i loved you.

— Твои расстройства могут быть связаны с детскими травмами, ты точно не помнишь, Донхек? — Нет, не помню. /// — Это по — твоему порядок? — Я уберу все позже, мама, мне нужно делать уроки, — десятилетний Донхек растеряно оглядывает свою комнату, стоя в куче книжек, которые он любил читать с детства. — Только попробуй получить четверку, позорник, ты не можешь даже навести порядок в своей комнате, тебе должно быть за себя стыдно, — женщина смотрит на сына со злостью и презрением в глазах. Пока маленький расстроенный Донхек роняет слезы на красочную картинку, напечатанную на одной из страниц. Пять лет спустя. — Мама, он угрожает мне. Он пьёт и поднимает на меня руку. — Ты врешь мне, я тебе не верю. Убирайся отсюда, если не можешь его принять. /// — Не переживай, ты уже делаешь большие успехи, думаю в скором времени ты сможешь вернуться к нормальной жизни. Нормальной. — Спасибо, до свидания, — Донхек спокойно встаёт со своего места и покидает кабинет, вечно пахнущий кофе и древесиной. Разве я ненормальный? Донхек ненавидит то, что происходит с ним все больше. И это, наверное, совершенно правильно. Потому что нормальные люди не думают о каждом съеденном куске, нормальные люди не очищаются, склонившись над унитазом в агонии, со слезами на щеках. Нормальные люди не носят толстовки летом, потому что они вечно мерзнут. — Эй, ну как все прошло? — Сегодня выходной, так что Минхен ждал его, чтобы отвезти домой на машине. — Я ненормальный? — Хек, не неси чепухи. Больше никогда не спрашивай меня об этом, слышишь? Ты нормальный, с тобой все хорошо. Минхен всегда был на его стороне. По- этому, Донхек и оставил свою мать доживать дни с постоянно меняющимися сожителями алкашами. Потому что с Минхеном все такое неважное, такое маленькое. Потому что когда он так смотрит и сжимает холодную ладонь Донхека в своей, то младший сразу осознаёт, что для него нет человека на этой планете более близкого, чем брюнет. — Знаешь, с тобой мне не приходится стараться быть лучше. Но я все равно пытаюсь. Я хочу подходить тебе идеально, понимаешь? Я боюсь, что однажды ты решишь, что я недостаточно хорош, у меня тогда ничего не останется, — Донхек смотрит в окно на проезжающие по соседней полосе машины, в который раз думая о том недостижимом идеале, который будет соответствовать Минхену полностью. — Не говори так, для меня ты самый лучший, я всегда тебе говорил об этом. Только ты почему — то не слышишь. — Глупости, — младший открывает окно и закуривает. До самого дома ни один из них не говорит ни слова. Но для Донхека так даже лучше, ничто не отвлекает его от самокопаний и поисков недостатков над которыми нужно работать. И опять все сначала, бесконечный замкнутый круг. Зеркало в ванной, в котором он такой толстый, что мерзко смотреть. Донхек больно сжимает рыжие волосы в кулаках, отводя взгляд от отражения. Я должен быть худее. Несмотря на все, что пишут в книгах для девочек — подростков, психические расстройства — это не красиво, не романтично, они не делают человека более интересным и загадочным. Они въедаются в плоть и пожирают изнутри, это чудовища, которые рушат жизни. И Донхек это как никто другой понимает, но бороться с ними так тяжело, практически невозможно. В глубине души он понимает, что если он когда — нибудь и потеряет Минхена, то виной тому будет очередная депрессия или экзистенциальный кризис. Но сейчас, когда он стоит напротив зеркала, его вечная верная спутница, можно сказать лучшая подруга — дисморфофобия так и шепчет ему: Он не полюбит тебя, потому что у тебя такие огромные бёдра. Ему не нужен такой кусок сала. И снова слезы, потому что эти мысли никогда не выходят из головы, их так много и они буквально кричат. Кричат так громко, что можно оглохнуть. По другую сторону двери Минхен крутит в руках телефон с открытым диалогом. Ему прекрасно слышно рыдания по ту сторону, причиной которых отчасти является он. Ещё больнее от того, что где — то в двух кварталах отсюда Джемин, возможно, все ещё думает о том, что произошло между ними той ночью. Но как найти в себе силы все объяснить? Стоит ли им вообще говорить после всего, что произошло? Одна часть Минхена твердит о том, что это все ни к чему, но другая уверяет, что исчезнуть не прояснив ситуацию — подло, и чем больше он медлит, тем хуже будет потом.