***
Пещера оказалась покинутым логовом какого-то хищника. Обломки костей, смрад разложившихся недоеденных туш, следы экскрементов. Из последних сил каждый из нас применил ради очищения катондзюцу — лучше всех сработали Учиха и Сарутоби, разумеется, — после чего развели на брикетах, которые предусмотрительный Юрито забрал из той деревни, костёр. Сил не было, в общем-то, ни на какие действия ни у кого, кроме Юрито. Тот достал из подсумка промокшую марлю и развесил на палочках вокруг огня. — Что ты делаешь? — спросил привалившийся к валуну Конохамару. — Я сушу марлю, — ответил ему Юрито в том же тоне. — Зачем?.. — Перевязать Саске. — Серьёзно? — удивился даже сам Учиха. — Ты всё ещё наш друг, — заметил я под одобрительный кивок Юри и фырк Даичи, почёсывая локоть. — И ты ранен. Почему бы нам не помогать тебе? — Почему бы вам не связывать мне руки леской и не закрывать в ящике для трупов? — немного резко (впрочем, и достаточно вяло одновременно) перебил меня Саске, глядя на Даичи. Тот отвёл взгляд, уставившись на огонь. Повисло молчание. — Пойми, Учиха, ты преступник. Когда ты сбежал из селения, твои лучшие друзья едва не погибли, — сказал наконец Даичи. — Наруто с Сакурой, Кьёджи, — я поперхнулся, — Какаши и кто угодно ещё могут быть влюблены в тебя и по сей день, но… не буду скрывать, — он вновь посмотрел ему в лицо. — Мой дед считает так, и я не могу не согласиться с ним. Ты преступник, и из-за тебя погибли лучшие. Многие из лучших. Саске прикрыл глаз. Юрито снял подсохшую марлю и угрюмо, не соглашаясь, но и не встревая, стал толочь в ступке какую-то смесь трав, видимо, чтобы намазать под повязкой. — Преступник… твой дед с самого детства ненавидел меня. Ему нужен был лишь повод, чтобы счесть меня преступником. Ты знаешь, что они с Орочимару держали связь до последнего? — Орочимару был полезен нам, и он ученик Третьего… — Это отговорки. Менма… я слышал от него фразу… «Двойные стандарты». Как нельзя лучше. Орочимару позволено то, что никто бы не позволил мне. Он ушёл из селения, и охотились за ним едва ли так, как охотились за мной убийцы твоего деда. Судя по тому, что в какой-то момент они закончились, действительно погибли лучшие. Саске сплюнул в сторону. Я подумал, что Орочимару и Саске были долгое время рядом и, может быть, убийцы охотились бы за лучшей жертвой. — Ты даже не пытался понять меня, Шимура. Никогда не пытался. В Академии ты пытался превзойти меня. А когда из-за твоего деда мою семью, весь мой клан уничтожили, подставив моего брата… ты мог подойти и помочь. Наступить на горло своей гордости. Я ведь хотел когда-то дружить с тобой. В голосе Учихи прорезалась горечь. Я никогда не слышал таких откровений, более того, времена Академии для меня давно подёрнулись туманом в памяти… Шимура пристыженно молчал. — Но вместо того ты гнусно шутил про мою семью. А потом стал шутить про единственного человека, что пытался завоевать моё расположение. Толкнул Шикамару в тот день, когда Наруто украл мой первый поцелуй. Кретин… но знай, Шимура, если бы не Наруто, я бы убил тебя. Я представлял, как я убиваю четверых человек, раз за разом представлял это в мечтах. В словах Саске прорезалась истерика. — Я убивал брата. Тысячей разных способов. Лучше и лучше. Я убивал этого бородатого мудака Третьего, который снисходительно посмеивался и пыхтел трубкой над моей кроватью в больнице, думая, что я ничего не слышу, а потом изображал вселенскую скорбь. Конохамару промолчал. — Я убивал нашего инструктора Ируку за его жизнерадостность и несправедливое потакание моему таланту. Я убивал тебя, того, о ком я мечтал как о друге, и того, кто, может, неосознанно, стал для меня врагом. — Довольно, Саске, — перебил его я. — Не стоит зацикливаться на тех воспоминаниях. Ведь ты в итоге стал лучше. — Я иногда думаю, стал ли я лучше. Наруто действительно стал моим другом. Но ведь я был бы гораздо менее… мягкотелым. Моя рука бы не дрогнула, когда я встретился лицом к лицу с Итачи. Я бы не потерял глаз сейчас. Годы, которые я провёл у Орочимару, ожесточили меня, но образ Наруто, слишком… светлый, он всегда был будто бы моей… — он покрутил невесть откуда взявшийся кунай в руке, — совестью. «Совесть у шиноби. У такого шиноби, как Саске. Смешно. Оксюморон», — подумал я. — И всё же. То письмо на мою свадьбу… — Да, я был