Августовский мед

– Бр-р, холодрыга. – Дыхание вырывалось с белесыми облачками пара. Мизутани поёжился, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Что ж так холодно, а-а-а?! Са-ка-е-гу-чи! Вылезай! – П-потерпи !– донеслось невнятное из-за двери туалета. – Я уже пять минут терплю! – Забавное утречко!.. – хихикая, мимо прошёл Таджима. – Доброе! Хотя и дождливое. – Дождь будет? – озабоченно нахмурился Ханаи. – Стопудово, – заверил лучший отбивающий Нишиуры и начал насвистывать гимн школы. – Его это вроде как радует. – Мизутани недоумённо покосился на Таджиму, но через секунду хлопнула, звякнув крючком, дверь, и из кабинки вышел Сакаегучи. – Ура-а-а! – Рыжий рванулся к заветной цели, словно к базе, залетев внутрь со скоростью ветра. – Вот бы он такое рвение на тренировках показывал. – Изуми зевнул и помахал рукой. – Всем доброе... – Доброе, – кивнул Сакаегучи. – А Таджима успел нашаманить дождь. – А, да, по радио вчера объявляли в горных районах нашей префектуры многочисленные осадки. – Изуми кивнул. – Ты ещё и радио успеваешь слушать?! – А что? Наушники на ночь вставляю и хорошо... – Монстр... – С облегчением меня! – Кабинка распахнулась, выпуская сияющего Мизутани. – У-у-ух, как же жить хорошо! – Как много ему надо для счастья... – скептически выгнул бровь Изуми. – Полный желудок и пустой мочевой... – А ты не ёрничай! Не ёрничай! – Мизутани шутливо бросился на товарища, сцапав за плечи, и принялся ерошить. Ханаи подавил зевок: всё же не годится капитану выглядеть сонным и уставшим с самого утра. Между деревьями в саду ещё висели белые простыни тумана, забор едва выглядывал зубцами из плотного марева. Мимо бодро проскакал Таджима, вытираясь полотенцем: утреннее обливание холодной водой могло кого угодно свалить с ног, но почему-то не имело болезненной силы над лучшим отбивающим Нишиуры – на зависть всему составу. В первое утро почти каждый смельчак (читай: самоубийца) попытался последовать примеру Таджимы, но желающих повторить опыт не нашлось. Небо белело, сливаясь с туманом, но в воздухе висела душная тяжесть и вязкость. В комнате с утра пахло сыростью, и казалось, что майки липнут к телу. – А Абе и Михаши? – Ханаи оглядел толпящихся сокомандников. – Спят? – Здесь, – откуда-то из задних рядов отозвался кетчер и что-то пискнул питчер. – Доброе. – Отлично. – Капитан, явно следуя примеру Момокан, широко улыбнулся. – Для начала давайте устроим пробежку, разомнёмся! – Да-а! – поддержала команда нестройными воплями. – Идём! – скомандовал Ханаи и махнул рукой. Потягиваясь, на порог вышла Шинока и сонно уставилась в белое небо: – Уи-и, прохладно... Надо бельё собрать, дождь обещали... – У вас дождь по Таджиме или по радио? – рассмеялся проходящий мимо Мизутани. – По погоде, – фыркнул Изуми. – Смотри вперёд, не споткнись. – Да-а, ваше высочество, – захихикал рыжий, козырнув менеджеру напоследок. – Она же милая, почти как Михаши! – Я думаю, – тщательно подбирая слова, чтобы не рассмеяться на ходу, проговорил Сакаегучи. – Что это Михаши почти как она, только Михаши. Абе выгнул бровь и уставился на спину товарища. Тот, видимо, почувствовав, что стал объектом пристального внимания от командного дракона, третирующего местную принцессу, припустил живее, догоняя Нишихиро. – Во дают, – рассмеялся Оки, на ходу доставая фотоаппарат и делая кадр, оглянувшись назад. – Ну и лица. – Потом покажешь! – попросил Таджима, подпрыгнув. – Точно, надо собраться перед ноутом и пересмотреть все снимки вместе! – Компромата там, наверное, набрано, – коварно рассмеялся Мизутани. – На тебя одного, – поддакнул Изуми. – Следите за дыханием! Не болтайте! – строго