Английская Роза, Стальной кулак II

Уильяму удалось отложить отплытие на две недели, иначе не хватило бы времени на составление полного отчета об обстановке. Он писал бы его в пути, но внезапный план Эндрю и идея с маскарадом лишали его этой возможности. Зато давали хороший повод ряженому индейцу пореже выходить из каюты, под предлогом важной работы. Конечно, пришлось посвятить в авантюру капитана и нескольких офицеров, самых преданных и проверенных, затем была работа с подготовкой матросов, маршрут, и расчет каждого дня – чтобы новости до Англии дошли именно тогда, когда нужно. Уильям с каждым днем все больше осознавал, какое безумное предприятие они затеяли. И если корабль без него отправится – обратного пути не будет, он ставит на карту все: репутацию, положение, всю свою жизнь! Он никогда не участвовал в интригах, и вот теперь оказался опутан ими со всех сторон, это пугало и одновременно открывало перед ним прежде неизведанные мир тайных троп. Вместе с Эндрю они налаживали возможность связи. И Уильяму противно было думать, что вся цепочка людей, на которую ему предстояло опереться и от которой будет зависеть обмен сведениями, состоит из хозяев таверн, шлюх и прикормленных Де Кюсси капитанов. Но, раз он решил забраться так глубоко в бесчестный мир разбойников, глупо было думать, что можно не испачкаться самому. Отдельным унижением, которого нельзя было избежать, была маскировка. Вначале Уильям смутно представлял, что и как стоит изменить во внешности, чтобы остаться неузнанным, и думал, что обойдется париком и одеждой. Но арсенал средств Эндрю был поистине неисчерпаемым. Оказалось, индейцы умели делать краску для кожи самых разнообразных цветов, помимо прочих снадобий, о которых Уильям ничего раньше не слышал. Его особенно заинтересовали лечебные травы – с практическими целями. Средства от лихорадки, цинги, волшебные листья, которые давали человеку силы работать без сна и еды или, наоборот, быстро отправляли в царство морфея. А ведь он, как и любой белый человек, считал индейцев полу-людьми, с ужасом и неприятием относился к смешанным бракам, которыми не брезговали испанцы. Но, случайно узнав их ближе, стал сомневаться в нерушимости своих прежних убеждений. Даже Брауни, которого он принимал за юного безмозглого «питомца» Эндрю удивил, стоило Уильяму к нему обратиться напрямую. Он хотел понять и запомнить какие-то особенные жесты, может быть, выучить пару фраз на индейском наречии, чтобы не выдать себя. И тогда Брауни отвел его в индейскую деревню. Путь был неблизкий, селение располагалось далеко в глубине острова, за бескрайними плантациями и лесом, и им повезло не наткнуться на племена беглых рабов, которые кочевали по острову, охотясь за дикими свиньями и собирая фрукты с орехами. Когда-то несчастные индейцы из деревни сбежали с Эспаньолы, потомки уничтоженных испанцами племен Карибы и Таино, теперь прятались в густых лесах Ямайки. Эндрю и к ним нашел подход, и Уильям в очередной раз удивился связям губернаторского сына. Вместе с Брауни они обменяли ткани и посуду на те снадобья, которые слугам Эндрю не удалось найти на рынках Порт-Ройяла в нужном качестве или свежем виде. Мешочки с перемолотыми косточками генипы и ачиоте, корни гидрастиса и другие полезные вещи, которые могли послужить маскараду или помочь Уильяму казаться индейским лекарем. Он никак не участвовал в общении с индейцами, только наблюдая со стороны, как разговаривал с жителями Брауни, как играли дети или занимались нехитрым бытом женщины. Так прошел целый день, и, чтобы не рисковать на обратной дороге в темноте, Брауни предложил заночевать в деревне. Уильям сомневался, но путь внезапно показался невероятно утомительным, его стало клонить в сон, и он решил остаться. Только потом он понял, что это было действие дыма костров, которые разожгли ближе к вечеру или напитков, которыми его угощали. Но в тот вечер он позволил себе нечаянное легкомыслие. В голове была только одна мысль – о встрече