Попутно заглянув в Подлесье

      Фалькас не любил говорить о двух вещах: о своей болезни и о работе. Причём его болезнь заключалась — в его старости, которая принесла с собой целый букет различнейших «проказ», как их называл старик. С работой всё сложнее — о ней лучше не говорить, ведь можно навлечь беду. Охотники часто использовали заговоры, поисковую магию и прочие чудеса, которые нынче запрещены. Хотя, бесспорно, во времена своей молодости, старик обожал своё дело! Ту славу, уважение и богатства, которые приносила ему охота. Сейчас же он стар и немощен, и совершенно не намерен будоражить своими историями ещё юное сердце внука, и уж тем более, передавать ему своё дело всей жизни.       Уми прекрасно знал это, поэтому решил подготовить почву и немного задобрить деда. Если и пытаться добиться от него хоть какой-то помощи, то для начала, только на сытый желудок.       Сегодня мальчик не стал будить старика, а дал проснуться самостоятельно от запаха горячего хлеба, который он купил с собственных сбережений, сыра и травяного чая. Уми уже раскладывал по тарелкам омлет, когда Фалькас тихонько уселся за стол. — Это что? Кто умер что ли? — прохрипел старик, оглядывая стол. — Иль ты что удумал, а? — Да просто так. Настроение хорошее, — ответил мальчик. — Если оно у тебя ежедневно таким хорошим будет, то мы разоримся ко всем Старым и Новым! Но ценю старание, добро.       Уми хорошо знал старого Фалькаса, он видел, что сегодня дед встал с нужной ноги. Мальчик быстро переложил завтрак на тарелки и налил крепкого травяного чая. — Миса отложила оплату до следующего месяца.       Уми поставил тарелки на стол и сел напротив деда. — Святая женщина! — вздохнул Фалькас, разжёвывая горбушку хлеба. — Встретил бы я её раньше! Ох… — А ещё, знаешь, в деревни народ всякое — разное судачит, — мальчик пытался держаться равнодушным, но это давалось ему с большим трудом. — Это ж что? — Да, лихо на тракте девчонку разорвало, и парень ещё пропал. — М, — промычал Фалькас, — ну, ясно. — Да, — вздохнул Уми, почесав затылок. — Да, вот говорят, что Красные замешаны. — Брехня, их интересуют только магия и всё, что с ней связано. Нахрен им сдалась какая-то девка деревенская! — Но это мог быть кто-то похожий… — Во имя всех Старых и Новых! — всплеснул руками Фалькас. — Не лезь в это болото, сколько раз учить тебя? — Так я не лезу, просто интересуюсь! — запротестовал мальчик. — Нечего! — Ну, дедуль! — Ох, ты ж не отстанешь, да? — Фалькас метнул недовольным взглядом из-под седых бровей. Уми утвердительно закивал головой. — Вот настырный мальчишка! Месяц сейчас, какой? — Начало октября, — растерянно пробубнил мальчик, потирая ладони. — Ну? — повысил голос старик. — Не понимаю! — Святые ежи, ты парень конечно умный, коли, иной раз, не совсем дурак! Сначала место, затем дату и время, — Фалькас поднялся из-за стола, потирая больное бедро. — Я всё! Спасибо, за завтрак! Пойду, пошепчусь с местными. Красные рыцари в Подлесье, ну и напридумывали…       Деревянная дверь скрипнула, а мальчишка остался в одиночестве. Он попивал всё ещё горячий чай и ковырялся ложкой в омлете. — Старый лес у Красных гор, начало октября, — тихонько прошептал Уми. — Странно…       Всей душой он чувствовал, что должен разобраться с этой загадкой, доказать себе и деду, что он не хилый мальчишка, а будущий охотник. Уми не помнит, как поиски зацепок привели его на старый чердак. Фалькас, конечно, запрещал рыться в его вещах, но пока он не видит — можно. Мальчик не раз бывал здесь, он был завсегдатым гостем кладовой старика. Чего там только не было! Если бы этот склад нашли Красные или кто-то из столицы, то беды было бы не миновать. Старые рукописи на древнем языке, дневники, чёрные книги, мечи и доспехи — всё было распределено по сундукам.       Сейчас Уми был заинтересован в заметках деда о магических тварях: шесть томов рукописного текста с авторскими зарисовками, некого Л.К. Мальчик не раз читал их, делал заметки в свой дневник, сводил иллюстрации и рунические символы. Переписал он и книгу об элементарной магии, только практиковать её опасался, хранил на будущее, если понадобится.       Мальчик сдунул пыль со второго тома «упыри», посвящённый магическим существам, имеющие антропоморфные признаки. Уми бегал глазами по краткому описанию к каждому существу, стараясь отмечать для себя важные детали. Страница за страницей, но не одно из существ не соответствовало приметами. И, казалось бы, причём нынешний месяц?       