окликнул Ханаи, вспомнив о капитанских обязанностях. – Да-а!.. – Ну, поехали. Нишиура! Сражайся!.. Дождь зарядил ближе к обеду, полдень быстро испортился и поджал солнечный хвост. – Ну вот, накаркали, – вздохнул Мизутани, кутаясь в одеяло и сидя с чашкой чая на полу. – Барабанит. – Ритмично так. – Сакаегучи кивал в такт редким бьющим по жестяному подоконнику каплями. – Но забавно же. – Таджима подполз ближе к Ханаи, принимаясь тормошить капитана. – Эй, эй, может, поиграем во что-то? – В слова? – робко предложил Нишихиро. – Бейсбол! – А больше мы слов не знаем, да? – вздохнул Ханаи. – Опять грязь будем месить... Словно вчера мало было. – А мне понравилось! – Таджима широко улыбнулся. – Весело было. – Тебе всё нравится... – в сторону пробормотал капитан, потирая лоб. – Ну-у, не всё. – Таджима задумчиво посмотрел в потолок, вспоминая. – О, пропускать подачи не люблю и умышленные уолки не люблю. О, а ещё лук, лук! Хотя терияки – вкусняшка! – О, особенно с осьминогами! – Не-е, я больше люблю темпуру. – А?! А нори-маки?! Завязался привычный шумный гвалт, слегка скрадываемый грохотом дождя по шиферной крыше. Абе и Михаши, с комфортом расположившись на футонах, в общей болтовне не участвовали, занявшись более полезными делами – по мнению Абе, конечно же. Михаши тихо ойкал, задерживал дыхание и кусал губы, пытаясь не хныкать жалобно. Абе, заранее приготовившись терпеть все сопли и нытье питчера, стойко сносил и надсадное сопение напротив. Михаши сидел на коленях и позволял кетчеру осмотреть свои запястья. – Больно? А тут? – периодически интересовался Абе, на миг отрывая взгляд от тощих лапок питчера. – Что чувствуешь? – П-пальцы, – заикаясь, отзывался Михаши, – А-абе-куна. – Отрицательный результат – тоже результат, – ворчливо вздыхал Абе и продолжал ощупывать руки питчера. Кисти гнулись хорошо, и вроде бы мышцы плеча не пострадали – даже от бросков неудобных слайдеров. Вообще Михаши уже должен был бы привыкнуть, что кетчер прикасается к его рукам, но всё равно терялся, не зная, как реагировать, потому что знать заранее – ругать ли или хвалить будет его Абе-кун – никогда не получалось. – А тут что? Не чувствуешь дискомфорта? Кажется, твои локти слишком напряжены. – Н-не... я... прекрасно!.. Чувствую... вот. Себя. – Эй, – раздался окрик Таджимы. – А я тут вспомнил, что у нас на кухне есть!.. Парень вскочил на ноги, босиком умчался из комнаты, зашуршал занавесными бусами на входе в кухню. – А что там есть? – Ханаи оглядел команду, выгнув бровь. – Ну... наверное, что-то съедобное? – предположил Сакаегучи. – Или испортившееся. – Изуми был настроен более скептически. Раздался скрип и скрежет, и в дверном проёме появилась пятая точка Таджимы, который, нагнувшись, тащил за собой что-то тяжёлое. – Яблоки! – выпрямившись, провозгласил он, любуясь ошеломлёнными лицами сокомандников. – Те, что мы собирали позавчера! – Ты предлагаешь поиграть яблоками? – Капитан вздохнул. В конце концов, это ж Таджима: ожидать от него чего-то здравого – неудачный выбор. – А что, они круглые, прям как мячики. – Таджима широко улыбнулся, плюхаясь на пол и хлопая себя по коленям. – Ну, кто там в слова хотел сыграть?! Абе, Ми-и-и-ихаши, вы с нами! – Мы заняты, – отозвался кетчер, сжимая запястье питчера. – Давайте без нас. – Эй, Абе... – Таджима вновь удивлённо склонил голову на бок. – Ты что... изолируешь Михаши от нас? Ханаи поперхнулся чаем, все озадаченно смолкли, поглядывая то на отбивающего, то на кетчера. Михаши молча дрожал, подозревая, что затевается крупная буча – и он в ней каким-то боком замешан. Абе сверлил Таджиму подозрительным взглядом, пытаясь вникнуть в мыслительный