с Ридом, будто это должно было произойти следующим днем. Словно это уже произошло и он предстал перед ним такой, каков есть, потому что ни краска, ни гримасы не спрячут его суть под проницательным взглядом. И все, что он поставил на кон в этой игре – давно проиграно, ему не стать другим, не спрятаться, не подобраться близко… Он не помнил, как уснул, только смотрел на звезды над головой, когда их затянуло дымкой, и растворился то ли во сне, то ли в шорохах вокруг, сквозь которые пробивался странный ритм далекого барабана. Что-то тяжелое легло на его грудь, затем, словно стекая, тяжесть ушла. Уильям смотрел на светлеющее небо, в голове прояснялось с каждой погасшей звездой. Где-то в глубине тающей синевы далеко вверху мелькнула темная точка и с криком ястреба, увидевшего добычу, исчезла. Уильям тут же вскочил с бешено стучавшим сердцем. Он потер грудь в распахнутой сорочке, чувствуя прохладную влагу на коже. Потом оглянулся, изумляясь все больше: всю ночь он спал прямо под открытым небом в стороне от деревни, на тонкой подстилке сухой травы среди песочной полянки, а прямо перед его немудреной постелью начинались густые заросли. Он мысленно вздрогнул, когда представил, сколько животных, хищных или ядовитых, могли напасть на него спящего и беззащитного от дурмана, но на песке вокруг не было следов. - Оти,* белый господин! – Поздоровался с ним Брауни, улыбаясь. Уильям обернулся и кивнул и ему и его спутнику, пожилому таино, который показывал на него пальцем, бормоча что-то. - Великий Такапоре говорит, что у тебя было удачное путешествие. Кого ты встретил во сне, господин? Великий Такапоре видит след Окоюмо*. - Я не помню, - Уильям еще раз осмотрелся, но никаких следов снова не заметил. На смену изумлению и страху вдруг пришла непонятная уверенность. Теперь дикари не казались ему странным народом из первобытных времен. Впрочем, после того, как он просил совета у сумасшедшей старухи на Тортуге, странностям удивляться поздно. - Чей след он видит? - След змея. Он идет через твою лежанку. Это был большой сильный змей. Уильям снова провел рукой по груди, поправляя распахнутый воротник сорочки. Теперь только он увидел едва заметную широкую полосу на песке. - И что это значит? - Окоюмо принадлежит к клану ночной лягушки, Акувама. Он выбрал тебя и теперь сможет защитить. Уильям хотел было переспросить, как именно его защитит змея-лягушка, но сдержался, чтобы не показаться невежливым. Ему даже удалось сохранить серьезное лицо, когда он снова поинтересовался: - А ястреб? Я слышал его крик на рассвете. - Клан Туютую*? Не защитит. Но к тебе пришел хороший дух, господин. Я рад, что он не съел тебя. - Спасибо, Брауни, я тоже рад, - Уильям еще раз поклонился старику, сдерживая улыбку. Он решил, что получил вполне исчерпывающие сведения о манерах местных индейцев и при случае сможет рассказать кому-нибудь занятную историю о своем защитнике. Они собрались обратно в город. - А как ты попал в Порт-Ройял, - вдруг спросил Уильям у Брауни. – Может быть, ты скучаешь по своей деревне? - У меня нет деревни. Ее сожгли, когда я был еще мал. Меня пощадили и привезли на рынок в клетке для развлечения горожан. Там отец господина Эндрю выкупил меня по его просьбе. Это было очень давно. С тех пор многое изменилось, мы оба выросли. Но я всегда буду благодарен господину. - И ты никогда не хотел вернуться к своему народу? - Мне нет места в прежней жизни. Я не жалею об этом. У каждого свой путь, - Брауни указал на звездное небо вдоль сияющей млечной полосы по центру. – Скоро и вы, господин, свернете на тайные тропы, и, может быть, тоже потеряете дорогу назад... Это не столь важно. Уильям, пораженный словами «дикаря», уставился на млечный путь, словно раньше никогда не замечал отдельных звезд в сиянии. Потом встряхнул плечами, отгоняя смутную тревогу. - Занятно! А что же тогда важно, по-твоему? Индеец обернулся, в сумрачном свете мелькнула белозубая улыбка. Он приложил руку к груди, слегка