Английская Роза, Стальной кулак II

Удивительно, как сильно изменился мир, стоило Уильяму сменить внешность. Теперь он словно чувствовал себя невидимкой, пылью, не смеющей оскорблять взор белых господ. Его не замечали, пока он не поднимал глаза на богатых прохожих или благородных дам, его словно не существовало на дороге – всадники не останавливались, а кучер мог поддать плетью, если не успел освободить путь. Уильям свернул на спускающуюся к причалам узкую улицу трущоб, где обитали семьи неудачливых моряков или спившихся бывших солдат, когда понял, что с трудом терпит такое отношение. Он не ожидал, что настолько привык к поклонам и улыбкам дам, воинским приветствиям и другим выражениям признания в обществе. Его поразило даже не отсутствие вежливости, а явное презрение и унижение, которых был не достоин никто, даже индеец. Но не пройдя и пары дворов, Уильяму пришлось отбиваться от нападения нескольких подростков. Молодые люди были крайне недовольны появлением «грязного» метиса на своей улице, до такой степени, что собирались смыть это оскорбление его кровью и заодно поживиться его вещами в качестве компенсации. Он легко выхватил у одного из них палку и несколькими ударами выбил самодельное оружие из рук остальных, явно не рассчитывающих на подобное сопротивление «трусливого краснокожего пса». Он уже хотел было преподать парням краткий урок этикета, но из темного провала окна ближайшего сарая появилась пропитая рожа недовольного родственника кого-то из ребят, который, отчаянно ругаясь, пытался зарядить пистолет. После первой осечки Уильям решил не терять время на душеспасительные беседы, бросил палку и поспешил к пирсам. На борт нужного корабля его взяли без проблем, он сунул монету матросу судна, идущего на запад, по пути к острову Кайман-Брак по добытым сведениям Эндрю, набирали волонтеров на один из кораблей пиратов. Начавшийся сезон ураганов уже собирал свою жатву – жертвами стихии стали несколько кораблей английских купцов у Барбадоса, поселения на побережье, и шлюпы пиратов, которые никто не считал. На внезапно освободившееся место во флотилии Стального кулака претендовали несколько капитанов менее успешных банд, к одной из которых должен был примкнуть метис с рекомендациями хозяина таверны «Бочка адмирала» с Порт-Рояла. Когда-то старик был пиратом, но сумел сохранить все награбленное и исполнил недосягаемую мечту любого разбойника. Ведь каждый из них хотел бы тихой старости на нажитом богатстве, с румяной полной хозяйкой и веселыми гостями, но никто не хотел менять бутылку рома и сиюминутное счастье с красоткой на туманное будущее и рисковать деньгами. Лучше все потратить на случай неизбежной казни и хорошенько повеселиться, чем терпеть лишения и помереть молодым, не зная радостей богатства, хорошего рома и женской ласки! Никто не хотел повторять этот подвиг, а бывший пират стал легендой, один на тысячи, который смог обойти и Нептуна и палача. Его письмо о метисе Акуваме имело немалый вес: «бывший раб» отработал у него несколько лет и, вдохновленный успехом хозяина, тоже хотел попытать счастья в море. За несколько дней пути на Уильяма обрушилась такая волна разнообразных слухов, которой позавидовала бы любая кухарка из особняков на холме Кингстонской бухты. Моряки обсуждали в мельчайших подробностях каждую новость, и Уильям с интересом, хоть и без удовольствия услышал даже про свой «трусливый побег» в Лондон как раз перед новым сезоном. Что имелось в виду под «сезоном», было неясно, но вот причины побега английского коммодора, ставшего грозой карибского пиратства за последние полгода, ни у кого не вызывали сомнений. Впрочем, основных версий было, как минимум, две. Они исключали одна другую, но сходились в том, что коммодор