процесс отбивающего. Тот растерянно смотрел на парочку в углу, не делая попыток объяснить свой вопрос. Впрочем, в объяснении он и не нуждался. Идиотов в команде не было, и все уже давно отметили, что дуэт их беттери излишне много времени проводит вдалеке от команды – со своими тренировками, своими тараканами и проблемами, больше занимаясь выяснением отношений, нежели налаживанием их с товарищами. Значило ли это нечто большее, чем игровая настроенность, или просто являлось плодом буйного подросткового разума – оставалось скользкой темой, поднимавшейся много раз, но так и не получившей ответа. И вопрос Таджимы, прозвучавший в этот миг, означал, что даже легкомысленный и безалаберный во всём, кроме спорта, парень осознал, насколько всё «не так» с их парочкой. – Нет, – односложно ответил Абе, первым отводя взгляд. Михаши хлопнул ресницами и притих, почуяв, что буря за окном – отнюдь не самое страшное в его жизни явление. – Тогда почему ты не пускаешь его играть с нами? – чуть обиженно протянул Таджима, продолжая смотреть на кетчера с непониманием. – Михаши же не твоя собственность и не командный инвентарь... Абе вздрогнул – Михаши чуть не подскочил от ужаса. Если сейчас разразится гроза, то пострадают все. – Ну, почему не отпускаю... – Скрипнув зубами от раздражения, Абе выдавил зверскую улыбку, продолжая смотреть в пол. – Пусть идёт. Я же не держу. Не держу его. – Вообще-то, держишь. – Таджима тыкнул пальцем в их сторону. Абе осторожно сместил взгляд выше, хмуря дрожащие брови. И вправду, держит... Кое-как разжав непослушные пальцы, кетчер отодвинулся в сторону: – Пусть идёт. Это его дело. – А ты что, не хочешь поиграть? – Таджима почесал щёку. Команда притихла, продолжая прятаться под одеялами, изображая из себя холмики. – Не хочу, – отозвался Абе. – Ну и колючка же ты, – вздохнул Таджима и поманил к себе Михаши. – Эй, эй, лови яблоко! Питчер, боязливо взглянув на отбивающего, потом на кетчера, втянул голову в плечи и пробормотал: – Т-таджима...кун... н... не считал... никогда инвентарем... Абе-кун... никогда не считал... меня... н-наверное. И...и я решил!.. К-когда А-абе-кун уйдет из бейсбола... я... я тоже!.. В-вместе... – Э-э-э-эй, ты чего?! Такие вещи в начале сезона говорить?! Мы только-только начинаем готовиться к Зимнему кубку, а ты уже несёшь бред в массы! – возмутился Таджима, бросая яблоко в питчера. – Сначала мы станем чемпионами Кошиена, а потом уже посмотрим! Абе машинально перехватил яблоко над головой Михаши, хмуро посмотрел на Таджиму исподлобья. – Н...найс кетч... – заикнувшись, пробормотал питчер. – Так какое слово было? – Абе выгнул бровь. – Бейсбол? – Кошиен! Кошиен! – зафырчал Таджима. – Неудачники, – фыркнул Абе и швырнул яблоко Ханаи. – Ах, ты, засранец! – капитан запылал. – Интеллект! – Ох. – Подачу поймал Нишихиро и смущённо рассмеялся. – Это даже весело... Тренировка. – Аквариум. – Э-э-эй, он же с бейсболом не связан! – А что, у нас только бейсбольная тема, что ли?! Это же слова, слова! – Тогда на «М»... Медсестра! – С буферами?! – Таджима! С огромным шприцем! – Медбрат, что ли? – Таджима! Чем забита твоя голова?! – Эй, Михаши, лови! Тебе на «А». – А...