***
Во дворце мы задержались ещё на день. Завершались отделочные работы повреждённого крыла, и потому нас попросту не выпустили — как же, как же, спасителей страны, и без пышного прощания. Даже если мы ещё вернёмся к ним. Поэтому маршем мы устремились к Гетсугакуре по карте только после пира и здравиц. Ли насильно уложили спать, потому что ему по незнанию налили немного алкогольной настойки. А на него она действовала в сто крат сильнее, и потому здание едва не пострадало вновь. Даже снизив скорость и двигаясь вдоль береговой линии, мы с Гаем умудрились заблудиться по карте. Вместо того, чтобы выйти к воротам Гетсугакуре, мы вышли к храму Луны, одному из многих на острове. Хмурый настоятель порекомендовал нам тщательнее изучать маршрут и указал правильное направление, но за помощь потребовал нашего присутствия на лекции-обряде-посвящении в монахи Луны. Хотя бы как зрителей. — Странное желание у вас, настоятель-сан, — хмуро оглядел его Гай, — но, если уж вы настаиваете и угощаете нас под своим кровом, то мы, разумеется, последуем вашему пожеланию. — Замечательно, — буркнул монах в ответ. — Проходите. Нас действительно расположили в двух свободных кельях прямо в храме, после чего позвали наблюдать за ритуалом-лекцией. — Вы собрались здесь, молодые и старые, богатые и бедные, здоровые и худые, — вещал с какой-то кафедры настоятель, — чтобы сегодня стать частью нашей веры, веры, что даёт уверенность в завтрашнем дне, что позволяет познать сущность и истину окружающего. Я не буду ничего у вас спрашивать, не буду проводить отбор — искреннее желание или неискреннее стремление это всё, что достаточно для становления служителем Луны. Лунный свет сам воспитает в вас своих верных последователей, нужно лишь дождаться просветления. Звучало как какая-то религиозная проповедь сектантов. В сущности, оно им и было. — Как вы знаете, Луна — центральное тело нашего небосвода, — настоятель уступил место другому седобородому монаху с книжечкой. — Она влияет на погоду нашего мира, на чакросистему ниндзя, на урожай и даже на уровень воды. Словом, центральное тело небосвода занимает центральную, пусть и оттенённую мирской суетой, роль в жизни человека. И ещё большую роль она играет в нашей стране, стране Луны, даже облик которой напоминает о растущем полумесяце! Династия, правящая нами на протяжении тысячи лет, носит фамилию Тсуки — что, в переводе с древнего языка, есть «луна». Шиноби, обитающие здесь, живут в Гетсугакуре — селении, скрытом в лунном мерцании. Словом, Луна главенствует в общественной, экономической, политической и военной жизни всех нас. Более того, Луна сама собой представляет идеал, к которому нужно стремиться. Её создали из мирового океана великие воины прошлого, и не менее великими должны быть мы, если и не поодиночке, то все вместе. Стремиться создать что-то столь же великое. Интересная трактовка. Действительно, можно проникнуться. — Свет Луны, — второго спикера сменил третий, — нельзя насаждать насильно. Человек должен стремиться под её длань сам — поэтому мы никого не держим в своих стенах. Если вы не захотите больше приобщаться к её свету, то в любой момент сможете покинуть стены нашего храма, и остановить вас мы будем не в праве. Но помните, что только луна способна одолеть бесов, обитающих в этом мире. Сектанты и сатанисты других стран сходят с ума от ярости при одном нашем упоминании, потому что мы сильны своим духом, своими убеждениями, подкреплёнными годами изучения, а у них есть лишь слепая вера, не дающая им ничего. Будь то монахи Огня, Воды, Воздуха, Земли, Молнии, поклоняющиеся животным тотемисты Севера или отмеченные порицающей печатью служители Джашина. Интересное замечание. — Помните, сыны и дочери Луны, что только лишь лунная дорога ведёт в светлое будущее, чистая и непорочная, сверкающая серебром, — подвёл итог настоятель. В общем-то, и