Кроуфорд знал о предполагаемой бойне, которую готовил Джо Рид. И либо в страхе сбежал, чтобы не оказаться виноватым перед королем, если нападения коснутся английских подданных, либо, напротив, сговорившись со «Стальным кулаком» благополучно уплыл в Англию, чтобы не мешать его злым козням. Единственное, что все же радовало Уильяма в услышанном – его отъезд ни у кого не вызывал сомнений. Он несколько освоился со своим новым обликом и поведением, первые дни избегая любых разговоров, но постепенно открывая в простодушных моряках целый мир, о котором не подозревал. Все же во время предыдущих даже продолжительных встреч с людьми подобного рода между офицером и необразованными разбойниками была пропасть. Теперь же его принимали за своего, и, в отличие от улиц Порт-Рояла, не обращали внимания на цвет кожи. Впрочем, иной раз Уильям жалел об отсутствии если не пропасти, то хотя бы границ приличий. Матросам ничего не стоило присоединиться к своему товарищу в гальюне в любой неловкий момент, обсудить особенности ужина, от которого кто-нибудь избавлялся в этот момент, и помечтать о блюдах любимой таверны заодно. Хуже того были шутки штурмана, который мог «ополоснуть» спустившегося в гальюн по нужде члена экипажа, резко опуская нос под волны. Конечно, все по привычке обвязывались пеньковой веревкой, чтобы не слететь за борт, но приятного было мало. Уильям не помнил таких шуток на корабле Рида, впрочем, большую часть его «пленения» он, как и Джулия, имел доступ к туалетным комнатам на корме, похожим на привычные офицерские туалеты на фрегатах, где доводилось служить. Наверно, это было одной из причин дисциплины на корабле Стального кулака и чистоты его палубы. Здесь же моряки, не желавшие рисковать и попасть под волну или вообще вылететь в морскую черноту на погибель, если приспичило ночью, предпочитали справлять нужду прямо на палубе. Это лишало возможности Уильяма ночевать под открытым небом в ясную погоду прямо на шкафуте, а не в пропахшей перегаром и зловонными испарениями десятков тел нижней палубе. Все уютные уголки за такелажем были изгажены, а на открытых участках матросы могли мочиться иной раз и днем. Он нашел способ хорошенько выспаться, спустившись однажды в камбуз помочь коку. Тот обжег руку, и Уильям впервые использовал одно из своих снадобий, затем помогая работать на кухне. Место было не слишком приятным, но ночью, когда очаг остывал, а сквозь щели дымохода продувало сквозняком, он оставался в полном одиночестве среди скрипов старого корабля и шума волн, которым дышала каждая доска. К концу первого короткого путешествия к нему уже спускались и другие с проблемами здоровья, с которыми не решались обращаться к корабельному хирургу. Уильям вырвал пару зубов, обмазал жижей из ачиоте отек после пьяной драки и даже смог заварить настой от газов толстяку вахтенному, которыми тот измучил соседей по смене. Проблем с рекомендациями для вербовки к пиратам возникнуть не могло, теперь он был уверен. Матросы с «Борзой Марии» даже предлагали остаться ему у них и быть честным матросом, не связываясь с разбоем, хотя по правде Уильям не видел особой разницы между пиратами и этим судном, промышлявшим скупкой краденого и короткими перевозками по Карибам добытых чужими руками товаров. Но у капитана «Панциря» метис почему-то сразу вызвал подозрения. Услышав про его успешную практику лекаря на «Борзой», капитан Окс приказал одному из матросов оголить зад перед индейским врачом, чтобы тот продемонстрировал свои умения не отходя от борта. Уильям еле сдержался, чтобы не скривиться от отвращения: у казавшегося здоровяком матроса оказались следы французского насморка. Он попросил время на изготовление средства и истратил два недозревших плода ганибе из своих