а... – Питчер заикнулся, покраснев до кончиков волос, и едва слышно пробормотал: – А-абе-кун... Мизутани, поймав яблоко, пожал плечами: – Ну, ему же можно, да?.. Дождь моросил весь день, лишив команду удовольствия прогулок на свежем воздухе. До туалета, находящегося на улице, приходилось добираться почти вплавь и после каждого похода – полоскать ноги в специально поставленном у ступенек тазу. За шкирку капало с крыши, веранду тоже затопило. Пока Шинока и Момокан возились на кухне, поочерёдно подряжая ребят чем-нибудь помочь, остальные скучали. Таджима лениво грыз очередное яблоко, напрочь испортив аппетит перед ужином. Из пристройки в дом перебрались старички, пожаловавшись на дождь. Вспомнили, что такие резкие смены погоды весьма характерны для позднего августа. – А так хотелось дыни поесть, – вздохнул Мизутани, обхватывая себя за колени и утыкаясь в них лбом. – Дедуль. – Таджима нахмурил лоб, вспоминая что-то. – А помнишь, в прошлом году, в августе в это же время, утопленника нашли в реке?.. – Тьфу, Таджима! – Ханаи чуть не пролил кипяток из кастрюли, которую выносил из кухни. – О чём ты думаешь!.. – А пусть бабуля и дедуля расскажут нам сказки. – Таджима широко улыбнулся, растягиваясь на полу и подпирая лицо ладонями. – Это будет весело. Я люблю страшилки. С прихожей донёсся скрип двери, тут же запахло дождём, размокшей землёй и сыростью. Робко звякнула цепь в будке Тея. Шуршал, не переставая, дождь по затянутой виноградниками крыше, барабанил по шиферу. В окно падал серый сумеречный свет, кое-как очерчивающий контуры, но не дающий уверенности в содержании. Где-то под потолком шебуршали и поскрипывали сверчки, билась о стекло залётная муха. Все сидели на футонах, как-то по привычке расположившись полукругом. Таджима болтал ногами, растянувшись на животе, оглушительно хрустя яблоком в вечерней тишине. С кухни неслись уютные перезвоны посуды, тихий смех, долетали аппетитные запахи. Между бусами-занавесками падал косой луч света, заставляя по полу и стенам скользить причудливые тени. Сато-сан вдумчиво и спокойно рассказывал старые детские сказки, но в создавшейся атмосфере они казались чем-то волшебным. Мнилось, что ещё минута – и за окном проскользнёт пушистый тануки-обманщик, мелькнёт белым хвостом йоко-лисица, пролетит по небу сотенная кавалькада хитрых йокаев на бесплотных конях, сотканных из ночного тумана. Мудрый дракон поманит когтем, пообещав все сокровища и тайны земли за правильный ответ на свою загадку. Спустится на землю по светящейся лунной дорожке прекрасная дева Ёхиме, одетая в платье из перьев небесных птиц. Засияет горизонт неведомым северным сиянием – зарницей богов, решивших посетить человеческий мир. Ребята жались ближе друг к другу, с каждым словом всё больше погружаясь в мир сказок, находясь мыслями уже где-то там, далеко, среди чудовищ и героев. Михаши слушал зачарованно, открыв рот, но испуга в его взгляде было куда больше, чем восторга. Даже в вымышленном мире, где возможно всё, он не мог ощутить себя сильным и смелым героем, преодолевающим препятствия и выигрывающим у равного противника. С одной стороны, это было проблемой питчера, но с другой – давало кетчеру шанс всегда оставаться рядом с этим непутёвым созданием, чтобы защищать и оберегать. Зачем это ему было нужно, Абе старался не задумываться. Наверное, виной всему эта зачарованная атмосфера, старческий мудрый голос, погружающий в самую суть сказки, глубокое дыхание Михаши рядом. Он всегда дрожит – вне зависимости от ситуации. Абе это бесило и будет бесить, но исправить положение может только сам Михаши, если захочет. Но чтобы он захотел, надо луну и солнце местами поменять, перенести его в другую вселенную и стереть память. Хотя можно просто стереть, без всяких дополнительных ухищрений. Было темно и все смотрели на Сато-сана. Абе протянул руку и положил на плечо Михаши. Питчер вздрогнул, резко обернувшись. В тишине его лёгкое свистящее с придыханием «А-абе-кун» звучало как-то странно и согревающе. В том, что это всё не фантазия и не плод воображения, убеждало тепло напряжённых плеч питчера, ласкающее ладонь. Михаши