***
В просторной, но пустой квартире пахло сыростью и влажной пылью. Окнами и опасно висевшей на кирпичной стене лоджией она выходила на море. Тёмное и непрестанно бурлящее под понуканиями ветра. Оно кипело и грохотало волнами уже несколько дней подряд, но Брагинский как-то не замечал этого раньше. Он очень давно не был в собственном доме, и всё в этих стенах казалось сейчас каким-то холодным и чужим. Скрипучий диван, старый, но прочный стол, высокий, под потолок, книжный шкаф без одной дверцы с выглядывающими из него книгами и бумажками - такие знакомые и, в то же время, нет. Уже не его. Он одичал на этой работе настолько, что в этой квартире, невероятно просторной, свежей от морского воздуха и вечерней прохлады ему сделалось очень душно. В ней для него слишком мало места, слишком тесно. Доктор безмолвно щёлкнул выключателем и прошёл на кухню. Холодный свет от лампочки очерчивал грохочущий холодильник, неотёсанную плиту, стол и два стула-близнеца, разнящихся лишь тем, что ножка у одного была "безнадёжно" сломана, но вовремя починена деревяшкой похожего цвета. Ювелирная работа, которую так сразу и не заметишь. Брагинский набрал воды в пузатый подгорелый чайник и поставил его на конфорку. С минуту он смотрел, как синее пламя лижет дно чайника, а затем - обреченно плюхнулся на "меченный" стул. Спать ему расхотелось ещё в морге, поэтому он хотел заварить себе кофе и немного посидеть, подумать о чем-нибудь. Или о ком-нибудь. Нет... Нет. Брагинскому нужно отвлечься, нужно отдохнуть, по-человечески поспать и принять ванну. Он и так скоро перестанет быть похожим на человека, ему хватает и своих проблем... Призраки. Призраки существуют. Эту мысль он гнал от себя с тех самых пор, как перешагнул двери морга, как впервые ощутил холод прозекторского стола, как вскрыл вздутое тело утопленника. И вот сейчас, когда его нервы расшатались штормом, завывающим за окном, это оказалось правдой. Они оказались ею. Его действительностью, его собственными кошмарами в ночи. - Господи... - Он прикрыл глаза холодными руками. - Я сошёл с ума. Чайник хрипло просвистел, напугав этим предсмертным вздохом Брагинского так, что тот чуть не завалился на пол вместе со стулом. Доктор, немного путаясь в ногах, выключил газ и стал шарить по полкам в поисках кофе. Шуршащая упаковка нашлась почти сразу. Пустая и в мусорном ведре. Пришлось заваривать чай, подаренный Артуром уже очень давно. Он был горьким и противным на вкус, но Брагинский был согласен и на это. Всё же лучше, чем просто кипяток. Из еды в холодильнике не нашлось ни одного продукта, срок годности которого бы не свидетельствовал о безнадёжной смерти оного. - И здесь холодильник с трупами... - Пробубнил доктор, хлопая дверцей. На полках обнаружилось черствое печенье. Сухое, жёсткое и переслащённое. Впрочем, выбирать особо и не приходится. Иван безэмоционально жевал, поминутно заглатывая новую порцию обжигающего горечью чая. Было невкусно. Кухонная плитка на стенах холодила плечо даже через свитер, а буря за окном разыгрывалась всё сильнее. Было обидно. По-детски. Так ужасно тянуло в груди... Было горько, сладко и солёно. Снаружи пошёл дождь. Он наваливался стеной, непроходимой стеной, которая смывает, отдирает от тебя куски застарелой жизни, собственного обмана. Если бы ему дали выбор... Если бы он мог что-то изменить... Брагинский рывком поднялся со стула и прошёл в спальню. Включать свет, смотреть на запылённую мебель, сырые стены и трескающиеся плесенью потолки ему больше не хотелось. В темноте он нащупал ноутбук. Старая модель зашумела и закряхтела, дёргано выдавая на экране поисковую страницу браузера. "Сплав по Амазонке" "Вершина Эвереста" "Дайвинг" "Экспедиция на Северный полюс" Три тысячи снимков, несколько сотен редчайших кадров и всего один... Альфред Франклин Джонс. О нем пишут не очень много, но в каждой статье: Безумец, сумасшедший, бесстрашный... Фотограф-экстремал. Профессионально снимал самые опасные места на планете, сотни раз рисковал своей жизнью, а сейчас... Брагинский вспомнил красный огонь реанимации. Он с самого начала знал... Всё знал. "Я эгоистично попрошу вас остаться со мной..." - И Брагинский останется. Столько, сколько потребуется. Ему не привыкать. Но это... Это последняя просьба? Это всё, чего хочет человек на смертном одре? Просто чтобы кто-то был рядом?..***