Над книгой он провёл больше часа, и решил, что пора закругляться, иначе, даже страшно представить, что сделает с ним Фалькас, если застукает. Записав на клочок пергамента несколько названий и средств борьбы с этими существами, он покинул чердак. Интуиция редко подводила мальчика, и как только он подошёл к входной двери, то нос к носу столкнулся с дедом. — И это мы куда намылились? — старик скрестил руки на груди, перекрыв собой путь к свободе. — Дома сиди пока, хер пойми, что творится! — Мне в деревню, на полчасика! — застонал Уми. — Это важно! — Ну, перебьёшься! — Фалькас затолкал мальчика в дом и плотно захлопнул за собой дверь, заперев её на тугую щеколду. — Почему? — Пускай отловят сначала эту гадину, а потом хоть живи на улице.       Уми настороженно посмотрел на Фалькаса. В деревне нередко случалось всякое -разное, но дед всегда оставался невозмутимым. «Пошумит-погремит и уймётся. Долго они на одном месте всё равно не сидят!» — говорил обычно старик. Но сейчас, что-то пугало мальчика в лице деда: морщины, будто стали глубже, а лицо осунулось, как при мигрени в прошлом году; пальцы стали длиннее и тоньше, борода реже, как и волосы на макушке. — Ты как себя чувствуешь, дедуль? — Добро, — отрезал Фалькас. — Дома останься и вообще тогда по стенам бегать начну. — Я не понимаю! — Ты вечно что-нибудь, да не понимаешь! Пора бы начать использовать голову, а то хрен ли она столько места свободного занимает, — старик, кряхтя, заполз на кровать и укрылся серым пледом, почти сливаясь с ним. — Устал я. — А, — протянул Уми, — в деревне что?       Старик лишь глубоко вздохнул и поёжился, а спустя пару минут, по старому дому разносился его громкий храп.       Мальчик долго сидел на своём излюбленном месте — у окна, наблюдая за тем, как на улице совсем распогодилось. Деревья колыхались под сильным потоком ветра, их гибкие стволы гнулись и скрипели. Скрип этот разносился по всему лесу. Уми чувствовал, как на его лицо и руки, падали мелкие брызги приближающегося дождя. Он обрушится ближе к ночи, когда «Лесная» заснёт.       Мальчик вздрогнул и поднялся на ноги, чувствуя, как тело перестало его слушаться и остолбенело, вглядываясь в глубину бушующего леса. Дикий, нечеловеческий рёв поднялся и утих, растворившись в дождливом небе. Мальчик обернулся на деда, но тот продолжал сладко похрапывать. Ноги сами повели его к двери, рука дотронулась до холодного металла щеколды, которую он с большим трудом отодвинул. Ледяной поток ветра чуть было не столкнул мальчика с ног, однако тот удержался. Закрыв за собой дверь, он замер. «Что я делаю?» — пронеслось у него в голове. Решив, что поворачивать уже поздно, Уми, взяв у калитки дедов посох, отправился через лес в сторону деревни.       Непогода, обычно, не пугала его. Он не раз видел бури и похуже. Но в этой было что-то не так, чувствовалось, что лес чем-то сильно разозлён. «Ну, на меня ему злиться не из-за чего!» — эта мысль вселяла спокойствие до тех пор, пока сухой ствол дерева не рухнул прямо под ноги мальчику, который во время успел отскочить. — Сглазил… — сплюнул он и поднялся на ноги, отряхивая штаны.       Он долго петлял по тропинке, прежде, чем вышел, наконец, на знакомый пустырь, где стоял алтарь хозяина леса. Только был он разорён, будто в него ударила молния: камни разбросало на несколько метров, черепа и ветки поломаны, а в самом центре алтаря зияла чёрная дымящаяся воронка. — Нехорошо, — протянул Уми, осматривая всё, что осталось от сердца леса. — Хм?       Уми присел на корточки, склонившись над землёй. Следы сворачивали с тропинки. Это были не отпечатки ног или лап, нет, будто по земле, что-то волокли. Мальчик бросил взгляд в сторону виднеющейся деревни: в домах уже загорались огоньки, из дымоходов выходил дым, что сливался с мрачным, сизым небом. «Милостивая Тильда!» — пробурчал Уми, сворачивая с тропинки.       Что двигало мальчиком в то момент: храбрость, глупость, желание доказать что-то? Спустя много лет, он будет вспоминать о моменте, когда он решил свернуть с хорошо знакомой тропинки. Только пожалел ли он об этом?       Тело паренька лежало у самого входа в провал между северной и южной стороной Красных гор. Уми сразу же бросился к нему, забыв о всякой осторожности и рассудительности. — Гил! Гил, очнись! — звал парня Уми, стараясь привести того в чувства.       