боялся. Главным образом – стать бесполезным и ненужным, а потом уже – побитым или болеющим. Проигравший питчер – ненужный и никудышный питчер. Такой не нужен будет ни Абе-куну, ни команде. Все мысли Михаши были сосредоточены где-то рядом с этой основополагающей идеей. Это был корень всех свершений и разочарований, ожиданий и стремлений Рена. Хоть он и побаивался, что будет обузой для команды, но одобрение – часто граничащее с порицанием, – исходящее от Абе, помогало питчеру смириться с мыслями о собственной никчёмности и шагать дальше, пытаясь стать лучше. Михаши был твёрдо уверен в одной истине, случайно открытой для себя: даже если Абе злится, кричит, недовольно ворчит, чего-то требует, ожидает или просто пытается выспросить, то это означает, что кетчер желает получить от питчера какую-то реакцию. Значит, видит в нём игрока. Союзника. Товарища. И когда Таджима необдуманно брякнул – что с ним часто бывает, хотя обычно не в бровь, а в глаз, – что Абе относится к Михаши как к инвентарю, то тонкое терпение питчера лопнуло. Почему-то в тот момент ему показалось, что во всех неудачах Михаши как питчера Таджима обвиняет Абе-куна, и вынести этого не смог. К тому же, эта фраза про инвентарь наверняка напомнила кетчеру про Харуну Мотоки, а это было довольно болезненным ударом для Абе, так до сих пор и не простившего своего первого аса. Теперь, сидя в темноте и дрожа от страха, Михаши потихоньку переваривал то, что натворил и наговорил. Наверняка Абе-кун злится. Наверняка Таджима-кун обиделся. Наверняка все в команде подумали, что он ни на что не годен... хотя последнее, скорее всего, правда, и вообще... Когда начались сказки, Михаши повеселел. Их он любил слушать с детства, и теперь, вновь вспоминая спокойные семейные вечера, проведённые за книгами с яркими картинками, понемногу приходил в себя. И когда Абе положил руку ему на плечо, словно показывая, что ничего непоправимого не случилось, Михаши захотелось разреветься – от беспомощности и благодарности. Но Абе-кун наверняка не оценил бы подобного поведения, поэтому, намотав слёзы и сопли на кулак, питчер робко прислонился к плечу кетчера, глядя на футон. Свитые одеяла, стоящая неподалёку чашка из-под чая, тёмная длинная тень на полу, много теней, пересекающихся и причудливо смешанных между собой. Звон на кухне, лёгкий топот шагов. Дождь. Сердце колотилось где-то в горле, встав комом, и дышать было почти больно. – Мизутани уснул... – донёсся лёгкий шёпот Изуми с нотками изумления и смущения. Сато-сан тихонько рассмеялся, по-старчески подкашливая на выдохе. Акане-сан добро улыбнулась ребятам, сразу став всеобщей бабушкой, такой тёплой и знакомой. В тишине зашептались ребята, потихоньку оживая, словно сбрасывая оцепенение и удивляясь: а что это вообще было пять минут назад? Таджима уполз в темноту, и оттуда донёсся сдавленный возглас Ханаи, на которого налетел гениальный отбивающий. Михаши всё не решался поднять взгляд, упорно рассматривая тёмные линии между плотно пригнанными досками пола. – Ужин скоро, ребят. – В комнату заглянула Шинока и удивлённо огляделась. – А что у вас темно? Вы страшилками балуетесь?.. – Сказками, – гордо отозвался Таджима. – Ужин! Я хочу карри, куриного карри! – Скоро будет, – рассмеялась менеджер и упорхнула обратно на кухню. – Эм... а вы тоже присоединяйтесь, – обратился к старичкам капитан, пытаясь спихнуть Таджиму подальше. – К нашему ужину, в благодарность за сказки. – Какие воспитанные молодые люди, – улыбнулась Акане-сан. – Дорогой... у нас же осталось кое-что сладкое, верно? – Точно. – Сато-сан покивал. – Юичиро, в прихожей в кладовой посмотри на верхней