Утро не было добрым. Оно было чёрным, растушеванным углём по холсту. Дождь шёл не прекращаясь с ночи. Брагинский не смог сомкнуть глаз, но ему стало немного лучше. Тёплый душ и относительно мягкий диван сделали свое дело. На завтрак он дожёвывал остатки печенья, запивая его всё тем же горьким чаем. У доктора на лице была серая похоронная гримаса. Когда он посмотрел на себя в зеркало в ванной, то на мгновение подумал, что это ему следует лежать на прозекторском столе. Ему, ему, черт побери, а не... Ему следует больше отдыхать и следить за собой, ведь ему "так идёт румянец". И это чертовски несправедливо. Так себя запускать. Он умывался холодной водой, брился хирургически аккуратно и понимал всё отчетливее, что падает в бездну. Весь сегодняшний день... Нет, вся его жизнь - это падение. И эта профессия, профессия, которую он ненавидит не точка отсчета. Она просто точка. Жирная чёрная точка в его эпитафии. Ему тридцать пять, а всё вокруг него провоняло сладковатым трупным запахом. И единственный глоток свежего воздуха тоже оказался... А ведь он просто не хотел расстраивать отца, просто хотел, чтобы им гордились, чтобы его жизнь ставили в пример. А ставить-то на деле и нечего. Идя на работу, Брагинский хотел заскочить в круглосуточную закусочную, но, вспомнив, что ждёт его весь сегодняшний день, передумал. Это была бы бестолковая трата продуктов, да и одни только воспоминания о трупах отбивают аппетит напрочь. Доктор ограничился кофе. В больнице всё было серое: пол, потолок, стены с облупившейся краской. За окном всё так же штормило. Медсестра за стойкой регистрации удивленно косилась на Брагинского, выдавая ему ключи. Он был в свежей и чистой рубашке, брюках и туфлях. Так нарядно и ... Траурно. На его лице лежала тень сомнения, молчаливого ожидания. Всё здесь сегодня затаило дыхание и ждёт, когда буря снаружи прорвется сюда, разрушая остатки здравого смысла. - Доктор Брагинский, - медсестра подняла вслед удаляющемуся Ивану оперённо-чёрные глаза, - У вас сегодня какой-то праздник?.. Он улыбался чайной горечью. - Нет, - Брагинский чуть повернулся, - я пришёл попрощаться.***
День пролетел незаметно. В морг не поступали новые трупы, поэтому доктор просто приводил в порядок документы, раскладывал их по местам, ставил подписи, повторно перечитывал некоторые особо сложные заключения. Пару раз он поднимался в ординаторскую, чтобы немного послушать, о чём говорят остальные врачи. После сегодняшней бури море должно успокоиться, а это значит, что те тела, которые ещё не были найдены, найдут. Брагинский слушал очень внимательно, но ничего внутри него не отзывалось. Эти трупы были уже не его проблемой. Большую часть дня он, как и всегда, провёл в морге, но, впервые, ему было так спокойно. Так пусто и холодно было на душе, что казалось, явись сюда хоть тысяча призраков, он и глазом не поведет. Потому что он и сам - призрак. Серый, бесцветный, неживой. Уже такой привычный звон сегодня раздался в полночь. Он прозвучал гораздо громче обычного, поэтому Брагинский от неожиданности выронил кружку. Тёмные пятна поползли по кафельному полу. Иван хотел было бросится вытирать их, но замер, вслушиваясь в скрип приоткрывшихся дверей. На входе в морг стоял немного бледный, но по-прежнему улыбающийся юноша. Он, казалось, улыбался по инерции, безнадёжно улыбался. - Вот и всё. - Проговорил он, невидяще глядя на доктора. - Вот и всё, - повторил Брагинский. Они оба ненадолго замолчали, потому что в такие моменты говорить не принято, но Иван очень хотел произнести одно слово: - Альфред. - Что?! - Опомнившись воскликнул парень, - Как вы.. - Гугл. - Пожал плечами Брагинский, - я умею пользоваться интернетом. Улыбка Джонса немного потеплела и перестала выглядеть восковым оскалом. Он подошёл к доктору и уселся прямо на стол, но тот не ответил ему ни скрипом, ни скрежетом. - Знаете, я... - Неловко начал он. - Я с вами почти что знаком. Я знаю, что вас зовут Иван Брагинский, что вы любите стихи Есенина и Маяковского, пьете по семь чашек кофе в день и принципиально не включаете телевизор. Что у вас много комплексов и вы часто паникуете, когда разговариваете с незнакомыми людьми, поэтому вас нужно постоянно тормошить и вытаскивать из "раковины". Брагинский молчал, пока Альфред собирался с мыслями. - Вы не умеете отказывать людям и из-за этого вами часто пользуются, вы не особо общительны, но очень искренни с теми, кто вам близок. Вы не врач, а... - Запутавшийся дурак. - Доктор грустно улыбнулся. - Расскажи лучше о себе. Альфред удивленно уставился на Брагинского, неосознанно краснея. - Ну, что именно вы хотите знать? - Джонс смущённо почесал кончик носа. - Сколько мне лет? Откуда я о вас столько знаю? Как я сюда попал? Доктор покачал головой. - Расскажи мне, как встает солнце над Эверестом.***