искренен, Кьёджи. Не знаю, почему так. Наши судьбы будто бы чем-то похожи, но твоя менее трагична. Клан цел, отец, пусть и не любящий и вовсе нагулявший тебя на стороне, есть в твоей жизни… — Не говори так о нём, — перебил его Юрито. — Ты ведь не знаешь всей истории. Его родители мертвы, а брат пропал буквально вчера в бою, и что с ним — непонятно. Брат… Тонери… Юрито будто бы разбродил шрам, который отозвался болью в сердце. — Тонери использовал Каварими, Юри, — медленно, скорее для себя, повторил я. — Может, это было лунное замещение, и он оказался на Луне. Но я не думаю, что он бы умер. — Брат? — Саске вздёрнул бровь единственного глаза. — У тебя есть брат? — Моя мать была с Луны. Она — представительница клана Отсутсуки, потомков Хамуры. Там остался брат, последний из них. А я остался здесь. Саске помотал головой. — Брат… я бы отдал многое, чтобы поговорить с Итачи вновь. — Даже свой глаз? — внутри вдруг зародилось какое-то нездоровое веселье. — Что? — У тебя же глаз Итачи. — Да, но… — А я из-за тебя столько раз видел ритуал Эдо Тенсей, что теперь могу повторить его сам. В любой момент времени, нужна лишь жертва и биоматериал. Даичи смотрел на меня с подозрением. Саске — с опаской. — Кабуто — хороший исследователь, и он склонен фиксировать каждый результат на бумаге. А когда он пытался возродить Орочимару, он проделал… много опытов. Некоторое время мы просидели молча. Каждый из нас осмысливал то, что услышал. Юри приступил к повязке. — Скажи, Саске, — заговорил вдруг Сарутоби. — Наруто… почему ты думаешь, что он любил тебя? Или ты сам любил его в ответ? Ведь вы были больше, чем друзья, почти братья… Саске поперхнулся. — Я… не знаю, что чувствует Наруто, — признался он. — Я не знаю, как чувствуют себя другие люди. После смерти родителей мне… всегда было всё равно. Наруто… я вспоминаю его, когда вдруг хочу сделать что-то ужасное. Только и всего. — Я думаю, Наруто любит каждого из нас, — Юрито закончил накладывать повязку. — Мы ведь все его друзья. У джинчурики обычно мало друзей. Но если в команде 7 кто-то и любил Саске… то это была Сакура. — Почему ты спрашиваешь, Конохамару? — задал я встречный вопрос. — Дедушка учил меня, — слегка смутился тот, — что Хокаге всегда стремится разобраться в каждом вопросе досконально. Понимает своих людей. Когда Наруто, ну… показывал мне свои приёмы… — (Даичи прикрыл рукой лоб будто бы зашедшись стыдом) — Эй! Расенган там, или Ойроке, он говорил, что для него всегда ориентиром был Саске. Дружеские чувства к нему, стремление догнать, обогнать и перегнать тебя. Но… чувствовал ли ты то же самое к нему? Твои слова… будто бы ты не был для него тем же, кем он был для тебя. Саске промолчал, запрокинув голову наверх. Я мимолётно отметил, что за эти часы в пещере мы узнали его едва ли не лучше, чем за всё прошлое время. А он не знает никого из нас, ведь был все эти годы так далеко. Не видел трагедии Юрито. Не знает о гибели Асумы. Не видел разрушений Конохи. Не мыслил о том, что наши одногодки и ребята младше нас готовы пойти на самопожертвование, как тот же Конохамару. Не представляет, как живём мы, его друзья. «Друзья». Воспоминания о дружбе. — Дружба, — неожиданно для себя самого сказал я, почёсывая локоть, — она для всех разная. У каждого своя. Иногда дружба — это уверенность. Я уверен в своих друзьях, и они уверены во мне. Дружба — это доверие, и я доверяю большинству своих друзей. Дружба — это почти любовь. Для меня. Но каждый определяет дружбу для себя самостоятельно. Я вот уверен в своём друге Даичи, что он бы, получив приказ, убил бы меня, покажи я нелояльность. Я уверен в своём друге Наруто, который бы попытался вернуть меня — как он попытался вернуть Саске. Я уверен в своём друге Шикамару, что он бы встал ценой своей жизни, чтобы защитить меня. Ведь он встал. Но мы все шиноби. А у настоящего шиноби на миссии друзей быть не должно. Только товарищи. — Какаши всегда стеснялся этого, — хрипло произнёс Саске. — Его отец… убил своих товарищей, Белый Клык Конохи… подвёл их. Я тоже. Ненавижу миссии в команде, — рассмеялся он хриплым смехом. Смехом, что эхом стал отражаться от стен пещеры. — Ненавижу себя.***
Больше никто из нас ничего не говорил. Пойдя до ветру, я обнаружил, что дождевая завеса будто бы пропала, а силы будто бы вернулись — и можно двигаться вперёд.