появилась другая причина для беспокойства. Мать, уходившая куда-то ночью по делам (именно за ней заходил Ироха, как я понял), вернулась с утра не одна, а с самим «господином Батя» ака Хиаши Хьюга, главой клана. Хиаши похмурился, покивал, попросил всех выйти и присел на корточки: — Не бойся, парень, — обратился он ко мне, — никто не будет тебя ругать. Тебе просто не повезло оказаться не в том месте не в то время. Это могло бы подействовать на восьмилетнего ребёнка, если бы не тон и выражение лица, с которыми это было сказано. Я такое уже заметил с Ко, но не придал важности — в конце концов, парень пытается казаться взрослее. Но нет. Не только он грешил подобным. Лицо Хиаши было будто изваянием из фарфора, и бледные глаза лишь довершали эту картину. Тем не менее, за доли секунды, пока я напряжённо вглядывался и размышлял, я принял решение попытаться отыграть роль «непримечательного Хьюги, пересравшегося из-за драки во время ответственного ритуала». И кивнул ему, постаравшись сохранить такое же выражение лица. Удовлетворённый, видимо, результатом Хиаши встал и подошёл к двери. Но уже возле неё он остановился и повернулся ко мне в «анфас». — Кьёджи-кун, вчера, когда мой отец поставил тебе печать, мы с ещё несколькими джонинами клана решили отправить Хатори-саму на покой. Теперь он — Старейшина клана, а я — глава. Тебе ещё не сказали об этом, потому что ты был в шоке, но теперь тебе надо уяснить эти изменения. Он что, хочет, чтобы я ему подбежал тапки целовать сейчас? Или подолы кимоно? Что вообще надо делать-то в такой ситуации? Всё, что я из себя мог выдавить — простое: «Да, Хиаши-сама, спасибо, Хиаши-сама», — после которого он кивнул и вышел. Юркнувший через минуту в комнату Ко с непрошибаемым лицом поглядел по сторонам, активировал Бьякуган (когда он это сделал, я чуть не наложил в штаны — вены на висках выглядели так, будто вот-вот взорвутся) и только тогда расслабился. — Ты напугал Хиаши-сана, братишка. — с явным упрёком сказал он. Впрочем, мне было как-то наплевать в тот момент. — Что случилось ночью? — тихо, будто напугано, (почти не пришлось актёрствовать) спросил его я. — Хатори-сан оставил пост главы Клана, — так же тихо ответил Ко, — А за твою самодеятельность, — я удивлённо поднял брови — такого слова я тут точно услышать не ожидал, — меня новый Глава приставил постоянно охранять Хинату-химе. Хината? Хмм… Так вот, кто такой Ко! Но, постойте, он должен был уже несколько лет за ней присматривать? Или это я такой взрослый? Как бы ненавязчиво спросить? Впрочем, свежеобретённый «брат» моё смятение исправил сам. — А в апреле, когда она пойдёт в Академию, ты поступишь в тот же класс и будешь за ней присматривать. Брат вышел, вероятно, оставив меня «наслаждаться перспективой», но, видимо, его слова снова заставили работать память этого тела.

***

Я был старше Хинаты на едва ли пару недель. Это было забавно. Я уже не помнил (а помнил ли?), как меня звали в… эээ… прошлой жизни (?), но помнил, что день рождения у меня был в декабре. 12 числа. Так и здесь мой личный праздник приходился на этот день (правда, месяц назывался иначе), и, таким образом, между моим днём рождения и днём рождения Хинаты прошло 15 дней. Лично мы с ней не общались, она находилась под постоянным надзором и третированием главы клана (также известного как «её дед»), а я был… ну, кузен Ироха был кем-то вроде моего наставника. Помогал развивать бьякуган. Когда не ходил на миссии и не занимался делами в деревне. То есть достаточно редко. Ещё реже мне помогал Ко. Впрочем, его было не за что ругать или обижаться — я и сам не шибко хотел бы общаться или учить чему-то младшего брата, ещё и затюканного матерью. Мать… она была воплощением строгой хозяйки. Отец погиб на миссии несколько лет назад, в конце Третьей мировой (удивительно, но она только-только кончилась как пятилетку), и она взяла хозяйство в маленьком домике, выделенном кланом, в свои крепкие руки. Меня не покидало ощущение, что её я видел где-то в сериях «Наруто» про «Союз Матерей Листа», отразивших нападение сумоистов на деревню во время Войны. Причём среди лидеров этой… организации. Куноичи она, впрочем, не была, да и происходила откуда-то не из Листа. Вроде как что-то память мне подсказывала про древний договор со Страной Луны об обмене невестами с тамошними Хьюга, но ничего из другой памяти — прошлой жизни (?) — мне не подсказывало в этом вопросе. Натсори Хьюга была хорошей домохозяйкой и в принципе «крепкой хозяйственницей», как кто-то где-то любил говорить в прошлом, но никак не достойной матерью. Наверное, мне с этим отчасти повезло, потому что смену моего поведения она не заметила (или проигнорировала), лишь похвалив за то, что я уже на второй