поклонившись: - Не потерять самого себя, господин Кроуфорд. *** Новым испытанием решительности Уильяма стал неотвратимый маскарад. Дольше откладывать было нельзя: корабль с его двойником отплыл, коммодора Кроуфорда больше не было на Ямайке. Стараниями Эндрю и его связей весть об этом должна была дойти гораздо дальше бухты Кингстон. За двойника можно было быть уверенным – распорядок жизни Брауни на корабле был тщательно спланирован так, чтобы ни у одного матроса не возникло подозрений, а путь специально шел мимо северных колоний, чтобы продлить время путешествия и дать достаточно форы Уильяму. Но за себя и свою удачу он не был столь уверен. И, глядя на разложенные мешочки с цветными порошками, не представлял, как краска сможет спрятать его страх. А вот Эндрю относился к затее с завидным энтузиазмом. - Вам повезло, друг мой, что я успел испробовать все красители, и вам не придется рисковать, вдруг обнаружив, что краску смыло первой же волной! Но, конечно, будет некоторое неудобство в ее стойкости – когда вы захотите снова стать коммодором Кроуфордом, придется подождать. Ганибе красит кожу почти на месяц. Впрочем, ее потребуется немного, все же мы делаем из вас не африканца… А вот ачиоте придаст коже красноватый оттенок на несколько недель, но слишком холодный, поэтому, - Эндрю был похож на лекаря в аптекарской лавке с весами и мерной ложечкой, - я бы добавил щепотку порошка из кошенили. Чертовски дорогая краска! И вот, смотрите, Уильям – смесь с ганибе достаточно втереть в волосы раз в пару недель – или чаще, если проступит свой цвет, а вот здесь будет порошок для кожи. Если все будет идти по плану, вам не придется пользоваться им чаще трех раз. Не считая этого. Он не займет много места и не вызовет подозрений, но я отправлю смеси своим людям, и вы сможете достать его, если вдруг лишитесь своего скарба в пути. Не бойтесь цвета смеси, когда вы смоете лишнюю краску, кожа станет светлее. Вы готовы? Позвольте помочь? - Спасибо, Эндрю, - он вздохнул. - Думаю, я справлюсь сам. Уильям посмотрел на глиняные чаши с растертыми в лимонном соке и ароматных маслах красками и кисточки, которыми предполагалось наносить их на кожу, чтобы пальцы не впитали больше пигмента, чем требуется. Он медлил, ожидая, что Эндрю выйдет, но тот продолжал наблюдать. Уильям нерешительно подошел к зеркалу и, зачерпнув из чаши с ганибе густой кашицы, провел расческой по волосам. Второй мазок дался проще, и вскоре Уильям мрачно смотрел на свое отражение с густо измазанными краской, зачесанными назад черными прядями. Пришел черед другой чаши – с краской для тела. Он снял сорочку и без труда справился с лицом, руками и грудью. Теперь он не узнавал себя в зеркале, затея снова начала казаться глупой и смешной, но Уильям не остановился. И только подумав, что справиться со спиной будет сложнее, заметил в отражении, с какой жадностью смотрит на него Эндрю. Он совсем забыл о зрителе, занятый своим перевоплощением, и теперь смутился. Эндрю с нескрываемым любопытством наблюдал за ним, и одновременно в его глазах читался ужас, предвкушение, даже какая-то дикая противоестественная радость. - Что… Что с твоей спиной? – Спросил он охрипшим голосом, когда понял, что его заметили, и встретился с Уильямом взглядом. Он подошел ближе, осторожно, словно боясь спугнуть. И едва касаясь, провел пальцем по глубокому шраму. А ведь Уильям забыл про них, стер из памяти, ни разу не смотрелся в зеркало нагим, чтобы увидеть, как зажили раны от плетей. - Что с тобой произошло тогда, Уильям? Что он сделал с тобой? Первой мыслью было воскликнуть, что это не тот, кого имел в виду Эндрю. Что он сам попался тогда на своем глупом великодушии, виноват был он сам, или Снитч, в чьих руках была плеть, или даже сам Эндрю, который свел Уильяма со Снитчем… Но Уильям только сжал губы, вовремя удержавшись от нелепых оправданий, обернулся и вложил в руки Эндрю чашу с кисточкой. - Держите себя в руках, Эндрю, - заметил он. Потом позволил себе