То, что надо

      Марго Вёрджер привезла мальчиков к пятичасовому чаю. Но чая она не хотела. Согласилась на «Каберне совиньон» 1941 года. И на сигарету.       — Красивый сад, Уилл, — в который раз сказала Марго, расслабленно откидываясь в кресле и затягиваясь сигаретой. — Очень красивый.       — Рад, что нравится. Ганнибалу будет приятно.       — Это было свадебным подарком?       — Что-то вроде хрустального моста за одну ночь, — сдержанно отшутился Уилл.       Майкл и Кейн прыгали по мраморному борту искусственного пруда, зарастающего высоким рогозом и маленькими жёлтыми кувшинками. Застенчивая кариатида, удерживая два кувшина, стояла в центре. Смысл прыжков состоял в том, чтобы забросать её вырванными мокрыми стеблями и листьями.       — Майки, — крикнула Марго, — испачкаешь кроссовки — пеняй на себя!       Обернулась.       — Ты боишься своего сына?       — Нет, — Уилл коротко рассмеялся. — Почему я должен?       — Не то чтобы… Я часто ловлю себя на мысли, что Майки похож на моего брата, сгори тот в аду.       — В аду нет огня, Марго.       — Да, Лектер так и говорит. Просто фигура речи. Майки напоминает мне Мейсона не поведением, но внешне. И я всё равно тревожусь, что, если вдруг… Ведь дети повторяют родителей. Это непреложно, Уилл.       — Марго, он и на тебя похож.       — И это тоже не воодушевляет.       Уилл наблюдал за мальчиками. Молча встал и прошёлся до лондонского фонаря, утопающего в плетях ползучих роз. Прислонился плечом.       — Ты же знаешь, слухи ходят противоречивые. Но правда в том, что я обязана Лектеру своими семейной жизнью и счастьем.       — Я знаю. Он тебе, в некотором роде, тоже. Вы оба получили свои выгоды.       Марго курила с удовольствием.       Сквозное каменное кружево гостевой беседки готово было рухнуть под массой взбирающихся по завиткам стеблей роз цвета лепестков имбиря, розового жемчуга и холодной кожи после бега по снегу. Зелень глушила камень. Рододендроны неистово накатывали на ступени и каменную кладку садовых стен.       Уводящая вкруг особняка куполообразная аллея гибла под гроздьями розовых и белых глициний, взбирающихся по арочным колоннам вместе с восковыми листьями плюща и разноцветных хой. Хойи оплетали кашпо с цветущими бегониями и лиловыми и голубыми гортензиями, чьи листья и лепестки устилали камень аллеи. Высокие шток-розы взмывающими горящими свечами прорастали под вислыми ивовыми ветвями у пруда. Дикий белый шиповник поглощал скамейки и мраморных богов, удушая их колючей, блистающей бутонами сетью.       «Скажи, что ты любишь?» — спрашивал Ганнибал.       «Ты знаешь обо всём, что я люблю», — говорил Уилл.       «Верно, но бывают некоторые разночтения от тебя до тебя. Сейчас ты что любишь?»       Уилл закрыл глаза: «Сырость, запах плесени и розовые сады».       Следующим утром дом из красного камня на Мёрдер-драйв, 22 обнял сад, полный фонтанов с изливающимися бронзовым львиными мордами, своевольного сырого мха, невообразимых папоротников и блещущих мокрой кровью камелий и роз. Демон Розового Сада поддерживал полудикий порядок сада, и магия его любви была так велика, что канадская зима отступала от зелени и тёплых водоёмов.       Так являло себя живое чудо.       И да. Возвращаясь к вопросу Марго: Кейна Уилл не боялся, потому что Ганнибал вызывал у него иные чувства, нежели у Марго её брат, гори тот в аду.       Марго Вёрджер получила возможность быть матерью и вывести на люди свои отношения с Аланой только тогда, когда избавилась от Мейсона Вёрджера, гори тот в аду. Уилл автоматически, улыбаясь, прибавлял любимый Марго речевой оборот. Фактически же в его саду сидела соучастница убийства, но о причастности Марго к смерти брата знали только трое: он, Алана и Ганнибал.       