запасов. Выдавленным с трудом соком он под наблюдением отпускающих шутки матросов измазал пораженную кожу в паху матроса, отчего член его стал угольно черным и вызвал новую волну хохота. - А может, он теперь и вырастет, как у африканца, а, Бобби? Нет, ну вы видали, чего удумал наш лекарь? Не проще было бы пришить новый, чем так уродовать и без того гнилой сморчок? Сам здоровяк Бобби натянул штаны и хмуро выдал, что зудеть вроде стало меньше. Уильям оставил ему весь сок, чтобы тот мазал каждый день, другого средства от этой напасти он не знал. Капитан не слишком удовлетворился лечением и на следующий день отправил метиса на нижнюю палубу к корабельному колдуну. Только его присутствием на корабле все без исключения матросы «Панциря» объясняли свое везение. И только благодаря этому суеверию на корабле не жаловали святых отцов, как было, например, на «Лорели». Колдуном оказался пожилой индеец, который без конца пыхтел трубкой в трюме, свободный от любых бытовых обязанностей. Он нехотя отвлекся от своего благостного занятия, кивнув Оксу и криво усмехнувшись уголком рта, свободным от трубки, при виде «метиса». - Дух старой черепахи советует поторопиться, Окс, иначе придется бороться с бурей и потерять неделю пути. Окс вальяжно поклонился, выражая почтение предсказаниям, и указал на Уильяма. - А что дух говорит про этого парня? Индеец затянулся, выдохнул клубы дыма и на этот раз пристально посмотрел прямо Уильяму в глаза. - Он сам выйдет и скажет тебе, Окс. Можешь не сомневаться. Садись, Акувама. Когда капитан вышел, Уильям еще несколько минут вынужден был ждать в неизвестности, пока старик неторопливо курил свою трубку. Он не был суеверным и не чувствовал опасности от мирного пожилого индейца, только отстраненно понимая, что от решения этого старика, возможно, зависит его судьба на этом корабле. - Ты столь же похож на моих братьев, как старая черепаха на бледнолицего воина, - сказал, наконец, индеец. Уильям кивнул, соглашаясь из почтительности. - Но ты не выдашь меня. Почему? - Не стоит гневить Окойюмо, который взял тебя под свою защиту. Старая черепаха не будет воевать с молодым змеем, который жаждет крови. А ты должен накормить Окойюмо, принести ему обещанную жертву, иначе он заберет тебя самого. Передай Оксу, что ты – хороший воин, но тебе не место в этой команде. - Со мной «Панцирь» сможет стать частью флотилии Стального кулака. - Это так. Но удержит ли Стальной кулак змея? Окс хочет рискнуть, но не хочет погибнуть. Он привык доверять моим советам, как и все на корабле. Нам не место рядом с Джо Ридом. Они поймут это позже. Ты поможешь нам стать под флагом Рида, но Окс передумает. И тогда наши пути разойдутся. Уильям поднялся на палубу озадаченный. Капитан встретил его чуть менее враждебно – если бы парень был опасен, старая черепаха сказал бы сразу. - Что, парень, я смотрю, старик признал тебя? – Спросил он. – Что сказал мой колдун? - Черепаха считает, что я принесу удачу команде. Уильям не стал уточнять, чью именно команду имел в виду старый индеец. К вечеру третьего дня заканчивая путешествие, благополучно избежав бури по совету Черепахи, они прибыли на остров, в бухте которого стояли еще шесть кораблей. Кроме огороженного ристалища и крытого соломой сарая, куда сгрузили провиант для своих команд коки, больше ничего не было. Остров представлял из себя небольшой овал суши, окруженных рифами, затапливаемый во время приливов. Чуть дальше бухты, на крошечном участке выступающего из воды рифа установили несколько пустых бочонков. Приехавшие на вербовку капитаны должны были показать скорость, маневренность кораблей, для чего, впрочем, показательные выступления не требовались – для опытных моряков состояние любого судна не представляло