усмехнуться. – Похоже, без вашей помощи мне все же не обойтись. - Да, конечно, - Эндрю с трудом оторвал взгляд от его спины. И улыбнулся в ответ: - А ноги вы собираетесь оставить белыми? Даже если выдать вас за метиса, сомневаюсь, что можно быть индейцем только верхней половиной тела. Уильям с трудом выдержал его взгляд – и сдался. Он и сам не мог бы объяснить, почему смущался присутствия Эндрю. Только ли из-за его явных симпатий, гораздо более глубоких, чем Уильям готов был принять? Он снял бриджи и отвернулся к зеркалу. Эндрю осторожно водил кистью по выступающим узорам на спине, не столь быстро, как хотелось, но и не слишком медленно для стесняющих подозрений. И Уильям расслабился, снова вздохнув. С каждым таким вздохом он будто переходил невидимую черту, менялся, словно змей, выползающий из-под старой кожи. Кисть спускалась ниже, вдоль позвоночника, снова по бокам, лопаткам, и опять вниз. В комнате стало жарко, все более насыщенными казались ароматы эфирных масел. Уильям хотел прекратить эту странную ласку, до которой все-таки добрался Эндрю, но решил выдержать до конца. Если это только начало, ему наверняка предстоит вытерпеть вещи гораздо худшие, так что пусть это будет первым испытанием. Кисть спустилась в ложбинку ягодиц, но совсем легко, и перешла на бедра, щедро оставляя на коже блестящие в свечном свете следы бурой краски. Он не стал отбирать кисть, чтобы закончить самому, и Эндрю опустился вниз. Уильям повернулся, когда Эндрю закончил наносить краску сзади. Эндрю продолжал стоять на коленях перед ним, снизу вверх поднимаясь кистью по ногам. Уже не следя за своими движениями, потому что смотрел Эндрю темным немигающим взглядом только в глаза Уильяма. От невыносимого жара слабели колени, Уильям схватил руками край комода за спиной и закрыл глаза, когда почувствовал дыхание прямо на налившемся нестерпимым огнем члене. Это новое чужое тело предавало его, словно вместе с другим цветом кожи ему досталась сжигающая похоть. «Нет! – кричал он про себя. – Ты всегда был таким! Просто раньше успешно прятал постыдную слабость. Признай это, Уильям Кроуфорд! Дело не в дьявольском обаянии Рида, перед которым нельзя было устоять. И не в искусных ласках Эндрю… Ты сам позволяешь им это, как позволил бы любому, при удачном стечении обстоятельств!» Мысль показалась такой шокирующей и гадкой, что Уильям отшатнулся. Но Эндрю не отступил, он крепко держал его за бедра, снова захватив член влажным жадным ртом. Уильям уперся в комод, задел какие-то склянки, что-то разбилось под ногами, оглушая резким апельсиновым ароматом. Он грубо схватил Эндрю за волосы, чтобы убрать его от себя, но понял, что опоздал – возбуждение смело все доводы рассудка, затмило стыд и отвращение. Он зарылся в волосы Эндрю пальцами, подталкивая к себе, в жажде получить больше наслаждения. И зажмурился, не в силах смириться со своим падением. Вдруг представив, что держит рукой не мягкие напудренные кудри, а жесткие от солнца и соли густые волосы, и вокруг все качается из-за шторма, а не из-за того, что он с трудом стоит на ногах. От томительного волнения, которое принесла эта запредельно смелая мысль, жар в нем достиг предела, и он излился. Этому бесполезно сопротивляться, ему нравится, всë это время он хотел повторить, снова упасть на самое дно, потому что именно там он был настоящим. Рид не соблазнял его, он был таким всегда, просто как стихия или война обнажает человеческую сущность, так рядом с Джо Ридом слетели его маски пуританской морали и благочестия. Уильям смотрел, как стекает его сперма с подбородка Эндрю. Он не успел отстраниться, часть попала ему в рот, часть – на лицо, испачкав ресницы и щеку, рядом с пятнами бурой смеси. - Вам стоит умыться, Эндрю, - посоветовал Уильям. Тот вытер глаза рукавом и вскинулся на него взглядом. - И скорее отмыть руки от краски. Уильям улыбнулся уже без смущения и подал Эндрю руку, помогая встать. Вся одежда Эндрю была безнадежно испорчена краской, и он вышел