Мейсон Вёрджер, по словам всех трёх, был знатным ублюдком, за которым абсолютно не водилось доброй славы. Потому что даже единокровная сестра тяготилась его обществом, будучи вынужденной терпеть весьма специфичные пристрастия Вёрджера. Практикуя тёмные искусства, Вёрджер, подобно волшебнице Цирцее, обращал людей в свиней, находя это весьма изящной шуткой. Этого было предостаточно самого по себе. Но у Вёрджера был такой мощный магический артефакт, как «руки Плутона». Безграничный энергетический ресурс, аккумулирующий и вырабатывающий почти что разумный вид энергии, которая мгновенно распознавала и воспроизводила алгоритмы требуемых действий в контексте ситуации. «Руки Плутона» разрушали и могли созидать, забирать жизни и возвращать их. Могли воспроизводить широкий функциональный спектр различных требуемых манипуляций: жечь, ломать, дробить, скреплять, плавить, возводить, поражать током, идентифицировать радиоактивные и ядовитые вещества, абсорбировать и видоизменять магию. Подобная бесконечность могла свести с ума любого амбициозного мейстера, если бы любой мейстер мог стать платформой для столь могучего ресурса. В теории быть таковыми могли тёмные и кристальные мейстеры. На практике — только тёмные. Потому что «руки Плутона» требовалось поить кровью. Ни один кристальный мейстер такого себе позволить не мог, не преступая ограничений цехового кодекса.       Мейсон Вёрджер не спал со своею сестрой. Но позволял себе с нею всё, что не предполагало проникновения. Сказать, что Марго была в отчаянии — покривить против истины. Безысходность, ужас и отвращение сопровождали её дни и ночи, к которым в скором времени прибавилась параноидальная тревога за Алану Блум.       Алана сама обратилась к Ганнибалу Лектеру от имени Марго.       Верным было то, что на момент, когда Лектер лезвием-полумесяцем с мелкой серейторной заточкой отхватил кисти Вёрджера, тот и в самом деле лежал в кровати, скованный кожаными наручниками у изголовья. Но развлекаться с ним у Лектера не было ни малейшего желания. Поэтому всё прочее было не чем иным, как досужими домыслами.       Это Марго в подвязках и бархатном корсете по-обыкновению развлекала брата, оседлав и отдрочив ему с воодушевлением. Так, что Вёрджер оставил себя на животе предостаточно.       Марго понимала, что Вёрджера можно взять только физической силой. Как любой мейстер, он имел иммунитет к магии. И неожиданностью. Взять там, где он не предполагал опасности.       Это Марго превратилась в троянского коня, когда провела Лектера в поместье и оставила в своей комнате. При нём она переоделась и отправилась к пригласившему её брату. Это она, закончив отдрачивать, взяла лицо Вёрджера в ладони и сказала, отвлекая от выступающего из тени доктора Лектера:       «Мейсон, я так рада жить». А когда он спросил, что именно её так восхищает в жизни, полной унижений и предсказуемости, Марго ответила:       «Мейсон, она новая».       И это Марго зажмурилась, когда из отсечённых под границей наручников рук в лицо ей веером бросились брызги крови, пропадающие в бархате корсета и расцвечивающие кожу. Это она сделала судорожный вдох и скатилась с визжащего Вёрджера, стремясь оказаться дальше от беснующегося искалеченного тела. Это она засмеялась от облегчения, когда Ганнибал Лектер сломал Вёрджеру шею. И она же сказала «благодарю вас», когда Лектер поздравил её со скорым вероятным замужеством. Это она собрала наследие брата в контейнер, чтобы взрастить его в теле своей невесты Аланы Блум.       Ганнибал унёс с собою не только «руки Плутона», но и всего Вёрджера. Потому что руки следовало накормить.       Вот что Уилл знал от Марго, Аланы и Ганнибала. Узнавал частями.       Марго докурила сигарету и допила вино.       — Мне нравится здесь бывать, — сказала она, жмуря прозрачные глаза.       — Приезжай как пожелаешь. Спасибо, что время от времени присматриваешь за Кейном.       Марго улыбнулась.       — Сказала бы «не за что»… Вот только вашего мальчишки я тоже боюсь до жути.       Уилл удивлённо вскинул брови.       — Майки, пора возвращаться! — позвала Марго.       Уилл смотрел, как мальчики с мокрыми по локти рукавами рванули от бассейна.       Кейн остановился рядом и всунул мокрую ладошку в ладонь отца. Уилл несколько раз ритмично сдавил её, и Кейн засмеялся.