Он припал к груди мальчика, вслушиваясь в еле различимое сердцебиение. «Жив!» — пронеслось в голове. Грудь еле вздымалась, на порванной рубахе алели свежие пятна крови. Уми попытался поднять парня, но тот был слишком тяжёлым. В голове всплывали слова деда о том, что уже, лишь из-за слабости не стать ему охотником. — Гил! — ничего лучше, как влепить ему пощёчину в голову не пришло. Собственно метод оказался весьма и весьма действенным. Чёрные ресницы дрогнули — парень открыл глаза, буравя несколько секунд Уми взглядом потерянного ребёнка. А после, видимо, вспомнив то, что с ним случилось, мгновенно вскочил на ноги. Однако раны не позволили ему долго находиться в положении стоя, и, скрючившись, он рухнул на колени. — Где оно? — прохрипел Гилон, не поднимая головы. — Где что? — Уми сбавил тон и судорожно начал оглядываться по сторонам в поисках того, о ком так интересовался парень. — Никого… — Оно здесь!       Шелест со стороны горы, привлёк внимание мальчика. Он, словно напуганный зверек, вскинул голову, отчаянно бегая взглядом по густому лесу, отливавшего изумрудом мха, папоротников и густых деревьев, кроны которых затягивали небо. Они были словно в другом месте: ни бури, ни шквального ветра, лишь тишина. Мёртвая тишина. — Я не дотащу тебя, ты должен встать! — прошептал ему на ухо Уми; ответом была тишина. — Гил?       Мальчик легко коснулся плеча парня, который застыл, словно каменное изваяние. Несколько секунд и Гилон рассыпался, обращаясь кучей пепла у ног Уми. Он замер, не отрываясь, смотря на руки покрытые прахом. К горлу подступил комок, не в силах сдерживаться, он отскочил от праха, пытаясь удержать всё в себе — не вышло. Его трясло от приступа, новые позывы подходили, как только он думал о запахе и о том, как тело, так хорошо знакомого ему парня, рассыпалось в пыль.       Уми не достаточно хорошо знал Гила, чтобы быть с ним друзьями; но достаточно хорошо, чтобы его било в истерике. Тот самый мальчишка, что был сыном плотника и внуком старосты. По нему никогда не скажешь, говорит ли он всерьёз или шутит над тобой. Временами заносчивый и упрямый, но чистый сердцем и искренний душой. Всё это Уми знал не только, наблюдая со стороны. Гил был один из немногих, кто вступал в контакт со «щенком старого охотника». Это было зимой. Дед слёг с лихорадкой, деньги кончались, и Уми в поисках еды и лекарств попрошайничал то на тракте, то в деревне. Фалькас, конечно, не помнит такого, а если и помнит, то никогда не примет то, что внуку приходилось ухаживать за ним. Скажет своё коронное: «брехня», а дальше, и слушать не станет.       Последние дни, того декабря, выдались самыми страшными для мальчика: Фалькас бредил. Звал людей, чьи имена Уми слышал впервые; кричал на незнакомом языке. Глаза его были всегда широко раскрыты и мерцали в темноте, как у дикого зверя, по щеке стекала слюна, а вены на лбу вздулись. Мальчик тогда сбежал. Он был напуган, как никогда раньше. Он не знал, куда ему идти, не мог вернуться обратно в хижину в Подлесье. Тогда Уми долго скитался по ночной деревне, шмыгая носом и утирая рукавом тонкого пальтишка, горячие слёзы. Тут и появился Гил. Он вышел из избы, угомонить лающих собак. Лицо его серьёзное, выразительное, освещенное светом фонаря; волосы тёмные, волнистые, касающиеся плеч и глаза — зелёные. Одна лишь фраза изменила ту зиму в лучшую сторону, одна лишь ночь, проведённая в тепле и возможность рассказать старосте о том, что Фалькасу нужна помощь. Гилон наверняка и забыл это, но не Уми. — Ты боишься, так ведь? — холодный голос прошипел над ухом мальчика.       Уми ринулся вперёд, мгновенно вскакивая на ноги и оборачиваясь. Никого. — Такой слабый! — голос перерос в рычание, словно атакующий зверь. Мальчик был готов увернуться, но никого не было.       Уми поднял посох, что служил для Фалькаса тростью и судорожно начал крутиться по сторонам, в надежде уловить хоть силуэт. — Покажись! Я не боюсь! — выкрикнул мальчик, хотя дрожь в его теле говорила совершенно об обратном. — М, — промурлыкал голос. — Герой! Охотник! Спаситель слабых! Хилый, трусливый мальчишка!       Уми завопил, когда нечто сбило его с ног, отбросив назад. Он впечатался спиной в дерево и тут же отлетел на землю, утыкаясь лицом в холодную, покрытую мхом, землю. Голос истерично визжал, нараспев повторяя: «Герой! Герой!»       Мальчик глубоко вздохнул, стараясь успокоить, готовое вырваться из груди, сердце. Он — внук охотника, он не убежит, не сдастся перед какой-то тварью, что убивает невинных людей! Уми крепче обхватил посох, почувствовав, как окрепло его тело, и очистился разум. — Я приказываю тебе: появиться!