в соседнюю со спальней комнату для прислуги, на этот раз оставив Уильяма одного. Уильям, не глядя на себя в зеркало до последнего, опустился в приготовленную ванну, вдохнул и ушел под воду с головой, смывая густую смесь с волос и тела. Все напряжение и сомнения покинули его, наконец. Только теперь он понял, что значит «не быть» больше коммодором Кроуфордом, хоть и не знал пока, кем он стал на самом деле. *** После того, как Уильям вышел из ванной, кожа оказалась не такой темной и яркой, как он боялся во время нанесения смеси. Эндрю, действительно, мастерски подобрал ингредиенты, результат впечатлял. Если бы не слишком светлые серо-голубые глаза и черты лица, в которых без труда угадывалось благородное родство, он вполне сошел бы за аборигена. Но даже на этот случай у Эндрю был прием. Он ловким жестом смахнул ему на лицо волосы, пряча глаза за темными прядями. А окончательной деталью стала узкая изогнутая полоска из каучука, которую предполагалось вставить за нижнюю губу. - Вы привыкнете, - кивнул Эндрю, невероятно довольный результатом. – Черт возьми, я бы не узнал вас, если бы не участвовал в процессе преображения! Потрясающе! - Не сомневался в вашем мастерстве, - Уильям слегка кивнул. Эндрю вел себя точно так же, как раньше, даже чуть свободнее, или это Уильям теперь воспринимал его иначе. Он больше не чувствовал ни капли прежней неловкости и позволял прикасаться к себе, не замечая смущающего подтекста. В этом было своеобразное удобство, и Уильям начинал ценить первые преимущества маскарада. - Нет, нет, так не пойдет! Что это за снисходительный кивок? Сомневаюсь, что туземцы способны на реверансы. Забудь о привычных жестах! И придется обходиться без катласа. - Почему метис не мог бы обучиться фехтованию? Брауни неплохо обращался со шпагой. - Ты выдашь свою школу, Уильям. Это невозможно переделать, совсем другие жесты и приемы… Лучше нож, или дротики. Только на первый взгляд они кажутся менее эффективными катласа. У меня есть хитрый состав, привезенный из Южной Америки. Одной его капли достаточно попасть в царапину, чтобы отправить человека в сонный паралич, несколько капель в ране способны убить. Ты мог бы стрелять из пукуны*. Я даже думаю, метис в роли удачливого канонира не вызовет подозрений. Что угодно, кроме шпаги. Уильям и сам знал, что это правда. Эндрю, которого он видел несколько раз наблюдавшим за тренировками, наверняка заметил и имел в виду некоторую особенность фехтования Уильяма. Травмированные дыбой плечевые суставы давали о себе знать, как бы Уильям не оттачивал свое мастерство. Вместо выверенных замахов и обманных жестов, ему было проще делать короткие быстрые броски. Более рискованная и сложная манера, она меньше напрягала плечи, но утомляла при этом гораздо сильнее. И он все чаще отдавал предпочтение стрельбе, хоть от постоянно мокнущего пороха в пистолетах и кулевринах толку в настоящем бою было немного. И все же по скорости и меткости команде коммодора Кроуфорда и ему самому не было равных. Переодевшись в простые холщовые штаны, мокасины и тонкую рубашку, Уильям первый раз вышел на улицу в новом облике. Вместе с Эндрю они прогулялись до особняка Кроуфордов, и ему стоило некоторых усилий идти позади друга, не поднимая головы на приветствия встречных горожан, как и следовало рабу. Но писать письмо адмиралу, как советовал Эндрю, он не решился. Уильям не хотел оставлять такие явные улики, лучше уж слыть пропавшим без вести, чем безумным авантюристом, каким он непременно окажется, если не осуществит задуманное. Но Эндрю настаивал оставить завещание и объяснение своего исчезновения, а он умел быть убедительным. В конце концов Уильям попросил оставить его в одиночестве ненадолго, чтобы собраться с мыслями в своей комнате. Теперь уже – не своей, теперь он бывший раб, наполовину индеец, желающий сбежать и закончить жизнь матросом на пиратском корабле. Уильям открыл шкатулку на комоде, оставив письменные принадлежности, так и не написав