всё, что от нас хотели. Зачем? Какой в этом тайный смысл? Добравшись до Гетсугакуре, мы первым делом отправились на местные горячие источники. Я даже повременил с передачей свитка, всё равно нас пока не ждали. С утра людей на улицах и в источниках не было, и потому мы расположились с комфортом, несмотря на небольшой размер купален. — Ли, — обратился я к другу. — Объясни, пожалуйста, как ты умудряешься жить в этом костюме? Несмотря на общее мнение, зелёные костюмы Зелёных Зверей были не одинаковыми. Костюм Гая был прошит из специальной ткани с порами, которая позволяла его телу дышать — и высвобождала путь для чакры при открытии врат. Ли же смастерил себе свой из латекса, а потому мне было абсолютно непонятно, как этот пафосный превозмогатель ещё не умер. Хотя бы от перегревания. — О, тут самое главное — не нюхать, когда снимаешь его, — он задорно улыбнулся. — Я меняю костюмы каждый месяц. Это уже тридцатый. Раньше было тяжелее, но ко всему можно привыкнуть. — Угу, — буркнул я, впечатлившись, — например, к утяжелителям. Попробовал я прошлым вечером подержать его утяжелители в руках. Ага, хрен там, я даже поднять их не смог! А он с ними бегал! Ходил на руках! — А ты думаешь, я просто так хожу на руках? — он будто прочёл мои мысли. — Мне так гораздо легче двигаться.***
— Хьюга Кьёджи, — протянул старейшина селения, разворачивая свиток. — Уже сто лет ни один Хьюга не возвращался к нам. Боялись или считали себя недостойными. О чём это он? — Неужели ты думаешь, что готов пройти Испытание в Храме? — ситуация резко мне перестала нравиться. — Ах, вот оно что. Ты сын той последней девушки, которую мы отдали в Лист… Помню, помню… наадо же, и не порченный! Что же, это меняет дело. Пойдём за мной. Я послушно пошёл за ним. Конвоя не было, но я прямо-таки ощущал, что рядом идут, на случай моей несдержанности, сильные шиноби. Невидимые. Мы прошли в зал, где лежали свитки. Много свитков. По большей части — пустых. Старик подвёл меня к большому свитку, лежащему на специальной подставке. Он раскрыл его и закрепил. — Что ты видишь? Читай. — Договор между кланом Хьюга и кланом Хьюга. Носители Бьякугана, проклятого глаза, обязуются покинуть сень страны Луны и отправиться на все четыре стороны. В обмен на это, когда они доберутся и найдут себе новый дом (надеемся, что не найдут), мы, очищенные от скверны, будем отдавать им раз в десятилетие способную к деторождению девушку или женщину, чтобы она стала женой и матерью следующих Хьюга. Договор будет признан выполненным, когда клан Хьюга воссоединится или сын из брака двух ветвей — главной главной и побочной побочной — вернётся в храм Луны для испытания духа и тела. Да будет так. Ещё тут подписи есть, — закончил я. Интересная вещь, а, главное, древняя. По виду так лет триста. — Ты не понял. Читай глазами. — А? — я недоуменно посмотрел на него. — Бьякуганом? — Не произноси имя проклятых глаз здесь, — он скорчил отвращённую гримасу. Хм. Бьякуган! — Ничего нового не написано. А, нет, вру… Надпись гласила: только избранный договором видит эти слова. Мы ждём тебя в Храме. Испытание — блеф для слабаков. Пароль прохода — Рикудо. Вслух не читать. — И что же там? — старик подался вперёд, едва не носом роя свиток. Шестеро шиноби вокруг — действительно невидимых для обычного глаза — тоже напряжённо вглядывались. — Тут написано «Бьякуган», — довольно соврал я. Старик стукнул по стене, не решаясь взглянуть в мои глаза и сказать что-либо. Да что, блин, за бред? У него, кстати, была жёлтая чакра и стихия Молнии. У других шестерых были стихии воды и огня, видимо, самые боевые, чтобы сдержать меня. А ещё приличный резерв. — Выключи, — прошипел он. Я подчинился, после чего он торопливо вывел меня из святая святых и отправил к Храму. Попетляв по улочкам, я нашёл этот самый Храм. Он был явно очень древним, частично развалившимся, частично