загадки и легко определялось по внешнему виду. Но каковы корабли в бою, и на что способны команды, мало кто знал. Во время редких встреч в тавернах, вроде тех, что были на Тортуге, любой готов был приукрасить разбойничий улов, а о неделях или месяцах голодного существования хвастать было не принято. Капитан «Панциря», кажется, начал сомневаться в своем решении примкнуть к Риду уже в бухте. Он критически оценивал возможности своего судна и понимал, что разовый куш, который обещает Стальной Кулак, может стоить ему всего. Не то, чтобы такая жизнь была пределом мечтаний Окса, но, грабя мелкие деревни на побережьях, они не встречали серьезного отпора, матросам перепадало всего понемногу. Окс избегал нападений на крупные корабли, а чудом выжив после неудачного абордажа голландского купца пару лет назад, и вовсе предпочитал брать «дань» с мирных поселений. Но все же не участвовать в выступлениях не мог – это был бы позор, если не перед другими капитанами, то перед командой. Перед отплытием, когда Уильям занял место на пушечной палубе, зная, что это его шанс показать свои умения, и намереваясь во что бы то ни стало сбить бочонки, которые оказались не по силам никому из других банд, к нему подошел старый индеец. Черепаха вылез из своей прокуренной каюты и спустился на пушечную палубу ради него. Уильям, успевший отшлифовать одну из восьми фунтовых пушек до блеска и подсчитавший нужное количество пороха на заряд до бочонков, нехотя обернулся. - Ты хочешь предупредить меня не стараться слишком рьяно? Индеец улыбнулся и покачал головой: - Ни к чему препятствовать тому, что неизбежно. Твоя победа, напротив, поможет капитану с достоинством отказаться от вербовки. Я пришел посмотреть, как Окойумо будет вести твоей рукой. Если ты не против. - Я был неплохим артиллеристом и до того, как ваш Змей взял меня под свою защиту. Индеец тихо рассмеялся, но не стал спорить. - Я знаю, - сказал он. – Я знаю, кто ты и на что способен. Поэтому он тебя и выбрал. Уильям смутился от этих слов и отвернулся. «Панцирь» набирал скорость. На самом деле он ведь не был так уверен в себе. Бочонки не даром стояли на своем месте с самого утра – сбить их на скорости было слишком сложно, судно кренилось, орудия раскачивались, от отдачи других выстрелов борт задирался вверх. Уильям только на своем корабле учил матросов стрелять по сигналу в определенной очередности, здесь же приказывать он права не имел. И мог рассчитывать только на удачу. Старый индеец прав, умения здесь и не помогут. Нужно только уловить момент… когда корабль начнет поднимать борт от отдачи выстрелов, тогда ствол можно будет опустить ниже, стрелять после всех, чтобы ничто не исказило траекторию его ядра. Он следил за целью, чувствуя, как пот стекает по спине, словно собирался показывать свои навыки перед командирами академии. И первый раз в жизни, прикрыв глаза на мгновение, вспомнил не имя Бога, а ощущение холодной тяжести упругого тела на своей груди. Он сделал выстрел, как должен был. Потом, не останавливаясь, словно заведенный, взял еще пороха, снова ядро, факел, оглушающий грохот. И еще! Третий выстрел за несколько минут, когда все остальные пушки давно замолкли, без дополнительного приказа, просто потому, что не мог остановиться. И только тогда выдохнул, встал, вытерев сажу с глаз ладонью и оглянулся, все еще оглушенный. Вместо возгласов победы люди на деке молча смотрели на него, кто-то бежал вниз с верхних палуб, Уильям оглянулся на Черепаху. Старик сидел с открытым ртом, а выпавшая изо рта трубка перекатывалась у его мокасин. Ни бочонков, ни даже рифа не было видно, а место, где они были навалены можно было угадать только по мелким черным щепкам на волнах. *** К вечеру, озаренный факелами, остров