адмиралу ни строчки. Под несколькими конвертами и миниатюрой в рамке с изображением его родителей и сестер, он нашел два перстня. Тот, первый, коварно подброшенный Ридом в качестве символа дружбы. Золото, рубин и цитата на латыни, перстень стал поводом для пыток, и Уильям выдержал их, оправдав вырезанные на золоте слова «Хороший друг познается в неверном деле». И второй перстень, который он получил взамен муранской розы от сумасшедшей ведьмы с Тортуги. С тайным отделением для яда под камнем. Символ предательства, рядом с даром дружбы – возможно ли одно без другого, когда дело касается Джо Рида? Как может он подобраться к пирату, стать его матросом, не воюя с ним за общее дело? Ведь только доказав свою преданность пиратам в бою, он сможет предать их и привести к гибели. Ведь только так он добьется от Рида признания, которого так жаждет. Признания себя – достойным! Только добившись его падения. Казни. Он ведь к этому идет? Уильям запутался в противоречивых мыслях и посмотрел в зеркало, убрав перстни в шкатулку и заперев ее. Из зеркала смотрело непривычно темное, чужое лицо. Неужели он снова идет чужой дорогой, потому что ему не оставили выбора? Рид все-таки вынудил его вступить в свою игру, изменил, вылепив из него кого-то другого? «Нет, это по-прежнему я, Уильям Кроуфорд, - сказал он своему отражению. - Я делаю свою работу и служу Короне. И я раз и навсегда поставлю точку в борьбе с Карибским пиратством во главе с Ридом. Чем бы это ни кончилось… до казни еще далеко. Я успею получить свое сполна». Он, больше не сомневаясь, запечатал конверт. Если Эндрю нужны улики его самовольного ухода, он получит конверт с пустым листом вместо признания. Уильям решил играть в свою игру самостоятельно, не рассчитывая ни на помощь, ни на предательство. Хотя без помощи сына губернатора он никогда не пошел бы на это. Эндрю дал ему новую внешность, имя, легенду, не требуя взамен открыть известные только ему детали дальнейшего плана. Только благодаря Эндрю Мэдифорду Уильям мог попасть на вербовку в армию Рида с поручительством нужных людей, чего никогда бы не добился самостоятельно, привыкнув действовать прямо и избегая компрометирующих связей. - Слух об отъезде коммодора Кроуфорда в Англию дошел до нужных ушей, мой друг. Но новость долетела так быстро, что могла вызвать подозрения, - предупредил Эндрю. Они стояли на веранде перед апельсиновыми деревьями, скрытые от прохожих листвой и цветущими кустами. Всего несколько шагов отделяли Уильяма от улицы, с которой обратно зайти в свой дом он уже не сможет. - Спасибо, - он в чистом искреннем порыве взял Эндрю за руку, которую тот удержал, накрыв второй ладонью, и вместо дружеского пожатия жест сразу стал гораздо интимнее. Уильяма кольнуло едва заметной виной за свою невзаимность и легким раздражением от того, что теперь он не имел права оттолкнуть Мэдифорда, сейчас - не мог, и Эндрю этим пользовался, осознанно или нет. - Я очень ценю вашу помощь и… заботу. Эндрю едва заметно сжал его руку, словно хотел что-то сказать, но не решался. И Уильям с удивившей себя самого легкостью поцеловал его. Он хотел было, чтобы Эндрю принял это за несвойственную Уильяму шутку, словно поцелуй был не его, а метиса Акувамы. Но Эндрю, напротив, помрачнел и тут же отпустил его ладонь. - Вам лучше уйти, Уильям, иначе я позову охрану и запру вас в подвале, чтобы продолжить. Времени достаточно, хватятся вас нескоро. Уильям улыбался в ответ, теперь они поменялись ролями – обычно хмурым и сдержанным был он сам. - Не верю, что вы способны на подобное коварство. - Вы мне льстите. Боюсь вас разочаровать, но таким и был первоначальный план. Уильям непроизвольно отпрянул, потому что на мгновение на лице Эндрю проступила та насмешливая манерная гримаса, которая отвращала его от сына губернатора первое время. Но глаза Эндрю теперь смеялись. - А ведь краска вовсе не скрывает твоих мыслей. Будь осторожнее в пути, мой друг Акувама. Не попадись ястребу, за которым охотишься.