полке. – Есть! – Таджима подскочил и унёсся в прихожую, загремел там банками, зашуршал свёртками и зазвенел коробками. – О, нашёл!.. Ух ты, это тот самый?! – Да, – довольно отозвался Сато-сан. – Дедуль, ты лучший! – восторженно выкрикнул Таджима. – Мёд! Настоящий августовский мёд! – Августовский? – переспросил Сакаегучи. – Эм... если не ошибаюсь, – робко начал Нишихиро. – Это смешанный мёд из цветочного нектара и яблочной мякоти. Когда перезрелые яблоки раскладывают за пределами деревни на траве – это для пчёл: они собирают яблочный сок и добавляют к нектару в соты. – Здорово, – протянул проснувшийся Мизутани. – Звучит уже вкусно... – За ужином опробуем, – решил Ханаи. – Таджима, отнеси банку на кухню, это к чаю! Михаши почувствовал, что, несмотря ни на какие проблемы и лёгкие разногласия, их команда – это настоящая команда. Его губы сами собой расползлись в несмелой улыбке. – А ты и так умеешь, оказывается, – отрывисто вздохнул Абе. – Только почему-то не рядом со мной. Михаши вздрогнул и отвернулся, почувствовав, как краснеет. Кетчер убрал руку с его плеча, и сначала питчер даже растерялся слегка, не зная, что делать. – Я выйду, – обратился к капитану Абе. – Скоро вернусь. – К ужину не опоздайте, – кивнул Ханаи. – Я иду один, – Абе фыркнул. – Да? – Ханаи даже как-то растерялся. – А, ясно... Михаши, значит, не идёт? – Мы с ним что, сиамские близнецы? – по-тихому начал заводиться кетчер. – Что за идиотское мнение... Он развернулся и довольно резко покинул комнату. Михаши, закусив губу, тут же ощутил укол совести – наверняка, наверняка это он довел Абе-куна... осталось только придумать, чем именно. – Знаешь, – Ханаи задумчиво посмотрел на питчера, сжавшегося в уголке в компактную подушку, – иногда в его дурном настроении виноват НЕ ты. – Не... я?.. – Знаешь, Михаши, – потянул Сакаегучи. – Я бы на твоём месте не стал терпеть такое обращение с его стороны... Ну, подумаешь, ходит в профи со средней школы, умный и сообразительный... это не даёт ему права эгоистом быть. – Или даёт? – хмыкнул Изуми. – Эй, Мизутани, не лезь!.. А то волшебная щекотка сделает своё чёрное дело!.. – Опять они ерундой страдают, – страдальчески вздохнул Ханаи. – Дети... – А знаешь, – Мизутани наморщил лоб и посмотрел в тёмный потолок в разводах светлых серых пятен. – Я был когда-то в деревне, давно, в гостях с мамой... На въезде стояли большие деревянные столбики с вырезанными на них лицами тенгу – так забавно... Мы гуляли по улицам, и везде цвели цветы и пахло сладким чем-то. За деревней стоял храм на холме, и мы с мамой писали пожелания на бумаге и завязывали на ветках. Деревья все были в пожеланиях и лентах и так забавно шуршали на ветру... А в храме звенели стеклянные колокольчики. Потом, когда мы пошли по аллее в парке за местным домом культуры, среди кустов и деревьев нашли статую женщины на коленях. Мама говорила, что это – памятник в честь погибших на войне, которая была пятьдесят лет назад. А ещё там был искусственный пруд, и на берегу сидели мальчишки и удили деревянными удочками маленьких серебристых рыбок... Голос Мизутани звучал приглушённо, словно он вспоминал о чём-то дорогом и важном для себя. Все притихли, слушая, и лишь Изуми под конец поинтересовался: – И к чему бы это? – Мне здесь нравится. – Мизутани поерошил волосы. – Тут уютно. Мне кажется, когда мы вернёмся домой, я отобью любой мяч в хоум ран. – Что-то вроде «бегуна на третьей базе»? – хмыкнул Сакаегучи. – Типа того, – кивнул Мизутани. – Вот так вспомнишь этот покой и сам успокоишься... – И то верно... – Ужин! – позвала с кухни Момоэ. – Пора! – Эй, Абе ещё нет, – напомнил Оки. – Ну, оставим