стал походить на праздничную ярмарку. Квартирмейстер «Гончей», быстроходного шлюпа, ходившего под флагом Рида, зачитал список нужных флотилии людей, в основном бойцов, канониров, нескольких плотников и толкового штурмана. Добровольцами предлагали стать членам тех экипажей, которые не подошли для флотилии Стального кулака. Несколько сотен разношерстных моряков, от совсем юных, до прожженных головорезов остались на острове. Уильям готов был к ним присоединиться в одиночестве, но капитан Окс, да и вся команда "Панциря" были так впечатлены своей победой, что решили идти до конца. Даже Черепаха не пытался отговаривать, напротив, теперь он решил, что защита еще одного духа предотвратит несчастья, которых он боялся ранее. Спустя два дня к острову подошел еще один корабль, а среди добровольцев пошла волна слухов: о зверских испытаниях, об английском шпионе среди добровольцев, и о жестокой мисс Джули, которая лично будет творить эти зверства, чтобы выявить шпиона. От капитана Окса потребовали выдать для допроса тех матросов, которые присоединились к команде «Панциря» за последний месяц и за которых он не мог бы поручиться своей головой. Уильям, сам себе удивляясь, не испытывал тревог по этому поводу. После месяца в бутафорской «инквизиции» он не мог относиться к опасности пыток или даже смерти с прежним трепетом. Да и возможная встреча с кузиной, которая наверняка может узнать его, если приглядится пристальней, беспокоила не из-за угрозы его раскрытия, а из ужаса увидеть вместо милой, хоть и взбалмошной девушки, какой он знал ее прежде, кровожадное чудовище. Но на «Панцире» не нашлось ни новичков, ни матросов, за которых капитан не мог бы поручиться. - На моем корабле нет шпионов или бывших английских солдат! – Заявил Окс команде. - А метис пусть окажется хоть сыном дьявола, но он останется на «Панцире», пока я капитан! Впрочем, шпиона на острове нашли достаточно быстро, и сомнений в честности индейца ни у кого не осталось. Уильям узнал несчастного английского солдата, который рискнул податься в добровольцы к Риду. Им был бывший матрос «Королевского сокола», Эд Прин, который когда-то просил офицера Кроуфорда замолвить за него словечко перед «Стальным кулаком» на Тортуге, приняв Уильяма за сообщника Джо Рида. Уильям снова был неприятно удивлен встречей и еще больше - совпадением: Эд появился в тот самый момент, когда, возможно, ждали Уильяма, и более удачной кандидатуры на роль «английского шпиона» не нашлось бы. Уильям даже рискнул спуститься вместе со всеми на остров, чтобы снова посмотреть на него, подозревая в этом интригу младшего Мэдифорда. Неужели тот предусмотрел все, вплоть до таких рисков? Уильям чувствовал, что его кредит перед Эндрю вырос, и при следующей встрече сам он может оказаться в неоплатном долгу. И Уильям с трудом узнал матроса в заросшем, опустившимся человеке, ожидавшем своей участи у столба с кандалами на лодыжках. Эд, впрочем, не выглядел испуганным, словно дальнейшая судьба ничуть его не беспокоила, да и следов пыток на нем не было. - Ну, чего глядишь, краснокожий пес? – Плюнул он Уильяму. – Лучше притащи мне бутылку! Уильям, не сдержав гримасу отвращения, отвернулся, чтобы пройти мимо, но Прин, крикнул: - Грязная собака! Ничего, коммодор Кроуфорд скоро всех вас перевешает! - Ого, - поставленный, видимо, для охраны, матрос "Гончей" расхохотался. – Твой коммодор сбежал, поджав хвост, когда запахло жареным! А тебя вот-вот вздернут! - Плохи дела у Кроуфорда, если он посылает нам таких шпионов! – Подхватил второй. - Да уж, мисс Джули даже не стала марать ручки! - Еще бы, она-то надеялась, что Кроуфорд сам почтит ее визитом. - Ха, да он же трус! - Да, так она и сказала! - Почтит, не сомневайтесь, - перебил их Прин, - когда