***
Утро встретило их огненным восходом солнца и алым небом. Деревья тихо покачивались, в лесу было тихо. Теперь нет в нём больше старого сторожа. Птицы тихонько щебетали, напевая сегодня нечто грустное. Деревни за лесом не было слышно: ни смеха, ни говора, ни петухов. Лишь тонкие струйки дыма подымались к небу — пепелище ещё тлело. Лошадей Фалькас привёл из деревни: два гнедых жеребца, оба принадлежали старосте деревни. Увидев их, Гил подлетел к старику с вопросами: что да как. Уми видел, как дед покачал головой и похлопал юношу по плечу. Мальчик хотел было поговорить с ним, но боялся. Думал, что Гилон накинется на него с кулаками, обвиняя в смерти брата и вообще во всём произошедшем. Уми был прав, в глубине души парня съедала жгучая обида: он вроде и понимал действия мальчишки, но простить пока не мог. — Я точно не могу туда сходить? — спросил Гил старика перед самым отъездом. — Не стоит, — махнул рукой Фалькас. — Всё выгорело дотла. А ты только больнее себе сделаешь. — Я даже не попрощался с ними, — опустил глаза парень. — Как глупый мальчишка сбежал из дома в поисках брата, которого даже не смог спасти. — Ну, — на мгновение дедуля задумался, а потом заулыбался, — не смог помочь брату, тогда стань сильнее и спасай тех, кого ещё можно спасти! А попрощаться.… Обернись на тракте, как выедете из «Лесной», прислушайся и приглядись. Но не задерживайся, а то, тяжело будет Кони были готовы и запряжены. Вещей было с собой не много: у каждого по сумке с вещами и с едой. Последние деньги Фалькас разделил между ребятами, хоть те и отказывались. «Да мы заработаем, дедуль!» — твердили они. Но старик был непреклонен, и мешочки с монетами им пришлось взять. Две фигуры отдалялись от старой хижины в Полесье. Будущее для них было скрыто — это вселяло в их души трепет и восторг. Но они молчали, с болью, прожигающей сердце, и грустью на душе. Они покидали свой родной дом — дом, которого больше нет. — Доброй дороги и тёплых ночей! — крикнул им Фалькас вслед. — Пусть хранят вас все Старые и Новые!Глава 4. Огонь в Подлесье
3 января 2019 г. в 16:18
В хижине было сухо и тепло. На огне кипела наваристая похлёбка; по комнате разносилось щелканье семечек, что грыз Фалькас, сидя за столом и греясь у печи. С улицы веяло гарью и смесью горьковато-кислых запахов, которые старик хорошо знал — кровь и металл.
Уми сладко потянулся; мышцы его гудели от перенапряжения; во рту чувствовался легкий металлический привкус. Глаза он держал закрытыми, пытаясь вспомнить тот дурной сон, что приснился ему. Всё было таким настоящим: чудовище, куб, пещера, магия… его магия. Уми резко вскочил, тут же хватаясь за голову, которая гудела, так и намереваясь треснуть.
— Ну, доброе утро, внучонок! — грозно и с некой иронией прохрипел Фалькас, не отводя взгляд от окна. — Как самочувствие?
— Что случилось? — настороженно спросил мальчик, аккуратно свесив ноги с кровати.
— Ты потише, дружок твой спит ещё, — качнул головой старик в сторону соседней кровати, на которой, свернувшись калачиком, сопел Гил. — Как рвануло вчера, так я понял, что это печать с куба слетела. Думал, успею обратно загнать то, что из него вышло. Тебя в хате не было! Думал, что ты в деревню умотал. Плюнул!
— Что вышло из куба? — тихо спросил мальчик.
— Да, погодь! — сплюнул дел, и стряхнул с рубахи несколько чёрных скорлупок. — Значит, в лес я пошёл, к пещере. Иду и слышу со стороны деревни крики — стоны! Ну, я и бросился к «Лесной», думал-то, что ты — там! А там — Красные.
Фалькас тяжело вздохнул и прикрыл глаза, руками обхватив седую голову. Несколько секунд, он тихо покачивался из стороны в сторону, а затем продолжил.
— Кровь рекой лилась! Девок, стариков, детей — всех в расход. Бездушные железки! Перепужался я, бросился к пещере, а там вы — два красавца, гузнами к небу лежите! Я и дар речи-то потерял! Перенесли мы вас в хату, а я к проходу вернулся, да он завален наглухо!