целым, но сильно внушающим трепет и страх. Неудивительно, что он стоял на отшибе и никто не селился здесь. Лишь каменная дорожка вела к нему сквозь заросли джунглей, которые покрывали весь остров Месяца. Войдя под своды, я в нерешительности остановился. Куда идти дальше-то? Тут стена. Вспомнив о пароле, что был написан на свитке, я шепнул «Рикудо», но ничего не произошло. Вдруг из-за стены послышался тихий голос, который кого-то ругал. Он тоже затих, и я подумал уже, что мне показалось. Наконец, дверь — а это была дверь — начала открываться внутрь. Странная система — не ворота, а именно дверь с одной створкой. Пройдя в темноту, я очутился в коридоре, который ничего не освещало. — Бьякуган! Коридор тут же замерцал чакрой, следы которой были тут и там. Барельефы, в которые неизвестный мастер вложил когда-то свою чакру, переливались всеми цветами, какие только были. Оттенки рыжего, розового, чёрного и белого, жёлто-зелёного, бордового и других, видимо, символизировали собой разные Кеккей Генкай стихийной природы. И действительно, коридор закончился залом, в котором располагалось огромное панно со всеми элементами. Пять основных составляли первый круг вокруг символа инь-янь — Онмьётона, кажется, — в центре, затем шли «орбиты» всяческих Йотонов, Шакутонов, Бакутонов и прочего. Тёмно-синим горел Мейтон, какой я видел пару раз в сконцентрированных частях тела Даичи на тренировках, зелёно-красным — Шакутон, необычная чакра у Короби, Мокутон был коричневым, как кора дуба, а Тайтон (никогда о таком не слышал, но канджи читались именно так) на смешении воды и ветра имел приятный цвет морской волны. Дальше расходились на более широкую орбиту потерянные, видимо, или не достигнутые геномы. Единственный знакомый, Джинтон, был действительно цвета пыли. Ещё были розовый Шакутон и стальной Котон, но их я никогда не видел и не слышал. Другие ячейки были пусты и не горели. Полюбовавшись сиянием, я подошёл ближе. Под каждым символом в шестиграннике были написаны «арабские» числа, которые периодически изменялись в большую или меньшую сторону. На Мокутоне, например, горело «100 008», на Шакутоне — «12», а среди пяти обычных больше всего было у Земли, «270 000». Интересно, оно считает только шиноби или ещё и обычных людей? Или цифры вообще о другом? Похоже на то, иначе откуда сто тысяч пользователей древесного Кеккей Генкай? Ох уж эти любвеобильные древолазы… Единственный выходящий коридор вёл в сторону «к петле», как я её окрестил, ориентируясь на дверь. В нём уже были представлены сотни и тысячи разных символов, тоже напитанных чакрой. Они горели разными цветами, в основном — пятёркой основных, — но это тоже завораживало взгляд. Коридор точно так же привёл в зал, где было показано некое родовое древо клановых символов. Во главе сверху был символ Рикудо, от которого расходились веточки во все стороны. Символ Хагоромо из Таки, символ нашего клана, символы Учиха и Сенджу, от которых дальше отделялись другие символы, в том числе Узумаки — от Хагоромо и Сенджу. С удивлением я обнаружил, что Сарутоби сформировались сами собой, они же породили клан Акимичи, а Яманака появился от Такетори и какого-то неизвестного. Это было очень занимательно, но интересным было то, что от Хьюга, наверное, единственного, никуда не отходили «потомки»-кланы. Я пошёл дальше, «вглубь». Теперь по сторонам пестрели картины сотворения мира Шиноби. Древо Шинджу, Кагуя, прилетевшая с метеоритом, хищно смотрела на людской род, её муж и сыновья, их взросление, появление первых шиноби и то, как потом Хагоромо и Хамура победили мать. Эта фреска, видимая только человеку с Бьякуганом, украшала очередной зал. По сторонам были потомки Хагоромо — Индра и Ашура, их ссора и кланы, воля Огня и жажда мести, появление джашинистов и то, как появлялись первые бессмертные. Отдельный участок стены был посвящён тому, как