придет время! С армией и пушками! Или мисс Джули ждала братца в одиночку, переодетым в лохмотья? Теперь пришла его очередь смеяться хриплым каркающим хохотом. - Я всегда верил в него, даже когда он притворялся Джо Риду собутыльником, чтобы лучше узнать его! Всех перевешает! Уильям выхватил початую бутылку с ромом у зазевавшегося здоровяка, проходившего мимо, и бросил ее Эду. Бутылка упала в песок у его ног, и шпион-неудачник, обрадованный неожиданным даром, наконец, заткнулся. К третьему дню на островке не осталось лишних людей, а набранных добровольцев и матросов «Панциря» развлекали завезенными на отдельном судне девицами, и ром лился рекой – Джо Рид всегда был щедр со своими людьми. Но, как оказалось, главной причиной веселья было еще одно событие – Джули Рид решила тут же отпраздновать свою свадьбу. И только тогда Уильям вдруг понял, что все это время не воспринимал слухи о ней всерьез, потому что считал, что пока она рядом с капитаном Ридом, тот несет ответственность за любые ее поступки и домыслы о ней, правдивые или нет. Уильям словно рассчитывал, что рядом с Ридом Джулия будет в безопасности, как бы абсурдно это ни звучало. Но вдруг оказалось, что она давно уже сошла с его корабля. Было ли в этом полное равнодушие со стороны Рида к судьбе своей новообретённой сестры, или в такой форме проявлялось его уважение к ее свободе воли?! Отпустить беззащитную девушку на корабль с головорезами, потому что ей так захотелось – что это, если не потворство ее сумасшествию? Уильям не мог прятаться на "Панцире", не посмотрев на нее, и остался на праздник, перед этим сделав немного смеси для быстро теряющих цвет волос и кожи. Большую часть времени он завязывал на голове бандану, но от соленого ветра и брызг краска бледнела быстрее, чем он рассчитывал. Он смог «обновить» цвет кожи в камбузе, но о том, чтобы смыть смесь с тем же комфортом в ванной, как было в губернаторском особняке, речи не шло. Уильям смог только кое-как обтереться ветошью, смоченной в бочке с протухшей водой и прямо в одежде нырнуть в воду, пока корабль стоял на якоре. И, чтобы не оставлять следы на сорочке от плохо смытой краски, Уильям надевал кожаный жилет прямо на голое тело, с каждым днем все меньше заботясь о своем комфорте. На острове разожгли костры, ожидая праздник, было разрешено даже играть на деньги – но только на суше, и решать возможные споры тут же, спуская пар в боях на огороженной площадке. Уильям не участвовал ни в одной затее, чувствуя нарастающую тревогу. Одновременно ему казалось, что он теряет немыслимое количество драгоценного времени – прошло уже две недели, а он только и успел попасть на корабль и сбить бочонки, не имея возможности узнать ничего нового о составе войск и вооружении Рида. С другой стороны, капитан Окс доверяет Акуваме, и совсем скоро Уильям наверняка найдет способ узнать цели, которые преследует Рид и слабые места его кампании. На закате к острову подошел еще один корабль, изящный испанский фрегат под черным флагом, хоть и без привычных для испанцев украшений и резьбы, но темные бока блестящего дерева горели, отражая красные лучи, словно он сам был объят пламенем. Уильям стоял в разномастной толпе матросов – еще молодых и уже постаревших от разбойного образа жизни, одетых в тряпье или богатые одежды, жаждущих крови и денег или пьяных и добрых от сиюминутного счастья, негров, европейцев, китайцев, метисов всех мастей… И почувствовал, как всех объединил сейчас трепет перед сияющим в последних лучах солнца кораблем, похожим на вестника преисподней. Через несколько мгновений солнце окончательно нырнуло в сизую гладь океана, и с трех других кораблей раздался приветственный залп – войско Стального кулака встречало своего адмирала.