ему место и порцию, вернётся – съест. Сато-сан, Акане-сан, прошу вас, идёмте. – Ханаи поднялся с пола. – Пахнет вкусно!.. Кстати, сегодня дежурят Сакаегучи и Нишихиро, они помнят об этом? – Да-а! – Замечательно. Михаши, не отставай!.. Дождь ещё моросил, порожки скользили под ногами, словно живые. Капли гулко стучали по лужам, звуча в темноте двора отовсюду. Михаши, робко сжимая в пальцах карманный фонарик, едва переставляя ноги, спустился со ступенек и тихо окликнул: – А-абе-кун?.. Т-там... ужин. Был. Никто не отозвался. Питчер испуганно сглотнул и ощутил на языке горьковатый привкус чая. Перебравшись через лаково блестящую в свете фонарика лужу, Михаши вдоль стены дома по глинобитной, но размоченной дорожке побрёл к калитке. С кустов, задеваемых локтями, срывался град мелких росистых капель. Было холодно и по ногам бежали мурашки. Утробно заворчал в будке недовольный погодой и жизнью Тей, зашуршали кусты – и тёмная кошка испуганно метнулась под ногами питчера, перепрыгивая через лужи и спеша укрыться от дождя под порожками. – Абе-кун?.. – нерешительно позвал Михаши, заглядывая через калитку на улицу. Тёмные мрачные дороги пугали: казалось, что враги скрываются в каждой тени, на каждом повороте. Вновь сглотнув, Михаши потянул щеколду на себя и отворил калитку. Прошуршав по мокрой траве к накатанной дороге, Михаши снова огляделся. Обычно кетчеру приходилось ходить по кустам и вытаскивать своего непутёвого питчера на поле, уговаривая и утешая. Каким образом он всегда умудрялся найти Михаши среди развесистых клумб, оставалось маленькой тайной Абе. Сейчас Михаши очень сильно жалел, что не нашёл в себе сил спросить об этом раньше. Был ещё один вариант – телефон, но он отпал ещё дома: сотовая связь в горах не ловила, да и не взял Абе с собой мобильник. Момоэ велела не волноваться и не переживать: мол, у кетчера начался очередной период самоосознания, со всеми бывает, побегает и вернётся. Кроме Михаши, собственно, никто и не дёргался. Питчер же имел собственные, весьма далёкие от оригинала, мысли по этому поводу: Абе-кун злится, больше не хочет играть с ним, ушёл от питчера. И вообще, он и есть источник всех бед Абе-куна. Конечно, Михаши было страшно. До дрожи в коленях, до холодного пота на загривке, до заикания. Намокшая майка неприятно липла к спине, в кроссовках противно хлюпало. – Абе-кун? – чуть громче позвал Михаши, но ответа не дождался. Постояв перед дорогой ещё немного, питчер развернулся и ушёл в дом. Ему было стыдно, что он не выдержал и сбежал, трусливо поджав хвост. В комнате ещё горел свет, парни укладывались по местам, медленно переговариваясь между собой. Михаши проскользнул вдоль стены, оставляя на полу мокрые следы. Скинув влажную одежду и бросив её в корзину для грязного белья, питчер поспешно переоделся в пижаму. Одинокий футон выглядел укоризненно и непривычно. Заглянувшая Момокан пожелала радужных снов и погасила свет. Михаши стоял рядом со своим местом, недоумённо рассматривая скомканные одеяла и пытаясь понять, откуда такой дискомфорт внутри. Хлопнула входная дверь, раздались шаги. Михаши, задержав дыхание, со страхом поднял взгляд, пытаясь унять дрожь в ногах. – Чего не спишь? – цыкнул Абе, на ходу стаскивая майку. – Давно уже должен лечь был. – Где тебя носило? – буркнул Ханаи. – Ужин пропустил... – Ерунда, я не голоден. – Кетчер пожал плечами и запустил мокрую одежду комом в корзину. – Михаши, ложись немедленно. – Не шумите, – недовольно потянул Мизутани, заворочавшись. – Люди ж спят... – Раздавишь, – раздался приглушённый голос Изуми, – ты, рыжий... – Укрепляем чувство братства? – ехидно поинтересовался Сакаегучи. – Да почему никто не спит, я не понял?! – возмутился капитан.