ещё один Отсутсуки, подобно Кагуе, прилетел из космоса, но разбился и остался на земле как павшая звезда. История тысячи лет проносилась перед глазами, когда я шёл вдоль стен зала. Вот уже пошли и более современные картины — Мадара и Хаширама складывают Вакай но Ин, печать примирения, делят биджу. Первый Совет Каге и война, гибели людей в протекторах, то, как люди в протекторах с волком убивают красноволосых жителей водоворота… Глиняные воины, марширующие по долинам и сметающие города и поселения, троица саннинов перед Ханзо, Райкаге против десяти тысяч воинов Снега, Мечники Кири против Рокуби, Кьюби над горой Хокаге и трупы людей с шаринганом. Я ходил, как заворожённый. Коридор привёл меня в последний, казалось, зал. Панно стояло за величавым троном, на который падал лунный свет. Перед ним был открытый люк. На фреске было изображено уже будущее. То, чего не было, — и то, чего, вполне вероятно, не могло произойти. Девятеро Биджу и их последние джинчурики, раскрашенные прямо как живые. Я даже деактивировал Бьякуган и посмотрел на них из темноты слегка разбавляемым цветом луны — нет, обычный камень, никаких рисунков. По часовой стрелке располагались уже знакомый издалека Гаара и его Шукаку, похожая одновременно на Самуи и Югито Нии с синей кошкой, Санби и какой-то блеклый Ягура, Роши и Обезьян, Хан с конём, нечто слизеподобное с Утакатой, задорная Фу и жутковатый жук, Кираби и осьминогобык и, как венец, на двенадцати часах — Наруто с ехидной лисьей мордой к центру. В самом «часовом» круге изображался монструозный памятник фантазии Хагоромо, Гедо Мазо, и какой-то червь. Оторвавшись от созерцания джинчурики, я оглядел барельефы на стенах. Ну да, Акацки и их каноничные жертвы. И к кому я должен был прийти? — Я вижу, ты не удивлён? — немного обиженный юношеский голос вывел меня из ступора созерцания. — Неужели не понятно? Это будущее, которого нужно избежать, — пацан чуть выше и, может, на пару лет старше, тоже сверкающий Бьякуганом — чего? — пошёл по кругу, как экскурсовод показывая на сценки. — А там было прооошлое. Понимаешь? — Так уж вышло, что это всё мне уже известно, — склонив голову сказал я. — А вот откуда это известно тебе? Ещё один засланец из двадцать первого века? — Что? Ты знаешь, что это? — он похлопал глазами и ртом. — Не верю. Только отмеченный пророчеством Хамуры может знать. Я вот отмечен. Ну-ка, если ты такой умный, скажи, что изображено здесь? — он ткнул в сценку с Гаарой, закрывающим Суну песчаным щитом. — Пятый Казекаге Гаара спасает деревню, жертвуя собой, — невозмутимо произнёс я. Место было очень странным, но моё присутствие здесь явно было предначертанно. Пророчество Хамуры? Интересно, что это такое? — А вот и неправда! Это джинчурики Однохвостого попадает в плен! — ликующе заявил парень, но затем немного увял. — Постой-ка. Гаара — это имя джинчурики, да? — Да. — Хм… А какого цвета у него волосы? — вопрос был явно с каким-то подвохом. Если барельеф напитан чакрой, то она прекрасно видна любым Бьякуганом. Соответственно, любой Хьюга мог сказать, какого она цвета. — Красные, — я решил не искушать судьбу и ответить правду. Парень открыл и закрыл рот, явно что-то желая сказать, но потом хлопнул себя по лбу и взял меня за руку. Его пальцы были мягкими и тонкими, будто девичьими. — Как тебя зовут? — тихо спросил он, подведя за собой к освещённому Луной островку. Его Бьякуган напряжённо всматривался в моё лицо, я буквально чувствовал это. — Хьюга Кьёджи, — так же тихо ответил я. — Не может быть… Он деактивировал додзюцу, и я сделал то же самое. Свет, исходивший от круга, пролился на нас. Я с интересом вгляделся в него. Бледная кожа, светлые волосы, тонкие черты лица. Знакомые черты лица. Не он ли… — Прости, но так надо, — парень дёрнул меня за собой в круг и прижался своими устами к моим. Последней моей мыслью было «чего, блять?»