— Стой, подожди! — прервал рассказ Уми. Он встал и легко покачиваясь, уселся за стол, прямо напротив Фалькаса.
— Так я сижу! Чего?
— Как ты нас до Подлесья доволок? И что значит «мы»?
— Друзья мои лесные! Не первый год здесь живём, с каждой белкой уже дружу!
— А, ладно… Допустим, — Уми прищурил глаза, всё ещё не смекая, как немощному старику удалось дотащить двух здоровых детин при помощи белок. — А кто в кубе был?
— Всадник, — отрезал Фалькас. — Один из четырёх — всадник Войны.
— Ты не рассказывал о них раньше.
— Меньше знаешь — крепче спишь! Четыре духа это: слуги самого дьявола. Всадники Войны, Болезней, Голода и Смерти. Вышли они из глубин подземного царства и принесли с собой несчастья: за всадником войны шлейфом тянулся кровавый след и горы трупов воинов: молодых мужей. Всадник Голода принёс засуху и деревни, с истощёнными от голода селянами и скотом; всадник Болезней — чуму, что столетиями выкашивала целые города. А Смерть — это смерть. Столетиями они разъезжали по землям, пока одного за другим, их не запечатали в древние артефакты. Смерть запечатал сам Создатель в глубинах Тартара. Через века Олаф — друид Восточного круга, закрыл в сфере Голод; затем Август — король магов и людей, запечатал в пирамиде Чуму; последний был Кайден — друид Западного круга, которого уже и не существует, всего лишь 20 лет назад ему удалось запечатать Войну в кубе, здесь, в Подлесье.
— То есть теперь, когда один из всадников на свободе…
— Мир захлестнут войны, — хриплым голосом продолжил Гилон.
Он сидел на кровати с крайне серьёзным лицом. Под глазами у него цвели синяки, от вчерашнего удара Уми, а рука и грудная клетка были перебинтованы. Взгляд его был мрачнее тучи, он поднял глаза на мальчика и Фалькаса, как бы намекая, что он свой, и они могут продолжать говорить.
— И что теперь делать? — почти закричал Уми, крепко сжимая кулаки. Он почему-то чувствовал свою ответственность за произошедшее, свою связь со всем этим, но не мог это объяснить.
— Что делать? — старик громко рассмеялся. — Нам — ничего! Этим займутся члены магических орденов: друиды, ковены, маги-отступники, да даже его величество, храни нас Старые и Новые!
— Конн, — прошептал мальчик, вспомнив случившееся в лесу. — Существо из пещеры назвало меня так. Тогда, я что-то сделал, я почувствовал силу.
— Нехорошо, — протянул Фалькас, косясь на Гилона, который недоуменно переводил взгляд от старика к его внуку. — Твоё незнание — спасает тебя. Пока ты сам не знаешь, кто ты, другие тоже об этом не узнают. Будет лучше, если вы забудете о вчерашнем дне. Начнёте убеждать себя в том, что это был просто сон.
— Сон? И что теперь делать мне? Что делать ему? — бросил он взгляд на Гила.
— Уезжать, внучек, уезжать, — грустно, нараспев выдал Фалькас. — Бежать из Подлесья так далеко, насколько это возможно! Артефакт оставил на вас магический след огромной силы. Хоть я и скрыл на время этот след, здесь, вам оставаться опасно. Бегите ближе к морю, там, на севере город, а недалёко Ахтинская чаща, принадлежащая Анне Суэль. Прямо под носом у короля!
— Место, пропитанное магией, о котором знают в Королевском городе? И оно безопасно? — Гил удивлённо вскинул брови. — Почему они не сравняли это место с землёй, как западные территории друидов?
— Ну, у севера есть свои секреты, — развёл руками Фалькас и довольно хмыкнул.
— А как мы туда попадём, если даже Красные не могут? — Уми потирал трещавшие виски — слишком много за сегодня информации. Теперь он не просто не понимал, а не понимал в абсолюте.
— Я вам помогу. У меня, так сказать, осталась где-то подорожная грамота, — старик поднялся с места и отправился на чердак.
Мальчики недоуменно переглянулись, когда Фалькас вернулся со свитком в руках. Пергамент был настолько старый, что готов был рассыпаться от лёгкого дуновения ветерка. Дедуля развернул её, положив на стол: она была пуста.