– А ну-ка тихо! – О нет! – неожиданно подскочил Таджима, подбросив одеяло вверх. – Моя глиняная бита!.. Её убило дождем!.. Ааа! – А ну стоять! – Ханаи быстро сцапал отбивающего за шкирку и уволок обратно на футон. – Потом разберёмся... завтра, слышишь, Таджима? Все уже спят. И тебе тоже...Э!.. Высказывание оборвалось небольшим локальным бумом. – Кто бросил яблочный огрызок на полу?! – буквально зашипел капитан, пытаясь усесться на футоне ровно. Таджима хихикал и не пускал его. Шуршания и перешёптывания в темноте не затихали. – Почему ты ещё не в постели? – Абе, не обращая внимания на товарищей, натянул шорты и тронул Михаши за локоть. – Ты что, на улицу выходил? – М... нет, – кивнул питчер и моргнул. – Живо под одеяло и греться, – зашипел кетчер, подталкивая Михаши к постели. – Не стой столбом! – Таджима-а!.. Щекотно же!.. – Чёрт, да уймитесь вы... – Это не мы, это дождь. – Блин, детский сад... Присутствие Абе добавляло Михаши уверенности. Почти всегда. И теперь он даже перестал бояться гипотетических нафантазированных врагов за дверями. Быстро нырнув под одеяло, питчер стал дожидаться Абе. Тот, помедлив и застегнув молнию на сумке, тоже улёгся, чуть морщась от летящих по комнате шепотков и выкриков: команда, не выплеснувшая за день неуёмную энергию, никак не могла успокоиться. – А... А... Абе-кун... вот йокаи... они же... не существуют? – Нет, – мрачно отозвался кетчер. – Я... я не боюсь их... почти. – Михаши зашевелился, устраиваясь поудобнее, и робко посмотрел на Абе. – Если закрыть глаза, то... кажется, что их нет... – А меня тоже нет, когда ты закрываешь глаза? Михаши словно подавился воздухом и замолк, перестав шевелиться. Лёжа рядом в темноте, Абе даже через шум других отчётливо слышал, как колотится сердце Рена. – К...когда я... закрываю глаза... А-абе-кун... есть, – пробормотал питчер и спрятал лицо в подушке. Кетчер криво улыбнулся и задумчиво принюхался: – Михаши, что ты ел на ужин? – Э...это... мёд... яблочный. Сладкий... очень. – Ясно. Всё, закрывай глаза, об остальном завтра поговорим. – С...с-спокойной ночи, Абе...кун. – И тебе. Было слегка непривычно не ощущать рядом тепло чужого тела, но Абе чётко решил, что с этой чушью пора заканчивать. Все эти шутки и намёки зашли слишком далеко. Их с Михаши ничего не связывает кроме командной работы. Ничего. Абе ещё не настолько рехнулся, чтобы пытаться завести какие-то отношения с этим малость клюнутым питчером. Унылым плаксой. Унылым старательным плаксой. Уточнение Абе не понравилось, поэтому дальше думать он не захотел. Молодой растущий организм, уже привыкший к совместным ночевкам с Михаши, требовал своего, да и руки чесались сгрести этого плаксу в объятья. Можно дать в ухо для начала – за то, что гулял под дождём, а потом и пожалеть, погладить по взъерошенной шевелюре, позволить уснуть рядом. Вот чушь. Абе отвернулся от греха подальше. В комнате было душно, да и не все ещё затихли, кое-где раздавались едва слышные шепотки. Наверное, будь он хоть каплю слабее, то сейчас проклинал бы день, когда судьба свела его с забитым мальчишкой-питчером. Но слабым Абе не был, рациональное мышление поддакивало, что проклятия – это обычная недоказуемая мистика, а мальчишка-питчер вообще тут ни при чём. Мысли всё тяжелели, складываясь ровной кирпичной стеной в сознании. Сон налетал густой чёрной волной, смывая верхние ряды и подтачивая нижние. Сон пах морской водой и хрупал ракушками под ногами. Кричали чайки, разбивались волны о прибрежные скалы, брызгая пеной по сторонам. На берегу шуршали раскиданные ветром жёлтые рисовые колосья...