день стал больше времени уделять саду-огороду. На третий день, освоившись, я попытался отпроситься у неё выйти из квартала, но нигде не нашёл. Хотелось взглянуть на настоящую Коноху времён «восемь лет после Кьюби, восемь лет до Пейна» вживую, но даже переборов холод, я не смог выйти, встретив недоумённый отказ у дежурившего у входа в квартал седовласого белоглаза. — Ты что, Кьёджи-кун, забыл? До Академии молодым членам клана нельзя выходить из квартала. Оставалось только скромно потупиться, пробормотав что-то вроде «я думал, мне можно, потому что я в апреле пойду в Академию», и ретироваться. Возможно, мне бы и удалось вылезти в Большой Лист, но делать этого я не стал — чуть отойдя, я понял, что удивлённое (но старательно сдерживаемое) выражение на обычно бесстрастном, как я мог догадываться, лице привратника связано с проявлением моих эмоций, которых у Хьюга вообще-то не было. Особенно у чистокровных. Особенно в побочной ветви. Особенно при учёте того, что предыдущий глава клана фактически «запретил улыбаться». И вот, теперь я («я»? Я?) испытывал серьёзный кризис самоидентификации. Хотя бы от того, что не мог вспомнить, откуда в восемь лет помню такие слова. В моём сознании шла борьба двух личностей, в которой явно побеждала личность взрослого, а в памяти… ну, в памяти у меня было осознание того, что я в Глубокой Заднице из-за знания событий следующих двенадцати (или даже больше) лет. Оставалось понять, что с этим делать и как глубоко меня закопают, если я поделюсь переживаниями с кем-нибудь из взрослых. От самокопания на холодной скамейке в местном скверике, выходящим к излучине Наканогавы, протекавшей через Лист, меня отвлёк Его Величество Холодное Лицо Неджи. — Кьёджи-кун, — его спокойный, буквально ледяной голос заставил меня вздрогнуть, — что ты здесь делаешь? Обернувшись, я встретился с ним взглядом. Если бы не: длинные волосы, бесцветно-лавандовые (странное сочетание) глаза, бледная кожа и отсутствующе-надменное (ещё более странное сочетание) выражение лица, то можно было бы сказать, что он выглядит как «обычный мальчишка». Увы и ах, он таковым не являлся. Как и я. В перспективе. — Сижу, — глупо улыбнулся я. — Присаживайся, Неджи-нии-сан, — автоматом выдал речевой аппарат, — тут красиво. Действительно было красиво. Шёл снег, и в лучах закатного солнца припорошенная им земля искрилась тысячами огоньков. В сени деревьев (которые листву не сбрасывали даже зимой) это было малозаметно, но здесь, на берегу… Общий вид портила лишь громадной высоты стена метрах в пятистах от скамейки, видимо, окружавшая Коноху. Если Неджи и удивился приглашению, то виду не подал. Он сел. Молча. Минут пять мы молчали, и за это время я решил найти консенсус, оставшись Хьюга Кьёджи — для душевной целостности, — с памятью о будущем и взрослой психикой. Когда Неджи снова отвлёк меня, я уже испытал громадное облегчение, будто с души свалился камень. — Ты изменился, — констатировал он. Я действительно понял, что изменился, потому что почувствовал внутри себя нечто, бурлящее, словно кровь, по жилам. Впрочем, видимо, я действительно поменялся каким-то образом, потому что он-то смотрел на меня бьякуганом. То ещё зрелище. — Что ты имеешь в виду, Неджи-кун? — максимально невинно (как это может быть невинно в состоянии, когда внутри тебя бурлит, мать его, чакра) поинтересовался я. — Чакра. Она забурлила в тебе. Пошла по кейракукей так, как не шла никогда раньше. Может, ты даже сможешь наконец пробудить глаза. Что это он имеет такое в виду? Ах да… Сам Неджи получил печать подчинения в четыре года. Стандартный возраст для такого в клане. Мне же её не ставили — что-то не то с чакрой и очагом. И вот, волей случая и появлением новой души (а я хорошо помнил, что Чакра состоит из Духовной и Физической энергий) мне что-то удалось в себе изменить, и она пошла. Но почему мне решили поставить печать? Неужели это была интрига Хиаши, чтобы сместить своего отца? — Я тоже ощутил это, Неджи-кун. Может быть, печать помогла как-то? — неосторожно предположил я. Неосторожно — потому что Неджи тут же посмурнел и сжал кулаки. — Она не может помочь, — прошипел он, — печать связывает нас, всех нас. Из-за неё наша судьба предопределена. — Во всём есть плюсы, нии-сан, — осторожно заметил я, уже не так сильно обращая внимание на ток чакры. В нос залетела снежинка, и захотелось чихнуть. Подняв руку, я обнаружил, что на лавочке растаял весь снег, видимо, из-за гнева Неджи. Он резко встал и ушёл куда-то вглубь квартала. Я тоже, вздохнув, поплёлся домой. Стоило принять душ и попытаться развести брата на тренировки. В свете того, что у меня просто не было циркулирующей чакры, его нежелание заниматься со мной было куда более обоснованным.