- И знаете, это вообще было очень увлекательно, но я чуть не лишился ноги! - Альфред увлечённо махал руками, инсценируя схватку с крокодилом. - И чуть не уронил в реку камеру! - О, потерять камеру, наверное, было бы гораздо обиднее... - Ехидно протянул Брагинский. Они говорили уже несколько часов подряд. Джонс оказался замечательным рассказчиком, а Иван умел слушать, как никто другой. Каждый из них понимал, ощущал кожей, как время просачивается сквозь пальцы, но говорить о смерти им не хотелось. Брагинский знал, что и так столкнётся с ней утром, поэтому хотел слушать о жизни, жизни, которая была столь яркой и мимолетной. А Джонс... - Знаете, вы и вправду удивительный. - Брагинский перестал улыбаться, в замешательстве уставившись на Альфреда. - Вам совершенно не интересны вещи, которые обычно спрашивают все вокруг. Вы действительно не хотите знать, почему я здесь оказался? Доктор помолчал. - Не то что бы не хочу, просто я итак узнаю об этом. - Он хотел незаметно посмотреть на часы, но это не укрылось от взгляда Джонса. - Но я не знаю, смогу ли ещё раз услышать про схватку с крокодилом на лодке или фото-охоту на белых медведей. Альфред, почему ты умер? Почему ты больше не делаешь такие прекрасные снимки? Джонс растерялся, стушевался и, чтобы не выдать этого, невесело улыбнулся. - Это был праздник. - В глазах Альфреда заметались волны, - День рождения одного моего знакомого. Гила. Мы уже давно не общались, да и закончили тогда на не самой приятной ноте, но мириться никто не хотел. Я просто приехал ненадолго к брату, хотел поснимать тут разного, и провести с ним немного времени, но... Он же хирург, у него что ни день, то руки по локоть кровью вымазаны. Как-то всё не срасталось, да не срасталось. А потом он как-то обмолвился, что с моря на луну открывается просто потрясающий вид и, что я обязательно должен на это посмотреть. И так "удачно" совпало, что Гилберт планировал небольшой компанией отметить день рождения на яхте. Меня, правда, не звали, но мы семьями дружили, и Артур всё устроил. Брагинский терпеливо слушал, складывая в своей голове всё воедино. - Ну а там... Знаете, как это бывает - фейерверки, алкоголь, музыка. Кто-то закупил самой дешёвой пиротехники, кто-то додумался скинуть её всю в одну кучу, а кто-то - поджечь всю и сразу. Это было, как снежный ком, как лавина... Я стоял на краю палубы, когда запахло гарью и послышались первые "залпы". Кто-то кричал, кто-то бросался в воду, а кто-то пытался тушить огонь. Я тоже как-то управлялся с огнетушителем, но оно ни черта не помогало! Нужно было использовать лодки. Их было немного, но нам бы хватило, если бы не началась паника... Кого-то буквально сталкивали за борт. Альфред замолчал, ещё раз прокручивая в своей голове ту холодную ночь. Доктор не хотел его торопить, не хотел вынуждать снова вспоминать это, но Джонс не боялся. Он уже перешагнул за эту черту. - А дальше - вы знаете. Горящая яхта, шторм, куча внимания общественности, а я - тут. Постоянно терроризирую вашу реанимацию. Вернее терроризировал. - Ясно. - Выдавил из себя Брагинский. На его и без того скорбном лице застыла тоскливо-гнетущая гримаса. Ему было и больно и стыдно, что он заставил кого-то говорить о подобном. Было страшно. - Доктор, - ласково проговорил Джонс, - Не плачьте. Это было красиво... - Что? - недоуменно спросил Брагинский. - Небо. Луна, правда, была очень красивой... - Он искренне улыбнулся. - Передайте Артуру, что небо действительно было прекрасно... Так прекрасно, что сердце вот-вот остановится.***
Спустя ещё несколько часов Иван задремал, уронив голову на руки, покоившиеся на столе. Альфред не стал его будить. Он долго смотрел на бледное уставшее лицо доктора, а затем склонился над ним и Просто коснулся губами тёплой щеки. Невесомо. Он больше не может касаться желанных ему вещей. Невозможно... Для него больше не будет возможности сказать что-либо этому человеку. - Был рад знакомству с вами... Нет, с тобой. Голос так и застыл в пустоте. А утром на прозекторском столе уже лежало новое тело. Холодное и бледное, будто каменное. И на юношеском лице больше не было улыбки. - Был рад познакомиться с тобой... Альфред.