Богомол или Одиночество в вечности

      — Плащ можешь повесить сюда. Проходи, располагайся.       Шерлок окинул взглядом прихожую.       — Ты нечасто приводишь гостей. Почему позвал меня?       — Не в морге же нам всю ночь беседовать. Тут удобнее.       — Верно, и все же… Звать в дом незнакомца?       — И не человека к тому же, — Джон улыбнулся, но Шерлок отметил, что улыбка вышла печальной, — мне нужно тебя бояться?       — Нет.       — Тогда не вижу проблем.       Пока Холмс осматривал квартиру и мыл руки, Ватсон успел соорудить несколько горячих бутербродов.       — Чай сейчас будет, — сказал врач, когда его гость, наконец, зашел на кухню, — пока вот — угощайся. Двух булочек тебе явно маловато.       — А ты? — спросил Шерлок, впиваясь в первый бутерброд.       — Я так поздно не ем.       С бутербродами Холмс разобрался в рекордно короткие сроки, видимо его организм срочно нуждался в восстановлении сил. А пока грелся чайник, успел прикончить еще пять кексов. Цвет его глаз Джон теперь определил бы как сиреневый.       — Больше, прости, ничего предложить не могу, — Джон поставил перед детективом самую большую из своих чашек.       — Очень ароматный чай. Что там?       — Мята, чабрец… и еще штук пять трав, забыл уже. У тебя аллергии ни на что нет?       — Только на глупость.       Чай гость пил медленно, чуть прикрывая глаза и явно наслаждаясь каждым глотком.       — Как же я замерз, — признался он.       — Может тебе ванну горячую налить? Все-таки сутки в холодильнике морга не шутка.       — Нет. Ванна тут не подойдет. Нужно кое-что иное. Но это успеется, — он сделал еще глоток, — я весь внимание. В качестве платы за спасение моей жизни готов взяться за твое дело.       Джон, как мог, объяснил ситуацию. Рассказал про Грега, Майкрофта, историю с Богомолом, и еще раз подчеркнул, что его поведение в морге было направлено исключительно на…       — Я знаю, доктор, — Шерлок отставил опустевшую чашку, — я слышал каждое твое слово. Шучу. Но пробуждение мне понравилось. Ты был таким нежным. Я бы не отказался просыпаться так каждое утро.       — Опять шутишь?       — Почему? Я же тебе понравился, разве нет? В отношениях ты не состоишь, так почему бы нам не встречаться?       — А… ты? Неужели такой красавец как ты — свободен?       — До этого дня был женат на своей работе. Но готов рассмотреть тебя как любовницу.       — Брось. Не издевайся, — врач чувствовал, что у него помимо воли опять горят щеки.       — Я не шучу. Ты мне тоже понравился. В тот самый миг, когда поймал, не дал упасть. И так крепко обнимал потом.       Пока Джон раздумывал над ответом, Шерлок сложил ладони в молитвенном жесте и уставился куда-то перед собой.       — Суммируя все сказанное тобой, делаю вывод, что Богомол — это Майкрофт Холмс, политик, широко известный в узких кругах. Имя мы знали, о фамилии догадаться не составляет труда. И сочетание довольно редкое. Второго я не знаю.       — Он тоже Холмс?! Так вы и вправду родственники?!       — Дальние. Сравнение с деревом вполне уместно. Джон, не хочу тебя огорчать, хоть я сильнее среднестатистического человека, но Майкрофта силой не одолели бы и десять таких как я. Хитростью… боюсь, нам его тоже не переиграть. Твой друг своим согласием развязал ему руки. И теперь нам нужно выяснить одну вещь: действительно ли Майкрофт не хочет причинять зла Грегори Лестрейду, но является заложником своей природы, или все это был лишь искусный спектакль. От этого и будем плясать, когда я все выясню.       — И как ты это сделаешь?       — Я детектив или нет? Три дня — это достаточный срок. Но прежде чем я брошусь работать, нужно восстановить силы. Благодарю за угощение, могу я остаться у тебя на ночь?       — Можешь, только у меня одна кровать.       — Не вижу проблем. Человеческое тепло согревает меня куда лучше, чем ванна. Ты же не будешь возражать? — Холмс чуть повернул голову и посмотрел на Ватсона.       Будет ли он возражать? Да он и мечтать о таком не смел. Но все же… Воспитание, осторожность, благоразумие взяли ненадолго верх.       — Мы только познакомились, и…       — И я могу оказаться маньяком, убийцей, больным тысячью болезней. Ты прав. Не волнуйся, Джон. Я сейчас уйду, а вернусь завтра с утра.       — Нет. Стой. Я… Это глупо, но… останься.       — Джон Ватсон, — детектив приложил правую руку к сердцу, а левую поднял на уровень лица, повернув ладонью к врачу, — обещаю, этой ночью я буду делать только то, что ты мне позволишь, и ничего из того, что ты запретишь.       Это выглядело одновременно трогательно и забавно. Джон и проникся, и рассмеялся.       — Хорошо. Я верю. Тебе нужно в душ?       Из душа детектив вышел в одном полотенце вокруг бедер, хотя врач приготовил ему одежду.       — Прости, но я всегда сплю так. Если тебя смущает — я оденусь. Но учитывая, что ты все уже рассмотрел во всех подробностях… И не только рассмотрел…       — Спи как тебе удобно, — прошептал Джон, — ложись, не жди меня, — и поскорее убежал в ванную.       Конечно, это лучшее место для ликвидации внезапного стояка, но врачу казалось, что гость все поймет, и почему-то его заливал стыд. Хотя чего смущаться естественной реакции… Хотя такой ли уж естественной? Прежде Джон никогда не думал о своей ориентации. Мимолетные романы случались, не романы даже, скорее интрижки, и инициаторами всегда выступали девушки. Видимо их привлекал стройный светловолосый парень в отглаженном халате. Правда, это довольно быстро заканчивалось, так как говорить с ними было не о чем, а в постели… Ватсон пытался вспомнить, испытывал ли он к своим любовницам хоть что-то близкое к тому, что горит в нем сейчас.       Он вздохнул. Ладно, если он хочет поспать этой ночью, придется…       В дверь постучали.       — Джон?       — Ох, — он уменьшил напор воды, чтобы лучше слышать, — что? Тебе что-то нужно?       — Мне показалось, что нужно тебе. Прости, мне стоило одеться, а не выпендриваться.       — Нет, все в порядке.       — Точно?       — Да. Я скоро закончу.       — Послушай… понимаю, это выглядит как преследование, но я правда могу помочь. У меня есть презерватив, если что.       «Carpe diem» — «Лови момент», — говорили герои фильма «Общество мертвых поэтов». Джон ведь хочет этого, Шерлок предлагает. А через три дня они оба вообще могут умереть, так почему бы и не да, собственно? Врач протянул руку и открыл щеколду.       Недавний узник холодильника зашел в ванную комнату: — Тесновато тут у тебя, — улыбнулся, снял с бедер полотенце и шагнул к Джону под душ, — ты как предпочитаешь — руками или ртом?       — Не знаю, — от близости тела Холмса стояк Ватсона достиг апогея, — я еще не делал этого… с мужчиной.       Капли падали на Шерлока и рикошетом отлетали на Джона. Детектив стоял так, что они едва-едва, на границе ощущений, соприкасались кожей в области груди. Холмс был чуть выше, но именно так, чтобы было очень удобно смотреть ему в глаза. Которые теперь стали вообще какими-то волшебными, бирюзово-голубыми.       — Тогда, думаю, лучше ртом. Рукой ты и сам можешь, — Шерлок очень нежно, едва касаясь, поцеловал врача в губы. — Ты ведь тоже начал с этого. Спасибо.       — Так значит, ты все-таки…       Дальше Ватсон не договорил. Детектив опустился на дно ванны и так же нежно поцеловал сначала одно бедро, затем другое.       — Расставь ноги чуть пошире.       Описать свои ощущения Джон бы не смог. Он почувствовал, как на него надели презерватив, как руки Шерлока коснулись его, как бы обнимая, как его язык прошелся по головке, как губы затем обхватили ее… а для дальнейшего в его арсенале слов пока не было.       Врач чуть слышно стонал и шептал имя этого необыкновенного существа, что появилось в его жизни так странно и сразу заняло столько места.       Джон еще запомнил, как его завернули в полотенце и отнесли в постель, где, кажется, Шерлок еще и обнял его. Сказать точнее врач бы не смог, так как мгновенно провалился в сон.       Утром он проснулся один, очень бережно и уютно закутанный в одеяло. На кухонном столе обнаружилась записка: «Ушел заниматься расследованием. Вернусь, предположительно, на третий день, как Гэндальф! ПС если переживем Богомола, ты станешь моим парнем?»       И вот как, интересно, Джон должен ответить? Хоть бы телефон оставил, что ли. Жди теперь, пока объявится. Видимо, у Холмсов это семейное.