— Я не понимаю, — начал было Уми, но не успел закончить, как старик провёл над пергаментом рукой и на нем вспыхнули яркие огненные символы:
«Охотнику из Подлесья. Именем Анны Суэль и представителя от западного круга друидов — Балтора, проход через чёрный перевал разрешён. Подпись. Дата: третье летнее солнце 988 года»
— Магия, — с отвращением покосился Гилон на старика. — А перед всей деревней клялись, что не в жизни! Что только отвары варили!
— И что же, мальчик мой? Убьёшь сам или побежишь Красных искать, пока далеко не ушли? — усмехнулся старик, на что Гил отвёл глаза, сердито буравя стену. — Не я привёл их в деревню, а сила артефакта. Моя вина в том, что я должен был раньше почувствовать беспокойство Хозяина леса, но я слишком стар.
— Он был хранителем? — резко перевёл тему Уми. — Леший?
— Да, каждый сосуд с всадником охраняет мощный страж, — Фалькас взглянул на Гила, что смотрел в окно, на чёрный дым, исходивший со стороны его деревни — его дома. — Теперь ты — один. Мальчик, что слишком рано стал мужчиной.
— Умеете вы конечно поддержать, — пробурчал Гилон и смахнул с лица слёзы. — Что ещё скажете? Что я должен продолжать жить ради них? Не думать о мести, а простить и отпустить? Это так не работает, что бы вы знали.
— Я знаю, — прошептал старик, положив руку на плечо мальчика, — просто будь сильным и храбрым! Не позорь имя отца и матери.
— Во имя Старых и Новых, — тихо ответил Гил.
— Тебя это тоже касается! — бросил Фалькас Уми. — Ты, парень смышлёный…
— Коли иной раз не совсем дурак, — закончил за деда мальчик. — Я знаю!
— Поедете завтра на рассвете, а пока собираться нужно — вечер близко!
Уми хотел поговорить с дедом наедине. Так много нужно было рассказать о вчерашнем дне: о магии и тех видениях, что всплывали в его голове. Всё, что с ним происходило — пугало его. Но рядом был Гилон. Парень, как и многие другие, боялся магии, остерегался всего магического. Поэтому говорить с Фалькасом при нём, Уми не мог. Да, и вообще, старик явно дал понять: «меньше знаешь — крепче спишь!», но сон не шёл.
В попытках избавиться от головной боли и проветрить голову, мальчик вышел на улицу, сел на ступеньках крыльца и тихо глядел вглубь леса. Наверняка, то существо всё ещё живо, возможно, даже наблюдало за ним сейчас. Но Уми чувствовал себя в безопасности рядом с дедом в их хижине в Подлесье. И как он будет жить один? Как дед будет справляться без него? Миллион вопросов всплывали у него в голове, но ответов всё не находилось. Лишь предположения, даже мечты. Мальчик знал, что однажды настанет день, когда он покинет дом, или Фалькас его покинет, но он и представить не мог, что это случится так скоро.
Дверь сзади скрипнула, и за спиной раздались тяжёлые шаги — дедуля. Он подошёл к внуку и уселся рядом ним. Они долго сидели, молча, наслаждаясь ночной тишиной и свежестью, тихим уханьем сов и щебетание сверчков.
— Вот, — Фалькас вытащил из старой ткани книгу. С виду ничего в ней примечательного, разве что, был у неё ремешок, который закрывал книгу. — Отцовская. Читай, учи, но не практикуй! Как с моими делал!
— Откуда ты! — воскликнул Уми и почувствовал, как уши его начали гореть. — Я думал, ты не знал…
— Угу, не знал. Ты шумный, хуже медведя! И оставляешь слишком много следов за собой. Думал сначала выпороть тебя хорошенько за то, что в чужих вещах, как крот роешься, да решил, что тебе это на пользу пойдёт.
— Извини, дедуль. За всё извини, — мальчик шмыгнул носом и уткнулся деду в рубаху, пропахшую дымом и старостью.
— Да за что мне тебя прощать, — вздохнул Фалькас, а затем, помедлив, добавил, — на дураков не обижаются!
Почти до рассвета сидели они на крыльце старой хижины в Подлесье. Они вспоминали жизнь, о том, как приехали сюда, как маленький Уми рос, какие беды учинял старику. Мальчик не задавал лишних вопросов, не хотел ссориться, да и знал, что дед не ответит. Фалькас сказал, что Уми сам всё узнает, как придёт время. На том они и порешили.